Глава 16 Улица Гренель, 127 Смерть издателя (1945)
Глава 16
Улица Гренель, 127
Смерть издателя (1945)
Угол улицы Гренель и бульвара Инвалидов. Холодная, властная, гулкая эспланада Дома инвалидов. Одна из самых прекрасных парижских панорам.
В Париже нет лучше места, чтобы быть убитым, чем на фоне этой торжественной декорации.
В Париже нет лучше места, чтобы убить, чем этот квартал административных зданий.
Не распахнутся окна, не вывалит из-за угла стая гуляк. Не запомнит убийцу клошар, незаметный под кучей тряпья. Откуда здесь гуляки, откуда клошары?
Это сейчас, а представьте себе декабрь 1945 года. Вечер, темень, промозглый туман. Автомобилей почти не встретить. Некоторые здания пустуют. В министерствах дежурят на входе вахтеры, но они лишний раз не сунутся наружу. В Париже небезопасно.
Слишком много оружия разбрелось по стране, слишком многие узнали его власть и поверили в нее. Мировая война обернулась гражданской. Франция сводит счеты сама с собой, думая, что сводит счеты с предателями: это называется «очищение».
В такое время и в таком месте только женщина может хлопнуть дверцей автомобиля, не дождавшись, пока спутник поменяет лопнувшую шину. Они опаздывают в театр, она не будет ждать ни минуты, она вызовет такси.
Неподалеку — комиссариат, откуда можно позвонить, — она уточнит дорогу у юного постового Тестю. Пока женщина ждет такси, Тестю сообщит: по словам прохожих, неподалеку кого-то ранили. Она пропустит это мимо ушей.
Она просит таксиста проехать через перекресток, где оставила друга. На углу Гренель и Инвалидов в «скорую помощь» загружают носилки с раненым. Женщина восклицает: «Они убили меня! Они меня убили!» Ей разрешат сопроводить друга в госпиталь. Правильнее сказать: тело друга. Жизни в нем — на полчаса.
Этого не может быть, это слепой кошмар: как дома в рапиде, осыпается жизнь. Зло, сгустившееся из тумана, нанесло по какой-то прихоти удар — и вновь рассеялось туманом. Но не один туман виной тому, что происходящее напоминает сон.
Так получилось, что о раненом, лежащем на мостовой, сказали Тестю люди, прекрасно знавшие жертву. Оба они — адвокаты. Пьер Ролан Леви задержался на работе в опустевшем Министерстве труда. Гийом Аното то ли зашел к нему, то ли случайно встретил на улице. Во всяком случае, они несколько раз заходили в министерство и выходили из него.
Более того, они оба — знакомые, если не друзья, той женщины. Она — тоже адвокат, работала с Аното в конторе прославленного и несколько зловещего Мориса Гарсона (14).
Париж — город не до такой степени маленький, чтобы трое друзей-адвокатов случайно сошлись на этом перекрестке, в этот час, в этот туман, над этим трупом. Так бывает только во сне.
Но вряд ли даже во сне они не узнали бы друг друга при встрече. Между тем именно в этом все трое будут уверять и уверят следствие.
«Друзья женщины» — звучит двусмысленно. Любовников и любовниц Жанны Ловитон (1903–1996), писавшей романы под псевдонимом Жан Вуалье, не счесть. Писатели Курцио Малапарте, Сен-Жон Перс, Жан Жироду. Два японских посла и министр иностранных дел Италии Дино Гранди, граф Мордано, который, «произнося слово „Франция“, каждый раз представлял себе ее лицо». Поэт Поль Валери — «месье Вкус» — называл ее «Lust»: по-немецки это значит «желание».
Но в тот вечер Жанна потеряла не просто любовника, а человека, замуж за которого собиралась по любви, как только он завершит развод (кстати, его бракоразводный процесс по рекомендации Жанны вела Симона Пено, любовница Леви). Ради него она порвала долгую связь с Валери: через три с половиной месяца, 20 июля 1945 года, тот умер от горя.
А теперь, 2 декабря 1945 года, на мостовой у дома номер 127 по улице Гренель раскинул руки крестом его счастливый соперник, сорокатрехлетний издатель Робер Деноэль. Около 21.15 на углу Гренель и Инвалидов ему выстрелили в спину.
Склонившись над ним, Жанна скажет: «Это моя вина, милый». Больше года она занималась только его защитой: но не от убийц, а в сугубо юридическом смысле. 8 декабря Деноэль должен был предстать перед Комиссией по очищению книгоиздательств. В июле суд признал его невиновным в сотрудничестве с нацистами. Повезло: иных литераторов расстреливали. Но коллеги из Комиссии были тем более опасны, что грешили сами. Реймона Дюран-Озиаса, ее председателя, немцы поставили управлять ариезироваными — отнятыми у евреев — издательствами. Однако пожизненный запрет на профессию грозил не ему, а Деноэлю.
