БРАЧНЫЙ АФЕРИСТ

БРАЧНЫЙ АФЕРИСТ

Вечером к следователю Юрию Владимировичу Шапошникову позвонил приятель, инженер-ихтиолог из Астрахани Миронов. Друзья давно не виделись и решили после работы встретиться. И вот сейчас они шли по шумной улице Горького навстречу нескончаемому людскому потоку. Зажигались огни неоновой рекламы, у дверей кафе уже собирались группы нарядно одетой молодежи, афиши звали москвичей и гостей столицы в театры, в концертные залы, на выставки, приглашали отдохнуть в парках, на водных станциях.

— Люблю я приезжать в Москву, — сказал Миронов, — но постоянно жить здесь, наверное, не смог бы.

— Что так? — спросил Шапошников.

— Я человек из тихой заводи, — улыбнулся Миронов. — Недавно предлагали мне в наше рыбное министерство перейти, отказался. Ты же меня, Юра, знаешь, я от своих рыб надолго отлучаться не могу. Тем более сейчас, когда они так нуждаются в защите... Ну а приезжать на недельку-другую в Москву — это нужно. Подышать московским воздухом — это как кислород моим осетрам.

— Я тебя понимаю. Только в Москве разных людей разное и привлекает. Ты надолго?

— Да нет, на неделю. Командировка в НИИ. Попутно к сестре, давно звала: задурила что-то Люська, племянница моя. Отца нет, в плавании, вот она и фордыбачит. Срочно замуж выскочила, теперь решила от семьи отделяться. Сестра беспокоится, просит поговорить с Люськой, повлиять... А как на нее повлияешь — девке двадцать три. Ну, это так, кстати. А вообще, обязательно схожу к вахтанговцам. Очень я к этому театру привязан. Стараюсь у них все посмотреть. Завтра идем с сестрой в кино «Свадьбу брачного афериста» смотреть. Не видел? А то пойдем вместе.

— К сожалению, завтра я занят.

Приятели зашли в кафе «Космос», только открывшееся после реконструкции, выпили бутылку шампанского, потолковали «за жизнь», как выразился Миронов, потом взяли такси, и Юрий Владимирович подвез Миронова на Сретенку, к дому, где жила сестра.

Прощаясь, Шапошников машинально посмотрел на номер дома. «Двенадцать. Сретенка, 12. Что-то уж очень знакомый адрес», — подумал он, но, так и не вспомнив, сел в такси и поехал домой.

С утра Юрий Владимирович снова занялся изучением дела некоего Исаковича Леонида Борисовича, который обвинялся в спекуляции валютой. Но в отдельное производство было выделено дело по обвинению Исаковича в целом ряде афер.

...Леониду Исаковичу нет еще и сорока лет. В двадцать пять он, как и многие его сверстники, закончил институт, получил диплом инженера и направление на Бакинский радиозавод. Комиссия по распределению молодых специалистов пошла выпускнику навстречу и направила его именно в Баку, где у Исаковича жили родители, где прошли его детские и юношеские годы. На заводе Исаковича встретили хорошо, здесь он проходил производственную практику, его знали. Сначала он работал инженером-конструктором, потом мастером ОТК, начальником бюро инструментального хозяйства.

За первые три года он внес несколько рационализаторских предложений, которые были приняты и внедрены в производство. Рационализатор получал вознаграждения. Молодой семье завод предоставил отдельную двухкомнатную квартиру. Зарабатывал Исакович неплохо. Одним словом, все складывалось как нельзя лучше.

Несколько раз по поручению дирекции завода Исакович выезжал в Москву. Возвращаясь в Баку, он говорил самому близкому другу Мамеду Абаджиеву:

— Вот насмотрелся я, как люди умеют жить. Свой автодилижанс, дачка в Серебряном бору, три-четыре любовницы и, как говорил известный поэт, «ананасы в шампанском»! Шик!

— Иностранцы, что ли?

— Почему, наши...

С тех пор Исаковича постоянно стала грызть зависть к тем, кто «умеет жить».

— А чем я хуже? — спрашивал он и отвечал сам себе: — Переберусь в Москву, я еще всем покажу, на что способен Исакович.

