О построении войск для сражения

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

О построении войск для сражения

Один высокопоставленный человек, оказавшийся в Париже где-то в конце 1851 года, удостоил меня чести поинтересоваться моим мнением относительно того, приведут ли последние достижения в развитии огнестрельного оружия к каким-либо изменениям в способе ведения войны.

Я ответил, что они, вероятно, будут иметь влияние на тактические детали, но что в больших стратегических операциях и в большом военном искусстве сражений победа будет, как и прежде, результатом применения принципов, которые приводили к успеху великих полководцев во все времена, – Александра Македонского и Цезаря, а позже Фридриха II и Наполеона. Мой именитый собеседник, казалось, целиком разделял мое мнение.

Героические события, которые происходили вблизи Севастополя (оборона Севастополя русской армией 13 (25) сентября 1854 – 27 августа (8 сентября) 1855 г. против французов, англичан, турок и солдат Сардинского королевства (Пьемонт и Сардиния). – Ред.), ничуть не изменили моего мнения. Это гигантское противоборство между двумя огромными укрепленными траншеями лагерями, которые занимали целые армии с установленными там двумя тысячами орудий самого крупного калибра, – событие беспрецедентное. Ему не будет равного в будущем, потому что обстоятельства, которые его породили, не могут повториться вновь. (Как раз в будущем подобные события повторились не раз – Мец,

Порт-Артур, обороны Первой и Второй мировой войн. – Ред.)

Более того, эта артиллерийская дуэль бастионов, столь не похожая на обычные сражения, которые велись в центре континента, ни в каком отношении не может повлиять на большие комбинации войны, ни даже на тактику сражений. (Автор не мог предвидеть, что подобное произойдет на фронтах Первой мировой. – Ред.)

Кровавые сражения на реке Альма и под Инкерманом, продемонстрировавшие убийственное воздействие нового огнестрельного оружия (нарезных ружей-штуцеров, поражавших на 1200 шагов), естественно, побудили меня к тому, чтобы рассмотреть, насколько на этом основании необходимо внесение изменений в тактику пехоты.

В резюме военного искусства я постараюсь решить эту задачу в нескольких словах, для того чтобы завершить то, что было опубликовано по этому вопросу двадцать лет назад.

Важный вопрос влияния мушкетного огня в сражении не нов: он берет начало со времени правления Фридриха Великого, и особенно с битвы при Мольвице (1741). Ее он выиграл (как говорили) потому, что его пехотинцы, используя цилиндрические шомпола для заряжения своих мушкетов, были способны делать на три выстрела в минуту больше, чем их противники. Дискуссия, которая возникла в эту эпоху между сторонниками мелких и глубоких порядков построений войск, известна всем изучающим военную науку.

Система развернутых линий в три шеренги была принята для пехоты; кавалерия, построенная в две шеренги и в боевой порядок, была развернута по флангам, а часть оставалась в резерве.

Знаменитое правило для маневра 1791 года предписывало развернутый строй в качестве единственно возможного боевого порядка: оно предполагало использование батальона – колонны удвоены в центре лишь в единичных сражениях, таких как атака обособленного гарнизона, деревни, леса или небольших полевых укреплений[49].

Недостаточная подготовка войск Французской республики в осуществлении маневра заставила генералов, которые были слабыми тактиками, применять в бою систему колонн, поддерживаемых множеством стрелков в цепи. Кроме того, характер местности, которая образовывала театр боевых действий, – Вогезы, Альпы, Пиренеи и труднопроходимая лесистая местность Вандеи, – делал эту систему единственно подходящей в данных условиях. Как можно было бы атаковать укрепленные лагеря Саорджио, Фигуэрас и Мон-Сени развернутыми полками?

Во времена Наполеона французские генералы использовали систему колонн, поскольку они почти всегда были нападавшей стороной.

