Глава IX ИСКУССТВО И РЕМЕСЛА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава IX

ИСКУССТВО И РЕМЕСЛА

То низкое мнение, которое египтяне имели о своих земледельцах, распространялось и на египетских ремесленников. Согласно ученому суждению писцов, ремесленники тоже были жалкими людьми, которые влачили бесславное существование, наполовину жалкое, наполовину смешное. Например, один поэт эпохи Среднего царства говорит о ремесленнике, работающем по металлу:

Я никогда не видел кузнеца-посла

Или золотых дел мастера в качестве вестника;

Но я видел кузнеца за работой

Около жерла его горна…

Его пальцы были как (шкура) крокодила,

Он смердел хуже, чем рыбьи потроха[221].

Этот же писец так описывает работу резчика по дереву:

Каждый художник, работающий резцом,

Утомляется больше, чем тот, кто мотыжит (поле).

Дерево – его поле, его орудия из металла,

Разве по ночам он свободен?

Он работает больше, чем способны выдержать его руки,

Ночью он зажигает светильник[222].

К счастью, мы, составляя свое мнение о египетских ремеслах, не зависим от этих мрачных письменных источников, поскольку сохранившиеся до наших дней работы этих мастеров по металлу и резчиков по дереву позволяют увидеть, что эти ремесла в Египте достигли очень высокого уровня, который на деле был, пожалуй, гораздо выше, чем уровень научных знаний или литературы. Те, кто создал из золота и слоновой кости, керамики и дерева эти чудеса, которые и сегодня вызывают у нас восхищение совершенством своей отделки, не могли быть такими жалкими и несчастными, какими их считали гордые ученые преподаватели.

Золотой сокол с украшенными эмалью крыльями (согласно Пьерро – Шипье)

Направление, в котором развиваются ремесла той или иной страны, определяется прежде всего тем, какие материалы есть в этой стране. Для египетского прикладного искусства имело огромные последствия то, что на каждом египетском болоте росло одно из самых полезных растений, которые когда-либо знал мир, – тростник папирус. Египтяне использовали его как универсальный материал; так другие народы используют бамбук или кокосовую пальму; папирус был тем более полезен, что заменял собой дерево, которого в Египте всегда было мало. Растения вырывали из земли за стебель в болотах[223]; работники, делавшие это, трудились обнаженными и потом приносили связанный в пучки папирус в мастерские. Из папируса делали лодки[224], плели циновки, вили веревки, мастерили сандалии[225], но прежде всего папирус был материалом, из которого делали бумагу. Для этой цели стебель разрезали на тонкие полоски нужной длины, затем поверх них клали поперек второй слой таких же полосок; изготовленные таким образом листы давили под прессом, сушили[226], а если нужен был более крупный лист, склеивали вместе. Бесчисленное количество свитков папируса, среди которых есть созданные еще при Среднем царстве, свидетельствуют нам о том, какого совершенства достигало это ремесло уже в древнейшие времена[227]; и нам хорошо известно, на какой уровень оно было поднято в греко-римскую эпоху, когда бумага из папируса была одним из главных экспортных товаров Египта. В те времена, которые мы рассматриваем, эта бумага никак не могла быть очень дешевой, поскольку, во-первых, египтяне часто использовали каждый свой свиток по нескольку раз, смывая с него прежний текст, а во-вторых, в случае черновых записей или не важных дел они обходились более дешевыми материалами для письма – глиняными черепками или кусками известняка.

Как я уже говорил, папирус служил материалом для изготовления грубых циновок и канатов, хотя для этих целей у египтян был еще один прекрасный материал – пальмовый луб. В плетении этих циновок, которые были необходимы в домах, так как ими покрывали земляные полы, египтяне явно были искусными мастерами. Об этом свидетельствуют полосы пышного орнамента, которые можно обнаружить прежде всего на потолках гробниц и которые, несомненно, изображают такую покрывающую циновку[228].

Приведенные примеры дают представление о изделиях, о которых сейчас идет речь. Их цвета всегда были яркими[229], такие же стиль и окраску можно увидеть также у красивых корзин, привезенных в наши музеи из фиванских гробниц; эти корзины сплетены из волокон различного цвета, которые образуют узоры[230].

Однако эта любовь к цветным узорам проявлялась только при тканье изделий из грубых материалов; с более тонких тканей, которые шли на одежду, цвет и узоры были почти полностью изгнаны. В этих материалах египтяне щедро расточали свое искусство ради выполнения всего одной задачи – изготовить самое тонкое и самое белое льняное полотно, тоньше и белее которого создать невозможно. И они действительно довели свои льняные ткани до очень высокой степени совершенства: мне достаточно лишь напомнить моим читателям о белых одеждах знатных мужчин – таких тонких, что через ткань можно было видеть их руки и ноги. Некоторые из принадлежащих нам образцов этих тончайших льняных тканей почти можно сравнить с нашими шелковыми материями по гладкости и мягкости[231]. Производство более крепких и грубых льняных материй во все эпохи тоже часто было на высочайшем уровне. Египтяне сами осознавали, что они – большие мастера ткацкого дела, поскольку многие надписи восхваляют одежды богов и погребальные пелены умерших. Изготовление одежды, как правило, считалось женским делом, ибо поистине великие богини Исида и Нефтида пряли, ткали и отбеливали одежды для своего мужа и брата Осириса. В эпоху Древнего царства эта работа обычно выпадала на долю домашних рабынь, в более поздние времена – жен крепостных крестьян, принадлежавших крупным ведомствам. В обоих случаях готовую работу полагалось доставлять в «дом серебра», и на рисунке времен Древнего царства[232] показаны чиновники из казначейства, которые упаковывают льняное полотно в деревянные ящики, достаточно длинные для того, чтобы куски ткани в них не мялись. Каждый ящик содержит ткани только одного сорта и имеет внизу шесты, за которые два служащих казначейства несут его в «дом серебра». В других случаях мы обнаруживаем то, о чем с удивлением писал Геродот, – мужчин, работающих за ткацким станком. И действительно, на заупокойных стелах из Абидоса, созданных при XX династии, мы два раза встречаем упоминания о мужчинах, которые называют себя ткачами и занимаются этим делом профессионально[233].

