Глава 14 БЕССИЛИЕ ВЛАСТИ

Глава 14

БЕССИЛИЕ ВЛАСТИ

Уничтожение евреев Европы даже скептикам продемонстрировало, какой страшной властью над беззащитными людьми обладал орден СС в гитлеровской Германии. Разветвленную систему эсэсовских организаций, покрывших весь рейх, можно сравнить со щупальцами гигантского спрута. Располагая СД, гестапо, войсками СС, Комиссариатом по поддержке германизма, бюро «Наследие предков», системой «Источники жизни», концлагерями и промышленными предприятиями, орден Гиммлера проник практически во все области жизни нации. Гигантская машина СС постепенно усложнялась и разветвлялась, напоминая некий лабиринт.

Расширение влияния СС прикрывалось постоянной переброской обязанностей – и соответственно мощи – от одной части этой организации к другой. Например, партийные, или так называемые альгемайне (общие), СС давно ушли в безвестность, 60 процентов их членов забрала армия, остальные вяло маршировали по улицам. Их стало практически невозможно отличить от ветеранских обществ – нацистских. СА или каких-нибудь бывших моторизованных частей. Но на месте альгемайне возникли новые специальные организации, менее броские, зато гораздо более влиятельные. Власть СС над жизнью Германии лучше всего видна на примере возвышения РСХА. Под давлением этого ведомства законные права немцев год от года сходили на нет. С началом войны РСХА получило возможность с помощью упрощенной процедуры отправлять людей на казнь, «подправляя» приговоры обычных судов и блокируя протесты министерства юстиции утверждением, что рейхсфюрер СС уполномочен использовать все средства «в интересах национальной обороны». Пока министром юстиции оставался доктор Гюртнер, к которому Гитлер относился с некоторым уважением, власть РСХА удавалось как-то ограничивать. Но с его уходом из жизни в январе 1941 года это место занял Франц Шлегельбергер, человек слабый, не пользовавшийся авторитетом, и РСХА подмяло под себя судебную машину.

Осенью 1941 года Гейдрих, в дополнение ко всем его чинам, был назначен также и. о. рейхспротектора Богемии и Моравии. Чехи волновались, и Гитлер велел беспощадными мерами навести порядок. Поэтому Гейдрих решил начать с какого-нибудь громкого показательного суда, чтобы показать чехам, что их новый владыка шутить не намерен. В качестве кандидата для наказания он избрал главу марионеточного правительства протектората Алоиза Элиаса. СД давно подозревала, что он работает и на чешское Сопротивление, и на чехословацкое правительство, бежавшее в Лондон.

РСХА хотело его сместить и предать суду еще года два назад, но рейхспротектор барон фон Нейрат, умеренный прагматик, воспротивился этому. Да и нацистский адвокат, государственный обвинитель Эрнст Лаутц считал, что свидетельства РСХА против Элиаса явно недостаточны для возбуждения процесса.

У Гейдриха был другой план. Он знал, что доктор Отто Тирак, председатель Народного суда, – человек очень честолюбивый, мечтающий стать министром юстиции рейха, и он будет готов пойти на авантюру, если сочтет, что это полезно для его карьеры. 27 сентября 1941 года Гейдрих и Тирак обо всем договорились: Элиас будет арестован и предстанет перед Народным судом. Официального обвинителя Лаутца условились вывести из игры, и пусть дело ведет полиция безопасности. Исполнялась давняя мечта РСХА: кандидат на пост рейхсминистра юстиции практически заранее соглашался предоставить СС свободу действий, игнорируя закон и исключив из судопроизводства тех людей, чей образ мыслей соответствовал нормам права. Он даже готов был передать рейхсфюреру СС функции государственного обвинения.

В Праге все произошло по этому сценарию. Как только государственный обвинитель отбыл на выходные, Гейдрих арестовал Элиаса. Пока берлинские законники ломали голову, что это там происходит в Праге, Гейдрих уже исполнил свою жуткую пародию на правосудие – быстро и энергично: 28 сентября арест, на следующий день начальник пражского гестапо Гешке предъявляет обвинение, 30 сентября Народный суд едет в Прагу, 1 октября в десять утра начинаются слушания. Через четыре часа Элиас был приговорен к смертной казни за «государственную измену и помощь врагу».

Отто Тирак получил вожделенную награду: он сослужил хорошую службу и 20 августа 1942 года благодарный диктатор назначил его рейхсминистром юстиции. Новый министр, конечно, был союзником гестапо. Хотя формально институт государственных обвинителей все же сохранился, 18 сентября 1942 года Тирак согласился передать РСХА право «корректировать» приговоры судов, а также санкционировал передачу в ведение гестапо лиц, приговоренных обычными судами к восьми и более годам заключения. В начале ноября 1942 года он также передал полицейским властям юридическую ответственность в делах поляков и евреев на восточных территориях. С лета 1943 года евреи на всех землях, подвластных Германии, переходили под полную юрисдикцию РСХА.

Хотя это ведомство формально еще подчинялось министерству внутренних дел, мощь его возрастала безо всяких ограничений. Некоторые пытались как-то его контролировать, но в августе 1943 года им пришлось умолкнуть, потому что сам Гиммлер был назначен министром внутренних дел вместо Фрика, попавшего в немилость оппонента СС. После этого всякое сопротивление потеряло смысл. Многие важные функции и посты были переданы в РСХА.

Больше других пострадало Главное управление полиции порядка – Орпо. До сих пор его «традиционные» бюрократы, юристы и криминалисты, старались держаться на расстоянии от РСХА и полиции безопасности; теперь же РСХА проглотило и контроль над криминальной полицией, и драгоценную полицейскую систему рапортов и регистрации, и еще много чего.

