Глава 13 МАЛЬБОРО И ЕГО ВРЕМЯ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 13

МАЛЬБОРО И ЕГО ВРЕМЯ

Джон Черчилль, герцог Мальборо, жил с 1650-го до 1722 г. Это был военный гений с большими дипломатическими талантами. Именно ему принадлежит заслуга превращения английской армии в одну из передовых армий Европы. В этой главе мы рассмотрим закат Швеции и временный упадок Франции. Мы также проследим влияние фортификационной науки, в том виде, как она была разработана Вобаном, на характер военных действий. Опять же Мальборо воспрепятствовал тому, чтобы этот фактор помешал развитию военного искусства. Это был век кавалерии, но введение штыка повысило статус пехотинца и стало причиной исчезновения копейщиков.

Главным фактором политической жизни Европы после Тридцатилетней войны было агрессивное поведение Франции при Людовике XIV. Из множества лиц, претендовавших на господство в Европе, никто так долго не причинял столько неприятностей, как он. Он развязал четыре крупных войны: Деволюционную войну (1667 – 1668), Голландскую войну (1672 – 1678), Войну за пфальцское наследство (1688 – 1697) и Войну за испанское наследство (1701 – 1713). Его целями были «слава», богатство, расширение Франции до «естественных границ» по Рейну, Альпам и Пиренеям и разрыв кольца Габсбургов. Против Франции объединились все остальные государства Западной Европы, но в первых трех войнах они не смогли добиться успеха. Население Франции и ее естественные ресурсы были больше, чем у любой другой страны, она также располагала внутренними стратегическими путями и имела централизованное абсолютистское правительство. К тому же некоторые из чиновников Людовика обладали недюжинными способностями.

Министром, ведавшим главным образом финансами и военно-морскими силами Франции, был Кольбер. После Голландских войн конструкция военных кораблей в основном не изменялась. Страна могла достичь превосходства на море, просто наращивая количество кораблей и баз и улучшая организацию. Кольбер увеличил французский военный флот с 20 кораблей в 1661 г. до 270 к 1690-му, и они в 1690 г. у Бичи-Хед разбили объединенный англо-голландский флот. Однако в 1692 г. союзники взяли реванш в сражении у Ля-Хога. С этого времени Англия становится ведущей морской державой, и во время Войны за испанское наследство она безраздельно господствовала на море.

В управлении войсками Лувуа следовал тенденциям, получившим начало во времена Густава, – росту численного состава, централизации, единообразию и профессионализации. Конде в 1643 г. выиграл сражение при Рокруа с армией в 23 тысячи человек, в 1672 г. Людовик XIV вторгся в Нидерланды со 120 тысячами. Из них 75 процентов теперь составляла пехота с собственной полевой артиллерией. При вербовке и формировании насколько возможно устранялись коррупция и феодальные традиции. За этим, а также за боевой подготовкой и насаждением строгой дисциплины следили инспекторы, такие, как известный Мартине. Для снабжения была создана система складов. В армии вводилась усиленная муштра. Был создан корпус гренадеров, повышен статус инженерных частей, артиллерия теснее интегрировалась в ряды армии. Военные были реальной основой власти, безопасность династии зависела от размеров и мощи ее постоянной армии. Именно благодаря эффективности французского военного министерства стали возможными успехи французских войск на полях сражений до 1690-х гг.

В конечном счете эти успехи были достигнуты благодаря полководческому гению Конде и Тюренна. Таланты этих двух полководцев хорошо дополняли друг друга, ибо Конде был хорош в сражении, а Тюренн обладал исключительными стратегическими и организационными качествами. Безрассудно храбрый и в то же время хладнокровный и обстоятельный в оценках, Конде на протяжении 30 лет после Рокруа воодушевлял своих солдат на многих полях сражений. Однако в войнах того времени, когда коммуникации были слабыми, а фортификации мощными, больше удачи приходилось на долю полководца другого склада, и таким был обладавший большей выдержкой и даром предвидения, поднявшийся до больших высот Тюренн. В гражданские войны 1650-х гг., когда он воевал против Конде, Тюренн как солдат проявил себя лучше.

Самой сильной стороной Тюренна был маневр. Он всегда стремился создать самую выгодную для себя обстановку для боя, в избранное им время и место. С этой целью он учил солдат длительным переходам. Планы разрабатывал тщательно и творчески. Солдаты об этом знали и доверяли ему, ибо его победы одерживались с минимальными людскими потерями. Выступая в гражданских войнах 1653 – 1658 гг. против армии, которой командовал Конде, превосходившей его по численности и оснащению, он сумел сохранить в целости свою армию, компенсируя малочисленность маневренностью, не упуская из виду неприятеля и затрудняя его действия, пока не создавались лучшие условия для сражения.

Позднее кругозор Тюренна стал шире, он полностью владел выбором времени и места; его «дерзость, – как заметил Наполеон, – с годами и опытом росла». Самым большим его достижением явилась Туркхеймская кампания 1674 – 1675 гг. Роль Тюренна сводилась к тому, чтобы удерживать союзные неприятельские силы на германском рейнском фронте, тогда как французы начинали наступление в другом месте. В ноябре он был вынужден отступить, потому что противник получил мощные подкрепления. Пока он возвращался в Лотарингию, неприятельские силы ушли на зимние квартиры, разбросанные по всему Эльзасу. Погода была плохая, запасов не хватало, и никто не рассчитывал на дальнейшие военные действия. Но Тюренн разглядел возможность внезапной победы. Собрав дополнительные резервы, он довел численность своих сил до 33 тысяч человек против неприятельских 57 тысяч. Затем, в конце декабря, двинулся через горы во фланг противнику и через Бельфорский проход вышел в Эльзас. Союзники в спешке сумели собрать только малую часть своих сил, и Тюренн напал на них у Туркхейма. За десять дней на левом берегу Рейна не осталось ни одного немца.

