Вторая мировая война

Вторая мировая война

Падение Франции и, как тогда казалось, неизбежное вторжение в Англию побудили конгресс принять 16 сентября 1940 года Закон о воинской повинности. В соответствии с этим законом, впервые в американской истории принятым в мирное время, в ряды армии влились 1 200 000 молодых людей. Благодаря усилиям президента Франклина Делано Рузвельта, который был убежден в том, что безопасность США требует поддержки Франции и Великобритании, а позднее и России, законодательство о запрете поставок вооружения, введенное в 1937 году, было отменено; устаревшие американские эсминцы проданы Англии (сентябрь 1940 года); прошел слушания и был принят закон о ленд-лизе (март 1941 года); были заняты американскими войсками Гренландия (апрель 1941 года) и Исландия (июль 1941 года); американская «сфера влияния» расширилась до такой степени, что военно-морские корабли начали патрулирование в Северной Атлантике.

Но пока правительство постепенно шло к полному разрыву со странами оси[34], этот курс, направленный главным образом против Германии, не находил активной поддержки у народа Америки в целом. В стране существовала сильная партия изоляционистов «Америка прежде всего», сосредоточенная главным образом на Среднем Западе. Одним из ее столпов был Чарльз Линдберг, который после своих контактов с нацистской Германией пришел к убеждению, что неэффективная демократия не сможет противостоять мощи германской военной машины. У него было много приверженцев, но все разногласия между американцами были забыты после внезапного нападения на Пёрл-Харбор. Эта катастрофа и последовавшее за ней вторжение и оккупация японцами Филиппин сплотили страну так, как ничто другое не могло бы ее сплотить.

Самоотверженное сопротивление регулярных войск, американских и филиппинских, дало минимум необходимого времени. Но оборона островов на Востоке вытекала из концепции американского владычества над морями – а сейчас флот, составлявший основу военно-морской мощи страны, был потоплен или стоял без движения у острова Форда. Нападение японцев на Пёрл-Харбор разрушило все предварительные планы войны США на Тихом океане.

К 1942 году численность армии США превысила 3 000 000 человек, и работа с массой прибывающих добровольцев, резервистов и призывников была в самом разгаре. На этот раз профессиональная армия оказалась в гораздо большей степени готовой к войне. Имелись офицеры, подготовленные во многих военных училищах, готовые вести солдат в бой, и переход от мира к войне прошел относительно гладко и эффективно.

В отличие от Первой мировой войны, в которой США принимали участие значительно меньшее по сравнению со своими союзниками, сейчас на долю страны выпала гораздо более значительная часть общих усилий. Общие потери армии США в войне превысили 407 000 человек, Британского Содружества Наций – 544 596 человек, Франции – 210 671 человек. Американским оружием – кораблями, самолетами, танками, арторудиями, грузовиками и т. д. – были оснащены не только ее собственные вооруженные силы (максимальная численность которых достигла 12 300 000 человек), но и значительная часть сил союзников. Выпуск вооружения мощной военной промышленностью, работавшей на полном ходу, недоступной для вражеских налетов и не испытывавшей недостатка в рабочей силе, деньгах или материалах, стал одним из решающих факторов войны.

Для былых приверженцев изоляционизма откровением, повергшим их в шоковое состояние, стало то событие, что страна оказалась участником поистине мировой войны. Американцам пришлось сражаться буквально на противоположных сторонах земного шара – на Аляске и в Бирме, в Исландии и на юге Тихого океана, в Северной Европе и Африке.

Военно-морской флот США сконцентрировался в основном на Тихом океане под командованием адмирала Честера Нимица, вставшего во главе флота крупнейшей мировой морской державы после практически полного уничтожения громадного японского флота. Авиация сухопутных сил в конце концов заняла господствующее положение в небе Европы и Азии и, обратив в пепел множество крупнейших японских городов, завершила войну, стерев с лица земли два города атомными бомбами, впервые примененными в ходе боевых действий.