Едва став министром, Гиммлер разогнал административно-юридический отдел в управлении Орпо: там был своевольный руководитель, Вернер Брахм, который часто мешал ему. Довольно. Гнездо назойливых адвокатов превратилось в административно-хозяйственный отдел, во главе которого Гиммлер поставил «старого борца» группенфюрера Августа Франка. Примерно в это время серьезно заболел Курт Далюге, шеф Орпо и один из соперников Гиммлера, так что рейхсфюрер смог спокойно уничтожить остатки независимости полиции порядка. Летом 1944 года все вопросы, которыми занималась Орпо, были переданы в СС.

Экспансия РСХА была лишь отчасти показателем роста всеобъемлющего могущества СС. Благодаря организаторским способностям Гиммлера вырос еще один колосс – ВФХА – Главное административно-хозяйственное управление СС. Руководил им Освальд Поль, бывший флотский казначей, хитрый деспот, чем-то похожий на Муссолини.

Он был очень честолюбив, и его владения быстро расширялись – от скромного отдела до Главного административно-хозяйственного управления. Сам Поль к этому времени – к 1939 году – стал группенфюрером СС. Через три года администрация концлагерей также была передана ему в подчинение, а кроме того, ВФХА поглотило все строительные дела СС.

Таким образом, за очень короткий срок Поль стал самым могущественным (после Гейдриха, конечно) среди руководителей главных управлений. В его руках было все снабжение войск СС, он контролировал 20 концлагерей и 165 трудовых лагерей, направлял все эсэсовские и полицейские строительные проекты, ему были подотчетны все предприятия СС.

По сути дела, управление Поля представляло собой одну из мощнейших составляющих германской экономики – в первую очередь по той причине, что эсэсовские предприятия были полностью обеспечены рабочей силой из концлагерей. Фирмы, принадлежавшие СС, создавались давно, квалифицированными бизнесменами вроде братьев Лернер или строительного магната гауптштурмфюрера Айреншмальца. К началу войны в Германии было четыре больших концерна СС: «Немецкая компания по производству земляных и транспортных работ и выпуску стройматериалов» – 14 заводов с общим оборотом в 14 822 800 марок; «Немецкая компания по производству оборудования» – она владела всеми мастерскими и фабриками в концлагерях; «Немецкая экспериментальная компания по производству продуктов питания» – любимый концерн Гиммлера, с его-то верой в целебную силу трав и требованиями окружить концлагеря плантациями для этих целей; наконец, товарищество «Текстиль и кожа», с центром в женском концлагере Равенсбрюк – основной его задачей было изготовление эсэсовской военной формы, к 1943 году оборот превысил 9 миллионов марок.

Поль объединил все четыре концерна в одну холдинговую компанию – «Промышленные предприятия Германии» (сокращенно ДВБ). Следует отметить, что ее создание было образцом технической и финансовой инфильтрации, применяемой ВФХА, чтобы подобрать под себя как можно больше отдельных фирм в разных областях экономики. Ведь для внешнего мира СС не были их владельцами или управляющими. Например, в совете директоров ДВБ значились некий министерский служащий Поль и предприниматель по имени Георг Лернер. Только просматривая списки СС, можно было бы установить, что обергруппенфюрер Поль – это глава ВФХА, а группенфюрер Лернер – его заместитель. С помощью всякого рода юридических уловок лидеры СС скрывали от непосвященных свое участие в определенных фирмах, в то же время используя преимущества большого бизнеса.

Поль был реалистом и понимал, что не сможет проникнуть во все отрасли экономики, поэтому выбирал те, в которых предприниматели из СС могли стать монополистами. Первым номером в его списке стояло производство минеральных вод.

Тогда оно было сосредоточено в Судетах и принадлежало в основном евреям и англичанам. Под прикрытием декрета о передаче собственности представители Поля захватили такие фирмы, как «Грюн» и «Генрих Маттони». После этого они обратили взор на немецкие фирмы и прибрали к рукам «Нидерзельтерс» и «Аполлинарис». К 1944 году Поль контролировал 75 процентов германского рынка минеральных вод.

Судеты стали также сценой и другой успешной авантюры ВФХА – производства мебели. Самое крупное мебельное предприятие Чехословакии – «Эмиль Герстель», как бывшая еврейская собственность, перешло в руки эсэсовцев, составив ядро их будущей мебельной промышленности. В данном случае они спрятали следы особенно ловко. Министерство экономики постановило, чтобы «Герстелем» управляли не СС, а известные уважаемые немецкие мебельщики, например Курт Май из Штутгарта вместе с двумя компаньонами, и чтобы они основали новую немецкую фирму – преемницу предприятия Герстеля. Но вот чего министерство экономики не знало, так это что в свободное от работы время доктор Май, унтерштурмфюрер СС, руководит группой в отделе ВФХА. Перехватив затем ряд других фирм, включая старейший еврейский концерн «Друкер», ВХФА обеспечило себе главенствующее положение на мебельном рынке, сформировав «Германскую национальную компанию по производству мебели».

Третьей областью вторжения для эсэсовских капитанов индустрии стали стройматериалы. Захватчики использовали предприятия, существовавшие на оккупированных восточных землях, и мастерские в еврейских гетто. В Познани возникла компания, известная как «Германские строительные заводы», объединившая не менее 300 бывших польских и еврейских предприятий, с оборотом 11 миллионов марок (данные 1943 года). В Верхней Силезии Поль организовал «Штукатурно-цементный синдикат», в который входили также фарфоровые заводы. Об объединении «Восточная промышленность», которое великолепно работало вплоть до последней фазы «Окончательного решения», широко используя труд евреев, уже говорилось. Дерево, металлургия, текстиль, обувь, типографии – едва ли найдется область бизнеса, где Поль и его подручные не попытали бы счастья. Они занимались горючими сланцами, переплетным делом, недвижимостью в России и повидлом.

