16. Польша

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

16. Польша

Польская «моральная диктатура» Пилсудского основывалась не на фашистских законах и порядках, а на непререкаемом авторитете лидера. Он мог по своему усмотрению посадить политических противников, разогнать те или иные организации. Другие партии и профсоюзы продолжали функционировать. А фашистский «Национально-радикальный лагерь Фаланга» Пясецкого вел себя очень активно. Затевал митинги, беспорядки. По своему разумению молодежные фашистские отряды изгоняли из учебных заведений «еврейских» или «немецких» профессоров, захватывали студенческие городки и по несколько дней выдерживали осады полиции. Впрочем, возникали и коммунистические организации сходного рода. Между ними и молодыми фашистами устраивались нешуточные драки.

Но если Болеслав Пясецкий и его партия получали поддержку из Италии, а к немцам относились сугубо враждебно, то в 1933 г. победа Гитлера всколыхнула иные движения. Юзеф Гралла создал «Национал-социалистическую партию трудящихся». Она тоже состояла в основном из молодежи, но ориентировалась на Германию, ее символом была свастика. Хотя его партия осталась малочисленной, большинство поляков видели в немцах своих противников. Однако германским нацизмом заинтересовались и сепаратисты. В 1933 г. группа белорусских националистов во главе с Фабианом Акинчицем и Владиславом Козловским организовала Белорусскую национал-социалистскую партию.

Белорусские нацисты начали выпускать газету «Новы шлях», провозглашая главными врагами Советский Союз и евреев. Акинчиц в программной статье «Жиды в Белоруссии» писал, что евреи долгое время угнетали все европейские народы, но Германия подает пример – восстает против еврейского господства и «закладывает основы новой Европы». Хотя для подстраивания к Гитлеру и к его идеологии нетрудно было увидеть еще одну причину. А именно – вражду Польши и Германии. Акинчиц и его соратники лелеяли надежды, что немцы помогут Белоруссии отделиться. А если еще и русских одолеют, тогда и образуется «независимая» Белоруссия под германским покровительством.

Украинский лидер Евген Коновалец тоже лелеял замыслы развернуть ОУН в широкую политическую партию. Но у него ничего не получилось. Его собственные подчиненные были настроены слишком агрессивно. Любые формы легального участия в политической жизни Польши они воспринимали как «измену». Зато терроризм расплескался чрезвычайно широко. ОУН деятельно конструировала поджоги, взрывы, покушения на польских и советских должностных лиц, да и на украинцев, которых признали «продавшимися». После убийств нескольких сотрудников советского консульства

и министра внутренних дел Польши Перацкого разразились скандалы на международном уровне. Коновалец забеспокоился, что Польша потребует выдачи руководителей ОУН-УВО, скрывавшихся в других государствах. Приказал на время приостановить теракты.

Но непосредственный руководитель боевиков, Бандера, не послушал его. Уклонился под предлогом, что надо завершить уже начатые операции. Была взорвана редакция левой газеты «Праця», убили директора украинской гимназии во Львове Бабия. Это вызвало возмущение как польской, так и украинской общественности. А Пилсудский велел полиции не церемониться. Она перетряхнула Польшу массовыми арестами, и структуры ОУН оказались разгромленными. Все руководство попало за решетку или разбежалось, пристраивалось в эмиграции.

Без сомнения, Пилсудский видел, что до порядка в стране очень далеко. К тому же он тяжело заболел – у него развивался рак печени. Он хотел все-таки спасти Польшу, и в январе 1935 г. была принята новая конституция. Парламентские свободы фактически упразднялись, утверждалась диктатура президента и правительства. А 12 мая Юзеф Пилсудский скончался. Во главе государства остались президент Мостицкий и маршал Рыдз-Смиглы, унаследовавший от Пилсудского пост «генерального инспектора вооруженных сил». Хотя без покойного лидера их дела сразу зашатались. У них не было такого авторитета, не было неоспоримой «харизмы» вождей. Опорой осталась только верхушка полиции и армии, поэтому новую власть назвали «режимом полковников».