Справа прядут и выравнивают лен, слева – ткут. Старый толстяк возле ткацкого станка – надсмотрщик, надзирающий за этой работой (Бени-Хасан, согласно L., D., ii. 126)

В эпоху Среднего царства тканье было очень простой операцией. Основу ткани натягивали горизонтально между двумя перекладинами, которые были прикреплены к колышкам, вбитым в пол, так что ткачихе или ткачу приходилось сидеть на корточках на полу. Два бруска, просунутые между нитями основы, не давали им слишком сблизиться; нить утка протягивали через основу и с силой сдвигали вниз с помощью изогнутого куска дерева[234]. Однако на рисунке эпохи Нового царства[235] показан вертикальный ткацкий станок с перпендикулярной рамой. Нижний брус, видимо, закреплен неподвижно, но верхний висит только на одной петле: это облегчает натягивание основы. Мы также видим маленькие круглые палки, которыми отделяли нити основы одну от другой. Одна из этих палок явно служила челноком. Более крупная палка, которая проходит через петли на боковых брусьях рамы, видимо, служила для закрепления уточной нити, как бёрдо в наших ткацких станках.

Вертикальный ткацкий станок эпохи Нового царства (согласно W., ii. 171)

Поскольку эта отрасль в Египте состояла только из производства льняных тканей, выращивание и обработка льна имели важное значение. О том, как его обрабатывали, мы знаем опять же по рисункам времен Среднего царства[236]. Стебли льна сначала варили в большом сосуде странной формы – эта операция имела целью размягчить наружные оболочки стеблей. Затем стебли (как и сейчас) били молотками, пока эти наружные оболочки не оказывались размягчены и уничтожены. Полученное таким образом льняное волокно еще было смешано с кусками этой оболочки и другими примесями, и его нужно было отделить от этого мусора, прежде чем использовать. В более поздние времена лен очищали гребнем почти по тому же способу, что и сейчас, но на старинных рисунках мы не находим изображений этого. Судя по ним, лен, видимо, очищали вручную, то есть аккуратно выбирали из него хорошие волокна и складывали их так, что они образовывали слабую нить. Затем эту нить смачивали и после этого скручивали прочнее с помощью веретена, тот человек, который прял, пропускал нить между пальцами своей поднятой руки или между зубцами особой вилки. В гробницах эпохи Среднего царства мы видим изображения настоящих чудес прядильного мастерства – женщин, работающих с двумя веретенами одновременно и даже скручивающих при этом одну нить из одного сорта льна, а вторую из другого. Для этого пряха должна была буквально балансировать на табурете и раздеться догола, чтобы два веретена с нитями не запутались в одежде.

Изготовление веревки из нитей показано на двух рисунках, которые, хотя и относятся к разным эпохам, изображают в основном один и тот же процесс. Один работник сидел на полу и рукой поддерживал нити в вертикальном положении, а другой человек, делавший веревку, отходил от него назад, скручивая их. Для этой цели он, очевидно, использовал тростинку, через которую пропускал нити и вращал ее; груз, привязанный к тростинке и кружившийся вместе с ней, увеличивал ее вращательную силу. На рисунке эпохи Среднего царства мы видим, что при изготовлении сетей к концам нитей тоже привязывали шары, благодаря которым нити, разумеется, скручивались быстрее и с большей силой.

Древний Египет был весьма богат шкурами, продуктом скотоводства, так широко развитого в этой стране. И жители страны хорошо понимали, насколько ценна шкура; считали ее такой важной частью животного, что в их письменности знак «шкура» обозначал всех млекопитающих животных. Красивые шкуры, в особенности те, на которых были яркие пятна, никогда не лишались шерсти: из них делали щиты, колчаны и одежду или использовали их в доме как покрывала для сидений. Очень высоко ценились «шкуры южных пантер», их привозили с верховьев Нила и из стран благовоний.

