Глава 9 Пульс власти
Глава 9
Пульс власти
По сравнению с более ранними империями Египта, Ассирии и Вавилонии Ахемениды добились выдающихся успехов. Основной причиной этого, безусловно, следует назвать абсолютно новое и творческое отношение к власти. Если ассирийцы кичились наложенным игом и радовались взысканной дани, то Кир видел себя освободителем, а Дарий и Ксеркс – божественно избранными для правления и установления нового порядка. Эта атмосфера в большей степени напоминала не Рим эпохи Августа, а Священную Римскую империю. С практической стороны основной причиной успеха были экономические возможности, поощрявшиеся новым порядком, часто вызывавшие добровольное подчинение персидскому правлению. Персы господствовали на завоеванных землях, но не эксплуатировали их, не мешая действовать естественным элементам экономики в привычном порядке. Так, Финикия и Киликия продолжали заниматься своими ремеслами и торговлей, а многочисленные деловые документы из Месопотамии показывают, что храмы, банки и торговые центры функционировали, как во времена Шумера. Получив защиту, перевозки по морю и суше повсюду возросли, а широко распространившаяся монетная система облегчила торговлю. Более существенным нововведением стала стандартизация Дарием стоимости драгоценных металлов в терминах степени чистоты. Хотя использование персидских золотых дариков широко не распространилось и по персидскому стандарту сикля в империи было выпущено небольшое число монет, но «царская мера» признавалась везде (рис. 51).
Рис. 51. а – лидийская монета из сокровищницы Персеноля; б – золотой дарик царя Дарня; в – монета Тиссаферна, Малая Азия.
Провинции в стороне от торговых центров процветали. Очевидно, сатрапы удерживали значительные части царских земель для собственного использования, обеспечивая рабочую силу и капитал для их развития. К сельскому хозяйству сами персы относились очень серьезно: их религиозные верования не допускали разорения земель. Вот что говорил Арсит, сатрап Даскилея: «Я не буду стоять и безучастно смотреть, как горит хозяйство из числа тех, что вверил мне царь». В общем, персидская знать чувствовала себя глубоко ответственной не только за физическую защиту своих провинций, но также и за поддержание закона и порядка. Сатрап был не диктатором в своей области, а чиновником на государственной службе, имеющей ступени и департаменты, через которые он должен был действовать.
Именно Дарий установил принцип господства права. Его надписи наводят на мысль, что более всего он считал себя законодателем. Свод законов, который он обнародовал, был не нов. Он представлял собой кодификацию Вавилонского прецедентного права или правовых решений, которые называли датом – словом, использовавшимся для обозначения божественного порядка в Авесте. Не сохранилось ни одного фрагмента законов Дария, и степень их введения в действие в различных странах нам неизвестна, но «законы мидян и персов» вошли в поговорку во всех подчиненных странах для обозначения судебной неподкупности и суровости. Существовали специальные суды с постоянными судьями, и эффективность судебной власти поддерживалась аздакарой, или «службой гласности», системой царской почты и уходом за состоянием дорог, таких, как обнаруженная недавно знаменитая магистраль из Сард в Сузы. Царские надписи не оставляют сомнения в благородном и религиозном отношении к власти монархов-Ахеменидов. Терпимость к религиям других стран была одной из наиболее просвещенных черт pax persica[12] и документально подтверждается такими событиями, как восстановление Киром вавилонских святилищ и храма Яхве в Иерусалиме, поклонение Камбиса быку Апису в Мемфисе.
Это нельзя объяснить никаким документированным универсализмом и синкретизмом Ахеменидов. В большей степени подобная терпимость порождена смесью природного генотеизма[13] с осторожностью. Нигде не найдено свидетельств, что они считали Ахурамазду и Яхве проявлениями одного и того же «Бога небесного». И Дарий, и Ксеркс, объявляя свое теократическое правление под властью Ахурамазды, осторожно добавляли: «и других существующих богов». Так же и Кир, благодаря вавилонские божества за свои победы, охотно признает их могущество, хотя и находящееся под опекой всесильного Ахурамазды, мудрого бога, «величайшего из богов».
