Свидетельства, собранные историком М. Д. Рабиновичем
Свидетельства, собранные историком М. Д. Рабиновичем
Когда первая книга моей трилогии была уже в типографии, в издательстве «Время» меня познакомили с известными историками братьями Роем и Жоресом Медведевыми. Узнав от руководства издательства о моей гипотезе начала Великой Отечественной войны, они попросили изложить ее суть.
Когда я закончил, первая реакция последовала от Жореса Александровича:
– Никогда англичане не поверят в английскую бомбежку Севастополя!
– Не не поверят, а не признают, – начал было я, но меня перебил Рой Александрович:
– Вот вы сказали, что снаряды и патроны 22-го июня были только у пограничников, они геройски сражались в тот день и все погибли…
– Да, а разве не так?
– Так и не так. Пограничником в тот день был дан приказ: на огонь не отвечать.
– И что же, они все его выполнили?
– Не выполнили процентов пятнадцать, но погибли и те и другие.
– И тому есть документальное свидетельство?
– Естественно. В этот день творилось невообразимое. Мне однажды ребята из аппарата ЦК (Рой Александрович в годы перестройки был членом ЦК. – А. О.) показали сильнейший документальный материал по первому дню войны. Когда готовились к празднованию 20-летия Победы, кто-то очень умный из ГлавПУРа отдал приказ, чтобы каждый участник войны, который еще служит в армии, написал отчет за 22 июня 1941 года – где был, что и как – и прислал им.
– И прислали?
– Конечно.
– И много?
– Я читал штук триста.
– И что же там?
– Белиберда, бред сумасшедшего…
Я вспомнил поразивший меня случай из книги «Я это видел» [63. C. 321], который процитировал и в своей, и спросил:
– Что-нибудь типа: «Ночью 22-го июня нас разбудил политрук и с наганом в руке приказал срывать и сжигать портреты вождей?»
– Вот-вот, почти дословно. Так что, когда эту ахинею увидели в ЦК, они приказали все засекретить и убрать куда подальше.
– Но вы-то успели до этого кое-что для себя скопировать?
– Само собой.
– Рой Александрович, – взмолился я, – пожалуйста, поделитесь, для меня это самый бесценный материал!
– Хорошо, я посмотрю.
После этого мы несколько раз пересекались с Роем Александровичем, и я всегда скромно напоминал о его обещании. Во время одного из наших телефонных разговоров он сказал, что ошибся, что у него оказался не тот материал, о котором он мне рассказывал, но этот материал существует и в ближайшее время будет у него на руках. Когда я потерял уже всяческую надежду, из издательства сообщили, что к ним привезли пакет от Медведева для меня. Я сразу же поблагодарил Роя Александровича за царский подарок. «Не стоит благодарности, – ответил он, – у меня до него руки не доходят, а вам это будет кстати. Правда, главпуровский материал я не нашел, но этот вам тоже будет интересен. Публикуйте его, как сочтете нужным». К этому моменту он уже прочитал мою книгу и сказал, что читать ему было интересно. Я расценил его слова и передачу мне ценного материала как самую высокую оценку – вряд ли он стал бы делать это для человека, занимающегося чепухой или проводящего какую-то неприемлимую для него линию.
Для начала я должен немного рассказать об авторе предоставленного мне источника М. Д. Рабиновиче и его работе. О себе в тексте он сообщил лишь то, что он профессиональный архивист, с 1942-го до конца войны воевал на фронтах Великой Отечественной, а после войны преподавал историю в учебных заведениях, где училось много фронтовиков. Он оказался настолько скромен, что даже не указал свое имя и отчество полностью, лишь инициалы и ученую степень – кандидат исторических наук. Набрав эти скудные данные в Google, я нашел единственную книгу автора с таким именем – «Полки петровской армии 1698–1725: Краткий справочник» (М.: Сов. Россия, 1977. Тр. Государственного ордена Ленина Исторического музея). Полный текст этой книги я тоже нашел в Интернете. Увидев, что в ней собраны и проклассифицированы все 637(!) петровских полков и кратко даны все необходимые сведения о каждом из них, я окончательно убедился, что ее автор конечно же настоящий архивист, а значит, и есть тот самый историк, который собрал воспоминания ветеранов войны о ее первом дне.