Из менее ценных шкур, например бычьих, газельих и т. д., делали кожи; и кожаные изделия, найденные в гробницах, свидетельствуют о том, какого высокого уровня достигло это ремесло, в особенности при Новом царстве. От этой эпохи мы имеем в музеях образцы всех видов кожи. Из грубой кожи делали сандалии, из тонкой – передники и ремни. Белую кожу превращали во что-то вроде пергамента и так же, как папирус, использовали в качестве материала для письма; есть также образцы тонкой цветной кожи с тисненым орнаментом, из которой делали концы к лентам из льняной ткани. Хотя, насколько мне известно, кожаных изделий более ранней эпохи у нас нет, мы все же можем видеть по ярким цветным узорам ремней, изображенных на статуях, что ремесленники Древнего царства знали свое дело так же хорошо, как их собратья, жившие позже. Мы не знаем, какую процедуру обработки шкур применяли египтяне, хотя на рисунках всех эпох есть изображения мужчин, занятых этой работой. Мы видим, как вначале они размягчают кожу в больших сосудах, как потом бьют ее камнем, пока не станет мягкой, и, наконец, растягивают кожу на трехногой деревянной раме, пока она не приобретет нужную гибкость. После этого сапожник брал готовую кожу, клал ее на свой наклонный рабочий стол и разрезал на подметки или ремни таким же ножом с кривым лезвием и короткой ручкой, как те ножи, которые применяют для этого сейчас. Затем с помощью шила прокалывались нужные отверстия и в них продевались ремни (которые сапожники имели обыкновение тянуть зубами). Все это закреплялось узлами, и простейшая сандалия была готова. У нас есть маленькие памятники, сооруженные сапожниками эпохи Нового царства, – свидетельства того, что эти ремесленники занимали довольно высокое положение в обществе. Самый выдающийся такой памятник – маленькая статуя «старшины сапожников», изображающая этого почтенного человека преклонившим колени и одетым в шендот, который при Новом царстве имели право носить главные люди среди ремесленников. Поэт-ученый давних времен явно сгустил краски, когда писал о сапожнике: «Он очень несчастен, он всегда нищенствует, и (здесь явно имеется в виду обычай протягивать ремни через отверстия с помощью зубов) кусает он только кожу».

В разных местах этой книги я упоминал о том, что древние египтяне страдали от нехватки хорошего дерева так же, как и их современные соотечественники. Вполне возможно, что в давние времена их страна была несколько богаче деревом, но древесина произраставших пород деревьев мало на что годилась. Конечно, сикомор можно было разрезать на крупные брусья и довольно прочные доски, но его древесина так узловата и желта, что совершенно не пригодна для тонкой обработки. Из финиковой пальмы и пальмы дум можно получить лишь длинные доски – как правило, кривые. Короткие куски твердой древесины можно было получить из кустов тамариска, растущих на краю пустыни; но акация, которая была более или менее подходящим материалом для судов, дверей, мебели и т. д., видимо, уже в древнейшие времена в Египте почти исчезла.

Рубщики деревьев (из гробницы в Завиет-эль-Мейтине, согласно L. D., ii. 108)

Изготовление гробов и необходимых принадлежностей для гробницы в эпоху Нового царства (согласно W., iii. pl. LXXii). Похоже, что гробы делались частично из так называемого картонажа, для изготовления которого ремесленник слева внизу приносит полосы льняного полотна. Гроб изображен внизу справа, его полируют и расписывают красками (?), один из ремесленников сверлит отверстие в деревянном подножии гроба. Вверху слева выпиливают доску и вытесывают резцом ножку для табурета. Сзади лежит еда для работников, а рядом с ней сидит и сам усталый труженик

Поэтому нас не удивляет, что египтяне очень рано начали искать в других странах древесину, которая была лучше отечественной.

Например, Берлинский музей обладает тремя большими деревянными гробами[237], относящимися к незнакомому нам периоду времени между Древним и Средним царством. Они сделаны из чего-то вроде прочной сосны, которую, очевидно, привозили в Мемфис с сирийских гор. Это иноземное дерево, очевидно, всегда стоило очень дорого, потому что часто даже нарядную мебель делали из местного египетского дерева и раскрашивали его в светло-желтый цвет с красными прожилками, чтобы оно выглядело как дорогое иностранное[238]. Местная древесина никогда не считалась красивой, и ее так же, как известняк и гранит, почти всегда покрывали слоем штукатурки и ярко раскрашивали. Только пестрому граниту было разрешено выставлять напоказ свой естественный цвет.

Когда сельскохозяйственные работы после разлива возобновлялись, в поля выходили плотники вместе с пахарями – чтобы пополнить запасы дерева[239]. Вместе с ними так же, как сегодня, шли стада коз, которые ели листву срубленных деревьев.

Поэтому на рисунках мы всегда видим там, где топоры рубщиков свалили сикомор или пальму[240], пасущихся коз, которые грызут молодые листья дерева. Однако животные должны дорого заплатить за такую хорошую еду: этот день – праздник для рубщиков, и тем разрешено зарезать козленка. Этот малыш висит на суке дерева, который сам только что объедал, и один из рубщиков режет его на части, а другой кипятит воду, чтобы приготовить кушанье, которым он и его товарищ так жаждут полакомиться. После еды у них будет еще много трудной работы: нужно обтесать начерно ствол и потом с большим трудом отнести его домой, подвесив для этого к шесту.

Инструменты плотников и столяров были сравнительно простыми, и явно не благодаря этим орудиям их работа часто достигала такого совершенства. Металлическая часть любого инструмента делалась из бронзы; у резцов и пил ее вставляли в деревянную ручку, а у топоров и кривых ножей для обрубания сучьев только привязывали к ручке кожаными ремнями. Для чернового обтесывания бревен египтяне пользовались топором, лезвие которого было размером примерно с ладонь и имело полукруглый изгиб, направленный вперед. Последующая часть работы выполнялась инструментом, который применялся так часто, что его можно почти назвать универсальным инструментом египтян. Это тесло наших плотников – нечто вроде маленького ножа для обрубания сучьев, деревянная часть которого имела форму острого угла с неравными сторонами. К короткой стороне угла прикрепляли бронзовое лезвие, а длинная сторона служила рукоятью. Для более тщательной обработки мелких деталей применялся маленький резец, по которому били деревянным молотком. Большой инструмент в форме лопатки играл роль рубанка: его широким лезвием ремесленник сглаживал мелкие неровности древесины. И наконец, на дерево наносили тонкую полировку, для чего непрерывно терли его гладким камнем. Пила, похожая на наши ручные пилы, имела всего одну ручку, и резать этим неуклюжим инструментом ствол толстого сикомора на доски было весьма утомительной и медленной работой. Как правило, бревно, которое распиливали, ставили вертикально и прикрепляли к вбитому в землю колу; уже распиленную часть ствола привязывали, чтобы она не наклонялась в сторону. В самые ранние времена через эти крепления продевали палку с грузом, чтобы они не ослабевали и не соскальзывали вниз.