Все это находилось в ведении Директората X (хозяйство) ВФХА. Не менее успешной была деятельность Директората С, положившего начало эсэсовскому производству вооружений. Этот отдел занимался программой строительства для СС и полиции, и возглавлял его самый нечистоплотный карьерист, когда-либо носивший эсэсовскую форму.

Звали его Ганс Каммлер, это был высококвалифицированный инженер, чрезвычайно амбициозный даже по эсэсовским стандартам. Он мог бы с одинаковой основательностью и вниманием к деталям сооружать газовые камеры в Освенциме или бомбовые отсеки для самолетов. Он дослужился до группенфюрера, но, несмотря на свое высокое положение, не испытывал преданности по отношению к СС. Для него любой приказ был пустой бумажкой, если не сулил выгоды лично ему, Каммлеру.

Поль относился к этому спокойно; он был вполне готов набирать к себе в управление людей, которым было плевать на СС, и держал их, пока они могли быть полезны. Например, Директорат X возглавлял совершенно аполитичный доктор Ганс Хохберг, никогда не принадлежавший ни к одной нацистской организации и никогда не носивший форму СС. Каммлер тоже пришел в СС со стороны. Он прежде был гражданским служащим и долго просидел на посту управляющего в министерстве гражданской авиации. В 1941 году Гиммлер уговорил его перейти в СС – вместе с группой конструкторов из люфтваффе. Ему дали звание штандартенфюрера СС и отдел, где он и произвел на свет строительную программу с дальним прицелом – уже в следующем году в ней было занято 175 тысяч человек из концлагерей и лагерей для военнопленных.

Ну и что такое все эти склады, депо, газовые камеры, казармы, бараки? Каммлер метил выше. Министр вооружений Шпеер вспоминал по этому поводу: «Когда Каммлер взялся за свое первое дело, я знать не знал, что вот он – мой преемник».

Каммлер, как и Гиммлер, был полон честолюбивых планов. Рейхсфюрер бредил собственной индустрией вооружений, чтобы его драгоценные СС больше не зависели от вермахта даже в смысле снаряжения; а Каммлер жаждал получить собственное суперминистерство. Амбиции того и другого были частично удовлетворены.

С 1943 года Каммлер работал над ускоренным строительством военных заводов, включая подземные цеха. Со своей командой специалистов плюс армия рабов из концлагерей он вскоре стал незаменимой фигурой во всех программах вооружений СС. Он создал Особый штаб Каммлера и постепенно стал отделять свой Директорат С от ВФХА, отказываясь принимать приказы от кого-либо, иначе как от рейхсфюрера лично. К 1944 году группенфюрер Каммлер именовался уже «представителем рейхсфюрера СС». Задач у него было – не счесть. Он строил бункер для фюрера в Тюрингии и подземные ангары для бомбардировщиков и управляемых снарядов, принимал участие в производстве реактивных истребителей «Ме-262» и, наконец, контролировал работу над сверхсекретным оружием – ракетами «Фау-1» и «Фау-2», с которыми Великая Германия связывала надежду на спасение.

Став после 20 июля 1944 года главнокомандующим, Гиммлер передал Каммлеру техническое руководство работами над «Фау-2». А сам Гиммлер возглавил две особые ракетные части – группу «Север» и группу «Юг». К концу 1944 года более 1500 «Фау-2» было выпущено по Лондону и Антверпену. В начале 1945 года у Каммлера появился титул командующего специальным армейским корпусом, и он удостоился величайшей чести для эсэсовца – подчиняться лично Гитлеру.

Головокружительная карьера Каммлера показывает, каких высот достигли СС, борясь за власть среди других силовых группировок Третьего рейха. Почти о каждой организации СС можно бы рассказать подобную историю – и в результате неизбежно возникает тезис, что при других обстоятельствах недалек был бы день, когда СС стали бы руководить всей страной. Престиж организации, высокое положение ее лидеров – это заставило некоторых историков приписывать СС такое всемогущество, что получается как бы весь Третий рейх служил лишь придатком к черному ордену.

Большинство историков усмотрели в Третьем рейхе такой уровень «упорядоченности», который на деле был совершенно чужд гитлеровскому руководству.

Диктатура фюрера основывалась не на системе и организованности власти, а на отсутствии всякой иерархии и структуры. Гитлер сознательно и даже инстинктивно враждебно относился ко всяким новым организационным структурам, опасаясь, что их влияние ограничит, как тогда выражались, «динамичную волю фюрера». Ему было не нужно появление каких-то иерархических уровней между ним и массами, поскольку это могло повредить его уникальному положению вождя.

Отличительным признаком нацистского режима было «отсутствие системы» (слова Масарика, относящиеся к режиму Сталина); равновесие сил постоянно менялось, координация действий и сотрудничество между нижестоящими лидерами были исключены, и, напротив, соперничество между нацистскими вельможами специально поощрялось. Как отмечала Ханна Арендт, настоящий эксперт в области тоталитаризма, «воля фюрера прослеживалась всегда и всюду, а сам он не был связан ни с одной иерархической лестницей, даже если лично ее установил». Отказ в передаче власти нижним уровням был методом, гарантирующим господство фюрера, потому что «динамизм» в таком случае оставался только его прерогативой. Иерархия партийных функционеров, хоть и была внешне похожа на пирамиду власти, на самом деле никакой властью не обладала. По словам той же Арендт, «действие признавалось законным не потому, что осуществлялось по приказу того или иного начальника, а потому, что это делалось во исполнение воли фюрера».