Я позвонил в Исторический музей, где мне любезно сообщили данные о Моисее Давидовиче Рабиновиче, который работал там с 1967 по 1978 год. Он родился в 1914 г. в Одессе в интеллигентной семье (отец – бухгалтер, мать – врач). В 1937 г. окончил Историко-архивный институт, в 1940 г. – аспирантуру при нем, после чего был направлен в г. Фрунзе начальником Архивного управления НКВД Киргизии. Воевал с 1942 по 1945 г. на Калининском, 2-м, 3-м и 4-м Украинских фронтах, был трижды ранен, войну закончил старшим лейтенантом, награжден орденом Отечественной войны II степени и тремя медалями. После демобилизации преподавал историю в военных училищах, заочном пединституте, в вечерних и даже обычных средних школах, затем до ухода на пенсию работал в Историческом музее. (Через два года после ухода на пенсию в 1980 г. Моисей Давидович Рабинович умер – об этом мне позже сообщил его сын Игорь Моисеевич Иртеньев, известный российский поэт.)
Для того чтобы собирать в течение долгих лет материалы о первом дне войны, нужно было иметь мужество. В годы войны и после ее окончания это было не только рискованно для члена партии, к тому же архивиста и преподавателя истории, проработавшего несколько лет в Архиве Киргизского НКВД, но и опасно для жизни. Но сделанное им показывает, что он был настоящим гражданином и патриотом, понимавшим, что «Порт-Артуры и Пирл-Харборы повторяются» и истинную картину событий необходимо восстановить для того, чтобы 22 июня 1941 г. никогда не повторилось в нашей стране. Как профессиональный историк он учел метод Дельбрюка и Куля, впервые использованный в книге «Катастрофа 8 августа 1918 г.» для выяснения обстоятельств начала Первой мировой войны, и нашел свой способ постижения истины, поскольку понимал, что сталинские трактовки событий и существовавший тогда режим не дадут даже приблизиться к ней. Свою методику он подробно описывает в предисловии, поэтому не буду останавливаться на этом. Скажу лишь о том, как некоторые приведенные им воспоминания участников событий первого дня войны и предшествовавших ему недель подтвердили мою гипотезу.
Одно из них свидетельствует о том, что самые первые бомбардировки 22 июня 1941 г. вели не немецкие, а неизвестные самолеты, причем весьма странным образом – не топя наши корабли, а якобы минируя выходы из военно-морских баз. Так, оказывается, действовали и самолеты, совершившие в этот день на рассвете налет на Кронштадт (для меня это первое сообщение о столь необычной бомбежке Кронштадта).
Обнаружен еще один факт появления странных плакатов, с которыми через всю Москву ехали 19 июня 1941 г. на грузовике на вокзал призванные запасники: «Войны не хотим, но в бой готовы». Как-то это не стыкуется с «тайным призывом резервистов», о котором обычно пишут историки, и что означает подобная демонстрация?
А про обучение плаванию в частях Прибалтийского округа за несколько дней до начала войны разве где-нибудь когда-нибудь писали? А подробности ареста генерала Павлова из уст непосредственных его участников сообщали? Очень интересен никогда ранее не упоминавшийся факт передачи по радио приказа о начале войны в ночь с 21 на 22 июня 1941 г. за подписью Ворошилова (он ведь был председателем предвоенного Комитета обороны).
Важны воспоминания заведующего 1-м Европейским Отделом НКИД Кузнецова о результатах поездки Молотова в Берлин. Оказывается, сотрудниками наркомата она оценивалась в то время как крайне удачная и даже позволяла считать, что благодаря ее результатам «теперь немцы нам отдадут все, что угодно, вплоть до Индии».