Попытались использовать именно полномочия, заботливо подготовленные для них Пилсудским. Рыдз-Смиглы расширил права полиции и судов. Был организован концлагерь. Туда попадали все противники скопом – и украинские националисты, и польские фашисты, и коммунисты, и просто журналисты, допустившие слишком дерзкие публикации. А для реорганизации системы управления Рыдз-Смиглы наметил перенять некоторые черты фашистских государств. Создать массовую партию, на которую будет опираться правительство. Беззубый и расплывчатый «Беспартийный блок сотрудничества с правительством», существовавший при Пилсудском, в 1936 г. был преобразован в партию «Лагерь национального единения». Во главе его встал полковник Адам Коц, но декларацию написал сам Рыдз-Смиглы, он силился соединить фашистские положения с устоями католицизма. При партии формировались юношеские структуры, «Союз молодой Польши».

Новая власть постаралась разогнать или пересажать оппозиционные организации. «Национал-социалистической партии трудящихся» Гралла пришлось убрать с эмблем свастику и переименоваться более нейтрально, в «Национально-социальную партию». «Белорусскую национал-социалистическую партию» запретили, ее газету закрыли. Все ядро ее руководства эмигрировало в Германию, их приютил Геббельс, создал при своем министерстве пропаганды «белорусское бюро», поставив Акинчица начальником. Другой лидер белорусских националистов, Козловский, остался на территории Польши, пытался действовать нелегально.

Ну а Рыдз-Смиглы каких-либо серьезных успехов все равно не добился. Укреплял дисциплину и подтягивал гайки – но тем самым вызвал возмущение прежней опоры Пилсудского, партии социалистов. Они хаяли диктатуру, отходили от правительства. Напряженные отношения установились даже с президентом Мостицким. Тот был недоволен решительными действиями маршала, подозревал в подготовке переворота. Однако Рыдз-Смиглы переворота вовсе не замышлял, периодически сглаживал конфликты и недоразумения с президентом. Между тем обстановка в Европе накалялась, маршал пытался заняться модернизацией армии. Нет, и это не получалось. Польша оставалась слишком разболтанной, на военные реформы не было денег. А то, что удавалось наскрести, или разворовывалось, или тратилось на парадные мероприятия. Но такие мероприятия очень любил сам Рыдз-Смиглы! Покрасоваться, почувствовать себя великим. Проходимцы и казнокрады лихо пользовались его слабостями.

Вытащить Польшу из экономического кризиса тоже не удавалось – ни Пилсудскому, ни его преемникам. Слабенькая промышленность буксовала на месте. Множество поляков разъезжались на заработки в разные страны. Кстати, сионистские организации вовсю вербовали желающих ехать в Палестину. Оплачивали проезд, давали деньги для налаживания хозяйства. Но добровольцев почти не было – ехать далеко, в непривычные условия, в пустыню, в окружение арабов. В Польше еврейские колонии были огромными, бедноты среди них хватало. Но они предпочитали перебираться поближе, в Германию. Там Гитлер отлично справился с кризисом, бурно строились и расширялись заводы. Расцветала и торговля, можно было найти нишу для «малого бизнеса».

Правда, в Германии действовали расовые Нюрнбергские законы. Но германские евреи неплохо приспособились к ним. Если кто-то стремился к государственной карьере, он в анкетах записывал своих предков немцами, и дороги для него были открыты. Хотя многие считали более выгодным не порывать с иудейской общиной. Это пресекало возможности для службы в полиции, судебных органах, на железной дороге, почте, в государственных школах… Но ведь и в армию не призывали! Связь с общиной помогала трудоустройству, бизнесу. Почти во всех городах действовали синагоги. Иудейские школы, отделившиеся от немецких, давали прекрасное образование. Польских евреев в Германию понаехало более 70 тыс. У них на родине с правами было все в порядке, но они как раз искали, как бы откосить от военной службы, пристроиться на хорошие заработки.