Для сверления пользовались дрелью той формы, которая распространена в Египте и сейчас; ее патрон с внутренней винтовой резьбой, внутри которой двигалось сверло, делался из пустого ореха пальмы дум.

Некоторые из инструментов Тутмоса III: 2 топора, 5 резцов, тесло и пила (из коллекций Лейдена и замка Алнвик)

Благодаря счастливой случайности до нас дошли оригиналы почти всех инструментов, которые я перечислил как нарисованные в гробницах. Была обнаружена – вероятно, в одном из фиванских храмов – корзина с инструментами, которыми пользовался Тутмос III, «когда протягивал веревку вокруг храма Амона, славного на горизонте», то есть выполнял церемонию закладки храма Амона[241]. Видно, что инструменты были изготовлены специально для этой церемонии, так как для напряженной работы такие орудия труда не годятся, однако они представляют собой богатый набор образцов, по которым мы можем очень хорошо представить себе более простые и прочные инструменты египетских ремесленников.

Дрель с лучком и ее отдельные части (2 – сверло, 3 – патрон) (согласно W., i. 400)

Здесь невозможно описать подробно весь процесс той великолепной работы, которую египетские плотники и столяры выполняли при изготовлении лодок и повозок, деталей домов и мебели, оружия, гробов и других вещей, которыми было необходимо снабдить умерших при погребении. Мы упомянем тут лишь о нескольких характерных особенностях ремесленного мастерства египтян – о тех его чертах, которые были связаны главным образом с низким качеством материалов. Если мы ограничимся при этом рассмотрением местной древесины, то обнаружим, что досок достаточно большой длины у египтян не было совсем, и потому в Египте возникло странное искусство – соединение нескольких маленьких досок в одну большую. При постройке лодок и ладей, где не была нужна тонкая обработка, эти маленькие доски накладывали одну на другую, как черепицы крыши, и закрепляли. Эта операция, которая, несомненно, изображена на одном рисунке эпохи Среднего царства, была по-прежнему распространена в Египте во времена Геродота, хотя, как и остальные египетские обычаи, существовала теперь лишь в верхнем течении Нила. При изготовлении же гробов и мебели, когда было желательно скрыть стыки между досками, дерево разрезали так, что их края вплотную прилегали один к другому, а потом скрепляли соединенные поверхности заостренными палочками. Позже след соединения полностью скрывала краска. Точно так же египетские ремесленники умели использовать отверстия в древесине и ее плохие участки. В качестве креплений обычно применяли деревянные шипы, а клей в те времена, которые мы рассматриваем, использовался редко[242]. В более раннюю эпоху куски дерева, видимо, соединяли под нужными углами простым способом «в ус»; так называемое соединение «ласточкиным хвостом», насколько я знаю, появилось на много (сравнительно много) лет позже[243].

Сгибание лодки; другие рабочие подрезают ее края, выравнивая их, и сверлят отверстия (гробница из Завиет-эль-Мейтины, согласно L. D., ii. 108)

А вот какой способ применяли, чтобы придать доскам лодки правильный изгиб: когда лодка была готова лишь в основном, судостроители Древнего царства вставляли в середину ее дна столб с развилкой на конце. Затем они прикрепляли к корме и носу лодки прочные канаты и протягивали их через развилку.

Затем судостроители просовывали между этими канатами шесты и крутили их, пока борта лодки не принимали нужный изгиб[244]. Конечно, тем, кто это делал, приходилось работать на пределе своих сил, чтобы веревка не раскрутилась в обратную сторону, иначе вся их работа была бы напрасной.

Гончары Среднего царства (Бени-Хасан, согласно W., ii. 192). Вверху показаны четыре человека, работающие у гончарного круга: первый вращает его, второй срезает уже готовый сосуд, третий снимает сосуд с круга и ставит вниз, четвертый начинает новый сосуд. Внизу – изготовление вручную блюда, две печи и вынос законченной посуды.

Я уже упоминал о том, что деревянная мебель и тому подобные предметы, как правило, были окрашены. Но применялись (в зависимости от того, каким был материал) и другие техники их украшения. Тонкие пластинки дерева, которые употребляли, соединяя их вместе, для изготовления легких табуретов или использовали при изготовлении оружия, были покрыты оставленной на них корой; иногда их еще и окружали тонкими полосками коры другого цвета; орнаменты, созданные этим способом, до сих пор производят очень приятное впечатление темными блестящими тонами коры[245]. Второй метод содержал в себе больше художественного мастерства: на дереве вырезали глубокий узор, а затем заполняли его деревом другого цвета, слоновой костью или еще каким-нибудь цветным материалом. Египтяне очень любили инкрустации «черное дерево со слоновой костью». Инкрустация впервые упоминается еще при Среднем царстве, и существуют инкрустированные изделия этой эпохи[246]. Однако на достаточно малых по размеру предметах из древесины коричневого цвета они заполняли линии резьбы темно-зеленой пастой[247].