В этой бессистемной системе СС со своими многочисленными организациями могли, конечно, занимать властные позиции, но эта власть никогда не была установившейся, и постоянно появлялись противовесы, которые не давали СС прорваться к всеобъемлющему могуществу. Всегда были соперники, будь то СА, партия или вермахт. Армия, даже обессиленная политически после «кризиса Фрича-Бломберга» в 1938 году, находила способы препятствовать притязаниям СС на господство. Она сохраняла свое привилегированное положение вплоть до конца войны. Тем не менее ясно, что существовал затяжной скрытый конфликт между вермахтом и СС; в первую очередь он отражался на оккупационной политике Германии. Как только немецкие войска вошли в Польшу, началась междоусобица.

Вермахт сразу потребовал для себя всей полноты власти на польской территории, даже подчинения полицейских эйнзацгруппе, по крайней мере на время боевых действий. Военная администрация действительно была создана, но противоречия между военными и карателями настолько обострились, что генералы были только рады, когда Гитлер снял с них ответственность за управление Польшей. Тем не менее в следующий раз требования армии в изложении главнокомандующего фон Браухича звучали куда жестче. Перед началом Норвежской кампании генерал-полковник явился к Гитлеру с настоятельным требованием, чтобы армии принадлежала там вся власть, а эйнзацгруппе вообще не были бы туда допущены.

Гитлер, казалось, согласился, и Гейдриховы псы не попали в Норвегию. Однако через десять дней после завершения операции диктатор нарушил слово, назначив туда рейхскомиссаром Йозефа Тербовена, известного недоброжелателя СС, и одновременно в Осло прибыл окружной командующий СС, который сразу же вызвал к себе положенное число зондеркоманд. То же самое повторилось в Голландии – зондеркоманды были допущены туда только после того, как Гитлер определил рейхскомиссара, причем на этот раз СС одержали чистую победу: рейхскомиссара звали Артур Зейс-Инкварт, и он носил форму группенфюрера СС.

А вот в Бельгии и Франции армия сохранила лицо. Пока не кончились военные действия, там не было никаких эсэсовских команд. После этого военные согласились принять отряд из 10 человек, и то по представлению Геринга. Возглавил эту десятку оберштурмбаннфюрер Гельмут Кнохен. По прибытии он обосновался в Париже, в отеле «Лувр». Однако военный губернатор Франции генерал фон Штюльпангель, которому подчинялись две с половиной тысячи человек полевой полиции, все равно выставил против них заслон, чтобы уж точно быть уверенным, что пришельцев держат в ежовых рукавицах и ничего такого они не натворят.

Гейдриха преследовала кошмарная мысль: а что, если отставники и офицеры запаса из бывшей контрразведки надоумят армию создать собственную политическую полицию, независимую от РСХА?! Поэтому он выдвинул типовое требование РСХА, касающееся всех оккупированных территорий: назначение окружных командующих СС, которым подчиняются все местные полицейские силы, а сами они подотчетны только Гиммлеру. Военные отказались, правда, с оговоркой: «Было бы желательно иметь представителя полиции безопасности и СД». Хорошо. Был назначен бригадефюрер Макс Томас, но он слишком скоро развил такую активность, что армейские вышвырнули его вон.

У руководства СС были причины придерживаться осторожной тактики в отношениях с вермахтом, поскольку все больше оккупированных регионов поступали в распоряжение военного командования. Например, после Балканской кампании в Греции и Югославии были созданы военные правительства, и они не собирались считаться с эсэсовцами. Последние очень настороженно следили за попытками армии избавиться от их влияния. Гиммлер полагал, что имеет надежную «пятую колонну» в армии в лице высших офицеров СС, ставших советниками военной администрации в Западной и Юго-Восточной Европе. Но удача отвернулась от СС. Хоть бы один доказал свою эффективность! Особенную головную боль доставлял Гиммлеру бригадефюрер СС Редер, глава военной администрации при штабе главнокомандующего в Бельгии и Северной Франции.

Бывший крупный государственный чиновник, Эгерт Редер являлся ярым приверженцем старых добрых традиций прусской бюрократии, и Гиммлер считал необходимым постоянно напоминать ему, что он – почетный эсэсовский командир и должен поэтому проводить политику, приемлемую для СС. «Мне приходится указывать на такие вещи, которых я никогда не касаюсь в случаях с другими эсэсовскими офицерами: все это для нас само собой разумеется» – такой выговор сделал Гиммлер Редеру в письме от 16 февраля 1943 года. Имелась в виду сравнительно мягкая оккупационная политика Редера, приводившая в ярость все РСХА. Как отмечал Готлоб Бергер, начальник Главного управления СС и один из приближенных рейхсфюрера, «Редер словно не понимает, что проводит пробельгийскую политику; ему следует сменить линию в интересах рейха».

Сам же Редер просто отмахивался от этих предостережений. Его поддерживал антинацистски настроенный главнокомандующий фон Фалькенхаузен. Кроме того, он полагался на своего военного советника по имени Франц Тедье. Тот был из правых католиков, тоже антинацист, да еще позволял себе выпады в адрес эсэсовских вожаков за их неподобающее поведение по отношению к церкви (впоследствии он стал статс-секретарем федерального министерства в Бонне). Гиммлер попенял однажды Редеру, что он обещал «до 31 декабря 1942 года уволить этого офицера, который совершенно не соответствует роли советника по политическим делам в Бельгии, однако это обещание до сих пор не выполнено». Редер не выполнил его никогда.

Доктор Вернер Бест, глава военного отдела при военном губернаторе Франции, равным образом разочаровал рейхсфюрера, хотя и был одним из основоположников РСХА. Он также придерживался более осторожной оккупационной политики военных властей. Тем не менее летом 1942 года военные отделались от него с помощью организационных перестановок. Как только во Францию прибыл окружной командующий СС Оберг, армия решила, что можно освободиться от эсэсовцев – пусть переходят к нему. Штабные штаты были сокращены, и Бест оказался на мелкой должности порученца, после чего подал в отставку.