Из ста тринадцати книг, изданных во время оккупации, под обвинение попали двенадцать. Вот серия «Евреи и Франция». «Племена в кино и театре» кинокритика Люсьена Ребате — его приговорят к расстрелу, замененному на пожизненное заключение. «Как распознать еврея» завкафедрой этнографии Сорбонны Жоржа Монтандона — его убили партизаны летом 1944 года. Вот речи Гитлера, которые Деноэль справедливо считал, как и изданные им в 1933–1934 годах «Фашизм» Муссолини и эссе Рузвельта, бесценным историческим документом.
Он укрывал от гестапо коммуниста Арагона и его жену-еврейку Эльзу Триоле. Но, честно говоря, даже у самого идейного французского нациста были друзья — евреи и коммунисты, — которых он спасал. Жан Люшер, патрон оккупационной прессы, знал, что настоящая фамилия его юной секретарши Симоны Синьоре — Каминкер, но, приобняв ее за плечи, бормотал: «Ничего, ничего, все будет хорошо». Люшера расстреляли.
Арагон откликнется 8 декабря на гибель друга в газете «Леттре франсез» двусмысленно: «Если бы его арестовали, он остался бы жив».
Деноэль вошел в историю не юдофобскими брошюрами. Он издал семьсот книг, открыл великого Луи Фердинанда Селина, пестовал Антонена Арто, познакомил Францию с классикой психоанализа.
В 1945 году Арто в сумасшедшем доме, ему чудится: кто-то или что-то убивает его друзей.
Селин в бегах: 17 декабря его арестуют в Дании. Присущее ему юдофобство сделало из него удобный символ зла, хотя было всего лишь одним из проявлений его тотальной мизантропии. Даже своему преданному издателю и защитнику Деноэлю он отвечал лютой ненавистью. Но только этот монстр по-своему всплакнет об убитом. Отвесив в адрес «ничем не брезговавшего прохвоста» дежурную порцию злобной иронии, он все же вздохнет, что Деноэль не прислушался к совету уносить ноги из Парижа, который Селин за пару дней до преступления дал ему в письме.
Деноэль — отнюдь не символ зла, но удобный козел отпущения. Издатель от бога, влюбленный в книги бельгиец в двадцать семь лет создал издательство, потеснившее мощные дома. Как всякий издатель, он оппортунист. Он любой ценой спасал свое «дитя». Нацисты запрещали его книги, лишили имущества на один миллион семьсот тысяч, хотели арестовать, штрафовали, вынудили взять немецкого партнера, но он выкрутился, пусть и ценой «Евреев и Франции».
С нацистами сотрудничала вся издательская корпорация, в которую из крупных игроков не входил лишь Деноэль. Он оставался чужаком, которого не жалко отдать на показательное заклание.
На фото он кажется идеальной жертвой: моложав, близорук, деликатен. Но это он без лишних слов жестоко избил в своем кабинете писателя Эжена Даби, назвавшего его лжецом. Деноэль дьявольски ловок и умен, просчитывает ситуацию на десять ходов вперед и не намерен отвечать за грехи всех этих Галлимаров.
Он выстроил лабиринт издательств, не связанных с его именем.
Он составил документ, датированный задним числом, куда остается лишь вписать имя подставного лица, якобы купившего издательство «Деноэль».
Он приобрел золота на девятьсот тысяч — целый чемоданчик. Он купит еще и подкупит коммунистов, членов комиссии. В 1945 году коммунисты в силе, за ними моральный авторитет «партии расстрелянных».
Он собрал страшное досье: кто и что издавал при немцах. В случае чего, он многих утянет с собой на дно.
Он был готов ко всему, кроме пули, выпущенной, как решит следствие, грабителем или дезертиром.
Париж предполагал месть участников Сопротивления. Взять того же Леви: коммунист, настрадался в концлагере Ораниенбург. Аното известен беспощадностью к предателям. Актриса Алис Саприч, любовница одного из клиентов Деноэля, великого историка кино, нациста Робера Бразийака, в 1944 году спросила Аното, на что может надеяться ее друг после войны. Он ответил: «На немедленную смерть после освобождения». Бразийака расстреляли, Саприч ушла к Леви.