На заводе теперь он чувствовал себя человеком временным, работал спустя рукава, рационализацию забросил. С ним пытались беседовать, вразумить его — все без толку.

И вдруг в один прекрасный день Исаковича будто подменили: в цех пришел совсем другой инженер, деятельный, энергичный. Снова посыпались от него рацпредложения, он засиживался по вечерам в конструкторском бюро, выступал с речами на заседаниях, писал статьи в технические журналы.

Все это делалось по заранее обдуманному плану. В марте 1962 года Леонид Исакович обратился с просьбой к директору завода дать ему характеристику для поступления в аспирантуру. Это был первый шаг на пути в столицу. Исаковича зачислили в аспирантуру. И снова перед ним открывались прекрасные перспективы: учись, готовь диссертацию.

Но Исакович, став аспирантом, меньше всего думал о занятиях наукой, о повседневном, кропотливом труде. Получив как аспирант временную московскую прописку, он тут же стал заботиться о прописке постоянной. Вместо того чтобы сидеть в библиотеке, заниматься дни напролет в лабораториях, он мотался по Москве в поисках нужных людей, искал знакомств и дружбы с теми, кто может помочь ему с пропиской.

Бывалые люди сразу сказали ему, что с одними деньгами сейчас ничего не сделаешь: очень стало строго. Можно самому влипнуть — ни денег своих не увидишь, ни прописки, да еще и получишь предупреждение «в 24 часа — из Москвы».

— Слушай, маэстро, — сказал ему один из его новых знакомых, когда они сидели за столиком в ресторане «Националь», — ты же молодой, симпатичный юноша. Ты хочешь иметь постоянную прописку в Москве. Женись.

— Да, но я уже женат. Жена с сыном живут в Баку.

— Это не имеет значения. Ты с ней разведись. Потом, если захочешь, ты с ней опять зарегистрируешься. А сейчас женись, ну, как тебе сказать, фиктивно, только для прописки.

— А на ком?

— Есть у меня на примете одна дамочка.

— К ней в лапы попадешь, потом не выкрутишься.

— Ну зачем же так мрачно. У этой дамочки свой интерес. Она в скором времени должна получать квартиру взамен своей развалюхи, и, как ты понимаешь, лишний член семьи — это лишние квадратные метры. Получит она эти свои метры, и вы спокойно, без истерик, без клятв и без шума разведетесь.

— А вдруг она не захочет?

— Все будет по-джентльменски. Я за это ручаюсь.

С будущей своей супругой Исакович познакомился в такси, которое везло их в загс. Он успел узнать, что зовут ее Нелей и что телефон и адрес — все это, если понадобится, он может узнать от их «свата», который ехал в загс вместе с ними в качестве свидетеля.

Работница загса взяла их паспорта, записала данные в толстую книгу регистрации, выписала свидетельство о браке и механически, твердо заученным текстом поздравила с законным браком и пожелала всего того, что в таких случаях принято желать молодоженам.

Исакович чмокнул незнакомую девицу Нелю в ухо, и они стали мужем и женой.

«Сват» сдержал свое слово. Неля получила квартиру и без звука дала согласие на развод, не предъявляя к «супругу» никаких претензий.

Исакович получил в своем паспорте штамп «прописан постоянно», заплатив за эту операцию ни много ни мало тысячу рублей.

— Половину невесте, половину мне, — пояснил «сват», — все-таки мы оба с ней рисковали. Оба могли лишиться прописки, а тебе терять, как ты понимаешь, было нечего.

Исакович получил не только желанную прописку. Он получил и очень наглядный, предметный урок того, как можно зарабатывать приличные деньги довольно интеллигентным и не очень хлопотливым путем.

Разумеется, успеха на этом пути можно добиться только в том случае, когда имеется под руками нужная и вполне надежная клиентура. А чтобы найти ее, необходимо как можно больше расширять круг знакомых, приятелей, друзей. И Леонид Исакович, во-первых, проводит вечера в обществе музыкантов из различных ансамблей, выпускников Московской консерватории, преподавателей и концертмейстеров театральных вузов, работников филармонии. С другой стороны, он заводит знакомства с девушками из приемных различных министерств, техническими секретарями, машинистками.

Осенью 1964 года Леонид Исакович провел свою первую самостоятельную брачную аферу.