Однако это было время, когда позитивное полководческое искусство ограничивалось мощными фортификациями. После ухода со сцены к 1675 г. Конде и Тюренна ведущей фигурой в военном деле стал инженер Себастьян де Вобан. На протяжении продолжавшейся больше 40 лет активной деятельности Вобан планомерно укреплял уязвимые места французских границ. Я неоднократно проводил рекогносцировки прохода между Юрой и Вогезами, где Вобан укреплял Бельфор и Неф-Бризаш. В прошлом Бельфорский проход был широким подступом с востока и его приходилось хорошо защищать. Ныне, при наличии военно-воздушных сил и дальнобойной артиллерии, он не имеет стратегического значения. Местностью, больше всего нуждающейся в укреплениях, была Фландрия – равнина, на которой приморские противники Франции могли собрать силы и действовать, не встречая естественных препятствий. К 1702 г. Франция создала здесь труднопреодолимый барьер из более тридцати крупных крепостей и около пятидесяти менее значительных укрепленных городов.

Вобан превратил фортификационное искусство в своего рода комплекс геометрических упражнений и сумел создать такую внушительную оборону, что фронтальное наступление вело лишь к невозместимым людским потерям. Он сохранил неизменным традиционный план крепости: внутреннее ограждение, крепостной вал, наполненный водой ров и внешний вал, но варьировал и тщательно прорабатывал детали. Крепость могла оставаться невредимой, пока не проделаны бреши в основных фортификациях, и исход осады таким образом в значительной мере зависел от того, чья сторона дольше продержится. Вобан строил крепостные валы из земли, поскольку они были больше и дешевле, а разлетавшийся на куски камень представлял опасность. Он выдвигал внешние укрепления как можно дальше. Тем самым он вынуждал противника приступать к осадным действиям издалека и воздвигал множество препятствий на пути, так что трудности ни на минуту не прекращались.

Геометрические таланты Вобана и практическая оценка местности давали ему возможность разрабатывать фортификации таким образом, что каждая лицевая сторона с тыла и с фланга прикрывалась тем или иным укреплением. Основным элементом конструкции, многократно повторявшимся и варьировавшимся по масштабам, был направленный острием вперед треугольник с отсутствующим основанием. Выдающийся вперед конец представлял трудную цель для неприятеля, делая сосредоточивавшиеся силы уязвимыми, а каждая сторона ставилась под таким углом, что пространство между нею и следующим выступом могло прикрываться продольным огнем. По этому принципу воздвигались крупные бастионы на каждом углу основного многоугольного укрепления. Крупные бастионы чередовались с мелкими, расположенными достаточно близко, чтобы прикрывать друг друга ручным огнестрельным оружием. Другие треугольники самых разнообразных размеров ставились в сухих рвах, выдвигаясь еще дальше, прикрывая друг друга и прикрытые с тыла. Многократно повторенные комплексы укреплений такого типа зачастую выдвигались на 300 ярдов от центрального крепостного вала и служили мощными препятствиями для осаждающих.

Вобан был также мастером наступательного осадного искусства. До него обычным способом осады был подход к стенам путем рытья зигзагообразных траншей, пока не приближались на расстояние орудийного выстрела. Поскольку противник мог сосредоточить огонь на головной части траншеи, такой труд был малопроизводителен и стоил больших потерь. Нововведением Вобана было рытье параллельных траншей, соединенных зигзагообразными проходами. Осаждающая сторона могла теперь сводить огонь в одну точку с нескольких позиций и одновременно атаковать с нескольких мест. Он также ввел стрельбу рикошетом, посылая снаряд через первый бруствер по крутой траектории, и тот падал среди оборонявшихся. Все еще сохранялся обычай после пролома стен предлагать оборонявшимся сдаваться на почетных условиях. Если те не сдавались, укрепление брали штурмом, и тогда обычно пощады не было.

Разработанные Вобаном средства фортификации и осады служили образцом до конца XIX в., когда возраставшая дальнобойность орудий изменила задачи обороны и наступления. Фортификации такого типа не были непреодолимыми, но успешная осада всегда требовала времени, ума и решительности. К концу XVII в. интенсивное строительство укреплений на французских границах замедляло ход военных действий и французская стратегия вроде бы себя оправдывала. Однако в Войне за испанское наследство во главе объединившихся в союз противников Франции оказался человек, способный, получив такую возможность, выйти за рамки современных ему способов ведения войны. Таким человеком был Мальборо.

Мальборо имел широкий круг профессиональной деятельности, включая службу в чине пехотного полковника под началом Тюренна в 1674 – 1675 гг. Как человек он был не очень открыт и не всегда безупречен с нравственной стороны. Но эта сторона уравновешивалась проявлением неизменной заботы о подчиненных ему людях и неутомимой деятельностью на благо страны. Он был справедлив и неизменно вежлив и обаятелен. В совершенстве владея своей профессией и обладая даром видеть проблемы войны в перспективе, Мальборо в то же время не упускал из виду ни одной существенной детали, тактической или организационной.