Нет, все-таки это не месть. Никто не ждал Деноэля в засаде. Никто не знал ни того, что шина лопнет на углу Гренель и Инвалидов, ни того, что Деноэль будет проезжать здесь. Кстата, какого черта его туда понесло? Путь от дома Жанны на улице Ассомпсьон к театру Аньес Капри «Гэте де Монпарнас» не лежит через проклятый перекресток.
* * *
Все, что известно о событиях 2 декабря, известно со слов Жанны.
Они обедали за городом, у друзей, и вдруг засобирались, когда кто-то позвонил Роберу, — Жанна не помнила этого звонка. Перемену планов она объяснила необходимостью быть на спектакле, даже предъявила купленные заранее билеты. Но они никогда не покупали билеты, они получали их бесплатно, тем более в театр Капри, подруги и, наверное, любовницы Жанны.
Валявшиеся рядом с Деноэлем домкрат и пусковая рукоятка подтверждают, что лопнула шина. Однако, не зная об этом, полицейский преспокойно отогнал машину в комиссариат; уже назавтра Жанну увидят за ее рулем. Полиция машину не обследовала.
Вызвать такси тогда мог лишь обладатель сертификата, удостоверявшего, что здоровье не позволяет ему ходить пешком. Жанна получила его у врача-друга 21 ноября. Зачем? У нее прекрасный «пежо» с шофером, а если шофер неуместен, за руль садится Робер. И зачем она взяла сертификат с собой в тот день, когда воспользовалась им в первый и последний раз?
Жанна мельком услышала, как полицейские вызывают «скорую помощь», когда ожидала такси. Но из журнала телефонных разговоров следует, что Тестю позвонил в участок в 21.25, а Жанна в службу такси — лишь в 21.30.
В госпитале Неккер, куда доставили Деноэля, удивились, когда 3 декабря пришла его жена Сесиль. Они были уверены, что Жанна — жена покойного, иначе бы не позволили ей забрать его плащ. Выяснять отношения смысла не было: Сесиль обняла Жанну и не удивилась просьбе отдать ей какой-нибудь пустячок на память о Робере. Конечно, что угодно. Но Жанне был нужен конкретный пустячок — записная книжка «Эрмес», в которой Деноэль скрупулезно вел свою «черную» бухгалтерию.
Эта книжка — единственный пустячок, оставшийся от Деноэля. Только он подтверждает, что издатель располагал огромными средствами. Ведь, по словам Жанны, он был гол как сокол: все, что имел, — найденные в бумажнике двенадцать тысяч. Не было никакого чемоданчика с золотом, который Деноэль показывал близким сотрудникам.
Не было никакого досье, хотя через сорок лет Жанна, забывшись, вспомнит в интервью, как составляла его с Робером.
У Деноэля не было даже ключей: ни от гарсоньерки, которую он держал на всякий случай, ни от дома Жанны, ни от издательств, тайных и явных. Сдается, что ключи он держал в том самом плаще, который Жанна, на правах жены, забрала в госпитале.
Не было у него никаких вещей, кроме халата, домашних туфель и белья, и никаких архивов. Правда, вскоре Жанна обнародует кое-что из его несуществующего архива, в частности черновик письма, в котором Деноэль упрекает Сесиль за то, что она спит со всеми его друзьями и сотрудниками.
Более того, не было и никакого романа с Жанной: по ее словам, они никогда не были любовниками и не жили вместе.
Сдается, что самого Деноэля тоже не существовало.
Как и его издательства. 8 декабря Жанна предъявила тот самый, заготовленный Деноэлем впрок документ о продаже издательства, в который было вписано ее имя. Сделка состоялась 30 ноября, и семьсот пятьдесят семь тысяч за издательство, оценивавшееся в двенадцать-пятна-дцать миллионов, она выплатила тогда же.
Излишне говорить, что выплата не оставила никаких письменных следов.
Кажется, это называется «рейдерский захват»?
В 1950 году Жанна продала издательство Галлимару, врагу Деноэля, совратителю его лучших авторов. Еще 1 декабря 1945 года Селин пророчески писал: «Беспокоюсь я за Бобби. Галлимар не оставит его в покое никогда. Тут личная злоба».
В 1971 году истек срок оплаты могилы Деноэля на кладбище Монпарнас. Тело перенесли в общую могилу на кладбище Тиэ.
Все, что говорила Жанна, правосудие приняло на веру. У нее было слишком много, даже по парижским меркам, всемогущих политических друзей. Аното и Леви допросили лишь через несколько лет. Неизвестно, за что Леви в 1949-м или 1950 году исключили из компартии, а Аното в декабре 1945 года — из коллегии адвокатов («по профессиональным причинам, не связанным с мировой войной»).