В ходе войны американский солдат-гражданин довольно скоро завоевал себе репутацию стойкого и решительного воина. Если у него и недоставало железной, «прусского типа», дисциплины, то он вполне возмещал этот недостаток своей природной сообразительностью. К тому же и он сам, и его командиры обладали поразительно развитой способностью учиться на своих прошлых ошибках, неизбежных, как и во всяких необстрелянных частях. Незначительное (но потом раздутое в прессе) поражение на перевале Кассерин, нанесенное самим «Лисом пустыни» (генерал-фельдмаршалом Роммелем) в ходе кампании в Северной Африке, породило много критических мнений о боеспособности американских войск. Но самое примечательное в этом сражении заключалось не в том, что усталые части отступили под ударами такого мастера танковых атак, каким был Роммель, но в том, с какой быстротой американцы сконцентрировались и отбили утраченные было позиции.

Английский писатель Алан Мурхед в своей книге «Развязка в Африке» писал: «Истинная суть происшедшего состояла, безусловно, в том, что американцы находились тогда на таком же уровне военного мастерства, что и мы, британцы, спустя год после нашего вступления в войну, – медлительными, неуклюжими и подверженными тому, чтобы запаниковать под сосредоточенным вражеским огнем, впервые попав под него. Но было и существенное отличие – американцы были гораздо лучше вооружены, чем мы в 1940 году, к тому же они гораздо быстрее учились».

Но если наши союзники и питали какие-либо сомнения в отношении американцев, то вскоре эти сомнения бесследно развеялись, и пятнадцать месяцев спустя, уже в ходе кампании в Нормандии, американцы будут жаловаться (возможно, несправедливо), что осторожные британцы сдерживают их наступление. Безусловно, у англичан так никогда и не появился военачальник масштаба генерала Джорджа Патона, и Мурхед, весьма тонкий наблюдатель, справедливо заметил: «…Два темперамента никогда не могут совпадать во всем, и вполне возможно, что до конца войны англичане еще смогут не раз отличиться своим упорством в трудных сражениях, тогда как американцы будут непревзойденны в скорости и натиске своих фланговых ударов». Быстрота и натиск, безусловно, были характерны для их танковых частей, но и в таких сражениях, как в Хюртгенвальде и в горах Италии, американский пехотинец доказал, что он отлично сражается, удерживая свои позиции в затяжных позиционных боях.

И на всех театрах военных действий происходило накапливание американского оружия, причем такими темпами, о каких ранее не приходилось и мечтать. Технический гений американских инженеров, предпринимателей и рабочих сделал возможным постоянный рост выпуска новейших и модернизированных вооружений и снаряжения – от управляемых по радио взрывателей до гигантских десантных кораблей и могучих бомбардировщиков Б-29.

Фронтовые части могли бы испытывать скрытое недовольство (как это уже случалось) по поводу своих пребывающих в тылу сограждан. Наутро после Азенкура шекспировский герцог Уэстморленд восклицал:

Если б нам

Хотя бы десять тысяч англичан

Из тех, что праздными теперь сидят

На родине!

Но мало кто в любой из стран-союзников по антифашистской коалиции не внес своего вклада в победу, даже находясь в тылу. Оружейники и маркитантки, которые снаряжали и снабжали небольшую армию Генриха V, уступили место массе рабочих в военной форме и спецовках, задачей которых было поставлять относительно немногочисленным фронтовым частям все необходимое для современной армии. Среди поставок для управления вооружений в ходе Второй мировой войны назовем только отдельные: 88 410 танков; 63 000 полевых орудий и 328 669 000 снарядов для них; 965 365 пулеметов (не считая самолетных и зенитных пулеметов); 2 941 869 грузовиков и прицепов; 27 082 самоходных орудий и гаубиц. Авиационная промышленность выпустила более 66 000 истребителей и 34 000 бомбардировщиков для одной только армейской авиации, тогда как судостроительная промышленность поставила грузовых судов общим водоизмещением более 34 000 000 тонн, а также громадный флот военных кораблей различных классов – в том числе 122 конвойных авианосца, более 400 эсминцев, 555 эскадренных миноносцев и 230 подводных лодок. Никогда еще вооруженные силы страны не были так хорошо оснащены и вооружены.