В 1807 году я опубликовал в Глогау, в Силезии, небольшую брошюру под заголовком «Краткое изложение основных принципов искусства войны», в которой предлагал принять для атаки систему линий, образуемых из батальонных колонн дивизионами из двух рот; другими словами, с тем, чтобы идти в атаку батальонными линиями, в сомкнутом строю или на полдистанции, впереди которых двигаются стрелки в цепи. Колонны же отделяются друг от друга интервалами, которые могут отличаться от тех, что необходимы для развертывания батальона, и до минимума фронта из одной колонны.

То, что я недавно наблюдал в кампаниях при Ульме (1805), Аустерлице (1805), Йене (1806) и Прейсиш-Эйлау (1807), убедило меня в трудности, если не невозможности движения армии в развернутых линиях в две или три шеренги, чтобы атаковать позицию противника. Именно это убеждение подвело меня к тому, чтобы опубликовать вышеупомянутую брошюру. Эта работа заслуживает определенного внимания не только с учетом разбора стратегии, но и с учетом того, что говорится о тактике.

Успех, достигнутый Веллингтоном в Испании и у Ватерлоо с войсками, развернутыми в линиях в две шеренги, в основном связан с убийственным эффектом от огня пехоты и зарождает у некоторых сомнение относительно адекватности использования небольших колонн. Однако лишь после 1815 года споры о лучшем построении для сражения возобновились с появлением брошюры маркиза де Шамбре.

В этих дискуссиях я отметил роковую тенденцию самых светлых умов сокращать любую систему ведения войны до абсолютных форм и облекать в ту же форму все тактические комбинации, которые может составить полководец, не принимая во внимание местные условия, обстоятельства морального порядка, национальные особенности, а также способности командиров. Я уже предлагал применять линии небольших колонн, особенно в атаке: у меня никогда не было намерения сделать из этого исключительную систему, особенно для обороны.

У меня было две возможности убедиться в том, что это построение было одобрено двумя величайшими полководцами нашего времени. Первая возможность появилась на конгрессе в Вене во втором полугодии 1814 года: эрцгерцог Карл решил, «что он премного обязан за краткое изложение, опубликованное мной в 1807 году, которое генерал Вальмоден привез ему в 1808 году из Силезии». В начале войны 1809 года эрцгерцог не посчитал возможным применить предложенное мной построение, но при битве у Эслинга (Асперна) тесное пространство поля боя побудило его построить часть своей армии в батальонные колонны (особенно «ландвер», т. е. ополчение – «оборона земли»), и они прекрасно отражали яростные атаки кирасир генерала Деспаня, что, по мнению эрцгерцога, они не смогли бы сделать, если бы не были развернуты.

В битве при Ваграме наибольшая часть австрийской линии фронта была выстроена таким же образом, как и под Эслингом, и после двух дней жестоких сражений эрцгерцог оставил поле боя не потому, что его армия была сильно разбита, а потому, что его левый край был обойден с фланга и отброшен назад так, что возникла опасность для направления его отхода в Венгрию. Эрцгерцог был удовлетворен тем, что стойкость его войск была отчасти связана с этим сочетанием небольших колонн с развернутыми батальонами.

Вторым свидетелем является Веллингтон, хотя его свидетельство, пожалуй, не столь убедительно. Представленный ему на конгрессе в Вероне в 1823 году, я имел возможность поговорить с ним по вопросу споров, которые возникли в связи с его системой построения для сражения (системой, с которой связывалась большая часть его успеха). Он заметил, что был уверен, что метод атаки Фридриха II против него, в колоннах большей или меньшей глубины, был бы очень опасен против сплошных порядков хорошо вооруженной пехоты, уверенной в эффективности своего огня и поддерживаемой артиллерией и кавалерией. Я заметил герцогу, что эти глубокие колонны сильно отличались от небольших колонн, предложенных мной, – построение, которое обеспечивало в атаке устойчивость, силу и мобильность, в то время как глубоко эшелонированные массы войск не позволяли большей мобильности и не обеспечивали того натиска, как развернутый строй. Они также намного больше уязвимы для убийственного огня артиллерии.