Я не могу расстаться с этой темой, не упомянув о любопытном техническом приеме, с помощью которого египтяне пытались создать замену редким сортам дерева. Этот заменитель – так называемый египетский картон – применялся главным образом при изготовлении гробов, имевших форму человека. В те времена, о которых у нас идет речь, он состоял из кусков льняной ткани, прочно склеенных особой пастой и потом покрытых штукатуркой; вероятно, куски этого очень крепкого материала во влажном виде клали под пресс и давлением придавали им нужную форму. О настоящем папье-маше, получившем очень широкое распространение в греческую эпоху, я не могу сказать, изготавливали его или нет в эти более ранние времена. Папье-маше изготавливалось из старых папирусов так же, как наше папье-маше – из старой бумаги.

Перейдем теперь к гончарному ремеслу. В отличие от плотницкого ремесла оно нашло для себя в Египте особенно благоприятные условия – богатые запасы сырья. Во всех частях Египта можно было найти хорошую глину для керамических изделий, и не случайно это ремесло даже теперь (конец XIX в. – Ред.) имеет достаточно силы, чтобы сопротивляться удушающему его влиянию европейской машинной промышленности.

Упорство, с которым любой народ сохраняет формы своих горшков и мисок, поразительно, и в Египте самые трудные для датировки вещи – гончарные изделия, потому что глиняные сосуды, которые разделяет много веков, имеют почти одинаковые характеристики. Современная серая керамика из Карнака и красная керамика из Асьюта почти могут быть приняты за изделия эпохи Нового царства.

Существует много различных рисунков времен Древнего и Среднего царства, на которых показан гончар за работой.

Полностью вручную изготавливались только самые простые сосуды[248]. Как правило, применялся гончарный круг, и мастер левой рукой вращал его, а правой лепил сосуд. Затем посуду обжигали в печи, видимо, похожей на ту, которой пользовались египетские пекари. Как показано на нашей иллюстрации, огонь в ней горел внизу, а посуду клали либо наверх, либо внутрь. Еще на одном рисунке мы видим сосуды, которые стоят на вершине печи, явно покрытой пеплом.

Керамика, которую гончар изготавливал подобным образом, почти всегда была простейшего типа: горшки, бутыли и чаши не имели на себе ни глазури, ни какого-либо орнамента, кроме нескольких линий, нанесенных красками. Гончары делали также куклы и подобные им грубые фигурки. Прекрасная керамика и художественно выполненные терракотовые фигурки Греции были незнакомы более ранним из древних египтян[249]. Причина этого очевидна: маленькие красивые вещи египтяне умели делать из материала, который подходит для этого гораздо лучше, чем грубая глина, – из так называемого фаянса.

Достижения египтян в этой отрасли ремесла так высоки, что современное, вооруженное техникой искусство вряд ли сравнялось с ними хотя бы в части случаев. От этого нам еще сильнее приходится сожалеть, что относительно этой отрасли рисунки на памятниках древности оставляют нас в неведении и что у нас нет ни одного изображения того, как изготавливали фаянс. Даже египетское название фаянсовых изделий неизвестно[250], и это ясно показывает нам всю меру нашего незнания и неполноту дошедших до нас надписей.

Древнейшие предметы из фаянса, которыми мы обладаем, относятся к концу эпохи Древнего царства. Это бусины и ожерелья-воротники, которые носили в качестве украшений и живые люди, и мертвецы. От эпохи Среднего царства, кроме подобных этим украшений, у нас есть маленькая ваза, на которой написано имя царя Сенусерта I. От времен Нового царства также сохранились разнообразные бусы, маленькие амулеты и много других предметов из этого материала, например чаши, черепицы, погребальные статуэтки, куклы, карикатурные фигурки и т. д. и даже маленькие статуи. Уверенность, с которой мастера этой эпохи обрабатывали фаянс, поразительна; погребальная статуэтка великого жреца Птахмоса из Гизы, в которой мы ясно различаем рядом одну с другой разные по плавкости пасты и видим четкие границы между ними, представляет собой истинное чудо тончайшего мастерства, и то же самое можно сказать о недавно приобретенном Берлинским музеем украшении с вырезами, имеющими форму крошечных фигурок богов. Окраска фаянса менялась в зависимости от моды, но во все времена преобладающими в разной степени были, как правило, два цвета – синий и зеленый. Причина, по которой этим цветам оказывалось предпочтение перед всеми остальными, очевидна: предполагалось, что синие и зеленые изделия художественных ремесел выглядят так, словно сделаны из самых дорогостоящих материалов, какие были известны египтянам, – лазурита и малахита. Египтяне имитировали эти любимые камни многими способами с помощью синих и зеленых паст и красителей.

Материал, который мы называем египетским фаянсом, лишь частично соответствует современному фаянсу, поскольку в наше время глазурь всегда наносится на предмет из высококачественной глины, а египтяне умели покрывать глазурью также и изделия, вырезанные из камня.