Перед следователем лежит объемистый том с делом Исаковича: протоколы допросов свидетелей, обвиняемого, очных ставок, копии документов, акты экспертиз.

Юрий Владимирович перелистывает страницу за страницей этого довольно редкого в наши дни уголовного дела и вспоминает весь ход следствия, от самых первых поступивших к ним сигналов, от первых милицейских проверок, первых допросов...

Вопрос о московской прописке самого Исаковича возник на одном из самых первых допросов.

— Скажите, — спросил тогда Шапошников, — каким образом вы, аспирант, задолго до окончания аспирантуры, до распределения получили постоянную прописку?

— За меня ходатайствовал институт.

Следователь запросил из института характеристику Исаковича. Оттуда дали письменный ответ:

«Интереса и способностей к научной работе не проявлял, экспериментальных заданий по диссертационной теме не завершил и кандидатского экзамена по спецпредмету не сдал.

По своему складу характера больше интересовался хозяйственными, а скорее даже коммерческими делами. Имел большое желание остаться в институте на хозяйственной работе.

По окончании срока учебы в аспирантуре был распределен государственной комиссией на работу в Хабаровский политехнический институт. Однако от назначения отказался. Когда и каким образом он получил постоянную московскую прописку и квартиру в Москве, институту неизвестно. До аспирантуры он и его семья проживали в Баку».

Руководители лабораторий, где должен был работать над диссертацией Исакович, тоже писали:

«Опаздывал систематически, не являлся вовсе без уважительных причин», «К работе относился недобросовестно, систематически нарушал трудовую дисциплину, был заносчив и груб...»

Вслед за вопросом о прописке у следователя сам собой возник и вопрос о квартире:

— Каким образом вы, аспирант, попали в жилищный кооператив, на какие средства построили двухкомнатную квартиру?

Но вразумительного ответа и на эти вопросы у Исаковича не нашлось. И ему пришлось подробно рассказать следствию о своих брачных аферах. Вот здесь, в деле, они зафиксированы все до одной в показаниях самого Исаковича.

— То, что в Москве иногда фиктивно регистрируют брак, чтобы получить прописку, я знал и раньше, — рассказывал на допросе Исакович, — об этом я, помню, читал в «Вечерней Москве» фельетон. Но тогда я не придал значения этому. Но когда дело коснулось меня самого и я познакомился с Аркадием (фамилию его я так и не узнал) и он предложил мне зарегистрироваться с Нелей, я понял, что это вполне возможное дело.

Больше того, когда я за этот брак заплатил свою кровную тысячу, как мне казалось, просто так, ни за что, я решил, что на этом тоже можно зарабатывать. И я начал делать деньги.

Богатова Любовь Михайловна, примерно 1944 года рождения, бывшая студентка консерватории, впоследствии преподаватель музыкальной школы. В 1967 году я вступил с ней в фиктивный брак, чтобы получить от нее за это деньги. Ей брак был нужен для постоянной прописки. Она уплатила мне тысячу рублей.

Стрижова Наталья Валентиновна, 1941 года рождения, концертмейстер. Вступил с ней в брак. Цели — те же. Для меня — деньги (1000 рублей), для нее — прописка.

Аносова Маргарита Аванесовна, 1940—1941 года рождения (точно не знает), была аспиранткой института нефти и химии. Вступил с ней в фиктивный брак. Занял у нее три тысячи рублей и постоянно прописал ее на своей жилплощади. Деньги, взятые в долг, так и остались у Исаковича.

— Скажите, Исакович, — спросил его тогда следователь, — не испытывали вы нечто вроде угрызения совести? Вы сами — аспирант. Аносова — тоже аспирант. Коллега, так сказать. Вы прекрасно знали, какую она стипендию получала, и взяли у нее такую крупную сумму денег.

— Ей нужна была прописка, мне — деньги. Это все, что он мог сказать.

— Продолжайте.

Следующим клиентом Исаковича был некто Копалевич, преподаватель музыкальной школы.

— Я познакомил его с Татьяной Боковой. Она работала чертежницей в одном министерстве. Ей нужна была отдельная квартира. Для этого не хватало мужа. Копалевичу нужна была жена для прописки. Я их познакомил, отвел в загс.

— И получили за это?