Я спросил столь известного военачальника, не формировал ли он ганноверские, брауншвейгские и бельгийские войска в батальонные колонны. Он ответил: «Да, потому что не мог положиться на них так же уверенно, как на английские колонны». Я ответил, что это признание доказывает, что линия, построенная из батальонных колонн, более прочна, чем длинные развернутые линии. В ответ он заметил: «Они, конечно, также хороши, но их использование зависит от местных условий и боевого духа войск. Полководец не может действовать одинаково во всех ситуациях».

К свидетельству этого известного человека я мог бы добавить, что сам Наполеон в кампании 1813 года готовил для атаки построение пехоты в дивизионных колоннах по две роты в каждой шеренге, как наиболее подходящее, что соответствует тому, что я предлагал в 1807 году.

Веллингтон также признавал, что французские колонны под Ватерлоо, особенно те, что были на правом фланге, были не маленькими батальонными колоннами, а огромными массами войск, более громоздкими и глубокими.

Если верить прусским расчетам и планам сражения, может показаться, что четыре дивизии Нея были выстроены всего в четыре колонны, по крайней мере в их марше, чтобы атаковать Ла-Э-Сент и линию, тянущуюся от фермы до Паплота. Я при этом не присутствовал, но несколько офицеров уверяли меня, что один раз войска были выстроены в колонны по дивизиям из двух бригад каждая, развернутые батальоны следовали друг за другом с интервалом в шесть шагов.

Это обстоятельство демонстрирует, как много недостает военной французской терминологии. Мы, французы, даем одинаковое название division соединениям войск из четырех полков (дивизия. – Ред.) и подразделениям батальона (дивизион. – Ред.), состоящим из двух рот, что нелепо. К примеру, предположим, что Наполеон направил 18 июня 1815 года приказ на формирование из линии дивизионных и батальонных колонн, полагая, что его подчиненные будут следовать правилу 1813 года. Но маршалы и генералы Наполеона могли, естественно, понимать его каждый по-своему и, в соответствии с их интерпретацией приказа, осуществить одно из следующих построений:

1. Скажем, четыре дивизии правого фланга выстроились бы в четыре большие линии колонн на сомкнутых интервалах, каждая из восьми или двенадцати батальонов (соответственно численности полков), как указано на рис. а для восьми батальонов[50].

Рис. а

2. В другом случае каждая дивизия была бы выстроена в восемь или двенадцать батальонных колонн, подразделяемых на два взвода или роты, соответственно предложенной мной системе, как на рис. б:

Рис. б

Я не берусь со всей уверенностью утверждать, что именно эта словесная путаница привела к линиям глубоких колонн на сомкнутых интервалах под Ватерлоо, но могло быть именно так. Поэтому важно, чтобы в каждом языке были различные термины для выражения двух различных вещей, таких как дивизион из двенадцати батальонов и дивизия из четверти батальона.

Под впечатлением происшедшего я посчитал нужным изменить свое краткое изложение, к которому уже обращался, поскольку оно слишком сжатое, и, пересмотрев его, я посвятил главу обсуждению преимуществ и недостатков различных построений для сражения. Я также добавил некоторые соображения, касающиеся смешанной системы, использованной у Прейсиш-Эйлау генералом Беннигсеном. Она состояла в построении полка из трех батальонов, развертыванием его центральной части, две другие располагались колоннами по флангам.

Рис. в

После этих дискуссий я пришел к следующему заключению:

1. Что система Веллингтона была, конечно, хорошей для обороны.

2. Что система Беннигсена могла бы, в зависимости от обстоятельств, быть столь же хороша в наступлении, как и в обороне, поскольку ее успешно использовал Наполеон при переправе через реку Тальяменто (1797).