Глазурь на этом фаянсе и – в еще большей степени – великолепно окрашенные пасты, которые мы обнаруживаем на украшенных эмалью изделиях золотых дел мастеров начала Нового царства, свидетельствуют о том, что египтяне уже в ранние времена были хорошо знакомы с изготовлением стекла. Однако неясно, когда стекло впервые стали использовать как самостоятельный материал. Самым древним известным примером этого считается маленькая стеклянная ваза с именем Тутмоса III. Нет сомнения, что изделия из стекла изготавливались и до этого времени, но, поскольку не удалось обнаружить ни одного из них, стеклянные изделия были, видимо, гораздо более редкими, чем предметы из фаянса. Тем не менее существуют два рисунка эпохи Среднего и Нового царства[251], которые с большой вероятностью можно считать изображением работы стеклодува. Более ранний из них изображает двух мужчин, сидящих у костра; они дуют в трубки, а на нижнем конце каждой из трубок виден зеленый шар – выдуваемое стекло. На более позднем рисунке два ремесленника вместе вдувают через трубки воздух в большой кувшин, а у третьего на конце его трубки показан зеленый шар.

С другой стороны, те рисунки эпохи Древнего царства, которые предположительно изображают выдувание стекла, вероятно, могут быть истолкованы и по-другому[252]. На них изображены пять или шесть мужчин, сидящих вокруг странного предмета, который может быть глиняной печью. Они дуют в трубки, передний конец которых завершается острием. В надписях мы читаем, что здесь изображено плавление какого-то вещества, названного  [253]. Дуют они лишь для того, чтобы усилить огонь в печи. Изображения обработки металла, к рассмотрению которой мы должны сейчас перейти, свидетельствуют, что это объяснение может быть верным.

На рисунках из этой второй группы показаны ремесленники, которые плавят драгоценные металлы; плавильщики сидят перед огнем и дуют в него через трубки; в одном случае у трубки есть острие, как на более ранних рисунках[254]. Эти металлические острия[255], которые, очевидно, должны были сужать струю воздуха и увеличивать ее силу, можно также увидеть на трубках кузнечных мехов, изображенных в одной из гробниц Нового царства[256]. Эти меха состоят из двух мешков (видимо, кожаных), в каждом из которых закреплена трубка. Ремесленник стоит одной ногой на одном мешке, второй ногой на другом; если он прижимает левый мешок к земле, то одновременно поднимает правую ногу и подтягивает правый мех вверх с помощью шнура. Чтобы раздуть сильное пламя из угля, применялись две пары таких мехов, и с их помощью получали такой сильный жар, что ремесленникам приходилось пользоваться длинными кусками проволоки, чтобы снять с огня маленький тигель. Если же был нужен более слабый огонь, его можно было разжечь в глубокой глиняной чаше, окруженной металлическими пластинами[257] для защиты от ветра. Такой огонь тоже могли раздувать через трубку.

Способы обработки металла – плавка, ковка, паяние и чеканка – к несчастью, редко бывают показаны на рисунках[258]. Тут мы снова сталкиваемся все с тем же странным свойством росписей в гробницах: в них заметна склонность изображать много не столь важных вещей, однако они почти оставляют без внимания ремесло, которое было не только широко распространено, но и очень высоко развито. Часто упоминание мастеров, работавших по металлу, позволяет нам вернее представить себе значение этого ремесла, чем его малочисленные изображения в гробницах.

Мастера, работавшие с бронзой, а также их старшины и в первую очередь золотых дел мастера часто упоминаются в текстах, и очевидно, что они пользовались большим почетом. При XII династии «начальник золотых дел мастеров», отец которого занимал эту же должность, был «награжден царем [уже] в детстве», а позже был «поставлен впереди других на свою должность»[259]. Другой «начальник золотых дел мастеров царя» в эпоху Нового царства именовался также «начальником художников Верхнего и Нижнего Египта»; он сообщает, что знает «тайны домов золота», возможно, имея в виду изготовление изображений богов, которые хранились в большой тайне[260]. Кроме того, существовали «золотых дел мастера»[261], «главные золотых дел мастера»[262] и «начальники золотых дел мастеров»[263]; как правило, их отцы и братья занимались тем же ремеслом; а значит, профессия золотых дел мастера так же, как у художников и скульпторов, переходила по традиции от отца к сыну.

Бронзовый кинжал из Берлинского музея 1. Кинжал. Его рукоять сделана из дерева и слоновой кости и украшена золотыми гвоздями. 2. Он же в ножнах. 3. Кожаные ножны отдельно (из обычной могилы в Фивах эпохи Нового царства)

Хотя золотых дел мастера пользовались очень большим уважением благодаря тому, что они должны были обеспечивать храмы изображениями богов и что им поручалась починка царских драгоценностей и другие подобные дела, в действительности для страны гораздо важнее была обработка бронзы. Из этого металла в Египте делали большие сосуды, инструменты и оружие, и эта отрасль обработки металла достигла очень высокого уровня[264]. Здесь не место для подробного рассказа о многочисленных видах египетской бронзы, которые стараются определить исследователи[265]. Как нам известно из текстов эпохи Нового царства, египтяне применяли различные виды «черной бронзы» и «бронзы из сочетания шести частей», то есть сплава из шести компонентов.

Невозможно определить, насколько рано бронза стала применяться скульпторами для изготовления статуй[266]. Видимо, самый древний образец бронзовой скульптуры – маленькая погребальная статуэтка царя Рамсеса II, о которой здесь уже было сказано раньше. Она полая и прекрасно отделана чеканкой.

Мы вряд ли можем теперь сомневаться в том, что железо так же, как и бронза, использовалось для изготовления инструментов со времен Древнего царства, поскольку во многих местах были найдены части железных орудий, замурованные в очень древнюю каменную кладку[267]. Однако мне кажется, что бронзовые орудия применялись шире, потому что в текстах бронза упоминается постоянно, а железо – сравнительно редко[268].