Тем не менее в иудейских общинах упорно распространялись слухи, что для них власть нацистов обернется бедой, будут погромы. А кое-кого обидели расовые ограничения. Они продавали имущество, потянулись за границу. Опять же, сионисты подогревали подобные настроения. Легальная благотворительная организация «Джойнт» и нелегальная «Моссад ле-Алия Бед» предлагали любую помощь в перевозках и устройстве, если переселенцы поедут в «Землю обетованную». Однако германские евреи Палестиной тоже не соблазнялись. Как ни парадоксально, большая часть из них устремилась… в Польшу. Здешние чиновники и полиция легко покупались взятками, смотрели на эмигрантов сквозь пальцы. В иудейских общинах польских городов приезжие находили родичей, знакомых, помогающих как-нибудь зацепиться.

Конечно, гораздо выгоднее представлялось добраться до вожделенной Америки. Но летом 1938 г. под эгидой США прошла Эвианская международная конференция по делам беженцев, и президент Рузвельт вдруг объявил – отныне его государство не будет принимать еврейских эмигрантов. Его позиция стала как бы сигналом. Такое же решение приняли Англия, Франция, Австралия, латиноамериканские страны. По сути, Эвианская конференция не разрешила проблему беженцев, а… создала ее! Задала установку: евреев отныне не принимать!

После конференции полиция и иммиграционные службы в различных государствах развернули проверки. А Польша особенно озаботилась. Потому что среди эмигрантов, рассеявшихся по миру, числилось куда больше «польских граждан», чем их было на самом деле. Причиной была уже упоминавшаяся продажность чиновников. Купить польский паспорт было куда легче и дешевле, чем французский или британский. Поэтому бродяги самого разнообразного происхождения, рассеявшиеся по Европе, Америке, Африке, Азии, обзаводились польскими документами. Теперь Польша решила избавиться от сомнительных «граждан», и в октябре 1938 г. объявила в месячный срок перерегистрацию паспортов. Осуществить ее можно было только в Польше (или в посольствах Польши). Без отметки о перерегистрации гражданство утрачивалось.

Надо сказать, что польские евреи, окопавшиеся в Германии, отнюдь не поспешили ехать за штампами на родину или в посольство в Берлин. Польские порядки они знали – месячный срок наверняка продлят, потом наметятся обходные тропинки. Но германские власти давно жаждали избавиться от приезжих. Сочли, что подвернулся удобный случай. За два дня до истечения срока перерегистрации, 28 октября, в крупных городах прошли облавы. Было задержано от 10 до 17 тыс. польских евреев. Их сажали в поезда и выпроваживали на польскую территорию.

Польская жандармерия и пограничники сперва растерялись от этого наплыва. Возразить-то было нечего! Принимали поезд за поездом. Но быстро придумали, каким образом отреагировать. Полиция кинулась в еврейские кварталы

Варшавы, Кракова, Познани. Хватали германских евреев, насильно грузили в поезда – и эшелон за эшелоном гнали в обратную сторону. Теперь пришла пора опешить немцам. Что толку выпроваживать одних евреев, если взамен получать других? Обе стороны вступили в переговоры и через день прекратили депортацию.

Казалось бы, инцидент исчерпан. Но 7 ноября он получил кровавое продолжение. Во Франции тоже проживали польские евреи. Один из них, 17-летний Гирш Гриншпан, заявился в Париже в германское посольство, пожелал увидеть посла. Вместо посла его принял советник фон Рат, и Гриншпан разрядил в него пистолет. При аресте объявил, что он мстил за свою семью, якобы попавшую под депортацию из Германии. Хотя впоследствии раскрылись связи Гриншпана с уже упоминавшейся еврейской террористической организацией LICRA.

Но трагическое эхо его выстрелов раскатилось по всей Германии. В ночь с 9 на 10 ноября произошли погромы, известные под названием «Хрустальной ночи». Эти события не получили однозначного и исчерпывающего объяснения до сих пор. По разным городам какие-то небольшие отряды и шайки принялись поджигать синагоги, грабить еврейские магазины, врывались в дома. Был убит 91 человек, пострадало несколько сот домов. А основной ущерб составили витрины! Хулиганы двигались по торговым улицам и колотили стекла, абы побыстрее и побольше. Погром старались изобразить – ограниченными силами, но помасштабнее.