О взаимоотношениях Ахеменидов (особенно Дария I) и пророка Зороастра, жившего, как теперь широко признано, вскоре после 600 г. до н. э., шли бурные споры, и в результате появились противоположные заключения. Своим маздаизмом, дуализмом и терминологией надписи Дария и Ксеркса напоминают об Авесте, основном произведении древнепер-сидской литературы, сохраненной парси в Индии. Среди молитвенников, гимнов и мифологического материала, составляющих Авесту, древнейшим является набор гимнов, называемых гатами, которые не только содержат объемную биографическую информацию о Зороастре, но и написаны языком, по-видимому представляющим собой архаический диалект Бактрии или Хорезмии, где жил этот пророк. Из-за сходства, существующего между эпитафией Дария и гатами, некоторые ученые считают, что он в действительности цитировал Авесту, а воссозданная по Авесте биография позволила Херцфельду и Олмстеду отождествить царя Гуштаспа, бывшего первым покровителем Зороастра, с Гистаспом, сатрапом Парфии-Гиркании и отцом Дария. Это означало бы, что в детстве Дарий находился под влиянием Зороастра. Ни один из этих аргументов теперь не следует принимать в расчет. Архаичный язык в гатах, как было показано, не идентичен древнеперсидскому языку ахеменидских надписей, даже если они и выражают похожие настроения. Во-вторых, отождествление Гуштаспа с ахеменидским Гистаспом вызывает самые серьезные сомнения, поскольку потомки Гуштаспа из Авесты неизвестны в истории Ахеменидов. Хутаоса, жена Гуштаспа и первая новообращенная Зороастром, не может быть Атоссой, или женой Дария Великого. Ни один Ахеменид в Авесте не упомянут. Тем не менее очевидно, что Зороастр и Дарий были продуктами одного и того же интеллектуального климата, хотя, безусловно, разного социального окружения.
Струве и другие ученые утверждают, что Ахемениды и зороастрийцы игнорировали друг друга и все ссылки на западноиранских монархов были удалены из Авесты. Конечно, роль посредника между Богом и человеком, которую играл Зороастр, и его притязания на особую избранность Ахурамаздой, явно были узурпированы и Дарием, и Ксерксом. В персепольской надписи Ксеркс идет еще дальше и утверждает, что именно он изгнал из Западного Ирана культ дэвов, древних иранских богов неба и бури, приниженных Зороастром, и разрушил их храмы. В этой «дэвовской» надписи Ксеркс принимает на себя роль Саошьянта, или «спасителя», – ту самую функцию, предназначавшуюся Зороастру в поздней Авесте, и «избавителя», пришествия которого ожидали зороастриицы. Если по этой причине последние не могли принять Ахеменидов, то кажется странным, что в Авесте им не выражено порицание, и еще более удивительно, что Зороастр остался неизвестен классическим комментаторам истории Ахеменидов, а именно Геродоту, Ксенофонту и Страбону. Возможно, нам следует сделать вывод об осуществлении ахеменидскими царями для западных арийцев той же функции, которую выполнял Зороастр на востоке страны; и те, и он действовали в абсолютно разных социальных слоях и не конфликтовали между собой. Все они следовали дуалистическому образцу; в Авесте Ангра-Манью (Ахриман, злой дух) противостоит Ахурамазде (позднее Ормузду), в то время как для Дария противоположными принципами были арта, божественный порядок, и друдж, или ложь.
В какой степени эта схожесть в терминологии может быть результатом общего религиозного климата? Возможно, ахеменидская религия и зороастризм лучше всего объясняются параллельным развитием из общего источника, при котором первой недостает строгого монотеизма зороастрийцев и утонченной литургической практики. Нам следует, наверное, разделять поклонение Ахурамазде, наблюдавшееся на индийской территории в VIII в. до н. э., и особый этический универсальный маздаизм, проповедовавшийся Зороастром, понимание которого затруднено из-за покрова народной религии, наброшенного на него в Авесте. Такое представление подвергает сомнению загадочную роль магов, оказавших своей жреческой деятельностью сильнейшее влияние на Западный Иран и Восточную Анатолию, районы, находившиеся в контакте с древней страной Урарту-Парсуа.
Рис. 52. Алтарь огня с рельефом мага из Бюньяна, Кайсери, Турция.
Маги – одно из пяти коренных иранских племен, названных Геродотом, – по-видимому, в большей степени были религиозной кастой, чем собственно племенем (рис. 52). Еще три племени идентифицировать невозможно, но аризанты {арии и занту, племя) были, вероятно, преимущественно арийцами, в среде которых оформилось поклонение Ахурамазде. На ранней стадии, хотя арийские последователи маздаизма проживали в Урарту-Мидии, их религия скрыта в мидийском магизме с его кровавыми жертвоприношениями, поклонением огню, ритуалами хаомы и астрологией. Между тем на востоке Ирана маздаизм был очищен Зороастром и, откликаясь на магизацию и аристократический характер запада, мог включить в себя простые демократические идеи кочевников востока. Это, конечно, гипотеза. Можно, разумеется, задаться вопросом, отрекся ли на самом деле Зороастр от практики магов, ведь точно так же вероятно, что аспекты этического зороастризма принесли на запад маги. Короче говоря, мы находимся в полном неведении. Можно лишь сказать, что маги, как и Ахемениды, не упоминаются в Авесте. Следует также подчеркнуть, что маги были, по существу, жрецами культа, а не теологами и их деятельность не абсолютно несовместима с религиозными верованиями и Зороастра, и Ахеменидов.
Рис. 53. Знатный человек и маг поклоняются двум алтарям-близнецам; рельеф на фасаде гробницы в Сакаванде, Курдистан. VII–VI в. до н. э.