Американские солдаты и офицеры были столь же искусны в новых методиках, разработанных для применения новых видов оружия, сколь искусны были разработчики и производственники – в его изготовлении. Амфибийные операции стали одной из подобных методик, естественным образом вытекающих из господства союзников на морях и в воздухе. Чтобы стать максимально эффективными, эти атаки с моря требовали не только теснейшего взаимодействия наносящих удар кораблей, самолетов и десантных сил, но и целого ряда новых и пока еще необычных судов и транспортных средств (танко-десантные суда, десантные баржи, грузовые автомобили-амфибии, гусеничные боевые машины), специально разработанных для выполнения той или иной конкретной задачи. Проблемы, стоявшие перед тыловыми службами, ведавшими материально-техническим обеспечением фронтовых операций, были неимоверно трудными и порой даже казались неразрешимыми. Поставки всего необходимого, от торпед до зубной пасты, означали переброску сотен тонн грузов по воздуху, морем, автотранспортом, вьючными животными, носильщиками и по железным дорогам. Не последнюю роль в победе сыграли саперные батальоны и «морские пчелки» – военно-морские строительные батальоны, строившие дороги, гавани, взлетно-посадочные полосы и базы снабжения, зачастую под огнем неприятеля и обычно в самых неблагоприятных погодных и природных условиях.

Если военно-морской флот имел основания сетовать, что ему не дали как следует поучаствовать в Первой мировой войне, то во Второй мировой войне ему было где развернуться – в этой войне с ночными сражениями, когда большие армады палили друг в друга едва ли не в упор, совсем как в былые времена парусных флотов, с поединками авианосцев, когда надводные корабли даже не видели врага, ему уже не приходилось на это жаловаться. Цена победы была велика. На дно морей и океанов ушли два линкора, пять авианосцев, шесть авианосцев конвоя, семь тяжелых и два легких крейсера, семьдесят один эскадренный миноносец, одиннадцать миноносцев эскорта, пятьдесят две подводные лодки и около трехсот более мелких судов, унеся с собой более 65 000 жизней моряков. Но после первого шока Пёрл-Харбора и захвата японцами всей Малайзии и Ист-Индии морские и авиационные штабы постепенно пришли в себя. Впечатляющая победа при Мидуэе стала поворотным пунктом в войне на море, и островная империя была повержена.

В ходе этих сражений, как никогда, наглядно проявились все преимущества и недостатки геофизического положения воюющих стран. Японская экономика требовала непрерывного импорта громадных объемов сырьевых материалов. Еще более важным было то обстоятельство, что японская военная машина, подобно остальным сражающимся странам, требовала для осуществления своих операций колоссальных объемов нефти. Напротив, Соединенные Штаты, обладавшие неисчерпаемыми ресурсами и отделенные от своих врагов непреодолимым (тогда) рвом в виде двух больших океанов, могли спокойно, если не на досуге, выпускать все необходимое для окончательного разгрома своих противников.

Таким образом, в дополнение к своему громадному надводному флоту, Соединенные Штаты построили еще и целую армаду подводных лодок, которые, состязаясь в своей разрушительности с германскими субмаринами, почти начисто уничтожили весьма крупный торговый флот Японии. Общий тоннаж японского торгового флота на начало войны составлял около 6 000 000 тонн, не считая судов водоизмещением менее 500 тонн (которые имелись в большом количестве). К ним прибавились еще суда водоизмещением более 3 000 000 тонн, построенные в ходе войны. По совокупным причинам за годы войны из всего этого количества было потеряно более 8 000 000 тонн коммерческого тоннажа, на долю американских подводных лодок пришлось не менее 5 320 000 тонн потопленного тоннажа.

Американский солдат, как и солдат любой нации на соизмеримом уровне цивилизованности, был подвержен влиянию определенных психологических и моральных факторов. Так, почти у всех солдат ура-патриотизм воспринимался чуть ли не лицемерием, упоминание же о высоких идеалах вызывает у него лишь непечатные выражения. (На вопрос «Как вам удалось выжить?» 30 процентов ветеранов сражений ответили: «Потому что надо было делать дело» – тогда как идеалистические причины назвали только 6 процентов из них.)

Нет сомнений в том, что верность присяге и боязнь подвести своих товарищей первенствовали в качестве основного стимула достойного поведения солдата в бою.