Тот, кто присвоил собственность убитого, не обязательно убийца. Жанна могла просто воспользоваться обстоятельствами. Сесиль с весны 1946-го по лето 1950-го вела с ней судебную войну, но проиграла вчистую. У нее и у ее адвоката сложилась версия, которую воскресила и обнародовала американский историк Луиза Стэймен. В ней я почувствовал родственнную душу, как и я, подхватившую «комплекс Шерлока Холмса». Издание книги во Франции несколько лет не могло состояться из-за внезапных отказов издателей, угроз адвокатов засудить автора, недовольства неких влиятельных персон. Оно и понятно, когда знакомишься с версией Стэймен, основанной на том, что последовательность событий с 21.00 до 21.30 необъяснимым образом гуляет в изложении как друзей-адвокатов, так и Жанны. Вот что пишет Стэймен.
Звонок, после которого Робер и Жанна засобирались якобы в театр — билеты были куплены, чтобы скрыть их истинные планы на вечер, — вызывал их на долгожданное свидание, обернувшееся ловушкой. Жанна по просьбе Деноэля нашла посредников, готовых передать золотую взятку влиятельным коммунистам. Посредниками были, как вы догадались, Леви и Аното.
Они же, при пособничестве Жанны, вели двойную игру. Издатели, опасавшиеся обнародования досье Деноэля, поручили им заполучить его. Свидание было назначено на углу Гренель и Инвалидов, рядом с местом работы Леви. По пути туда Деноэль заехал, очевидно, в издательство, за досье и золотом, а затем за Аното.
Разговор на перекрестке длился примерно с 20.55 до 21.10 и закончился плохо. Деноэль, очевидно, разгадал двойную игру. Догадавшись об этом, адвокаты пошли на силовой вариант. Прохожий слышал крик: «Стой, вор!», за которым последовал выстрел. Инструменты из багажника, очевидно, выбросили, забирая досье и золото. Возможно, что Деноэль схватил рукоятку как оружие. А кто-то из адвокатов со времен Сопротивления не расставался с пистолетом.
Кто-то или оба? Один из лидеров Сопротивления, писатель и видный голлист Жак Дебю-Бридель вспоминал, как в мае 1944 года Аното с нечеловеческим хладнокровием вывез на конспиративную квартиру оружие, то ли конфискованное до войны у «кагуляров» (36), то ли спрятанное ими в канцелярии парижского городского суда. Чтобы переправить двести с лишним пистолетов и несколько автоматов, ему пришлось совершить не один рейс на велосипеде через весь город, на виду у немецких патрулей.
Легендарное хладнокровие Аното может быть аргументом как за, так и против того, что именно он нажал на спусковой крючок. Но вот Леви… По словам актера Клода Лаклоша, его товарища по Ораниенбургу, концлагерь изрядно подорвал психику Леви. Даже спустя годы после войны он будет угрожать жене пистолетом, который постоянно держал под рукой, в ящике стола.
Угадать, кто стрелял — супермен или психопат, — все равно что играть в русскую рулетку. Важно другое. Жанна присутствовала при убийстве и пошла в участок, когда Деноэль уже умирал. Выждав условленное время, за которое адвокаты, вернувшись в министерство, спрятали оружие и добычу и сообщили постовому о якобы только что совершенном нападении, она вызвала такси. Ее алиби было безупречно.
Но ведь Жанна любила Робера.
Возможно, она бы и не вступила в смертельный заговор, если бы не некое событие, изменившее ее чувства. В конце ноября Деноэль попросил Сесиль притормозить процедуру развода: может, все еще вернется на круги своя. Что произошло между Жанной и Робером, не узнает никто. Известно лишь, что приблизительно в то же время Жанна отправилась за медицинским сертификатом.
P. S. Делу Деноэля посвящен телефильм Дени Гранье-Деффера «Книги, которые убивают» (2009). Аното после исключения из коллегии адвокатов посвятил себя литературе и кино. Помимо фильмов, в создании которых он участвовал как сценарист, Аното был автором идеи телесериалов «Майор Икс» (1962) о подвигах сотрудника секретной службы во время и после мировой войны и «Зрачок» (1968) о детективе-любителе. Аното-актера можно увидеть в фильмах Жана Даниэля Симона «Девушка напротив» (1968) и Франсиса Жиро «Банкирша» (1980) и «Хорошенькое удовольствие» (1983). В одной из баз данных на деятелей французского кино встречается таинственная фраза: «Умер 27 ноября 1985 года; в принципе, своей смертью».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.