Это было время, когда командное искусство встречалось с растущими сложностями. В то время как численный состав армий и масштабы стратегии быстро росли, организация административной машины не поспевала за ними. Кроме того, связь в Европе была медленной, а политические отношения сложными, так что на командующего, особенно союзной армии, возлагалось много обязанностей дипломата. В то же время ему приходилось иметь дело с политиками собственной страны. Касаясь осуществления командования, прямой потомок Мальборо Уинстон Черчилль писал о важности не упускать из виду постоянно меняющееся множество различных сил: «Все факторы, действующие в данный момент: численность и состояние войск, их моральное состояние, вооружения, вера в руководителей, характер местности, состояние дорог, время, погода, а за всем этим политика их государств и особые интересы, которые каждая армия призвана защищать».

Командование было личным и прямым; главнокомандующий мог обозревать все поле боя, отдавая приказания посредством системы посыльных и ординарцев. Во время боя он находился на коне в гуще событий и часто под огнем, держа в памяти положение и состояние каждой части на четырех– или пятимильном фронте, изучая противника и корректируя свои боевые порядки в соответствии с развитием тактической обстановки.

Армии были космополитическими. Из 40 тысяч военнослужащих, утвержденных парламентом в качестве вклада Англии в союзные силы, лишь 18 тысяч были британцами. В отличие от Франции, в Англии существовали сильные антивоенные настроения – после опыта XVII столетия постоянная армия рассматривалась как угроза свободе. Английский парламент ревниво проверял управление санкционированными им армиями, комплектование личным составом было сложным. Даже славные успехи, выпавшие на долю ее армий, не изменили отношение Англии. Призыв был весьма ограничен, и его цель главным образом состояла в предоставлении подходящего занятия преступникам и ни на что не годным элементам. Полки формировались и оснащались владевшими ими полковниками, дававшими им свои имена, и обычно состояли из одного батальона численностью 700 – 900 человек. В военной администрации довольно часто наблюдались случаи мошенничества и обмана – офицеры получали денежное и пищевое довольствие и снаряжение для несуществующих частей, а существующие не получали того, что было положено. В 1712 г. недруги Мальборо в парламенте даже выдвинули против него обвинения в казнокрадстве, правда, обвинения были признаны ложными.

В 1694 г. был основан Английский банк, и в этом отношении англичане и голландцы имели преимущество по сравнению с воевавшей с ними Францией. Война стимулировала развитие финансов, а также диверсификацию торговли и промышленности. Она также не была чрезмерно разрушительной, ибо воспоминания о Тридцатилетней войне заставляли по возможности смягчать ужасы войны. В известной мере имело место мародерство, но методических разрушений было очень мало. Дисциплина была строгой, были организованы склады снабжения, и много внимания уделялось высококачественному снаряжению, такому, как обувь и теплая одежда. Армия составляла незначительную часть населения страны и была оторвана от него. Дж.М. Тревельян писал: «Европа была слишком плохо организована и слишком бедна, чтобы платить налог людской кровью, а ее кредитная система слишком примитивна, чтобы изымать слишком много средств из богатства и благоденствия будущих поколений».

Это было славное время для кавалерии, хотя сражения в открытом поле были сравнительно редки, а командующие главные надежды возлагали на пехоту. Французская кавалерия по-прежнему цеплялась за оставшуюся от XVI в. традицию гарцевания перед строем с пальбой из пистолетов, больше полагаясь на огнестрельное, чем на холодное оружие. Но английская кавалерия, как ее учил Мальборо, совершенствовала тактику Густава и Кромвеля, готовилась атаковать развернутым строем глубиной в три ряда «полной рысью», не галопом, пуская в ход только сабли. Поначалу кавалеристы совсем не имели доспехов, но в 1707 г. Мальборо ввел нагрудные кирасы. Драгуны могли атаковать как кавалерия либо только приближаться верхом к полю боя и, спешившись, действовать в качестве мушкетеров.

В оснащении пехоты за последнее время произошли две важные перемены. После 1650 г. мушкет с кремневым замком сменил в качестве табельного пехотного оружия своего собрата с фитильным замком. Он лучше показал себя в сырую погоду и имел большую скорострельность. Во-вторых, был создан штык. Сначала в дуло мушкета вставляли нож. Положение коренным образом изменилось с изобретением в 1678 г. кольцевого крепления, штык крепился снаружи ствола, давая возможность продолжать стрельбу. Вскоре копейщики стали не нужны, потому что сам мушкетер мог выполнять их функции. Следующие 150 лет не защищенные доспехами пехотинцы были вооружены лишь мушкетами с кремневым замком и штыком, имея с собой кожаные сумки, вмещавшие 40 – 60 бумажных патронов.

Новые батальоны, не обремененные фитильным оружием и неуклюжими копьями, стали более маневренными. Маневренность и опора больше на огневую мощь, чем на рукопашную схватку, дали хорошо обученным войскам больше возможностей взять верх над преобладающими численно силами. Мальборо прекрасно это усвоил и в свободные от боев шесть зимних месяцев уделял много внимания обучению пехоты прицельной стрельбе и залповому огню взводов. Полки учили образовывать пустые квадраты в случае кавалерийской атаки. Кроме мушкетеров в каждом полку имелись роты гренадеров, отбиравшихся по физическим данным и служивших в некоторой мере штурмовыми войсками. Обычным явлением теперь стали линейные боевые порядки, приспособленные для максимального использования огневой мощи. Линейные построения требовали мужества, опыта и навыков: поскольку из-за возросшей мощи ручного огнестрельного оружия дистанции по фронту становились шире, солдат мог оказаться изолированным от товарищей. Такие ситуации порождают страх, отсюда важность дисциплины.