Таких моментов в материале М. Д. Рабиновича очень много, и каждый читатель найдет в нем для себя немало интересного. Общее ощущение от прочитанного – ну, очень готовились, но совсем не к той войне, которая началась.
Конечно же в некоторых приведенных ниже воспоминаниях участников войны есть и неточности, и даже недостоверности, в основном связанные с мифами первых дней войны, которыми люди пытались тогда объяснить происходившие невероятные события. Я старался как можно реже и лаконичней такие места отмечать и по мере возможности объяснять в примечаниях.
В отличие от большинства историков, считающих, что их работа должна проходить только в архивах, и в основном с печатными материалами, да еще хорошо бы, чтоб заверенными печатью, М. Д. Рабинович работал и с живыми свидетелями страстно интересующих его событий, в результате чего появился бесценный документ. Наверное, именно о таком я мечтал, собирая по крохам материал для раздела «Калейдоскоп предвоенного театра абсурда» для трех своих книг. Поэтому вначале, следуя стилю, выбранному для первых двух книг, я собирался вставить материалы М. Д. Рабиновича отдельными фрагментами в таком же разделе третьей, завершающей трилогию книге. Но потом понял, что их надо привести целиком – не только как собрание фактов, но и как достойный глубокого уважения и подражания пример работы настоящего историка-патриота, подвижника «живой истории», который не по заданию, а по велению души ищет истину. Я позволил себе опустить пересказ Рабиновича неопубликованного во время его работы над этим материалом доклада Хрущева на ХХ съезде партии, а также фрагмент воспоминаний В. А. Новобранца (они тогда ходили в списках). Последний я цитирую в Приложении 3 из изданной наконец-то книги В. А. Новобранца «Я предупреждал Сталина о войне. Записки военного разведчика», вышедшей в 2009 г.
С любезного разрешения сына М. Д. Рабиновича Игоря Иртеньева я публикую предоставленные мне материалы полностью (кроме упомянутых выше изъятий), в редакции оригинала, иногда в квадратных скобках расшифровываю сокращения и кое-что поясняю в примечаниях. Мною исправлены лишь опечатки и кое-где внесены изменения в пунктуацию.
М. Д. Рабинович Что произошло в июне 1941 года (беседы с участниками событий и их родственниками)
Вместо предисловия
Начало войны застало меня в Киргизии, где я руководил тамошним архивным управлением. Сразу же мне пришлось по заданию Фрунзенского Горкома партии включиться в большую пропагандистскую работу среди местного и эвакуированного населения, личного состава военных училищ и формировавшихся воинских частей. Моих слушателей, да и самого меня, волновал вопрос о причинах нашей неудачи летом 1941 года. Официальная версия о внезапности нападения и плане активной обороны находилась в явном противоречии с тем, что мне рассказывали пережившие ужасы войны люди, оказавшиеся в Киргизии, и внушала мало доверия. Оказавшись с осени 1942 г. в армии, я постоянно пытался уяснить для себя, что же произошло 22 июня 1941 г. и в чем причины катастрофы. К сожалению, круг информации людей, с которыми я соприкасался, был ограничен. Тем более что сталинская формулировка относительно закономерности неподготовленности к войне «миролюбивых наций» исключала самую возможность докопаться в то время до сути дела.
В 1955–1958 гг. я предпринял сбор материалов по интересующему вопросу, исходя из мысли, что Порт-Артуры и Пирл– Харборы повторяются. Поскольку в то время допуск к архивным материалам подольского архива НКО был для меня исключен, я решил предпринять «негласное расследование» посредством бесед с участниками начального периода войны. В качестве образца я избрал метод Дельбрюка и Куля, примененный в книге «Катастрофа 8 августа 1918 г.», где исследователи устанавливали, что конкретно произошло на всем фронте атаки союзников во время пресловутого «черного дня» Германской армии.
