Документ № 2: Протокол допроса в НКВД Гуляма Сиддик-хана[113] от 5-го апреля 1946 года

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Документ № 2: Протокол допроса в НКВД Гуляма Сиддик-хана[113] от 5-го апреля 1946 года

Вопрос: Следствие вновь возвращается к вопросу о ваших связях с разведывательными органами и предлагает дать об этом откровенные показания.

Ответ: Я откровенно показал на предыдущих допросах, что в сотрудничестве с разведками никогда не состоял и не мог заниматься шпионской работой, так как это противоречит моим взглядам и религиозным убеждениям, а заодно и возможностям.

Последние 12 лет я прожил в Германии в качестве частного лица — эмигранта и, кроме единственного вызова в 1935 году в гестапо по поводу моих связей с афганскими студентами, о чем мною уже даны показания, мне не приходилось соприкасаться с разведывательными или полицейскими учреждениями. Мало того, после вызова в гестапо в 1935 году я обратился в германское министерство иностранных дел с ходатайством оградить меня от подобных неприятностей или дать разрешение на вывоз из Германии моих денежных средств и имущества с тем, чтобы переселиться в другую страну. Существенную помощь мне тогда оказал начальник восточного отдела германского Министерства иностранных дел — доктор ПРУФЕР,[114] докладывавший обо мне их министру фон НЕЙРАТУ,[115] со стороны которого поступило заверение, что впредь меня никто беспокоить не будет.

Вопрос: Чем объясняется такое внимание к вам со стороны руководящих лиц из Министерства иностранных дел Германии?

Ответ: Это была простая любезность со стороны доктора ПРУФЕРА, как моего старого друга. С фон НЕЙРАТОМ я не имел ничего общего и, в другом случае, кроме официального заверения с его стороны, никакой помощи от него не имел. Близкие отношения с ПРУФЕРОМ, а также с его помощником — доктором ГРОБЕ,[116] у меня установились еще с момента моего приезда в Берлин посланником в 1922 году. С этого времени мы посещали друг друга на дому, взаимно делали подарки, в частности от меня ПРУФЕР и ГРОББЕ получали подарки коврами, каракулем, серебром и другими предметами.

Вопрос: Не хотите ли вы этим сказать, что ПРУФЕР и ГРОББЕ были задарены вами и поэтому оказывали всякие услуги?

Ответ: Я этого не утверждаю, но с течением времени наши отношения на этой почве еще более углубились, и в необходимых случаях они охотно оказывали мне те или иные услуги. К примеру, ПРУФЕР, вскоре после моего переселения в 1934 году в Германию, дал мне хорошую личную рекомендацию, которая мне во многом помогла при устройстве личных и коммерческих дел.

Были случаи, когда ПРУФЕР даже звонил в районные финансовые учреждения и ходатайствовал о снижении налогов с принадлежащих мне двух домов и подоходного налога. Некоторые личные услуги оказывал мне и доктор ГРОББЕ.

Вопрос: Следствие располагает данными, что вам оказывались услуги со стороны ПРУФЕРА, ГРОББЕ и других сотрудников Министерства иностранных дел, вследствие ваших связей с ними по линии разведывательной работы. Об этой стороне вашего сотрудничества с ними вы и покажите сейчас.

Ответ: Я это отрицаю. Кроме личной дружбы и взаимных услуг на этой почве, у меня никаких прочих связей с ПРУФЕРОМ и другими сотрудниками не было. Министерство иностранных дел или другие германские органы никогда не привлекали меня к сотрудничеству и не делали никаких предложений, за исключением переговоров в 1939 году о государственном перевороте в Афганистане, закончившихся безрезультатно.

Вопрос: С кем из немцев и какие переговоры вели вы в 1939 году?

Ответ: В 1939 году, после захвата Германией Польши и заключения договора с Советским Союзом, меня по телефону пригласил к себе в германское Министерство иностранных дел фон ХИНТИГ.[117]

Вопрос: Кто такой фон ХИНТИГ?