Мальборо продолжил начатое Густавом слияние артиллерии с другими родам войск. Огромным подспорьем в этом деле явились артиллеристы полковника Блада. Вставшие перед ними проблемы переброски орудий, которые они успешно преодолели в 1704 г. при переходе через Шварцвальд к Дунаю и во время боев в болотах у Бленхейма, были поистине чудовищными. На дальние расстояния полевая артиллерия стреляла ядрами, на близкие – шрапнелью. Тяжелые осадные комплексы отличались от полевой артиллерии. Мальборо очень ценил тактическое применение полевой артиллерии.

В Войне за испанское наследство Мальборо был главнокомандующим союзных армий Британии, Объединенных провинций Нидерландов, Австрии, Бадена и других небольших германских государств. Он столкнулся со сложной стратегической обстановкой. Объединившиеся Франция и Испания могли оперировать на внутренних стратегических путях, а в 1703 г. к ним присоединилась Бавария. На северном фронте, в Испанских Нидерландах, Франция располагала мощным барьером крепостей, защищенных 90-тысячной армией. На юге испанцы находились в Италии. На востоке к 1703 г. ничто, кроме собственных споров, не мешало баварцам и французам под командованием Виллара двинуться подавляющими силами на Вену.

Район кампаний Мальборо

Союзники были разделены на два далеко отстоявших друг от друга блока и расходились во взглядах по вопросам политики. Первой проблемой Мальборо были голландцы, старавшиеся держать свою армию поближе к своей территории. Его планы снова и снова отвергались. Эти препятствия наряду с временами недостаточной поддержкой британских политических деятелей ставили Мальборо в невыгодное положение по сравнению с главнокомандующим противных войск Людовиком XIV, обладавшим абсолютной властью и располагавшим централизованной военной машиной. Принятая для юга стратегия предусматривала посылку военной экспедиции в Испанию и английского флота в Средиземное море, с тем чтобы господствовать на море вокруг театра военных действий и ограничить противника действиями на суше. В 1704 г. был взят Гибралтар. Сам Мальборо планировал в Нидерландах перенести войну дальше на восток, чтобы устранить непосредственную угрозу голландцам, скоординировать действия с австрийцами и напасть на Францию в ее более уязвимом северо-восточном углу. В 1703 г. Австрия находилась в чрезвычайно угрожаемом положении. Мальборо решил искать решение проблемы с Францией на Дунае и таким путем отодвинуть угрозу от Австрии.

Мушкет с ударным кремневым замком

Идея эта подходила во всех отношениях. От Ульма (на Дунае) Вене угрожала объединенная франко-баварская армия в 45 тысяч человек (вскоре должна была пополниться за счет подкреплений до 57 тысяч) под командованием курфюрста Макса Эмануэля и маршала Марсена. Спасти Вену было жизненно важно, потому что, если бы Австрия была выбита из войны, французы могли сосредоточить все усилия на северном фронте. Поскольку Людовика XIV, прочно окопавшегося в центре, устраивала оборонительная или затяжная война, ясно, что союзникам требовалось наступление. Но налицо были две реальные трудности. Во-первых, голландские политики были страшно трусливы, и, во-вторых, если союзным армиям предстояло выйти к Дунаю, то им пришлось бы пройти через французский центр, обнажив свой фланг. Мальборо решил действовать быстро и ввести в заблуждение друзей и недругов. Он сообщил голландцам, что намерен предпринять действия на Мозеле, и те весьма неохотно, но выделили ему свой контингент. Настоящее же место назначения было известно лишь немногим высшим политическим деятелям. Ему обещал поддержку баденский маркграф Луис, а принц Евгений двинулся навстречу Мальборо из Вены.

Поход 40-тысячной армии Мальборо начался в мае 1704 г. Залогом успеха была скорость, чему способствовала отправка тяжелых орудий и боеприпасов по воде. «Европу вводили в заблуждение в два этапа, – пишет Тревельян. – Первый до Кобленца, откуда, как ожидалось, армия двинется вверх по Мозелю, и, чтобы создать такое впечатление, там были собраны огромные припасы. Но, достигнув Кобленца, армия двинулась на юг, а припасы посланы вслед вверх по Рейну. Но даже теперь казалось, что армия двинулась не к Дунаю, а в Эльзас. Реакция была немедленной. Виллеруа увел свою армию из Нидерландов, сначала чтобы прикрыть Мозель, а затем чтобы присоединиться к маршалу Таллару, оборонявшему Эльзас. Лишь 3 июня секрет выплыл наружу, к тому времени кавалерия продолжила путь на юго-восток в сторону Дуная.»

Этот выдающийся переход огромной массы людей на огромное расстояние явился блестящим примером организаторских способностей. Мальборо с ранней весны бешеными темпами занимался дипломатической и организационной подготовкой кампании. Были получены согласия и заверения всех правителей соответствующих германских княжеств. В нужных местах мосты находились в полной исправности, припасы находились в тех местах, где требовалось. С немецкими банкирами была достигнута договоренность о кредитах, и все оплачивалось наличными – в результате армия во всех странах встречала хороший прием. На подходе к Баварии армию ждали новые сапоги.

На полпути между Рейном и Дунаем к Мальборо присоединился принц Евгений. Искусный тактик и отважный командующий, Евгений в то время, возможно, был более известен, чем Мальборо, так как, одержав в 1697 г. победу над турками в Зентском сражении, он изгнал их из Венгрии. Он как нельзя лучше подходил на роль дублера, ибо, обладая огромным военным опытом и ценным даром предприимчивости, он был готов признать превосходство другого таланта. Спустя несколько дней к Мальборо присоединился третий командующий – баденский маркграф Луис, тоже опытный воин, но безынициативный и трудно контролируемый.