В отличие от явного желания сражаться для того, чтобы война поскорее закончилась, желание добиться окончательной победы отнюдь не было ведущим стимулом. Победа находилась где-то слишком далеко и была скорее сферой высокой стратегии, но никак не повседневных забот солдата на передовой, поскольку победа в сегодняшнем бою обычно означала для него новое ожесточенное сражение завтра, в котором ему будут угрожать все те же опасности. У солдат появлялось понимание того, что каждая новая победа будет становиться шагом к окончанию войны и возвращению домой, но вместе с этим будет и расти опасение, что боевое счастье может изменить уже в следующем бою. В этом отношении становится понятно, почему фронтовые дивизии следует отводить с передовой после продолжительных боев на отдых и переформирование, а не оставлять их там на долгое время, просто пополняя их ряды.

Обычный солдат испытывает страх и не старается скрыть это. Да и ветераны в большинстве случаев начинают бояться боя тем больше, чем в большем числе боев им приходилось участвовать. С другой стороны, большинство солдат с течением времени приобретают все большую уверенность в своем боевом мастерстве и искусстве боя. Это вполне отчетливая тенденция, особенно заметная в «зеленых» подразделениях, – они испытывают страх перед оружием врага, более, так сказать, эффектным, но порой менее смертоносным. Пикирующие бомбардировщики, например, считаются более «пугающим» оружием, хотя другое оружие, например пулеметы, могут быть куда более опасными в бою. (Немцы прекрасно пользовались этим обстоятельством, устанавливая сирены на своих «Юнкерсах-87».) С обретением солдатского опыта страх перед шумным (но относительно безвредным) оружием уменьшается, тогда как уважение к менее впечатляющему возрастает. Обстрелянные солдаты считали, что следует больше проводить учений в условиях, максимально приближенных к боевым, что такая жесткая подготовка в конечном итоге поможет спасти жизнь на поле боя.

Уверенность в своих офицерах и унтер-офицерах значила для рядовых очень много, причем первое место занимала их отвага. Как сказал один из ветеранов: «Каждому хочется иметь перед глазами достойный пример, когда сам струсил». Боеготовность и эффективность в бою были гораздо выше в тех подразделениях, где такая уверенность существовала.

Дисциплина достаточно невысоко оценивалась рядовыми как боевой стимул, но офицеры считали ее весьма важным фактором. Влияние коллектива считалось если и не подлинным стимулом к сражению, то сдерживающим моментом от любого несанкционированного передвижения в тыловых порядках. Зачитывание, каждые шесть месяцев или менее, военного кодекса сухопутных сил, с частым повторением одной и той же фразы: «…карается по законам военного времени смертной казнью или другим наказанием по определению военного трибунала», – служило суровым напоминанием о том, что каждый отдельный военнослужащий является весьма малой и незначительной частью громадной военной машины и должен ей подчиняться. (Как ни странно, но из всех 102 казней лишь одна последовала за дезертирство с поля боя – первая подобная казнь за воинские преступления со дней Гражданской войны. Остальная 101 была назначена за убийства либо изнасилования.)

Гордость за свое подразделение и отождествление себя с ним, на уровне выше взвода или роты, ограничивалось большей частью дивизией. Желание, чтобы родные увидели имя солдата упомянутым в прессе, было почти непреодолимым. Очевидно, что любой вид морального поощрения становился мощным стимулом для солдат и офицеров.

Военнослужащий США прошел славный воинский путь. У него были и достойные его военачальники. Имелась только одна проблема: американский офицер, вразрез с высказыванием Клаузевица, считал, что война и политика представляют собой две различные вещи. Исходя из этого, они выиграли войну – и проиграли мир. Вожди нации считали, что главное – разбить врага, последующее их мало заботило. Призывы житейски более мудрых англичан вторгнуться на Балканы, а потом, развернувшись, нанести удар в сердце Германии и в Центральную Европу, воспринимались ими с подозрением, как попытка решить американскими руками (и с помощью американской крови и оружия) проблемы коварного Альбиона.

Большинство одолевающих Америку в настоящее время проблем происходит от «аполитичного» мышления тех лет. То, что это явление далеко не ново, прекрасно иллюстрируют слова древнегреческого историка Полибия: «Нет сомнения, что хорошо взять верх на поле битвы, однако требуется намного большая мудрость и гораздо большее искусство, чтобы воспользоваться плодами победы».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.