3. Что самый искусный тактик испытывал бы огромные трудности в марше сорока или пятидесяти развернутых батальонов в две или три шеренги через промежуток в двенадцать или пятнадцать сотен ярдов, сохраняя достаточный порядок для атаки противника на позиции с каким-либо шансом на успех, притом что фронт все время подвергался артиллерийскому и ружейному обстрелу.

Я лично никогда не видел ничего подобного. Считаю это невозможным и убежден, что такая линия не может наступать для атаки в достаточно хорошем порядке, чтобы иметь необходимую для успеха ударную силу.

У Наполеона была привычка обращаться к своим маршалам в такой манере: «Выстройте свои войска в хороший боевой порядок и энергично атакуйте противника». Я спрашиваю: какие существуют способы осуществления атаки противника силами сорока или пятидесяти батальонов в хорошем порядке? Они сблизятся с противником отдельными, не связанными друг с другом отрядами, а командующий не сможет осуществлять никакого контроля над всей массой войск.

Я не встречал ничего подобного под Ульмом (1805), Йеной (1806), Прейсиш-Эйлау (1807), Бауценом (Баутценом), Дрезденом, Кульмом и Лейпцигом в 1813 году; не происходило такого при Аустерлице (1805), Фридланде (1807), Кацбахе (1813) или Денневице (1813).

Мне неизвестно ни одного сражения Веллингтона, в котором он следовал бы маршем развернутыми линиями в атаку на позицию противника. Обычно он ожидал атаки. У Витории (1813) и Тулузы (1814) он одержал победу маневрированием против флангов, а у Тулузы правый фланг Сульта был разбит, когда спускался с высот, чтобы атаковать. Даже под Ватерлоо неизвестно, какая судьба постигла бы английскую армию, если бы, оставляя плато Мон-Сен-Жан, она шла развернутым порядком, чтобы атаковать Наполеона на его позиции на высотах Ла-Белль-Альянс?

Пусть простят меня за эти краткие повторения, поскольку они представляются необходимыми для решения вопроса, который возник с того времени, когда было написано мое «Краткое изложение искусства войны» («Очерки военного искусства»).

Рис. г

Некоторые немецкие генералы, полностью признавая преимущества, полученные в 1813 году из системы батальонных колонн, стремились добавить к ее ценности разделение колонн и увеличение их числа – с тем, чтобы сделать их более редкими и облегчить развертывание. В связи с этим они предлагают вместо построения четырех дивизионов или рот друг за другом поместить их рядом, но не развернутыми, а в небольших колоннах. То есть, если батальон состоит из четырех рот по двести сорок человек в каждой, в свою очередь, рота будет разделена на четыре подразделения по шестьдесят человек в каждом: одно из этих подразделений будет рассредоточено в качестве стрелков в цепи, а три других в две шеренги образуют небольшую колонну. Таким образом, батальон, вместо того чтобы образовать одну колонну, образует четыре, а полк из трех батальонов образует двенадцать небольших колонн вместо трех.

Несомненно, было бы легче двигаться именно таким строем на противника, чем развернутым, но эти урезанные колонны из шестидесяти стрелков в цепи и ста восьмидесяти солдат в шеренгах никогда не продемонстрируют тот же порядок и монолитность, как единая батальонная колонна. Но, поскольку эта система имеет некоторые преимущества, она заслуживает разбора, тем более что она уже применялась в Пруссии и Австрии.

Такое же построение применяется и к батальонам из шести или восьми рот. В этом случае батальон будет состоять не из рот, а из подразделений из двух рот, то есть выстроен в три или четыре колонны, соответственно числу рот.