Ответ: Фон ХИНТИГ в то время возглавлял восточный отдел Министерства иностранных дел, вместо уехавшего послом в Бразилию ПРУФЕРА. С фон ХИНТИГОМ я познакомился впервые во время своего первого приезда в 1921 году в Германию с афганской миссией. В течение месяца он тогда сопровождал нас как представитель Министерства иностранных дел, и мы сблизились с ним. Вторично мне пришлось встретиться с ним во время приезда вместе с АМАНУЛЛОЙ-ХАНОМ в Германию в 1928 году, когда он опять около 2 недель сопровождал нас в поездках по стране. Затем после долгого перерыва мы вновь, как старые знакомые, встретились с фон ХИНТИГОМ в 1937 году, после назначения его на должность начальника восточного отдела Министерства иностранных дел. К тому же ПРУФЕР перед своим отъездом в Бразилию дал ему хорошую рекомендацию обо мне и просил оказывать в нужных случаях помощь. В результате этого мы быстро подружились с фон ХИНТИГОМ семьями, часто бывали друг у друга, ездили вместе на охоту и проводили вместе свободное время.

Вопрос: Продолжайте свои показания о деловых переговорах с фон ХИНТИГОМ в 1939 году.

Ответ: Пригласив меня к себе в 1939 году, фон ХИНТИГ поставил передо мной вопрос о том, смогу ли я взять на себя инициативу по подготовке восстания в Афганистане для свержения господствующей там династии НАДИР-ШАХА и возвращения в Кабул бывшего короля АМАНУЛЛЫ-ХАНА, при условии, если Германия окажет мне всю необходимую помощь вооружением и военными инструкторами.

Вопрос: Уточните, почему фон ХИНТИГ сделал такое предложение вам, и не исходила ли его инициатива от вас?

Ответ: Постановка этого вопроса исходила целиком от фон ХИНТИГА, без всякой инициативы с моей стороны и была даже неожиданной для меня.

Выдвигая передо мной такое предложение, фон ХИНТИГ безусловно действовал от имени германских правительственных кругов, стремившихся путем переворота укрепить свое влияние в Афганистане.

Вопрос: И для этой цели они избрали вас, как своего человека?

Ответ: Я не был сторонником фашистского строя и не имел никакого касательства к германским правительственным или другим органам, хотя и вынужден был проживать в Германии из-за запрещения вывезти свое имущество. В этом смысле я не был для немцев своим человеком, но для осуществления своих планов у них не было другой, более известной и авторитетной в Афганистане фигуры, почему они и пригласили меня. Таково мое личное мнение, так как фон ХИНТИГ со мной на эту тему не говорил, и для меня осталось неизвестным, по чьим непосредственно указаниям он действовал. Во всяком случае, фон ХИНТИГУ были хорошо известны моя прошлая деятельность и враждебное отношение к существующему в Афганистане режиму династии НАДИР-ШАХА, что давало ему основание рассчитывать на привлечение меня к этому делу.

Вопрос: Как вы отнеслись к предложению фон ХИНТИГА?

Ответ: Предложение фон ХИНТИГА соответствовало моим давним желаниям, и поэтому я положительно отнесся к нему, но тут же заявил, что смогу приняться за это дело только с согласия и при помощи со стороны Советского Союза. Фон ХИНТИГ ответил мне, что этот переворот мыслится германским правительством произвести в контакте с Советским правительством. После этого я высказал свои соображения, что восстание может быть успешным только в том случае, если предварительно удастся организовать в Советском Союзе несколько частей из числа проживающих в Средней Азии афганцев, хорошо вооружить и подготовить их, а затем проникнуть с ними через афганскую границу и захватить гор. Мазари-Шариф. Одновременно с этим следует поднять при помощи своих людей, проживающих в Афганистане, восстание племен в других провинциях страны и потом захватить Кабул.

Вопрос: Кого из своих людей в Афганистане вы имели в виду привлечь для участия в восстании?

Ответ: Фон ХИНТИГ спросил меня об этом, и я назвал ему несколько преданных мне руководителей племен моманд, среди которых я, а в прошлом мой отец и братья пользовались большим авторитетом и доверием. По первому зову эти племена во главе со своими руководителями в любой момент поднялись бы за мной против ЗАХИР-ШАХА и его войск. Я полагал, что в дальнейшем, наряду с подготовкой захвата Мазари-Шарифа со стороны афгано-советской границы, с этими руководителями должна быть установлена связь и обусловлено время начала восстания племен внутри страны.

Вопрос: Вы с фон ХИНТИГОМ разрабатывали подробный план подготовки восстания и переворота в Афганистане?

Ответ: Нет, конкретного плана мы не намечали, и я не имел в виду разрабатывать его без участия Советского Союза. В разговоре с фон ХИНТИГОМ я только высказал свои предварительные соображения и, по его просьбе, назвал нескольких руководителей племен, на которых мог бы рассчитывать во время восстания.