Серебро египтяне считали самым ценным из драгоценных металлов. Во всех древних надписях оно занимает место перед золотом, и действительно, серебряные предметы в гробницах встречаются гораздо реже, чем золотые. У этого необычного обстоятельства есть очень простое объяснение: в Египте нет своего серебра. «Белое» – так называли его египтяне – вероятно, привозили из Киликии; во времена XVIII династии этим занимались финикийцы и сирийцы[269]. При Новом царстве либо расширение торговли этим металлом, либо открытие новых его месторождений привело к понижению цены серебра, поскольку в более поздних текстах первым обычно упоминается золото (как и у нас)[270]. Помимо золота и серебра часто упоминается еще один драгоценный металл – , усм. Лепсиус определил, что это – электрон, сплав золота и серебра. Хотя этот сплав был вовсе не красивым, он широко применялся для украшений и декоративных ваз. Соотношение золота и серебра было, видимо, два к трем[271].

О высоте искусства египетских золотых дел мастеров самым убедительным образом свидетельствуют великолепные драгоценные украшения, найденные на теле царицы Яххотеп, одной из прародительниц государей Нового царства (жена фиванского царя Секененра из XVII династии. Три ее сына правили один за другим, продолжая войну с гиксосами. Самый молодой из них, Яхмос, стал первым фараоном XVIII династии, положившей начало Новому царству. – Ред.). Теперь они находятся вместе с другими сокровищами в Гизе[272]. В них тонкость работы по золоту и великолепные цвета эмалей восхищают так же, как и благородство формы и уверенное владение техникой ремесла. Среди этих драгоценных изделий есть кинжал, на темном бронзовом лезвии которого символически изображены война, лев, бросающийся вперед, и саранча (несколько насекомых), все это – инкрустации из золота. В деревянную рукоять вставлены треугольные кусочки драгоценного металла.

Верхушку рукояти образуют три женские головки из золота, и голова быка из этого же драгоценного металла скрывает место соединения рукояти с лезвием. Ножны сделаны из золота. Один красивый топор имеет лезвие из позолоченной бронзы; его центр покрыт эмалью самого темного синего цвета, на фоне которой изображен царь Яхмос, готовый пронзить своим оружием врага, а над царем – мчащийся мимо него грифон, символ скорости. Ручка этого топора сделана из кедра и обернута листовым золотом, на котором выложены цветными драгоценными камнями имена царя. Рукоять прикреплена к лезвию вместо обычных ремней золотой проволокой. Но возможно, самая прекрасная из всех этих драгоценных вещей – золотая нагрудная пластина в форме маленького египетского храма, внутри которого стоит царь Яхмос, а боги Амон и Ра льют на царя воду и благословляют его. Контуры фигур выполнены из тонких полосок золота, а пространство между ними заполнено пастой и цветными камнями. Эту технику, которая теперь называется «перегородчатая эмаль» и доведена до такого совершенства китайцами, египтяне применяли часто и проявляли при этом хороший вкус. Иллюстрация на с. 249 дает хорошее представление об этой технике, но, к сожалению, не передает блеск эмали и красоту золотых нитей, из которых выполнены перего родки.

Однако не все могли, как счастливая царица Яххотеп, иметь все вещи из золота, и потому в Египте рано развилось искусство золочения. Берлинский музей владеет позолоченным предметом, относящимся к раннему периоду между Древним и Новым царством[273], и этот экспонат замечателен тонкостью листов красноватого золота. Позолота широко применялась в более поздние времена, но я думаю, что это ремесло было изображено в одной из гробниц еще при Среднем царстве[274].

На очень часто задаваемый вопрос, откуда поступало сырье для этой высокоразвитой индустрии обработки металла, до сих пор можно ответить лишь частично. До сих пор не установлено, откуда египтяне получали олово, которое они расходовали в огромных количествах для выплавки бронзы; мы также не знаем, откуда они брали железо[275]. Однако нам больше известно о происхождении их золота, которое они получали из так называемой Аравийской пустыни – сурового и безлюдного горного края, расположенного между Нилом и Красным морем. В этих горах есть жилы кварца, содержащие золото, и везде, где эти жилы выходят на поверхность, мы, как уже сообщил Уилкинсон, обнаруживаем, что жители гор разрабатывали их в древности, проверяя, нет ли в них золота.

Поиски этих золотоискателей были особенно успешными в двух местах. Первое, которое, вероятно, было самым древним источником египетского золота, было расположено поблизости от Коптоса (близ современного г. Кифт)[276] и потому, предположительно, находилось возле большой горной дороги, которая вела от моря и от каменоломен, где добывали гранит, к тому месту долины Нила, где находился Коптос.

На этой дороге, в Вади-Фуахире, действительно были найдены старые заброшенные рудники, где когда-то добывали золото. Они должны были когда-то иметь большое значение для Египта, поскольку там до сих пор сохранились остатки самое меньшее 1320 хижин для рабочих. Даже если мы согласимся с мнением опытного знатока Уилкинсона, что это сравнительно поздние хижины эпохи Птолемеев[277], мы все же имеем основания сделать вывод, что работы на этом месте велись и в более ранние времена.