В Сербии командование применило подобную тактику против фанатичного нациста и антисемита, группенфюрера СС Харальда Турнера, который руководил военной администрацией в Белграде. Предлог был тот же самый: назначение в Сербию окружного командующего СС. Как докладывал в Берлин 31 марта 1942 года оберштурмбаннфюрер СС Кизель, «несомненно, вермахт предпринимает попытки выдавить Турнера из военной администрации. Он им не подходит, поскольку считается слишком опасным как офицер СС». От информатора в штабе главнокомандующего Юго-Восточной группой войск вермахта Кизель узнал, что военную администрацию намереваются низвести до положения канцелярского отдела – именно с целью изгнать Турнера.

Против эсэсовца началась форменная «война нервов». Командующий рассчитывал, что он в конце концов оскорбится и покинет официальную резиденцию, если ему нанести серию оскорбительных уколов, типа запрета подписывать документы или отказа дать ход рапорту, «который содержит критику в адрес вермахта и рассматривается нами как подрывной». Турнер терпел или был слишком толстокож. Тогда начальник штаба полковник Ферч решил, что настала пора для завершающего удара, и написал Турнеру: «Я предвижу, что в долговременной перспективе развития ситуации в Сербии не найдется адекватного занятия для человека вашего опыта и ваших способностей».

Турнер пожаловался рейхсфюреру, и Гиммлер сумел предотвратить намеченную военными в Сербии «реорганизацию». Правда, военные отыграли потерянные очки, обнаружив неожиданного союзника в лице окружного командующего СС группенфюрера Августа Мейцнера. Он явно взял сторону вермахта против своего товарища по СС. Эта парочка повела такую острую борьбу за «сферы влияния», что, по словам Турнера, «заинтересованные партии в Белграде с трудом скрывали удовлетворение».

Мейцнер принадлежал к числу тех эсэсовцев, что раньше служили офицерами в полиции или армии и не смогли одолеть тайную тягу к прежнему братству по оружию. Ни щегольство эсэсовской формы, ни мистический культ «избранности» – ничто не действовало на их глубокое убеждение, что по-настоящему только военные и имеют право носить оружие. Даже Карл Вольф однажды признался, что как бывший гвардейский офицер все время разрывается между долгом по отношению к СС и привязанностью к вермахту. То же самое касается и Артура Небе: командуя эйнзацгруппе В, он гораздо больше прислушивался к штабным офицерам группы «Центр», нежели к указаниям из РСХА. Даже группенфюрер Оберг, окружной командующий СС во Франции, никогда не скрывал своего почтения к антинацистски настроенному генералу фон Штюльпнагелю. После разгрома заговора 20 июля 1944 года Оберг спас многих от гестапо, и генерал сказал о нем: «Если бы Оберг мог поступать так как хочет, я уверен, он был бы на нашей стороне».

К тому же для многих старших офицеров СС генералы вермахта пользовались непререкаемым авторитетом в военных вопросах. Иногда это приводило даже к странной психологической зависимости самоуверенных и надменных эсэсовцев от командования вермахта. Самый, наверное, поразительный пример в этом смысле явил собой группенфюрер Герет Корсеман, окружной командующий СС в Центральной России. Летом 1943 года во время отступления с Кавказа он, как сообщили Гиммлеру, «вел себя как испуганный заяц» и просил отпуск по здоровью у командования вермахта, полагая, что это соответствует субординации. 30 июня в письме фельдмаршалу фон Клейсту Корсеман именовал себя «покорным слугой» «глубокоуважаемого фельдмаршала», который знает, конечно, что он, Корсеман, оставался на своем посту гораздо дольше, чем диктовалось необходимостью, и уходит только с его разрешения и за отсутствием дальнейших поручений. Бергер из Главного управления СС возмущался: «Глупость и подобострастный тон этого письма оскорбительны для СС вообще и рейхсфюрера в особенности». Гиммлер разъярился и в наказание перевел Корсемана в войсковые части СС.

«Подобострастное отношение» к вермахту Гиммлер пресекал со всей возможной суровостью, подозревая, что генералы используют свое почетное положение, чтобы расширить сферу действий армии и воспрепятствовать росту влияния СС. А тут еще Гиммлер обнаруживает, что бок о бок с вермахтом стоит еще один враг СС, годами искавший союзника для похода против его ордена, – СА.

Тех, кто выжил после «путча Рема», разжаловали до статуса ассоциации старых товарищей. Но их ненависть к убийцам из СС не утратила силы. Даже Виктор Лютце, начальник штаба СА, не забывал гитлеровской кровавой затеи. Он решил, что отомстит за своих товарищей, убитых в эсэсовских подвалах. Однако СА была слишком слабой организацией, чтобы бросить вызов СС. Лютце считал, что его естественным и самым надежным союзником является вермахт.