Два серьезных неудобства, как мне кажется, возникают в связи с каждым из этих построений. Если эти два небольших подразделения будут атакованы кавалерией, то они подвергнутся серьезной опасности, и, даже атакуя линию противника, в случае если они будут потеснены назад и преследованы, беспорядок более вероятен, чем в батальонных колоннах. И все-таки любое из них может быть применено в зависимости от обстоятельств, местных условий и морального духа войск. Один только опыт может придать каждому из них присущую ему ценность. Мне неизвестно, применяли ли австрийцы эти ротные колонны у Кустоцы (в Ломбардии, в 20 километрах юго-западнее Вероны 25 июля 1848 г. армия сардинского короля Карла Альберта (44 тысячи) потерпела поражение от австрийцев (52 тысячи) фельдмаршала Й. Радецкого. – Ред.) при Новаре (в Пьемонте, в 87 километрах северо-западнее Милана 23 марта 1849 г. армия сардинского короля Карла Альберта (50 тысяч, 112 орудий) потерпела поражение от австрийцев Й. Радецкого. – Ред.), или же эти маневрирования отрабатывались лишь в их лагерях подготовки. Кроме этого, есть еще один не менее важный вопрос, который следует рассмотреть: «Принесет ли принятие на вооружение нарезного стрелкового оружия и усовершенствованных ядер и пуль какие-либо важные изменения в построение для сражения и ныне признанные принципы тактики?»

Если это оружие помогло союзникам при Альме и Инкермане в 1854 году, это произошло потому, что у русских его не было (было мало. – Ред.). К тому же нельзя забывать, что в течение года или двух все армии в равной степени будут им снабжены, так что в будущем преимущество в этом не будет на чьей-либо стороне.

Какие изменения это принесет для тактики?

Будут ли все армии развернуты, как стрелки, в цепи или все-таки не возникнет необходимость сохранять либо построение развернутых линий в две или три шеренги, либо батальонных линий в колоннах?

Станут ли сражения просто ружейными дуэлями, где стороны обстреливают друг друга, не совершая маневра, до тех пор, пока та или другая сторона не отступит или не будет уничтожена?

Какой военный ответит утвердительно?

Отсюда, таким образом, следует, что для того, чтобы решить исход сражений, маневры необходимы, а победа достанется тому полководцу, который совершает маневр более искусно. А он не может его совершать кроме как с развернутыми линиями или линиями батальонных колонн – либо целиком, либо с подразделениями в колоннах из одной или двух рот. Попытаться вывести правило, при каких обстоятельствах какая-либо из этих систем должна быть применена, было бы нелепостью.

Если полководец и армия в состоянии идти на противника развернутым строем из сорока или пятидесяти батальонов, тогда пусть будет принят редкий порядок и построение в колоннах будет ограничено атакой отдельных позиций. Однако я откровенно признаюсь, что никогда не взялся бы командовать армией при таких условиях. Единственный вопрос, касающийся упорядочения построения для сражения, состоит в том, чтобы запретить использование всяких глубоких колонн, потому что они тяжелы и неповоротливы и в них трудно поддерживать порядок. Кроме того, они настолько открыты для огня артиллерии, что их уничтожение представляется неизбежным, а их большая глубина не повышает ни в каком отношении шансы на успех.

Если бы организация армии была возложена на меня, я бы принял для пехоты построение в две шеренги, а полковую организацию соответственно построению для сражения. Я бы тогда сделал так, чтобы каждый пехотный полк состоял из трех батальонов и склада. Каждый батальон должен состоять из шести рот, так чтобы в случае с дивизионной колонной глубина составляла три дивизиона или шесть шеренг.

Такое построение представляется самым рациональным.

Атакующие колонны, поскольку глубина всего шесть шеренг, не будут слишком открыты для артиллерийского огня, но у них в то же время будет необходимая мобильность, чтобы придать войскам хороший порядок и бросить их на противника с большой ударной силой. Развертывание небольших колонн могло бы быть выполнено с большей легкостью и быстротой, а для образования каре колонна в три дивизиона в глубину будет в некоторых отношениях предпочтительнее той, что в четыре или шесть дивизионов в глубину.