Моим намерениям благоприятствовало то, что я в то время работал в местах, где было значительное количество участников начального периода войны: 1-м Московском Артиллерийском подготовительном училище (далее – МАПУ), филиале 97 школы рабочей молодежи при УКГБ и УМВД по Московской области, заочном отделении Рязанского пед. Института (далее ОЗО РПИ), ЦГВИА СССР [Центральный государственный военно-исторический архив СССР] и т. д.
В дальнейшем круг бесед был расширен, в эти годы я буквально не пропускал ни одного случая выяснить среди сослуживцев, своих слушателей, родных и знакомых все, что им было известно по интересующему меня вопросу. Результаты этих бесед записывались в тот же день, и если предоставлялась возможность, то уточнялись и детализировались при последующих встречах.
После ХХ съезда КПСС люди стали держаться менее скованно и рассказывали многое из того, о чем предпочитали молчать раньше.
Сбор материалов велся до 1959 г. и в дальнейшем был почти прекращен после выхода в свет работ А. М. Некрича (А. Некрич. 1941. 22 июня. М.: Наука, 1965. – А. О.) и П. А. Жилина (П. А. Жилин. Как фашистская Германия готовила нападение на Советский Союз. М.: Мысль, 1965. – А. О.), основанных на обширной советской и зарубежной мемуарной литературе и архивных материалах, продолжение данной работы бесполезно. Вместе с тем собранные материалы, при всей их фрагментарности, представляют известный интерес, т. к. позволяют установить ряд неизвестных до сих пор данных и в совокупности расширяют наши представления о июньской катастрофе 1941 г. Разумеется, они не представляют самостоятельной ценности и могут рассматриваться лишь как подспорье к научной и мемуарной литературе.
Записи бесед систематизированы по географическому признаку: Север и Карелия; Район Ленинграда; Прибалтика; Белоруссия и Запад; Украина, Молдавия, Крым, Кавказ; Москва, Подмосковье, Центральные районы; Сибирь, Д.-Восток и Средняя Азия. Кроме того, в самостоятельный раздел выделены данные о действиях пограничников и органов НКВД в приграничных районах. В тех случаях, когда в беседе содержатся данные о нескольких географических районах, она помещается в том разделе, о котором сообщается больше всего сведений.
Как правило, приводятся свидетельства участников по их личным воспоминаниям. В отдельных случаях записывались данные о событиях, ставших известными рассказчику из «вторых рук»: от сослуживцев, родных, знакомых, из писем. В тех случая, когда разные лица дают различные версии событий, делаются соответствующие оговорки и перекрестные ссылки. В записях бесед обязательно указываются следующие сведения: время записи, фамилия, имя и отчество рассказчика, занимаемая должность и место службы в момент рассказа и те же данные 1941 г.
Текст бесед перепечатан в таком виде, в каком они были первоначально записаны.
Кандидат исторических наук М. Д. Рабинович.
Апрель 1967 г.
Историк Моисей Давидович Рабинович
I. Север и Карелия
А) Север
июль 1955
Аколупин Василий Андреевич
(студент РПИ ОЗО)
К началу войны служил командиром отделения связи в 95-м сп 14-й сд 14 армии в районе Мотовского залива. Штадив[135] был в Мурманске. К 22 июня 1941 г. были в 8 км от границы. Дивизия была кадровая, прибыла под Мурманск после Финской войны. Личному составу было известно, что против них расположены немецкие егеря. За неделю до начала войны немецкие самолеты стали систематически нарушать госграницу и пролетать над расположением полка. Наша авиация и ПВО не оказывала им никакого противодействия.
О начале войны узнали вечером 22 июня 1941 г. от политрука роты, который сказал: «Зарядите винтовки. Началась война с Германией». Ночью дивизия была переброшена к госгранице и заняла оборону. Оборонительный рубеж пришлось создавать заново, силами войск.