Вопрос: Кого из них, персонально, вы указали фон ХИНТИГУ?

Ответ: Я назвал ему надежных людей из руководителей племен моманд, проживающих в восточной провинции Джелял-Абад,[118] возле индийской границы, а именно:

1. МОГАМЕД-ХАСАН-ХАНА, сына САРДАР-ХАНА

2. МОГАМЕД-ЮСУФ-ХАНА, родного брата МОГАМЕД— ХАСАН-ХАНА

3. МАГОМЕД-АМИН-ХАНА, сына МЕСЕЛЬ-ХАНА[119]

Я также мог назвать фон ХИНТИГУ очень авторитетного и именуемого «святым человеком» — ШИРИН-ДЖЯНА, проживающего в местечке Чарбаки-Сафа, или других из преданных мне лиц, но сейчас точно не помню.

Вопрос: Вы также сообщили фон ХИНТИГУ характеристики и адреса этих лиц и договорились с ним об установки связи с ними?

Ответ: Кроме имен и названия провинции, я ничего не говорил о них фон ХИНТИГУ и не давал никаких характеристик. О связи с этими людьми мы также не договаривались, и этот вопрос меня в то время совершенно не занимал, поскольку до проведения всей подготовки к восстанию вне Афганистана не было никакой необходимости устанавливать с ними связь, тем более что такая преждевременная связь могла привести к провалу всего восстания.

Вопрос: Следствию известно, что вы договаривались с фон ХИНТИГОМ об установлении связи с руководителями племен, и немецкими разведывательными органами были приняты конкретные меры в этом направлении. Почему вы умалчиваете об этом?

Ответ: Я показываю так, как было в действительности, и ничего не скрываю. Никакой договоренности с фон ХИНТИГОМ об установлении связи с названными руководителями племен у меня не было. Припоминаю, что в процессе разговора со мной фон ХИНТИГ мимоходом делал какие-то заметки на бумаге и, возможно, он записал имена этих лиц, а затем передал в разведывательные органы для установления с ними связи, но мне ничего об этом не известно.

Вопрос: Чем же закончились тогда ваши переговоры с фон ХИНТИГОМ?

Ответ: В заключение я высказал фон ХИНТИГУ свое желание лично выехать в Москву для переговоров, против чего он принципиально не возражал, заявив, что поездка состоится по окончании переговоров по этому вопросу их посла с Советским правительством. С фон ХИНТИГОМ мы условились вновь встретиться сразу же по получении согласия Советского Союза.

В конце беседы я поставил его в известность о своем намерении выехать в ближайшие дни в Италию для встречи и обсуждения всех этих вопросов с АМАНУЛЛА-ХАНОМ.

Вопрос: Состоялась ваша встреча с АМАНУЛЛА-ХАНОМ?

Ответ: Прежде чем встретиться с АМАНУЛЛА-ХАНОМ, я решил обратиться в советское посольство в Берлине, чтобы лично объясниться с советским послом и попросить его разрешения на выезд для переговоров в Москву.

Вопрос: На этот счет вы получили установку от фон ХИНТИГА или кого другого?

Ответ: Нет, я установок о посещении советского посольства от фон ХИНТИГА или кого-либо другого не получал. Я предпринял это по собственной инициативе, решив скрытно от немцев вступить в личные переговоры с Советским правительством. Мною руководила мысль, что успех всего этого дела зависит только от Советского Союза, с которым я, как и во время мятежа БАЧЕ-САКАО[120] в 1929 году, сумею полностью договориться и обеспечить подготовку переворота в Афганистане, помимо немцев, не имеющих общей границы с Афганистаном.

После беседы с фон ХИНТИГОМ, если не ошибаюсь, в тот же день я направился в советское посольство. Меня приняли в комнате для посетителей три человека, из которых один назвался советником посольства. Обрисовав свою прошлую деятельность и сославшись на личное знакомство с рядом руководителей Советского Союза, я сообщил им о своем намерении переговорить с послом и получить разрешение на выезд в Москву для переговоров с Советским правительством по вопросу об изменении существующего в Афганистане государственного режима. При этом я сослался, что по данному вопросу мною в свое время велись переговоры с советскими представителями — ЛИТВИНОВЫМ[121] и СУРИЦЕМ.[122] Мне ответили, что о моем ходатайстве будет сообщено в Москву и о результатах я буду поставлен в известность.