— Копалевич дал мне пятьсот рублей.

— Не кажется ли вам, что это очень легкий способ зарабатывать деньги?

— Да, поначалу я действительно думал, что это очень просто. Это когда «женили» меня самого. Но стоило мне взяться за этот заработок, я понял, что дело это тонкое и сложное. Видите ли, самое трудное — это подбор взаимоподходящих кандидатур. Я должен каждому из кандидатов, в сущности, гарантировать добросовестность партнера по этой... ну, будем говорить прямо, по этой сделке. Поэтому, подобрав кандидатов, я каждого из них долго и тщательно обрабатывал, втолковывая их права и обязанности.

— Что означает «взаимоподходящие кандидатуры», как вы выразились?

— Ну, естественно, возраст. Кому принадлежит жилплощадь. Каковы взаимоотношения с родственниками. Не будут ли они возражать против того, чтобы на их площадь прописать «мужа». Причем, учтите, гражданин следователь, родственники в большинстве случаев принимали эту фиктивную свадьбу за чистую монету. В истинные цели этого «брака» посвящать их было рискованно. Не каждый это поймет.

— Это верно, — согласился Шапошников, — подлецов у нас не так уж много.

— Я бы назвал таких людей по-другому: реально мыслящими индивидуумами.

— Мы придерживаемся на этот счет разных точек зрения, Исакович. Продолжайте.

— Да. Стало быть, в права и обязанности каждого из кандидатов входит: получение необходимых документов — справок с места жительства, с места работы, копии лицевых счетов и т. д. Клиенты обязаны не претендовать на жилую площадь, платить договоренную сумму точно в обусловленный срок, конкретно — по получении прописки.

— Это все?

— Нет. В понятие «гарантия добросовестности» входит и то, что у клиентов не появятся супружеские притязания по отношению друг к другу. Кроме того, женщина во время пребывания в фиктивном браке может забеременеть. По моим жестким условиям она не может претендовать на получение алиментов. Согласитесь, это было бы не по-джентльменски.

— Продолжайте, — сказал Шапошников.

Очередная «свадьба», организованная Исаковичем, — Марк Щербатов, виолончелист, и машинистка из министерства Татьяна Бирюкова.

— Мотивы те же?

— Не совсем. Щербатову нужна была прописка. А вот Бирюкова искала выход из весьма пикантного положения. Дело в том, что министерская машинистка забеременела. Она говорила мне, что ее обманул какой-то человек, обещал жениться и не сдержал своего слова, бросил ее. Ей надо было как-то выходить из этого положения. Она совсем еще дурочка, очень боялась своих ветхозаветных родителей, переживала. Короче говоря, ей срочно требовался законный муж.

— И вы его нашли?

— Да. Марк Щербатов подходил для нее по всем статьям.

— Они были знакомы?

— Между собой нет. Я их познакомил за день до регистрации. Но зато я изучил хорошо и того и другого. Видите ли, как-никак, а это живые люди, и между ними могут возникнуть какие-то трения. Я служил как бы буфером, регулировал эти отношения.

— В этом случае были такие осложнения?

— Да. Случай, как я вам говорил, особый. Поскольку в дело были замешаны родители, мне пришлось навести справки и о них. Я понял, что здесь одной регистрацией не обойдешься, нужно разыграть настоящий спектакль — со свадьбой, с поселением молодых на жилплощади жены, с последующей ссорой и разрывом, который завершается разводом. Мне пришлось сочинять полный сценарий, репетировать с участниками спектакля как заправскому режиссеру, вовремя подавать реплики, как суфлеру из старого провинциального театра, следить, чтобы они не брякнули что-нибудь от себя. Всякая такая «накладка» могла испортить дело.

— Как прошел спектакль?

— Нормально. Если не считать, что жених трижды путал имя невесты, а невеста однажды после криков «горько» поцеловала меня. Ничего, обошлось. Отнесли за счет шампанского, которого старики не пожалели для единственной дочери.

— Велики ли сборы? — спросил Юрий Владимирович в тон всему рассказу.

— По пятьсот рублей заплатил каждый.

— Что же, цель вами достигнута. Деньги. Только деньги.