Однако основная часть золота поступала из другого места – из гор, расположенных гораздо южнее и географически относящихся к Нубии. Одну из шахт этого округа обнаружили Линан и Бономи. На расстоянии семнадцати дней пути от южной границы Египта через безводную, раскаленную от зноя, гористую пустыню находится место, которое теперь называется Эшураниб, и там до сих пор видны следы древних разработок. Глубокие ходы – стволы шахт – ведут внутрь горы, две цистерны собирают в себя воду зимних дождей, а рядом с ними стоят наклонные каменные столы, на которых промывали золото. В этой долине находятся примерно триста каменных хижин, и в каждой из них есть что-то вроде гранитной ручной мельницы, на которой когда-то измельчали кварц. Мало мест на земле знали столько горя, сколько его видело это место, теперь такое уединенное и пустынное, что до нас не долетает даже слабое эхо тех проклятий, наполнявших его воздух в те прошедшие дни. Люди, которые добывали здесь «нубийское золото» для египетских царей и в течение кто менее, кто более долгого срока терпели ужасающую жару этих долин, были узниками: Вади-Эшураниб был «Сибирью» египтян. Закованные в цепи, совершенно голые, под охраной солдат-варваров, говоривших на неизвестном узникам языке, эти несчастные должны были работать день и ночь без надежды на освобождение. Никого не интересовало, что с ними станет; палка безжалостного надсмотрщика заставляла даже женщин, стариков и больных работать до тех пор, пока они наконец не теряли последние силы от труда, лишений и побоев и смерть приносила им горячо желанный отдых. Так было во времена греков, и, поскольку нет причин считать, что фараоны были человечнее, чем Птолемеи, мы можем считать, что ужасная картина, описанная Диодором[278], верна и для тех времен, о которых говорим мы, – тем более что мы совершенно не можем представить себе, как бы эти шахты можно было разрабатывать без такого безжалостного расточения человеческих жизней.

Диодор также описывает нам процедуру добычи руды в этих шахтах, и его рассказ подтверждается современными открытиями. Ходы-стволы следовали за жилами кварца и потому, извиваясь, опускались глубоко в сердце горы. Вначале в этом твердом камне создавали трещины с помощью огня, затем раскалывали его железными пиками. Мужчины, выполнявшие эту тяжелую работу, трудились при свете маленьких светильников; их сопровождали дети, которые относили наверх отколотые куски камня. Затем этот кварц дробили в каменных ступах на куски размером примерно с чечевичное зерно; после этого женщины и старики растирали его в пыль на мельницах. Потом эту пыль промывали на наклонных столах, пока вода не уносила более легкие частицы камня.

Взвешивание колец золота. Гири имеют форму коровьей головы, льва и конуса (согласно L. D., iii. 39 a)

Мелкие сверкающие крупинки золота после этого собирали и пять суток выдерживали вместе с некоторым количеством свинца, соли и других веществ в закрытых глиняных тиглях. Так рассказывает Диодор, и в более древние времена эта процедура, вероятно, была такой же. Однако раньше золото не всегда плавили на месте добычи: иногда его в мешках увозили в Египет, как в наше время[279]. Для ведения торговых дел золоту, как правило, придавали форму колец, которые, судя по их изображениям, были, видимо, очень разными по толщине, но имели одинаковый диаметр – примерно 13 см. Разумеется, эти кольца не принимались без проверки: мы видим, что каждый раз, когда ими кто-то расплачивался, при этом присутствовали весовщик и писцы, которые взвешивали их и записывали в свои книги подсчитанный вес.

Нам известно об огромных суммах, переходивших из рук в руки таким путем. При Тутмосе III один чиновник получил «огромную груду» электрона, которая, если мы можем верить надписи, весила 36 392 утена, то есть 3311 кг 672 г, или около 66 cwt[280]. Сейчас такое количество золота стоило бы около 500 тысяч фунтов (в наше время, в 2005–2007 гг., 35 млн фунтов стерлингов. – Ред.); а значит, золото, содержавшееся в такой массе электрона, – который, как мы уже видели, был сплавом двух пятых частей золота и трех пятых серебра, стоила бы около 200 тысяч фунтов (ок. 15 млн фунтов стерлингов в 2005–2007 гг. – Ред.). Более того, в эпоху Нового царства в торговле различали много разных видов золота – например, «горное золото» и «хорошее золото», «двойное» и «тройное» золото, «весовое золото» и «хорошее золото из Катма», то есть  из семитских стран[281].

До нас дошли тексты, в которых описана разработка нубийских золотых рудников. Они рисуют перед нами трудности, возникавшие при добыче руды в пустыне, так далеко от долины Нила: каждая поездка превращалась в опасный поход из-за грабителей-кочевников и нехватки воды. Но и в этом случае auri sacra fames («отвратительная жажда золота», цитата из Вергилия, Эрман приводит ее на латыни. – Примеч. пер.) преодолела все препятствия. Когда царь Сенусерт I покорил Нубию, часто упоминавшийся нами номарх Амени сразу же начал – так он рассказывает сам – грабить ее золотоносный округ. «Я отправился вверх по течению, чтобы забрать золото для его величества, царя Сенусерта I (да живет он всегда и вечно). Я ехал вместе с наследником престола, великим законным сыном царя, принцем Амени (жизнь, здоровье, счастье!) и двигался в сопровождении 400 моих самых лучших отборных солдат, которые, к счастью, прибыли на место невредимыми, не потеряв ни одного человека. Я привез золото, которое мне поручили привезти, и вследствие этого был помещен в царском доме, и сын царя благодарил меня». Сильный отряд сопровождения, который в этом случае был нужен только для защиты золота, – свидетельство того, что дорога не была безопасной.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.