Было совместно решено, что Евгений двинется к Рейну и возьмет на себя армии Виллеруа и Таллара, а Мальборо с маркграфом направятся на восток, чтобы вынудить Баварию перейти на их сторону. Мальборо и Лувис должны были командовать объединенной армией через день – странный план, правда, имелось определенное понимание, что превалирующее руководство кампанией находилось в руках Мальборо.

Евгений направился к Рейну, а главные силы двинулись своим путем. 1 июля Мальборо с 70-тысячной армией появился в Амердингене на Дунае, тогда как Марсен и курфюрст располагались на южном берегу в десяти милях выше по течению. Теперь Мальборо находился между противником и Веной.

Мальборо уже принял решение, что его первым шагом должен быть захват Дунайверта в 15 милях ниже по течению, поскольку обладание им обеспечивало новую линию коммуникаций на север в дружественную область Центральной Германии, а также давало возможность оседлать Дунай с мостом в Баварию. Нельзя было терять время. В Страсбурге Таллар с 60 тысячами солдат вот-вот переправится через Рейн, и Евгению с его 30 тысячами его не удержать. Что еще неотложнее, Марсен увидел жизненно важное значение Дунайверта, уже 30 июня удерживать его было послано 14 тысяч солдат, и следом были готовы двинуться главные силы. У Мальборо было 10 миль форы, и на рассвете 2 июля он двинулся на восток, чтобы захватить Дунайверт.

Войскам предстояло покрыть 15 миль ужасной дороги, а в конце взять штурмом сложнейшие укрепления. Ключом к Дунайверту был Шелленберг, высокий сильно укрепленный холм у стен города. К концу дня после полуторачасового кровопролитного боя он был взят: солдаты «били врага стволами ружей и штыками, выдергивая их руками, когда они пронзали внутренности». Авангард по узкому и крутому фронту сразу пошел на штурм, вынуждая защитников сконцентрироваться на этом пятачке, а остальные войска пошли в обход, чтобы атаковать сзади. Эта победа досталась самой дорогой ценой, но Мальборо знал, когда идти на жертвы ради потенциального выигрыша. Он также знал, что солдаты стерпят потери, если победят – хотя человеческим жертвам есть предел. Теперь для Мальборо открывались желанные пути вперед и назад и он прочно утвердился между французами и Веной.

Сообщение о форсировании Рейна Талларом Мальборо получил через два дня после описанного события. Требовалось как можно скорее оторвать Макса Эмануэля от союза с французами. С этой целью союзная армия принялась в июле методично разорять Баварию. Однако курфюрст был готов примириться с жертвами своих подданных, потому что ожидал помощи от Таллара, и эта неприятная военная мера не достигла цели. К началу августа Таллар объединил силы с Марсеном и Максом Эмануэлем и 10-го направился на север, чтобы в Диллингене переправиться через Дунай. Как главнокомандующий Таллар знал свое дело, пользовался уважением, но он был скорее дипломатом, нежели профессиональным солдатом, и не осуществлял по-настоящему твердого руководства армией. 11-го Евгений, тоже прибывший на восток, написал Мальборо из Мюнстера, оценивая в общих чертах обстановку. Мальборо поспешил на соединение с Евгением: целых три года он искал возможности встретиться с французами в полномасштабном сражении.

К 12 августа французы и баварцы встали лагерем в Бленхейме, в пяти милях по Дунаю выше Мюнстера. Они не хотели сражения и не ожидали, что, зная о прочности их позиции, этого хотят союзники. Более того, им было известно, что Луис с 15 тысячами солдат осадил Ингольштадт. На деле же Мальборо намеренно избавился от своего медленно соображавшего коллеги, дабы оставить себе свободу рук. В тот день Мальборо и Евгений изучали обстановку с высоты церкви в Тапфхейме.

Обе армии, французская и баварская, стояли лагерем на свежеубранном открытом поле позади впадавшей с севера в Дунай речки с топкими берегами под названием Небель. Они растянулись по фронту на четыре мили: собственная армия Таллара занимала две мили между деревнями Бленхейм на берегу дуная и Оберглау, а между Оберглау и Лютцингеном располагалась армия Марсена и курфюрста. К северу от Лютцингена тянулись лесистые холмы. С хорошо защищенными флангами – деревни образовывали бастионы – и протекавшим по фронту в болотистых берегах ручьем армии занимали прочные оборонительные позиции. Кроме того, они имели превосходство в артиллерии. В других отношениях противостоящие силы были более или менее равны, составляя 50 – 60 тысяч человек.

Мальборо и Евгению представилось, что боевые порядки неприятельских армий были ненадежны. Они располагались по отдельности, каждая со своей кавалерией на флангах, за исключением того, что Таллар, не имея из-за реки места справа, поместил всю кавалерию на своем левом фланге. Это означало, что в центре объединенных армий вокруг Оберглау преобладала кавалерия. Правда, такое расположение было бы идеальным для конного сражения, но взаимное положение французской кавалерии и пехоты не имело смысла. Вторым слабым местом французского расположения было то, что Таллар находился в 1000 ярдов от Небели. В моей военной концепции неизменно присутствуют два основных принципа: силы, расположенные на расстоянии неприятельского удара, должны размещаться надлежащими боевыми порядками, быть в любое время готовы отразить внезапное нападение; во-вторых, препятствие наполовину теряет свою ценность, если ты располагаешься на расстоянии, позволяя противнику разведывать подходы и затем беспрепятственно его преодолевать. (Первый из этих принципов пошел мне на пользу на «линии Марета» в 1943 г. и на Рейне в 1944 г., когда, вместо того чтобы атаковать британские и канадские армии под моим командованием, немцы напали на американцев, оставивших в Арденнах брешь в своих силах шириною в 100 миль. Что до второго, то он оправдал себя в операции по отходу из Бельгии к Дюнкерку в 1940 г. Я неизменно всеми силами стремился к тому, чтобы огнем и посылкой патрулей помешать немцам вести разведку близ водных преград в расположении моей дивизии, в результате мы без труда удерживали позиции, пока не пришло время отходить дальше.)