— Нет, гражданин следователь, вы не подумайте, что у меня не осталось ничего святого, только деньги, деньги и деньги. Это не так. Я способен и на благородные поступки, совершенно бескорыстные. И я вам могу это доказать. Вот был у меня в Баку друг.

— Абаджиев?

— Ага, вы уже знаете?

— Вы о нем упоминали на прошлом допросе.

— Правильно. Это был единственный человек, с которым я делился своими впечатлениями от поездок в Москву. Да. Так вот однажды он приехал ко мне, я его повозил по всем злачным местам, показал, как я живу и что имею. И он сказал мне: «Леня, я тоже хочу в Москву». Я ответил ему: «Я это сделаю. Для тебя как для друга». У меня уже была на примете подходящая кандидатура — Мария Белова, она технический секретарь в одном министерстве. Хотела выйти замуж и отделиться от родителей. Они ей мешали жить по-современному.

— Это как?

— Жить по-современному — значит иметь хороших друзей, устраивать вечера с музыкой, с выпивкой. И чтобы никто в компании не чувствовал себя связанным: «это нехорошо», «это неприлично», «так не принято». В таких компаниях каждый делает что он хочет.

— Понятно.

— Так вот, я устроил им брак, и все были довольны.

— Что, совершенно бесплатно?

— Нет, Абаджиев заплатил Беловой пятьсот рублей.

— Правильно, Белова получила пятьсот рублей.

— Я об этом и говорю.

— Да, но Абаджиев давал вам для Беловой не пятьсот, а тысячу рублей. Вот его показания.

— Видите ли... остальные пятьсот я просто не успел ей передать. Меня арестовали.

— Ну вас арестовали, положим, через пять месяцев после этого. Ну, хорошо. Продолжайте.

Спокойно и деловито рассказывает Исакович об очередной своей брачной афере. Яков Финкельштейн, талантливый кинорежиссер, буквально прозябал где-то в Киргизии, вдали от Мосфильма, от Дома кино, от ресторана «Арагви», который он обожал. С другой стороны, в столице жила Светлана Квасова, милая женщина со скромной зарплатой стенографистки.

Светлана только что развелась со своим бывшим мужем, который не сумел обеспечить ей приличную жизнь. У них не было ни машины, ни дачи, они не смогли даже принять у себя ее, Светланиных, друзей. Она мечтала о магнитофоне «Грюндиг» или «Сони», а он купил ей транзистор «Альпинист». Вместо того чтобы повезти жену на озеро Балатон или на Златы Пясцы, он тянул ее с рюкзаком за плечами шагать по родному Подмосковью.

— Всех этих издевательств Светлана, конечно, не выдержала и подала на развод.

— Значит, она искала обеспеченного мужа?

— Я ее сразу предупредил, что я не сводник. Я деловой человек. Ей нужен муж с тугим кошельком — тогда она обратилась не по адресу. Этим я не занимаюсь. Ей нужны деньги — она их получит. Но на дальнейшую супружескую жизнь с моим клиентом пусть не рассчитывает. Этого фирма не гарантирует. Сошлись, расписались, прописались, развелись. Вот и все. Все смеются, все довольны. Платите денежки.

— Ну и как, все были довольны на этот раз?

— Не совсем. С регистрацией брака все обошлось нормально. Но в прописке Финкельштейну отказали.

— Почему же?

— Дело в том, что на ее площади проживал ее бывший муж. Этот мелкий прохиндей остался верен себе: он был не способен даже на такой джентльменский поступок — уйти от женщины, которая тебя не любит, и оставить ей комнату.

— Ситуация непредвиденная?

— Нет. Я это предвидел. Поэтому Квасова вступила в жилищный кооператив. Финкельштейн передал мне тысячу четыреста рублей, из них тысячу двести я вручил Квасовой, чтобы она могла заплатить за кооперативную квартиру. Но при этом я поставил ей условия: пятьсот рублей из этих денег принадлежат ей, а семьсот она должна возвратить мне за мои хлопоты.

— Она вам их вернула?

— Нет. Это оказалась такая пройдоха...

— Издержки производства?

— Очевидно.

— Но в вашей практике были и другие случаи, когда в накладе оставались ваши клиенты.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, например, сделка, которую вы провели с Юрковой и Зигурисом.

— Вы и об этом знаете?