В русской армии каждый батальон состоит из четырех рот по двести пятьдесят человек в каждой; каждая рота столь же сильна, как и дивизион во французской армии. Маневр с двойной колонной в центре не рационален, поскольку центр там является лишь промежутком, отделяющим вторую и третью роты. Отсюда колонна должна быть простой, располагаться не по центру, а в одной из четырех рот. Нечто аналогичное двойной колонне в центре можно было бы получить, выстраивая первую и четвертую роты позади второй и третьей соответственно, но тогда построение будет скорее в две линии, а не колонной. Вот почему я предпочел бы организацию батальона в шесть рот или три дивизиона.

При делении каждой из четырех рот на два взвода, что в целом дает восемь взводов, построение двойной колонны в центре может быть произведено с четвертым и пятым взводами в качестве головного подразделения, но тогда каждый дивизион будет иметь два взвода, относящиеся к различным ротам. Таким образом, у каждого капитана половина солдат будет под командованием другого офицера, а половина его собственного дивизиона будет составлена из другой роты.

Такая организация в атаке была бы очень неудобна, потому что, если капитан настоящий командир, отец и судья солдат своей роты, он всегда может получить от них больше в ходе выполнения своих обязанностей, чем незнакомец. Кроме того, если двойная колонна встретит решительный отпор и по необходимости перестроится в линию, будет трудно предотвратить беспорядок и взводы будут вынуждены бегать с одной стороны на другую, чтобы найти свои роты. Во французской системе, где каждый батальон состоит из восьми рот, образуя так много взводов на плацу, такого не произойдет, поскольку каждой ротой командует ее капитан. Это верно, что будут два ротных капитана в каждом дивизионе, но это будет скорее преимуществом, чем наоборот, поскольку будет соперничество и конкуренция между двумя капитанами и их солдатами. Это будет вести к большей демонстрации храбрости; кроме того, если необходимо, всегда на месте старший офицер, чтобы командовать дивизионом в целом.

Пора оставить эти второстепенные детали и вернуться к важному нерешенному вопросу.

Поскольку я ссылался на систему, принятую Веллингтоном, уместно объяснить ее так, чтобы можно было оценить по достоинству в свете исторических событий.

В Испании и Португалии, в особенности под командованием Веллингтона, были формирования войск страны, в которых он не слишком был уверен в качестве регулярных в серьезном сражении – с учетом их недостаточной подготовки и дисциплины. Но их (испанцев и португальцев) вдохновляла сильная ненависть к французам, и они образовывали подразделения стрелков в цепи, полезных в изматывании противника. Зная из опыта эффект ярости и стремительности французских колонн, когда их ведут такие люди, как Массена и Ней, Веллингтон посчитал мудрым решением ослаблять эту стремительность, а потом закреплять успех. Он выбирал позиции с трудными подходами и прикрывал все дороги отрядами испанских и португальских стрелков, которые были искусны в использовании преимуществ неровностей местности. Веллингтон помещал часть своей артиллерии на тактическом выступе своей позиции и еще часть к тылу и обрушивал на наступающие колонны убийственный артиллерийский и ружейный огонь. Между тем его превосходная английская пехота, защищенная от огня, была размещена в ста шагах в тылу выступа, чтобы ожидать подхода этих колонн. Когда же последние появлялись на высоте, уставшие, со сбитым дыханием, сильно поредевшие, их встречал главный артиллерийско-ружейный огонь, после чего тут же следовала штыковая атака пехоты.

Эта система, которая была в высшей степени рациональной и особенно подошла для Испании и Португалии, поскольку эти страны характерны пересеченной местностью, на которой такие войска были полезны. Нужны были лишь некоторые усовершенствования, чтобы сделать такую систему действий пригодной для использования в Бельгии. У Ватерлоо герцог занял позицию на плато с легким уклоном, подобно гласису, где его артиллерия имела великолепный сектор обстрела и где эффект от ее огня был ужасен: оба фланга его плато были хорошо защищены. Веллингтон с выступа плато мог обнаруживать малейшее движение французской армии, в то время как движения его собственной армии были скрыты. Тем не менее его система не предотвратила бы проигрыша сражения, если бы ряд других обстоятельств не был подспорьем Веллингтону.