Фомин Иван Петрович
(студент РПИ ОЗО)
Служил командиром радиостанции 112-го об (отдельного батальона) связи 14-й сд. В дивизии были полки: 9-й сп (район Титовки), 135-й сп (в районе Кильденстрой) и еще один, кажется, в р-не Кандалакши. До начала июня 112-й об держал связь, обслуживая в основном наземные войска в пределах дивизии, которая была разбросана на очень большом протяжении, она фактически одна прикрывала Мурманское направление. С 5 по 20 июня батальон связи участвовал в авиационных учениях и переключился на связь с ВВС. Были вооружены, но без патронов. Утверждает, что за два дня до начала войны части дивизии неоднократно подвергались налетам и бомбежкам немецкой авиации. Так, 20 июня 1941 г. их батальон был обстрелян немецким истребителем. Они предполагали, что еще продолжаются воздушные учения и лишь тогда, когда самолет стал удаляться, разглядели кресты на плоскостях и фюзеляже.
20 июня немецкий бомбардировщик разбомбил пустые конюшни в расположении 95-го сп. 21 июня немецкая авиация бомбила мост в районе Титовки. Никакого противодействия немецкой авиации не оказывалось.
(В. А. Аколупин отрицает бомбежку расположения 95 сп 20.VI.41 г. и остальные факты ему не известны).
Узнали о войне из сообщения радио, которое было услышано дежурной рацией (Рбс-бас). Было роздано по 75 боевых патронов и утром выступили в расположение 95 с.п., а затем к границе. В пути были случаи стрельбы в тылу. Были задержаны переодетые в советскую форму немецкие диверсанты.
июль 1955 г.
Дудкин Константин Александрович
(учитель средней школы Гаврилово-Ямского р-на Ярославской обл.)
Накануне войны служил в 208-м сп 122-й сд в 40 км западнее Кандалакши в 70 км от ж. границы[136]. Дивизия была дислоцирована после Финской войны. За неделю до начала войны полк вместе с остальными частями 122 сд выступил на маневры в район финской границы. Были розданы боевые патроны, боекомплект на каждое орудие. 208 ап (76 мм орудия) был на конной тяге и передвигался к границе своим ходом. В пути проводились учения с боевыми стрельбами. Тем временем стрелковые части сооружали КЗОТ[137] в районе, прилегающем к границе. 22 июня 1941 г. 208 ап был в 17–15 км от госграницы. Боевые действия развернулись примерно через неделю.
февраль-март 1955
Новиков Олег Сергеевич
(капитан милиции, сотрудник УМВД Моск. обл.)
Служил в 389-м гап 122-сд (в р-не Кандалакши) командиром учебного взвода. Примерно за месяц до начала войны среди личного состава стали известны слова И. В. Сталина о том, что Гитлер зарвался и его надо приостановить прежде, чем он нападет на СССР[138]. 16 июня 1941 г., когда О. С. Новиков был дежурным по полку, было получено известие, что через границу перелетел самолет неустановленной национальности, который сбросил листовки. Одна из листовок была подобрана специально посланными людьми и доставлена в штаб полка. О. С. Новиков ее лично читал и хорошо помнит, что в ней прямо говорилось, что военные действия начнутся 22 июня 1941 г.
В ту же ночь (ночь следует понимать условно, т. к. круглые сутки светило солнце) полк в числе других войск 122 сд был [поднят] по тревоге в полной боевой готовности к границе. Там стали рыть траншеи и сооружать КЗОТы, т. к. граница была совершенно не укреплена.
Утверждает, что на их участке военные действия начались до 22 июня (числа 20–21 июня)[139].
ноябрь 1955
Данилин Иван Семенович
(лейтенант, сотрудник УКГБ Моск. обл.)
С 1939 г. служил дальномерщиком береговой артиллерии Северного флота в Полярном и прилегающих районах (в 30 км от границы).