Сразу после дела Бломберга и Фрича он намеревался собрать силы для ответного удара. Еще в мае 1938 года, на церемонии закладки первого камня в фундамент завода «Фольксваген», Лютце отвел в сторонку известного антинациста генерала Улекса и сказал, что надо бы использовать дело Фрича, чтобы низложить Гиммлера. По словам Лютце, рейхсфюрер создает личную армию, желая перехватить власть у Гитлера. Генерал спросил о позиции СА в случае выступления вермахта против СС, и Лютце тут же воскликнул: «Безусловно, на стороне вермахта!» А что, если фюрер поддержит Гиммлера? – предположил Улекс. Лютце ответил: «Фюрера, конечно, следует по возможности щадить». Улекс заключил, что Лютце допускает свержение и Гитлера, если он не будет вместе с ними. Генерал сказал, что готов передать этот план Фричу и его преемнику фон Браухичу, но прежде Лютце должен доказать, что гестапо силой добыло свидетельства против Фрича, надавив для этого на шантажиста Шмидта. Вот запись самого Улекса: «Недели через две ко мне явился полковой командир СА и по поручению Лютце сообщил, что его шеф в состоянии доказать, что заявление Шмидта было получено под давлением со стороны Гиммлера». Улекс проинформировал фон Фрича и фон Браухича, но ни один не пожелал принять участие в путче, задуманном Лютце. Браухич сказал по этому поводу: «Если эти господа хотят совершить нечто подобное, им придется действовать в одиночку». Испытывая отвращение к режиму, но верный воинскому долгу, главнокомандующий снова поверил в Гитлера. Но легковерие его длилось недолго. У него было много случаев вспомнить собственные слова, сказанные Улексу: «Поверьте, я остаюсь только до тех пор, пока не вычищу гиммлеровский свинарник».

А Лютце не оставил попыток привлечь на свою сторону колеблющегося главнокомандующего. Жена Лютце была родственницей генерала, и начальник штаба штурмовиков все уши ему прожужжал, изливая свою злость против СС.

Его упорство росло по мере опасного усиления черного ордена во время войны. Верхушка партии была в курсе. Геббельс отметил в своем дневнике: «К сожалению, Лютце использует семейную близость к Браухичу, чтобы разжечь в нем вражду к СС. Он все время критикует и ворчит. Он все время чувствует, что его СА в жалком положении. Он идет по дурной дорожке». Бергер еще в марте 1940 года отметил: «Деятельность Лютце становится все опаснее для СС, если не для партии в целом. Его „званые вечера“, особенно те, на которых бывают офицеры вермахта, неизменно используются для пропаганды против СС, притом в самой недостойной форме. Лютце позволяет себе в общественных местах совершенно нетерпимые высказывания в адрес рейхсфюрера. По-моему, необходимо установить за ним наблюдение».

Лютце действительно стал объектом пристального внимания подчиненных Гиммлера. От них не укрывалась ни одна мелочь. Лютце сказал, что Гитлер нарушил свое слово по поводу религиозной терпимости; Лютце держит в своей конюшне слишком много лошадей; Лютце подшутил над СС; Лютце то, Лютце се. И уж конечно, они не могли не заметить, что он нашел себе нового союзника в лице Ганса Франка, наместника Польши, который тоже не питал дружеских чувств к СС. Франк был только рад использовать СА в своей борьбе против эсэсовско-полицейского засилья на территории генерал-губернаторства.

У Франка была «особая служба охраны», род местной полиции; ее могли использовать руководители регионов, но подчинялась она только ему самому. И вот после двухлетнего конфликта самый опасный соперник Франка, окружной командующий СС Крюгер, добился изъятия «особой службы» у генерал-губернатора. Это произошло в конце 1942 года.

В этот момент на сцене появляется СА и предлагает Франку свои услуги.

Оберфюрер СА Пельц вообще попытался перехватить Крюгеровы полицейские обязанности, предложив, чтобы СА были допущены в Польшу в виде самостоятельных формирований и действовали бы как вспомогательная полицейская сила, – очевидно, в надежде создать противовес СС. По указанию Гиммлера Крюгер ответил решительным «нет». Тогда Пельц вытащил из рукава другую карту – предложил свое соединение штабу 8-го округа ВВС в Кракове. Таким путем штурмовые отряды могли бы получить боевое оружие – пулеметы и зенитки, но в последний момент Крюгер прослышал об этих замыслах и убедил командование округа не соглашаться.

СА опять пошла в атаку – обратилась в министерство по делам восточных территорий с просьбой одобрить создание строительной службы на оккупированных землях. Бергер, сторожевой пес Гиммлера, не дремал. Он поднял шум в министерстве, назвал ходатайство СА «незаконным», и рейхе – фюрер в очередной раз сумел пресечь интригу противника.

Когда же Гиммлер в феврале 1943 года узнал, что Лютце поселился на вилле Франка в Бад-Кринице, то почувствовал приближение паники. 26 февраля он отправил письмо Борману с жалобой на поведение Лютце: «Его визит на курорт в генерал-губернаторство – сущее несчастье. По-моему, было бы лучше, если бы он выбрал для поправки здоровья один из немецких курортов».

Довольно скоро Лютце погиб в автомобильной катастрофе, и СС лишились своего упорного врага. Но осталась система СА, и она по-прежнему была центром притяжения для всех противников СС.

На какое-то время лидеры СА и часть видных партийных деятелей объединились вокруг рейхсминистра по делам Востока Альфреда Розенберга, чтобы сдержать чрезмерный рост влияния и власти СС на оккупированных восточных территориях. Бергер опять вовремя выследил зреющий заговор. Он докладывал Гиммлеру: «Я с удивлением узнал, что целая коллекция гауляйтеров дружно сплотилась вокруг Розенберга, а СА видят в нем главного защитника прав человека. В партии имеется немало крупных деятелей, считающих, что рейхсфюрер стал слишком могущественным, и ревниво наблюдающих за успехами СС».

Неоколонизаторы в России плотнее сомкнули ряды против общего недруга. Среди десяти генеральных комиссаров восточной администрации были гауляйтеры, высшие офицеры СА, чиновники Трудового фронта – и ни одного эсэсовца. Противники СС были всюду, даже на самых высоких постах. На Украине сидел рейхскомиссар Эрих Кох, имевший к СС давний счет, в Остланде был гауляйтер Генрих Лозе, которого Бергер называл человеком «без проблеска ума, вдохновляемым бескрайней ненавистью к СС», а в Москву предполагалось назначить рейхскомиссаром Зигфрида Каше из СА, одного из уцелевших соратников Рема, – конечно, он хватался за любую возможность испортить дело эсэсовцам.