— В общих чертах. Расскажите подробнее.

— Пожалуйста. В 1968 году кинооператор Зигурис, с которым меня познакомил Финкельштейн, попросил меня помочь получить московскую прописку. С Нинель Юрковой я был знаком раньше. Она давно хотела обменять квартиру в старом доме и не прочь была при этом заработать какие-то деньги. Я провел с кандидатами всю подготовительную работу, ознакомил их с их правами и обязанностями, поставил все свои условия. Брак был зарегистрирован. Зигурис получил разрешение на прописку. Но поскольку сам он в это время уехал на съемки фильма куда-то на Сахалин или на Камчатку, то на военный учет он не встал, и потому дело с пропиской несколько затянулось. Я телеграфировал об этом Зигурису. В ответ он выслал мне шестьсот рублей. Триста я отдал Юрковой, триста оставил себе. Поскольку у Зигуриса не было в Москве жилплощади, по его просьбе я устроил Юркову в жилищный кооператив «Спутник». На эту комнату Зигурис прислал еще тысячу пятьсот рублей. Тысячу двести он просил внести в кооператив, остальные разделить. Остальные я не стал делить, а взял себе.

Ордер был оформлен на Юркову, а Зигурис в него вписан на правах супруга. Но Юркова еще до получения ордера вдруг раздумала переезжать со старой квартиры.

— Почему?

— Ну, знаете, понять женщин иногда бывает труднее, чем дикого зулуса. Но в конце концов Зигурис приехал в Москву, прописался и поселился в кооперативной квартире. Об этом я Юрковой не сказал, но Зигурису передал, что Юркова требует пятьсот рублей отступного. Эти деньги я тоже Юрковой не отдал, а оставил у себя. Потом я договорился, чтобы комнату Зигуриса в общей квартире обменяли на однокомнатную квартиру, и под это мероприятие Зигурис дал мне еще семьсот рублей.

Зигурис переселился в однокомнатную квартиру, и ордер был теперь выписан на него одного. Я знал, что у него денег много, кроме того, он трус, и решил на этом сыграть еще раз. Однажды я пришел к нему и рассказал, что встретил Юркову, она узнала, что он исключил ее из ордера, поменял квартиру, и что она грозится поднять скандал. «Сколько надо ей дать?» — спросил он. «Пятьсот». — «Но у меня есть только триста». — «Хорошо, давай». Я взял у него триста рублей и положил себе в карман.

— Скажите, Исакович, — задал вопрос следователь, — вот вы говорили, что Зигурис не мог встать на военный учет потому, что его в то время не было в Москве. Но брак-то свой он зарегистрировал сам?

— Нет. Он был, как я уже сказал, на съемках.

— Поясните, кто же был в загсе?

— В загс с Юрковой я пошел сам.

— Вы?

— Да. Зигурис оставил мне свой паспорт, и я по этому паспорту зарегистрировал брак.

— Расскажите подробнее.

— Видите ли, гражданин следователь, бывая в загсах и на своих браках, и в качестве свидетеля не один раз, я довольно хорошо усвоил всю нехитрую механику этого мероприятия. Можно сказать, я знал ее наизусть. Мы пришли в загс к концу рабочего дня, когда работница, оформляющая документы, порядком устала. Она даже не посмотрела на фотографии на наших паспортах. Механически записала в книгу, привычно выписала свидетельство о браке, так же привычно предложила нам поздравить друг друга, поцеловать.

— Как вы себя вели?

— Знаете, мне стало и смешно и жалко эту бедную женщину. Я даже почему-то подумал, что сама она старая дева, что ее никто и никогда в жизни не целовал и вот теперь ей мерзко и противно стоять здесь и смотреть, как целуют других, молодых и красивых... И я ей сказал: «Знаете, ничего этого не надо. Мы успеем. А вот вы, пожалуйста, отдайте поскорее наши документы, и мы уйдем. Вы же устали целый день поздравлять молодых».

— Как она реагировала на это?

— Она сначала удивилась, но потом улыбнулась, отдала документы и сказала: «До свиданья».

— Это был единственный случай, когда вы подменяли «жениха»?

— Нет. Таких случаев было пять или шесть.

— Почему вы это делали? С какой целью?