До 18 июня 1941 г. в Полярном проводилась обычная боевая подготовка. Кроме сборов запасных флотских и артиллерийских специальностей, никаких особых приготовлений к войне не отмечалось. О фактах появления в районе Полярное немецких надводных судов и подлодок Данилин не знает. 15 июня 1941 г. было полное увольнение всего личного состава базы (кроме наряда) в город.
Первые немецкие разведывательные самолеты (Ю-87, Ю-88) появились над Полярным 18 июня 1941 г. в 19 часов. Со второй половины дня 20 и 21 июня 1941 г. немецкие самолеты производили одиночные и небольшие групповые полеты с обстрелом и бомбометанием: военных кораблей в порту, аэродромов, батарей, складов. Немцы стремились прощупать расположение огневых точек, систему огня, систему барражирования.
22 июня 1941 г. Полярное было атаковано крупными силами немецкой авиации, подвергшей жестокой бомбардировке флот и важнейшие объекты базы на берегу[140].
октябрь 1955
Никитин Георгий Александрович
(гл[авный] инженер отдела М[141]. рыбной промышленности)
В конце 1940 г. работал главным инженером Треста Мурманрыба. Утверждает, что в Мурманске совершенно не чувствовалась близость войны. Порт был постоянно наполнен иностранными судами. Правда, англичане блокировали норвежское побережье, занятое немцами, и не пускали их суда к нам. В мае 1941 г., спасаясь от английского нападения, в Мурманск прибыл немецкий «карманный линкор» и два крупных океанских судна (одно из них теперь называется «Россия»). Немецкие моряки наводняли улицы Мурманска. В конце мая эти суда ушли в Норвегию. Город снабжался хорошо, в начале лета была отличная путина. Начало войны было ошеломляющей неожиданностью. Незадолго до начала войны была закончена железнодорожная ветка, соединяющая Мурманск с Архангельской железной дорогой.
сентябрь 1955 г.
Филиппов Борис Васильевич, ст. лейтенант запаса
(ст[арший] научный сотрудник ЦГВИА)
Летом 1941 г. был направлен после окончания Историко-архивного института научным сотрудником архивного отдела УНКВД по Архангельской обл.
Утверждает, что в конце 1940–1941 гг. в Архангельске чувствовалось скорое наступление войны:
– В город просачивались слухи о концентрации немецких войск к нашим границам, о пограничных инцидентах;
– Через Архангельск отправлялись на Запад войска;
– Очень мало было в порту немецких и финских пароходов, особенно в навигацию 1941 г.(?)
– С начала 1941 г. резко ухудшилось продовольственное положение в связи с накоплением гос. запасов. О начале войны узнал из сообщений по радио, все присутствующие в столовой НКВД (сообщение передавалось во время завтрака) сидели как огорошенные.
Б) Карелия
апрель-март 1958
Панкрашкин Александр Михайлович, подполковник
(сотрудник УМВД по Моск[овской] обл[асти])
Перед войной служил в 33 погранкомендатуре на Карельском перешейке.
Погранвойска были все время в полной готовности, была задержана демобилизация служивших с 1938 г. Устав соблюдался строжайшим образом, карали за малейшую самовольную отлучку. За две недели до начала военных действий наряды, несшие охрану госграницы, видели офицеров в немецкой форме, производивших явно рекогносцировку.
Вдоль границы было сконцентрировано очень большое количество наших войск – яблоку было упасть некуда. Вскоре после начала боев они отошли, выпустив все снаряды, пограничникам пришлось отбиваться стрелковым оружием.
июль 1955
Чуфистов Николай Александрович
(студент РПИ ОЗО)
Служил в 577-м гап (ЛВО), который был учебным полком по подготовке комсостава запаса и располагался в Новгороде.
Весной 1941 г. 577 гап выехал в лагеря в район ст. Струги Красные. Полк включился в интенсивную боевую подготовку, изучался опыт Финской войны, проводились тактические занятия, боевые стрельбы, отрабатывалось взаимодействие артиллерии с пехотой и танками, проводились учения по прорыву долговременной обороны.