Сражение при Бленхейме

Но вернемся к Бленхейму. Французская армия Таллара находилась на расстоянии удара союзных армий под командой двух грозных генералов, а он не принял мер предосторожности против внезапного удара. Если бы он 12 августа выдвинул передовые части к берегу речки, операция армии Мальборо по наведению переправы и дальнейшему форсированию была бы очень трудной. На северном участке фронта Марсен и курфюрст действовали более благоразумно, они прочно удерживали топкий берег речки, получив возможность уничтожить противника до того, как он восстановит строй после переправы вброд.

Мальборо и Евгений отметили все это и приняли решение внезапно напасть на противника на следующее утро, 13 августа. Продвижение союзных армий началось до рассвета, и с восходом солнца девять колонн вышли на открытое поле и постепенно развернулись в боевые порядки. Датская и прусская пехота и австрийская кавалерия, все под командованием Евгения, двинулись на север, к Лютцингену, формируя правый фланг. Главные силы из британцев, голландцев, ганноверцев и гессенцев под командованием Мальборо двинулись сразу на восточный берег Небель. Если Таллар не ждал нападения, то к 7 часам у него не должно было оставаться сомнений на этот счет. Французы, еще как следует не понимая опасности, заторопились отражать свалившуюся на них беду.

Внезапный удар оказался успешным, расположение сил противника, как и надеялся Мальборо, оказалось возможным определить по палаткам. Бленхейм надежно оборонялся 27 пехотными батальонами. Между Бленхеймом и Оберглау у французов размещалось 44 эскадрона кавалерии в 2 эшелона, поддержанных 9 батальонами пехоты и 4 эскадронами спешенных драгун. Оберглау обороняли 32 кавалерийских эскадрона и 14 пехотных батальонов. На левом фланге было 32 эскадрона кавалерии и 17 батальонов пехоты и затем в Лютцингене 51 кавалерийский эскадрон и 12 пехотных батальонов.

Пока колонны Евгения прокладывали себе путь по лесистой пересеченной местности к Лютцингену, Мальборо наблюдал за развертыванием франко-баварских боевых порядков. Особенно сильным был правый фланг неприятеля, большие силы размещались в двух деревнях – Оберглау и Бленхейме. Тогда как Евгению предстояло вступить в решительную схватку с противником на севере и по возможности повернуть этот фланг, решающий бой, понятно, должен был произойти между Мальборо и Талларом значительно южнее. Мальборо ожидал, что Таллар будет препятствовать форсированию Небели и соответственно построил атакующие войска несколько необычно – в четыре эшелона. Первый, из 17 батальонов пехоты, должен был форсировать Небель и закрепиться на западном берегу. Вслед за ним два эшелона кавалерии, первый из 36 эскадронов, второй – из 35, должны были развернуть основное наступление, последний эшелон из 11 пехотных батальонов должен был оставаться на восточном берегу на случай прикрытия возможного отхода кавалерии. В начале сражения главные усилия должны были сосредоточиться на этих двух деревнях. Это стало бы неожиданностью для противника, такой же, как атака против самого укрепленного участка холма Шелленберг, и если бы можно было сковать гарнизоны этих деревень, то они не могли бы атаковать фланги кавалерии, двигавшейся на прорыв центра франко-баварского фронта.

Первым боевым действием, в 10 часов утра, была переправа через Небель пехотной колонны лорда Каттса напротив Бленхейма, где берега были сравнительно твердыми. Но главное наступление не могло начаться, пока не займет позиции правое крыло под командованием Евгения. Четыре часа, до полудня, продолжалась артиллерийская дуэль, причиняя значительные потери, а в это время саперы союзников наводили шесть надежных переправ через речку, а в частях проходили молебны. Мальборо инспектировал войска, был момент, когда он исчез из виду из-за пыли, поднятый упавшим поблизости ядром. Солнце припекало, все находились в напряженном ожидании. Наконец вскоре после полудня Евгений был готов и Мальборо приказал начинать наступление.

Слева первые отряды Каттса двинулись на Бленхейм с приказом не открывать огонь, пока не достигнут защищавшего французов частокола. Треть солдат была уничтожена залпом французов с 30 шагов, но атакующих поддержали еще два отряда. Командовавший французами в Бленхейме маркиз Клерамбо в помощь своим 9 батальонам вызвал еще 7. Бой был таким же напряженным, как и на Шелленберге, и с тем же результатом. Тогда потерявший голову Клерамбо ввел свой последний резерв из 11 батальонов. Союзники продолжали атаковать, но проникнуть в деревню не смогли. Тем не менее они выполняли поставленную задачу – сковывать противника. С добавлением к первоначальному гарнизону еще 12 тысяч солдат французов набилось в деревне столько, что стало невозможно свободно передвигаться. Мальборо приказал удерживать неприятельские силы в деревне, чтобы они не могли принять участие в других местах.

Тогда как тяжелый бой продолжался весь день на левом крыле, Евгений проводил не менее напряженные бои на более широком фронте справа. Весь день он сдерживал противника в ожесточенных схватках между Оберглау и Лютцингеном, одновременно не теряя из виду первостепенные события, происходившие южнее, готовый направить туда любые дополнительные силы, какие могут потребоваться Мальборо, – хотя и у самого не было лишних.