Мотивы их неприязни к СС были столь же разными, как и они сами. Например, Кох, расист и жестокий угнетатель славянских «недочеловеков», опасался, что эсэсовцы не примут во внимание его принадлежность к расе господ и ограничат произвол. А Лозе восставал против СС из-за того, что они действовали методами ОГПУ. Узнав, что окружной командующий СС в его регионе начал вывозить детей из Прибалтики для «германизации», он сделал ему выговор, а в апреле 1942 года выразил письменный протест: «Подобное похищение детей полицией провокационно и двусмысленно. Большевики тоже с помощью полиции вывозили детей для воспитания в большевистском духе».

Кох чувствовал, что окружной командующий СС по Украине обергруппенфюрер Прюцман за ним шпионит, а потому постоянно стремился ограничить полномочия Прюцмана и даже пытался запретить ему принимать приказы от Гиммлера. Часто поднимался крик, на который сбегался весь штат Коха. Одну такую сцену описал в рапорте от 27 декабря 1942 года сам Прюцман: «Кох заявил, что я его подчиненный и должен принимать приказы только от него. Кроме того, он хотел бы от меня избавиться, потому что ему нужен окружной командующий СС, который бы делал что ему говорят. В дополнение к критике моих действий по долгу службы Кох позволил себе множество оскорбительных замечаний личного плана. Он намеренно хотел обострения разговора. Наконец я откланялся, так как Кох во весь голос объявил, что не верит ни одному моему слову».

Эта сцена иллюстрирует один важный момент: постоянные распри между нацистами на Востоке проистекали не только по причине неуемной жажды власти, присущей руководству СС. Играла свою роль и эсэсовская критика коррупции и беспочвенных претензий коричневорубашечных партийных бонз. А это вело к открытому конфликту между СС и партией.

В результате перемены военного счастья некоторые более умеренные лидеры СС поразмыслили над концепцией «расы господ» и ощутили, что с восточными народами следует обращаться осмотрительнее. Летом 1943 года сам Бергер выступил как смелый сторонник смягченного варианта восточной политики, возглавил «оперативный штаб по политическим вопросам» при министерстве восточных территорий и стал одним из сильнейших союзников Розенберга против самовластного Коха. Тенденция СС к толерантности ужесточала конфликт с Кохом, а он в то время пользовался поддержкой Бормана, шефа партийной канцелярии. Сотрудники СД завели досье, где регистрировали зверства Коха.

Их рапорты и соответственно протесты Коха стали столь резкими, что рейхсфюрер, наконец, вмешался и заявил: «Рапорты СД должны прекратиться, иначе украинские сотрудники СД будут распущены, а их начальник будет арестован». После этого рапорты на Коха действительно прекратились.

А дело было в том, что Гиммлеру на мгновение открылось видение бездонной пропасти, зияющей перед ним, и он отшатнулся. Единственная вещь, которой он действительно боялся, – это лобовое столкновение с партией.

С тех пор как военная удача изменила Гитлеру, в рейхе все явственнее обозначались центры власти. Месяц за месяцем, начав с противоположных концов, партия и СС постепенно сближались, преодолевая барьеры и продвигаясь к фокусу политической власти; по-видимому, недалек был час, когда им предстояло столкнуться лицом к лицу. Как писал профессор Трево-Ропер, «за время войны партийная машина, подобно машине СС, выросла и окрепла; и та и другая присвоили себе функции вооруженных сил, особенно в вопросах управления, фортификации, снабжения и эвакуации. И каждая из этих сил становилась все мощнее и необходимее с каждым новым поражением немецкого оружия». После того как Гесс исчез в Англии, партия обрела в лице Мартина Бормана лидера, полного решимости не допустить СС к высшему уровню власти в рейхе. Находясь в самом святилище – Ставке фюрера, он стал «связным» между Гитлером и партией и вел борьбу с помощью искусных интриг, стараясь лично не выступать на первый план, управляя страной через гауляйтеров и партийных функционеров – неприметный, вездесущий, опасный.

Гиммлер всегда чрезвычайно остро чувствовал ситуацию, и для его робкой натуры не было мысли более мучительной, чем та, что когда-нибудь он окажется на дуэли с партией. Он очень хорошо знал, что партия к нему любви не питает. И до тех пор, пока он может это делать без ущерба для престижа СС, он должен избегать открытых военных действий. Он никак не мог установить связей с партийной бюрократией.

В большинстве своем алчные карьеристы, они презирали этого морализирующего школьного учителя, эту высушенную, бесчувственную фигуру со всеми заскоками по поводу германизма и ордена СС. Какой бы огромной ни казалась его мощь и как бы ни блистала формой армия его подчиненных, для партии Гиммлер так и оставался аутсайдером. Он мог ворчать в узком кругу, что в Германии не будет порядка, пока последнего гауляйтера не повесить на фонаре, но на самом деле партии не требовалось даже прикрикнуть – достаточно было только прочистить горло – и Гиммлера бросало в дрожь. Его впечатлительность в этом смысле пределов не имела. Примеров не счесть.

Гиммлер постоянно инструктировал своих служащих в СД, чтобы не вмешивались в партийные дела и не расследовали деятельность партийных чиновников. Он делал резкие замечания и выговоры редакторам «Черного корпуса», когда на них поступали рапорты из канцелярии Бормана в связи с антипартийными выпадами на страницах газеты. Однажды рейхсляйтер Филер пожаловался, что «Черный корпус», «подобно еврейскому листку, при каждом удобном и неудобном случае наклеивает на целые группы высокопоставленных служащих ярлык старомодных бюрократов», и Борман потребовал прекратить нападки на членов партии. Гиммлер 2 мая 1941 года объявил газете выговор: «Причина в том, что некогда уважаемая газета опустилась до кухонных сплетен. Раз и навсегда прекратите подобные мелкие интриги. Никому это не интересно, кроме самих господ сочинителей, которые, видимо, получают некое удовольствие от этого процесса».