22 июня 1941 г. полк по боевой тревоге был направлен на Карельский перешеек (в р-н Кексгольма, а через несколько дней под Сортавалу). Полк воевал как полк РГК (152 мм гаубицы).
август 1955 г.
Понасицкий Прокопий Прохорович
(Начальник радиоузла пос. Красные Ткачи Ярославской области).
Перед войной был старшим техником связи в г. Энсо (6 км от финской границы в Выборгском направлении).
В ночь на 21 июня 1941 г. во время радиопереклички получили приказ немедленно эвакуировать семейства работников связи и свою семью. За несколько дней до войны над погранрайоном систематически летала финская авиация.
22 июня 1941 г. получили приказ демонтировать одну секцию АТС, а остальные подготовить ко взрыву. Военные действия начались 24 июня 1941 г.
Отходили с армейскими частями, поступив в их распоряжение.
II. Район Ленинграда
июль 1955
Львов Сергей Александрович – сержант запаса
(студент РПИ ОЗО)
Служил под Ленинградом во 2-м истребительском к-се[142] (И-16, И-153).
Накануне 22 июня офицеры-летчики были уволены в город и прибыли в части только днем, после сообщения по радио. В первый день войны аэродромы не бомбили. С личным составом стали усиленно изучать силуэты и опознавательные знаки вражеских самолетов.
август 1955
Коновалов А. Ф.
(преп. англ. языка средней школы Кубин-Озерского р-на Вологодской обл.)
Служил мл. авиаспециалистом в 19-м истребительном полку 3-й иад в р-не Горелое под Ленинградом. (И-16).
Утверждает, что летчики говорили, что уже за месяц до начала войны немцы летали над нашей территорией в зоне 19 истребительного полка. В полку были дежурные звенья. Но о возможности войны разговора не было. 22 июня 1941 г. аэродром бомбили.
июль 1956
Веденкин Николай Никитич
(студент ОЗО РПИ)
Осенью 1940 г. после окончания педучилища и непродолжительной работы учителем семилетней Путненской школы Рязанской области был взят на военную службу и направлен в учебный отряд КБФ в Кронштадт в школу младших специалистов связи. До февраля 1941 г. в Кронштадте было состояние глубокого мира: свободное увольнение, к курсантам не было прикреплено личное оружие.
В феврале-марте 1941 г. (после событий в Греции), внезапно была объявлена боевая готовность № 1, было роздано оружие и даже в учебные корпуса ходили с винтовками, увольнения прекратились. На политзанятиях прямо говорили, что немцы ведут усиленную переброску войск и техники в Финляндию, в Турку (Або), что наши наблюдатели видели на германских транспортах танки. Всю весну проводились учения по отражению и высадке десанта вплоть до Ораниенбаума и Красной горки и действиям по льду Финского залива. С мая 1941 г. внезапно все притихло, возобновились увольнения в город, оружие было сдано в роты. 22 июня 1941 г. в 3 ч. 30 мин. 3 немецких самолета совершили налет на Кронштадт и сбросили бомбы у причала[143].
июнь 1955
Жемеркин Семен Никифорович – майор
(офицер 1-го МАПУ)
Перед войной был курсантом артучилища ЛАУ. Училище было в лагерях под Лугой. За несколько дней перед войной курсанты были по тревоге в качестве пехоты направлены в погранрайон.
июль 1955
Иоффе Леонид Адольфович – майор
(студент РПИ ОЗО)
Перед войной был курсантом артучилища ЛАУ (ЛВО). За две недели до начала войны из курсантов ЛАУ, пехотного училища, железнодорожного училища и полка НКВД была сформирована курсантская бригада (сводная). Бригада проводила учения около 10 дней – 12 дней в районе Луги – Нарвы и по эстонской границе: создавали укрепления, проводили марши. Вернулись к своим частям 20 июня в Ленинград. С начала войны вновь была восстановлена курсантская бригада или, как называли ее курсанты, «юнкерская» бригада и направлена на фронт пехотной частью.