— Я понимаю, что риск определенный в этих случаях был. Хотя опыт мне подсказывал, что на фотографии никто из них никогда не смотрит. Кроме того, на случай, если бы у работницы загса возникло какое-то подозрение, проще всего сказать: «Извините, я по ошибке захватил паспорт моего товарища».

Но главная причина была в другом. Во-первых, довольно сложно было собрать в одном месте, в одно время «жениха», «невесту» да еще найти каких-то надежных свидетелей. Во-вторых, каждого из партнеров я знал гораздо лучше, чем знали они друг друга. А это, как вы понимаете, исключало какие-либо инциденты, недоразумения, которые могли возникнуть при регистрации. Знаете, ляпнет что-нибудь невеста не то, потом не расхлебаешь.

— Стало быть, ни разу работники загса не обратили внимания, что регистрируют вас по чужому паспорту?

— Ни разу.

— Ну что же, Исакович, — сказал следователь Шапошников, — давайте подведем итоги нашей беседы. Итак, на протяжении пяти лет вы организовали, будем так говорить, пятнадцать фиктивных браков с корыстной для себя целью. И получили как материальное вознаграждение за содействие в устройстве браков семь тысяч восемьсот рублей. Так?

— Так.

— Прочитайте протокол допроса и распишитесь. На сегодня достаточно.

Исакович пробежал страницы протокола и поставил свою размашистую подпись.

— Мне можно идти?

— Да, кстати, — сказал Юрий Владимирович, когда в дверях уже появился конвой, — вы упустили в своем рассказе одну деталь.

— Какую?

— Дело в том, что вы оказывали помощь в прописке далеко не всем, кто к вам обращался.

— Да, я говорил уже, что я тщательно отбирал...

— ...компаньонов по валютным операциям?

В ответ Исакович только развел руками и, опустив голову, ссутулившись, медленно вышел из кабинета.

...Через неделю уезжал домой астраханский ихтиолог Миронов. Шапошников приехал на Павелецкий вокзал проводить его.

— Ну как, где был, что видел?

— Был у вахтанговцев. Смотрел «Принцессу Турандот». Столько об этом мечтал! Слышал по радио, видел то телевидению, и все равно впечатление огромное. Был на выставке прикладного искусства. Посмотрел Новый Арбат, проехал по новым станциям метро. Съездил в Архангельское. Да, совсем забыл, посмотрели с сестрой «Свадьбу брачного афериста». Забавно.

— Брачного афериста? — переспросил Юрий Владимирович и вдруг по какой-то аналогии вспомнил: — Да, а как с племянницей? С ее замужеством?

— Да там все в порядке. Зря сестра шум поднимала. Люська меня и с женихом познакомила. Хороший парень, молодой, а уже заместителем начальника цеха на ЗИЛе работает. Свадьбу отложили до возвращения отца из плавания. И я получил, так сказать, официальное приглашение.

«Все правильно, — с облегчением подумал Шапошников. — Спутал я. Юркова живет не на Сретенке, а на Стромынке. Стромынка, 12. А уж я-то подумал...» И он сказал уже вслух:

— Все правильно.

— А что делать, — поддержал его Миронов, — мы с тобой стареем, молодые растут. Не заметим, как дедами станем, а, Юрка?

— Это ты точно подметил.

— Эх, люблю я в Москву приезжать! Но недели маловато. С месяц бы побыть. Успел бы еще многое поглядеть.

— По-разному привлекает к себе Москва разных людей, — думая о своем, проговорил Шапошников.

— Ну да думаю, осетры обо мне соскучились. Кстати, ты когда приедешь ко мне? Или только все обещаешь? Таких мы, брат, с тобой стерлядок изловим! Монастырских, как когда-то говорили. Уху закатим — тройную! Приезжай, а?

— Я больше на хищников люблю, на щук, например, — сказал Шапошников, — азартное занятие.

Электровоз дал гудок, и вагоны медленно поплыли вдоль перрона.

— Приезжай-ка лучше ты в Москву на весь отпуск, — сказал Шапошников. В зоопарк сходим. Хищников в клетках посмотрим.

— В клетках на животных смотреть не люблю.

— Так хищники же...

Миронов что-то ответил, но слов разобрать было уже невозможно.