У Гиммлера были и личные причины сохранять хорошие отношения с Борманом. К 1940 году рейхсфюрер совсем охладел к своей сварливой жене Марго, и его секретарша Гедвига Потает, хорошенькая двадцативосьмилетняя девушка из Кельна, которую он знал уже три года, стала его любовницей. Сначала он хотел было развестись с женой, но никак не мог себя заставить. В 1942 году Гедвига узнала, что у нее будет ребенок от Гиммлера (родилась девочка, ее назвали Хельгой, а вторая дочь, Нанетта Доротея, у них появилась в 1944 году).

Гиммлер попал в щекотливую ситуацию. До сих пор Гедвига жила в своей семье (отец ее был известным предпринимателем), но теперь из-за беременности оставаться там было нельзя. Родители не одобряли связь с женатым человеком и уговаривали ее оставить Гиммлера (еще не зная, как далеко зашло дело). Невестка Гедвиги Хильда (ее муж погиб на Восточном фронте) играла роль посредницы между ней и родителями. Вот одно из писем: «Боюсь, Гедвига, что примирение с родителями пока невозможно. Они готовы все простить, если ты оставишь его или если он станет ради тебя свободным человеком. Они только не могут стерпеть, что ты продолжаешь жить с ним. В конце концов, он человек женатый, и твои родители считают вашу связь нечестной по отношению к его жене и компрометирующей тебя».

Если Гиммлер хотел сохранить Гедвигу, ему следовало найти ей где жить. Но вот как? Рейхсфюрер был повелителем империи СС, хозяином эсэсовских предприятий, руководителем самой могущественной полицейской машины в истории Германии, но у него не было личного состояния. Он не мог придумать ничего другого, кроме как обратиться за ссудой в партийную канцелярию. Борман щедрой рукой выделил 80 тысяч марок, и Гиммлер на эти деньги построил дом для Гедвиги в Берхтесгадене, неподалеку от Кенигзее. Этот дом стал не только «супружеским гнездышком в снегах», как его назвали, но и основой временного союза Бормана с Гиммлером, потому что его скучающая в одиночестве Гедвига подружилась с женой Бормана, Гердой, жившей по соседству.

Довольно близкий контакт установился и у мужчин. Герда Борман однажды написала мужу: «Ах, папочка, трудно представить, что может случиться, если вы с Генрихом чего-нибудь не продумаете. Фюрер ведь не может все делать один. Так что держитесь вместе и позаботьтесь обо всем сами». И Борман заботился. Он очень заботился о том, чтобы «дядя Генрих» не захватил слишком большую власть, и вместе с тем подбадривал его в минуты депрессии и одергивал, если тот позволял себе критиковать фюрера. Однажды Гиммлер посетовал, что шеф его не ценит и считает, наверное, что он, Гиммлер, только для того и годен, чтобы поднимать новые дивизии ради фюрера. Борман его успокоил, но и предостерег, чтобы не заходил слишком далеко, говоря о Гитлере. А Герде написал: «Его унылый критицизм неприятен. В конце концов, фюрер есть фюрер. Куда же нам без него».

До тех пор пока на кону не стояли жизненно важные интересы СС, Гиммлер намерен был всеми способами препятствовать тому, чтобы амбиции и жадность всякой мелочи привели его к столкновению с ментором, который к тому же охранял единственную дверь, ведущую к его полубогу – Гитлеру. Любые замечания в адрес партии были под запретом.

Но Гиммлер не учел бьющего через край честолюбия некоторых своих подчиненных. Они смотрели на партию совсем иначе и не имели личных причин церемониться с партийными функционерами. Выдающийся пример являл собой Отто Олендорф – образец шизоидного эсэсовского интеллектуала. Он мог в одно и то же время управлять армией шпионов и грезить о роспуске партии, чтобы она уступила место носителям новой культуры – ордену нацистской знати. Это одна из самых противоречивых фигур в мире СС. Гиммлер видел в нем «мыслящую машину», но для историков это головоломка. Олендорф руководил уничтожением 70 тысяч евреев, и в то же время его ужасала жестокость хозяев в коричневых рубашках. И некстати для Гиммлера этот человек оказался во главе внутренней службы СД.

Друзья Олендорфа потом пытались представить его чуть ли не борцом сопротивления в рядах СС, как бы рупором внутренней конструктивной оппозиции. Правда, они умалчивали о том, что он стал, так сказать, оппозиционером поневоле, скорее жертвой, чем организатором, в цепи событий, которые сам же инициировал. Уже упоминалось, что Олендорф составлял обзоры общественного мнения «во всех сферах жизни» страны, так называемые «доклады из рейха».

Здесь-то и находились истоки конфликта. СД было запрещено собирать информацию о жизни партии, но разве можно охватить «все сферы жизни», не касаясь важнейшей – то есть партии.

Пугаясь собственной осведомленности, Олендорф все же с удовлетворением понимал, что, по-видимому, ни одна подробность внутрипартийных раздоров не ускользает от его информаторов. Они четко фиксировали свидетельства властных устремлений боссов, неэффективности партийной пропаганды, неумелой работы гауляйтеров. Напрасно он пытался притормозить механизм, который сам привел в движение, и уверял руководство СД, что делает все, чтобы его доклады «вовсе не имели целью подрыв позиций партии, наоборот – единственная цель его структуры – укрепление нацизма».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.