Решающие события происходили в центре, в Оберглау и южнее деревни. Здесь командовал сам Мальборо, не теряя из виду Бленхейм, но сосредоточив все внимание на центре. Ему отлично помогали нижестоящие военачальники, особенно лорд Оркней и его собственный брат Чарльз Черчилль. Таллар же, наоборот, метался взад и вперед по фронту, нигде по-настоящему не влияя на ход событий и, по существу, не понимая, что происходит.

Теперь стало ясно, что Таллар допустил серьезную ошибку в самом начале сражения, позволив первым эшелонам пехоты и кавалерии беспрепятственно, если не считать огня артиллерии, форсировать в центре Небель. Он не пустил в бой кавалерию, пока союзные войска формировали боевые порядки на его стороне речки, и, хотя бой был напряженным, противника не удалось оттеснить обратно. Более того, переправились дополнительные части и союзники, имея численное превосходство и благодаря лучшей тактике, когда пехота и кавалерия, как их учили, тесно взаимодействовали, стали продвигаться вперед. Кавалерия нападала первой, а пехота находилась в резерве позади, оставляя бреши в своих рядах, через которые кавалерия могла отойти назад для перегруппировки перед следующей атакой, а в это время пехотные взводы встречали залпами приближавшуюся конницу противника. Обученные владению штыком, эти же пехотинцы успешно проивостояли кавалерии и в ближнем бою. Французская пехота на этом участке насчитывала 9 батальонов молодых рекрутов, которые, по выражению Тревельяна, «ничего не знали о сражениях, кроме как погибнуть на позиции».

Высшая точка боя наступила вскоре после полудня, когда 10 батальонов пехоты союзников под командованием принца Гольштейн-Бекского пошла на штурм деревни Оберглау. 9 оборонявшихся французских и ирландских батальонов под командованием маркиза де Бленвиля предприняли отчаянную контратаку и отогнали нападавших к Небели. Правый фланг центральной позиции Мальборо внезапно оказался открытым, и армия оказалась под угрозой быть расколотой. Заметив это, Марсен немедленно собрал близ Оберглау отряд кавалерии. Видя опасность, Мальборо срочно запросил конных подкреплений у Евгения. Когда всадники Марсена начали атаку в сторону Небели, конный отряд, посланный вовремя Евгением, ударил им во фланг и вынудил повернуть назад. К тому времени пехотинцы Гольштейн-Бека перегруппировали силы и, возобновив наступление, вынудили противника вернуться в Оберглау и заперли его там. Теперь победа была в руках союзников. Множество неприятельских войск оказались закупоренными в Бленхейме и Оберглау, левым флангом овладел Евгений, и теперь союзникам для полной победы оставалось лишь сосредоточить подавляющие силы в центре.

Но Мальборо, удерживая положение в центре с тем, чтобы дать солдатам перевести дух, выжидал благоприятного момента и перестраивал тактику по всему фронту сражения для нанесения решающего удара. Евгению еще предстояло много трудов на правом фланге, однако вскоре после 4 часов его войска уже обошли Лютцинген и действовали в тылу. Тем временем Мальборо переправил через Небель оставшиеся силы и по фронту между Бленхеймом и Оберглау выстроил два эшелона кавалерии общей численностью 90 эскадронов и позади еще два эшелона из 23 батальонов. Таллар же собрал здесь самое большее 60 эскадронов и 9 батальонов. Когда наконец он разгадал замысел Мальборо, то, чтобы сдержать наступление врага, подтянул пехоту, выдвинув ее к югу от Оберглау. Мальборо, еще не завершивший развертывание кавалерии, выставил против нее 3 батальона и часть артиллерии. На какой-то момент французская пехота получила перевес, но их конница не воспользовалась благоприятной обстановкой для атаки. К 5.30 Мальборо был готов. Практически последние 9 отборных французских батальонов были сметены с пути артиллерией, и союзная конница пошла в атаку.

С возвышенности у Лютцингена обе воюющих стороны могли наблюдать происходившее на равнине. Когда союзная кавалерия широким фронтом плечом к плечу рысью, но наращивая скорость двинулась вперед, французская конница выступила навстречу. Если бы даже атаковавшие не превосходили ее численно, она все равно была бы разбита, потому что атаковала отдельными эскадронами, останавливаясь для того, чтобы открыть огонь из своих фузей. Когда французы останавливались, союзная кавалерия прибавляла рыси, поражая противника за счет сочетания скорости, массы и сабельных ударов. Бреши в строю незамедлительно заполнялись из задних рядов. Французов погнали назад со скоростью, которая скоро переросла в бешеное бегство.

Беглецов французского центра погнали к Дунаю и там сбрасывали в пропасть или топили в болотах. Следовавшего в Бленхейм покорного судьбе маршала Таллара взяли в плен и привели к главнокомандуюшему союзными войсками. Мальборо, сидя в седле, тут же нацарапал на обороте «счета из таверны» записку своей жене Саре: «Нет времени написать больше, но очень прошу передать мое почтение королеве и сообщить, что ее армия одержала славную победу. Монсеньор Таллар и два других генерала у меня в карете, а я преследую остальных».

В тот момент, когда прорвали французский центр, лорд Оркней развернул своих англичан и шотландцев и присоединился к Каттсу с Черчиллем, блокировавшим Бленхейм, полностью окружив прижатую к Дунаю деревню. Клерамбо в панике бросился в реку и утонул. К 9 часам вечера находившиеся в Бленхейме французские офицеры капитулировали. 9 тысяч невредимых солдат оказались в плену. Увидев, что происходит, Марсен с курфюрстом, еще не битые, к 7 часам начали организованно отходить на запад. Их не преследовали. У Мальборо не было резервов, спускалась ночь, а у него на руках было много пленных. Его армия сама потеряла 4500 человек убитыми и 7500 ранеными, или 20 процентов численного состава. Потери французов составили около 40 тысяч, включая 14 тысяч пленных, и 60 орудий.