Вопрос: Вы продолжаете скрывать свою настоящую связь с немцами и путаетесь в противоречиях. Несколько выше вы показали, что намеревались в советском посольстве рассказать о своих переговорах с немцами, а на самом деле скрыли это от принимавшего вас советника посольства. Требуем говорить правду.

Ответ: Я подтверждаю, что не был полностью откровенен во время указанного приема в советском посольстве. Но это произошло потому, что меня принимали трое неизвестных для меня сотрудников посольства, которым я побоялся сообщить о переговорах со мною немцев из опасений, что это не останется в тайне от последних. Целью своей беседы с указанными сотрудниками посольства я ставил добиться приема у посла или его разрешения на выезд в Москву для встречи со знающими меня руководителями Советского правительства, которым я мог все откровенно рассказать и детально изложить план подготовки переворота в Афганистане.

Вопрос: Несостоятельность вашей версии видна из того, что если бы вы искренне намеревались вести какие-то переговоры только с Советским Союзом, то вам незачем было вести двойную игру, скрывать в советском посольстве свои связи с немцами и в то же время продолжать их. Не так ли?

Ответ: Мои показания полностью соответствуют действительности. Такое поведение с моей стороны объясняется тем, что в этот момент между Германией и СССР установилась общая граница на территории бывшей Польши, был заключен договор в Москве и установились, как мне казалось, особо дружественные отношения. Поэтому, ориентируясь в своих планах на Советский Союз, я в то же время не исключал возможности, что вопрос о перевороте в Афганистане уже предрешен между Советским правительством и Германией и будет осуществляться ими только совместно, как мне заявил об этом фон ХИНТИГ. В таком неясном для меня положении я не решался порвать переговоры с немцами, тем более что инициатива исходила от них.

Вопрос: Вы далеко не откровенны, и к этому вопросу следствие еще вернется. Сейчас покажите, что в дальнейшем практически было предпринято вами в порядке осуществления предложений немцев?

Ответ: Я ничего не предпринимал и не собирался предпринимать до личной поездки и переговоров в Москве. После посещения советского посольства я созвонился по телефону из Берлина с АМАНУЛЛА-ХАНОМ в Риме и, ввиду спешности и желания выиграть во времени, вызвал его для встречи в приграничный итальянский городок Бользано, возле итало-немецкой границы. Во время этой встречи в одной из гостиниц г. Бользано мы с АМАНУЛЛА-ХАНОМ обсудили предложение немцев и приняли решение, что в дальнейшем мы должны иметь дело и ориентироваться только на Советский Союз, и я, во что бы то ни стало, должен добиться поездки в Москву и окончательно договориться там об оказании нам помощи, как и в 1929 году,[123] оружием и специальными частями из проживающих в СССР афганцев, при помощи которых можно было бы захватить Мазари-Шариф, а затем поднять всеобщее восстание в Афганистане против ЗАХИР-ШАХА.

Предполагалось, что АМАНУЛЛА-ХАН, по получении мною в Москве согласия Советского правительства, переедет в Ташкент, а по занятии Мазари-Шарифа обратится как король Афганистана с призывом к населению о всеобщем восстании и вслед за войсками двинется на Кабул.

Мы также решили, что, в случае положительного разрешения наших планов в Москве, дальнейший контакт с немцами будем поддерживать лишь в том случае, если это сочтет необходимым Советское правительство. От всякой помощи со стороны немцев специальными инструкторами или офицерскими кадрами мы должны были отказаться под благовидным предлогом, что это вызовет недовольство к нам со стороны населения.

О результатах предполагавшейся поездки в Москву и моих там переговорах я должен был незамедлительно поставить в известность АМАНУЛЛУ-ХАНА.

По возвращении в Берлин я немедленно позвонил в советское посольство в надежде попасть на прием к послу или советнику, [чтобы] изложить перед ними наши с АМАНУЛЛА-ХАНОМ планы и получить разрешение на выезд в Москву. Однако в течение нескольких дней мне по телефону из посольства давали уклончивые ответы, а затем заявили, что советский посол меня не примет.

Вопрос: После этого вы решили действовать только в контакте с немцами?

Ответ: Я был обескуражен ответом советского посольства, отлично сознавая, что любые планы немцев без участия Советского Союза будут носить авантюрный характер и заранее неосуществимы. Но получилось так, что в то время, как я добивался ответа из советского посольства, меня вновь вызвал к себе в Министерство иностранных дел фон ХИНТИГ и сообщил, что Советское правительство дало официальное заверение о своем согласии на осуществление переворота в Афганистане при моем участии.