Каждый более или менее верно представляет себе события этой ужасной битвы, которую я уже частично описывал в другом месте. Я показал, что ее исход не был ни результатом ружейного огня, ни применением развернутых линий англичанами, а следующими случайными причинами, а именно:

1. Из-за грязи, которая делала продвижение французов в их атаке тягостной и медленной и не давала им надлежащим образом переносить огонь артиллерии, их первые атаки были менее эффективными.

2. Из-за первоначального построения очень глубоких колонн с французской стороны, главным образом на правом фланге.

3. Из-за недостатка согласованности в действиях трех родов войск: пехота и кавалерия совершили ряд атак обособленно друг от друга, но они не были ни в каком из случаев одновременными.

4. Наконец, и что главное, из-за неожиданного прибытия всей прусской армии в решающий момент к правому флангу Наполеона, чуть ли не в тыл французам.

Каждый опытный военный согласится с тем, что, несмотря на грязь и решительность английской пехоты, если бы массы французской пехоты были брошены на англичан в батальонных колоннах сразу после большой атаки кавалерии, объединенная армия была бы сломлена и оттеснена к Антверпену. Даже если бы пруссаки подоспели вовремя, англичане были бы вынуждены отступить; и я настаиваю на том, что это сражение не заслуживает того, чтобы его приводили в качестве доказательства превосходства ружейного огня над правильно направляемыми атаками в колоннах.

Из всех этих дискуссий я могу сделать следующие выводы, а именно:

1. Все усовершенствования в огнестрельном оружии не внесут сколько-нибудь важных изменений в способ ввода войск в сражение, но что было бы полезно внести в тактику пехоты способ построения ротных колонн и иметь множество подразделений хороших стрелков или стрелков в цепи и усиленно тренировать войска в стрельбе. Те армии, в которых есть целые полки легкой пехоты, могут распределять ее по различным бригадам, но было бы предпочтительнее особо выделить метких стрелков в каждой роте, поскольку они необходимы, что было бы целесообразно, когда войска привычны к стрельбе. По этому плану полки легкой пехоты могли бы быть задействованы на одной линии с другими, и, если число метких стрелков, взятых из рот, будет какое-то время недостаточным, они могут быть усилены батальоном легкой пехоты для каждой дивизии.

2. Если система Веллингтона (развернутых линий и ружейного огня) будет превосходной для обороны, ее всегда будет трудно применять в атаке позиций противника.

3. Несмотря на усовершенствования в стрелковом оружии, две армии в сражении не будут заниматься только тем, чтобы обстреливать друг друга с расстояния, всегда одной из них нужно будет идти вперед в атаку на другую.

4. Поскольку такое наступление необходимо, успех будет зависеть, как и прежде, от наиболее искусно проведенного маневра в соответствии с принципами большой тактики. Она состоит в следующем: в знании того, как направить большие массы войск в нужный момент на решающий пункт поля боя, в мобилизации войск на эту цель в одновременном действии всех трех родов войск.

5. Было бы трудно добавить что-либо еще к тому, что уже сказано по данному предмету в главах 4 и 5, и было бы нецелесообразно выводить правило абсолютной системы построения для сражения.

6. Победа может быть с большей определенностью ожидаема стороной, перешедшей в наступление, если ее командующий обладает талантом введения в бой своих войск в хорошем порядке и при храброй атаке противника, принимая систему построения, лучше всего подходящую к местности, к духу и качеству его войск и к его собственному характеру.

Наконец, я завершу этот параграф следующим замечанием: наука о ведении войны, будучи далеко не точной наукой, имеет дело с ужасной и бурной драмой, хотя и регулируемой тремя или четырьмя главными принципами, но и зависящей в своих результатах от ряда моральных и физических осложнений.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.