Некоторые исследователи обвинили в провокации сионистов – если бы на евреев обрушилась мощь нацистского государства, жертв и разрушений было бы не в пример больше. Но и в такой версии концы с концами не сходятся! Спецслужбы Германии были одними из лучших в мире: гестапо, СД, полиция, абвер. У Геринга имелся уникальный институт телефонного прослушивания, способный контролировать всю Германию. Но виновников «Хрустальной ночи» так и не нашли! Нестыковки получают объяснение в одном-единственном случае. Действия сионистов и нацистов регулировали одни и те же теневые силы. Удивляться этому не стоит. Эмиссары той же самой «мировой закулисы», которая привела к власти Рузвельта, занимали важное место и в окружении Гитлера. О том, какое влияние они имели, откровенно высказался фон Шредер, назвавший себя и своих коллег «вторым правительством Германии». Через «кружок друзей рейхсфюрера СС», через структуры оккультистов они распространили влияние и на спецслужбы…

В общем, неведомые провокаторы свою задачу выполнили. А нацисты «приняли подачу». Геринг обвинил в «Хрустальной ночи» всех без исключения иудеев. Наложил на них коллективный штраф в 1 млрд марок. Страховые выплаты владельцам пострадавших магазинов были конфискованы. 21 февраля 1939 г. Геринг объявил принудительный выкуп у евреев всех изделий из драгоценных металлов – по фиксированной государственной цене. А 25 февраля крупные еврейские общины получили предписание: каждая из них должна была еженедельно представлять в полицию списки на 100 человек, которые в течение 2 недель покинут Германию. Евреев попросту выгоняли куда глаза глядят. А выезд и вывоз имущества обставили такими условиями и пошлинами, что почти все состояние конфисковывалось. В казну полились огромные недостающие средства на вооружение. Да и вообще эти операции стали поистине «золотым дном». Гиммлер позаботился прибрать их в свое ведомство. При Главном управлении имперской безопасности (РСХА) было создано Центральное бюро еврейской эмиграции во главе с Эйхманом.

Вот этим-то сионисты и воспользовались. В Америку беженцев не пускали, в Швейцарию и Францию не пускали. Куда им было деваться? Только тогда оно и началось, массовое еврейское заселение «Земли обетованной». Раньше зазывали любых желающих – сейчас отбирали. Вербовали кого помоложе, способных трудиться, воевать, приносить пользу для будущего еврейского государства. Впрочем, запреты принимать беженцев коснулись не всех. На крупных финансистов, промышленников, торговцев даже и законы Третьего Рейха не распространялись. Их без всяких проблем «аризировали» – за заслуги перед Германией.

На строительстве военных заводов и наращивании вооружений они наварили более чем солидные прибыли. Но и для них «Хрустальная ночь» стала сигналом – пора отходить в сторону. Капиталы они заблаговременно перевели за границу, и от грабительских конфискаций ускользнули. Никакие решения Эвианской конференции на них тоже не распространились. Например, один из ведущих банкиров Германии Макс Варбург со всеми удобствами перебрался в США, без проблем получил гражданство. Как же иначе, если его племянники являлись одними из крупнейших американских банкиров и советниками Рузвельта? Еще один племянник Макса, Зигмунд Варбург, «бежал» из Германии в Англию. Вместе с другим таким же «беженцем», Генрихом Грюнфельдом, открыл банк «New Trading Company» – один из крупнейших банков Лондона!

Стоит отметить, что даже после «Хрустальной ночи», 2 января, популярнейший американский журнал «Тайм» признал Гитлера «человеком 1938 года». Пророчил, что в 1939 г. он добьется еще более ярких свершений. Но в ближайшем окружении Рузвельта знали – надвигается война! Скоро отношение к Гитлеру надо будет менять, скоро он окажется врагом «цивилизованного человечества». А значит, пришла пора дистанцироваться от него. Лучшим предлогом для этого стали… ну конечно, «гонения на евреев»! До сих пор их словно не замечали, а в 1939 г. вдруг разглядели! Наперебой заголосили газеты, и Рузвельт изобразил осуждающее лицо, отозвал из Берлина своего посла. Демонстрировал всему миру: он не имеет с Гитлером ничего общего.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.