В подтверждение этого фон ХИНТИГ показал мне телеграмму от германского посла в Москве фон ШУЛЕНБУРГА, в которой говорилось, что он был на приеме у Председателя Совнаркома Молотова и получил его согласие на оказание Советским правительством совместно с Германией необходимой помощи мне и АМАНУЛЛЕ-ХАНУ для подготовки восстания в Афганистане, в связи с чем в ближайшее время предполагается мой вызов в Москву для переговоров. Прочитав телеграмму, я заявил фон ХИНТИГУ о своем намерении немедленно отправиться в Москву, на что он ответил, что сейчас туда выехал для переговоров их представитель, а моя поездка состоится, мол, через несколько дней.

Спустя некоторое время фон ХИНТИГ сообщил мне, что из Москвы поступило указание временно отложить мой выезд туда, так как переговоры между правительствами затянулись и еще не закончились. А вскоре фон ХИНТИГ, по неизвестным мне причинам, был уволен из восточного отдела германского Министерства иностранных дел, и вопрос о моей поездке в Москву, а также и всякие переговоры в отношении переворота в Афганистане на этом прервались.

Вопрос: А кроме фон ХИНТИГА, с вами никто не вел переговоров по этим вопросам?

Ответ: Нет. Правда, во время моего посещения фон ХИНТИГА в министерстве, в связи с указанной выше телеграммой фон ШУЛЕНБУРГА, он познакомил меня с ГАБИХТОМ,[124] которого я до этого и после не встречал и не знаю его должностного положения. Судя по отношению к нему фон ХИНТИГА, у меня сложилось впечатление, что ГАБИХТ занимал какой-то высокий пост и имел отношение к переговорам с Москвой по этому делу.

Вопрос: В связи с чем состоялось знакомство ГАБИХТА с вами?

Ответ: Я сам не смог уяснить этого. Зайдя в кабинет фон ХИНТИГА во время нашей беседы с ним, ГАБИХТ, познакомившись со мной, высказал в коротком разговоре свою осведомленность о наших переговорах и, подтвердив содержание телеграммы фон ШУЛЕНБУРГА о скором вызове меня в Москву, пожелал успеха в предстоящих переговорах с Советским правительством и тут же распростился и ушел.

Я полагаю, что ГАБИХТ являлся одним из видных инициаторов замышлявшегося переворота в Афганистане и, зная об отводившейся мне роли в нем, зашел к фон ХИНТИГУ затем, чтобы лично познакомиться со мной. Больше ни с кем из немцев я никаких переговоров не вел.

Вопрос: Во время своих встреч с фон ХИНТИГОМ и ГАБИХТОМ вы поставили их в известность о результатах своих попыток связаться с советским консульством?

Ответ: О своем посещении советского посольства и попытках связаться с ним по телефону я, ни до ни после, никому из немцев, в том числе фон ХИНТИГУ и ГАБИХТУ, не говорил.

Вопрос: Кому из немцев вы сообщили о своих переговорах с Советским правительством по поводу оказания помощи АМАНУЛЛЕ-ХАНУ в 1929 году?

Ответ: Об этом я говорил с фон ХИНТИГОМ, но для него тогдашние переговоры не были секретом. В 1929 году я приезжал в Германию и вел в министерстве иностранных дел переговоры об оказании нам помощи оружием со ШТРЕЙЗЕМАНОМ[125] и РИХТГОФЕНОМ.[126] При их содействии я закупил тогда в Германии и отправил в Советский Союз большую партию оружия, и немцы с тех пор были осведомлены о моих переговорах и контакте с Советским правительством по оказанию помощи АМАНУЛЛЕ-ХАНУ в 1929 году, а также знали о моих старых симпатиях к Советскому Союзу.

Вопрос: Покажите, на каких условиях немцы предлагали вам помощь для подготовки восстания против ЗАХИР— ШАХА в Афганистане и какие цели они при этом преследовали?

Ответ: Для меня было ясно, что в данном случае немцы действовали прежде всего в своих, нежели в моих и АМАНУЛЛА-ХАНА интересах. Однако во время переговоров со мной они никаких условий еще не выдвигали, видимо, потому что наши переговоры носили предварительный характер и не получили конкретного завершения.

Протокол записан с моих слов правильно и прочитан мне на понятном для меня русском языке:

ГУЛЯМ СИДДИК-ХАН

Центральный архив ФСБ. Д. 8234. Л. 90—101. Машинописный текст. Подпись — автограф на немецком языке.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.