Помимо поклонения Ахурамазде и подобных форм дуалистического выражения, Ахемениды и зороастрийцы практиковали поклонение огню (рис. 53). Зороастрийских жрецов называли атраван, или стражами огня, в то время как маги, кажется, посвятили себя главным образом жертвоприношениям, и, как описывал Геродот, их жертвоприношения животных поразительно напоминали поклонение более ранних ведийских арийцев. Мы не можем сказать точно, как в культах зороастрийцев и Ахеменидов поклонение огню было связано с поклонением Ахурамазде. На рельефах своих гробниц ахеменидские монархи стоят перед алтарями огня, а над ними парит Ахурамазда. Если принять доводы Хинца, что культ огня является собственно зороастрийским, тогда мы должны считать эти рельефы и «огневые башни» (защищающие священное пламя), построенные в Пасаргадах Киром и в Накш-и-Рустаме Дарием (?), бесспорным доказательством зороастризма Ахеменидов. Также можно принять во внимание отказ Дария иметь дело с магами. Кроме того, указывая на храмы огня, которым противостояли маги, он заявил, что необходимо восстановить святилища, разрушенные магом Гауматой (бехистунская надпись). Однако именно начиная с правления Ксеркса, когда маги были в милости у Ахеменидов, весь Иран принял зороастрийский календарь. Это единственные конкретные факты, говорящие о принятии Ахеменидами зороастрийских идей. Им противоречит свидетельство, что при Ахеменидах персы хоронили своих умерших и не выставляли их на всеобщее обозрение, как предписывал Зороастр, требовавший не допускать загрязнения земли. Может быть, влияние магов и повторное возникновение дозороастрийской религии в конце концов привели к практике, во многих отношениях полностью противоположной принципам Зороастра. Так, мы обнаруживаем, что Ксеркс жертвовал быков троянской Афине, а пьянящий напиток хаома, культовое питье, запрещенное Зороастром, использовался, согласно свидетельствам на табличках, в Персеполе.
С естественным для грека изумлением Геродот рассказывает, что у персов не было статуй их богов. Хотя и верно, что персы не любили устанавливать статуи и храмы и использовали лишь изображение Ахурамазды, скопированное с ассирийского бога Ашшура, более поздние события ставят под сомнение утверждение Геродота. До зороастризма поклонение богу-солнцу Митре и богине-матери Анахите было широко распространено, и вполне очевидно, что мидяне имели храмы, поскольку Саргон II и Салманасар III грабили их и вывозили из них скульптуры. Писатель Беросс, вавилонский грек, записывает, что Артаксеркс I возвел храмы Анахиты в столицах провинций. Поскольку в его надписях часто содержатся одновременно призывы к Анахите и Митре, то, вероятно, также существовали храмы и статуи, посвященные Митре. Еще один довод в поддержку этой мысли – специфическая иконография в авестской Митра Яшт, где Митра описывается как колесничий бог-солнце. В Индии к 250 г. до н. э. бог-солнце Сурья изображается в виде колесничего с дополнительными деталями, соответствующими Митра Яшт. Но на основании этого утверждать, что такая тесная связь между текстом и иконой существовала в персидские времена, было бы легковесным. С другой стороны, описание Анахиты в Авесте в самом деле читается как описание статуи вавилонской Иштар. На двух изображениях Анахиты на печатях она показана как Иштар, принимающая почести, стоя на спине льва, а на цилиндре Клерка она представлена на троне позади стойки с фимиамом в урартском костюме (рис. 54).
Рис. 54. Золотой Медальон и оттиск цилиндрической печати с изображением Айахиты (коллекция Клерка). V в. до н. э.
Диаметр медальона – приблизительно 1 дюйм, высота печати – 11/8 дюйма.
Хотя мы не в состоянии оценить практическую важность этих деталей персидской религии, но нельзя сказать, что при рассмотрении качеств персидского характера они излишни. Персидское правление было не только строгим, но и ответственным и справедливым. Несправедливость и нечестность считались частью «лжи», защитникам которой предрешалось терпеть вечное наказание. Митраизм также содержал этическое учение: Митра был богом клятв и регулировщиком поведения людей. Бок о бок с добродетелью шла смелость. Рассказы греков подтверждают храбрость персидской знати, и Геродот, обобщая, говорит, что персидское образование в целом «учило ездить верхом, стрелять из лука и говорить правду». Особое внимание, которое уделялось охоте, направлялось не на приобретение спортивного мастерства, а на воспитание смелости и правдивости, поскольку некоторые представители царства зверей были частью «лжи».
Из зороастрийской религии ахеменидских времен многие ключевые понятия пришли в иудейско-христианский мир, а универсализм и дуализм Персидской империи, родившиеся из зороастризма, в долгой перспективе могут, наверное, считаться более цивилизованными, чем амбиции Перикловых Афин. Мы должны помнить, что значительная часть информации об Ахеменидах вышла из-под пера их традиционных врагов. Но у Персии даже среди греков были поклонники – Ксенофонт один из них; и, несмотря на деспотизм и жестокость персов, многое свидетельствует и о благородстве, как о ключевом факторе для успехов империи.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.