Дунайская кампания и Бленхеймское сражение имели глубочайшие последствия. В начале 1704 г. Людовику XIV было рукой подать до осуществления своей честолюбивой цели господства над Европой. Испания, Испанские Нидерланды и Италия были у него в кармане, Австрия, казалось, была обречена. Но после 1704 г. он оказался в обороне, понимая, что армия обескровленна, а хозяйство истощено, – и лишь искал почетного мира, дабы сохранить границы. Мальборо развеял призрак, висевший более сорока лет над Европой. Британские солдаты, о которых два с половиной столетия в Европе не слыхали, теперь обрели репутацию лучших в мире.

Но война еще не кончилась. С 1705-го по 1711 г. Мальборо пришлось воевать в Нидерландах, охватывавших в то время территорию современных Голландии, Бельгии и Люксембурга. Сражения давались трудно, хотя и здесь он одержал еще три крупные победы – при Рамийи (1706 г.), Ауденгарде (1708 г.) и Мальплаке (1709 г.). В 1708 г. он предложил после победы при Ауденгарде двинуться прямо на Париж, но другие генералы не захотели и настояли на осаде Лилля. Но даже в этой чуждой ему по духу войне осад и несущественных маневров талант Мальборо проявлялся в предвосхищении и парировании шагов неприятеля. В 1711 г. по политическим соображениям он был отстранен от командования.

При описании Войны за испанское наследство достойны упоминания еще два военачальника более низкого ранга. Первым является граф Питерборо, командовавший британским походом в Испанию в 1705 г. Его захватывающие успехи были достигнуты горсткой войск благодаря отчаянной храбрости, дерзости и военной хитрости и бездарности генералитета другой стороны. Питерборо без единого выстрела захватил Валенсию, заставив испанского генерала Лас Торреса целый месяц отступать с 7-тысячной армией перед войском, насчитывавшим 1300 человек, а в один момент всего 150 солдат. Лас Торресу дали возможность «взять в плен» неких офицеров, «предупредивших» его о неминуемой угрозе со стороны огромной армии Питерборо.

Более важной фигурой является маршал Виллар. Именно он своими победами у Фридлингена в 1702 г. и Хохштедта в 1703 г. создал угрозу для Вены. Виллар, однако, был профессиональным солдатом, а не придворным льстецом, и его вспыльчивость и прямота внушали любовь скорее его солдатам, чем его политическим хозяевам. Некоторое время он был вынужден пребывать в тени. Но начиная с 1709 г. он командовал северным фронтом. Вообще-то ему было не сравниться с Мальборо, но он создал очень прочную оборону. Он отличался храбростью и был готов вступать в сражения, но в то же время был достаточно осмотрителен. В 1709 г., когда его армия была последним рубежом французской обороны на пути в Париж и численно значительно уступала противнику, а сам он был тяжело ранен, ему удалось превратить Мальпаке в пиррову победу для Мальборо и союзников. В 1710 – 1711 гг. он удерживал врага, создав превосходную линию земляных укреплений от пикардийского побережья до Намюра. Когда Мальборо покинул сцену, Виллар взял верх над Евгением в 1712 г., нанеся ему поражение при Денайне и отбросив союзников назад. Проиграв в этой войне все кампании, французы наконец одержали победу. Благодаря мощи вобановских фортификационных сооружений и блестящему руководству Виллара Франция добилась весьма сносных условий в заключительном Утрехтском договоре 1713 г.

Кроме Войны за испанское наследство Европе пришлось пережить Великую Северную войну (1700 – 1721) между Швецией и Россией. Московскому государству приходилось расширяться хотя бы ради обретения защитимых границ, и эта война была не первым столкновением со Швецией, великой северной державой.

Карл XII Шведский был преемником военной традиции Густава Адольфа. Он любил войну со всеми ее испытаниями и опасностями и, обладая необыкновенной выносливостью, показывал чудеса безрассудной храбрости, каких требовал и от своих солдат. Но он совершил глупость, втянувшись в войну с Россией. Петр Великий следовал испытанной временем стратегии – избегая сражений, заманивать противника на бесконечные открытые пространства России, ставя его перед проблемами расстояний, климата, опустошенных территорий и нарушения протяженных коммуникаций. Карл нарушил большинство принципов военного искусства. Исключительно суровой оказалась зима 1708/09 г., и шведская армия понесла ужасные потери. Окончательная катастрофа произошла в 1709 г., когда шведы осадили на Украине Полтаву. Петр окружил их намного превосходящими силами, сам Карл был ранен и бежал под защиту турок, а его армия сдалась в плен. Позднее он вернулся в Швецию и продолжал воевать до своей гибели в 1718 г. Великая Северная война закончилась в 1721 г. заключением Ништадтского договора. Он ознаменовал закат Швеции и появление России в качестве новой великой державы в Европе.

О Карле XII достаточно. Некоторые авторы, учитывая его руководство и победы на поле боя, считают его одним из великих полководцев. Я не согласен. Заслуга самой эффектной из шведских побед в этой войне, при Нарве в 1700 г., принадлежит не Карлу, а скорее генералу Ренскельду, разрабатывавшему план нападения. У Карла никогда не было четко определенной стратегии, и он недооценивал, как позднее Наполеон и Гитлер, русских. Он безответственно, если не сказать больше, относился к политике, мало ценил жизни солдат и привел Швецию на грань гибели.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.