июль 1955
Окорочков Василий Михайлович – ст. лейтенант запаса
(студент РПИ ОЗО)
К началу войны был курсантом Ленинградского автомобильного училища (ЛВО). Училище находилось в Красносельских лагерях. За 1–2 дня до начала войны для личного состава проводили доклад о международном положении. Доклад читал интендант 1 ранга или полковой комиссар из ПУР КА. На вопрос, как он расценивает прочность советско-германского договора о дружбе и ненападении, он ответил: «Это дружба двух жуликов, кто кого обманет, мы на нее не надеемся и готовимся»[144].
Днем 22 июня 1941 г. училище было выведено в лес, наши истребители барражировали, прикрывая с воздуха эту передислокацию.
июнь 1956
Мавродин Владимир Васильевич – доктор исторических наук
(профессор ЛГУ)
В 1941 г. исполнял обязанности декана истфака ЛГУ. В апреле 1941 г. имел беседу с одним из своих аспирантов, который был демобилизован из вооруженных сил по ранению, полученному уже после Финской войны в р-не Аландских островов. Факт ранения подтверждался соответствующими официальными медицинскими документами. 8–9 июня узнал от зам. секретаря партбюро истфака о том, что по лондонскому радио передавалось заявление Черчилля о том, что в ближайшие дни Германия нападет на СССР. Весной и в начале лета в Ленинграде создавались огромные запасы продовольствия: консервы, концентраты, мука, крупа, сахар, которые размещались в деревянных хранилищах, подожженных немцами в начале блокады.
май 1956
Кобылер Михаил Яковлевич
(пенсионер)
В 1941 г. был аспирантом Историко-архивного института. Весной 1941 г. был в командировке в Ленинграде и работал в тамошних архивах над кандидатской диссертацией. По его словам в Ленинграде было довольно тревожно. Упорно циркулировали слухи о концентрации немецких войск на советско-финской границе, называлась даже цифра – 12 дивизий. Особенно стало тревожно после опубликования опровержений ТАСС, после чего М. Я. Кобылер твердо уверился в том, что войны с Германией не избежать в самое ближайшее время.
III. Прибалтика
см. также материалы IV раздела.
июнь 1955
Митяев – полковник интендантской службы
(офицер 1-го МАПУ)
Перед войной служил в звании интенданта 3 ранга нач. планового отдела тыла 11-й армии в р-не Гродно. Весной и летом на территории Прибалтийского ВО работало 240 военно-строительных батальонов, сооружавших УРы.[145] Части Прибалтийского ВО за несколько дней до начала войны стали сосредотачиваться в полной боевой готовности на маневры близ госграницы, техника получила заправку горючим, войскам раздали боевые патроны.
19 июня 1941 г. генерал Кузнецов переехал в специально оборудованный КП[146].
22 июня 1941 г. с утра немецкая авиация стала производить налеты и бомбардировать этот КП, а также район дислокации штарма и штаба тыла 11-й армии.
июнь 1955
Разинцев Иван Акимович – генерал-майор артиллерии
(начальник 1-го МАПУ)
Накануне войны был начартом 12 мехкорпуса, дислоцированного в Литве близ р. Неман в р-не Мариамполь (ПрибOВО), одной из дивизий командовал Черняховский. С начала мая 1941 г. совместно с комкором, наштаркомом[147] и другими руководителями-офицерами вел детальную рекогносцировку берегов Немана, удобных для сосредоточения войск, подступов, переправ и т. д.[148] Были детально привязаны все цели, поставлены все вехи, многие из которых были кем-то выдернуты, намечены районы сосредоточения. За неделю до начала войны части 12 мехкорпуса в полной боевой готовности стали подтягиваться к госгранице, танкистам и артиллеристам были выданы боекомплекты снарядов, мотострелкам боевые патроны.
В 4 утра 22 июня 1941 г. германская авиация произвела налет на полевой аэродром и подожгла ангары и самолеты. Командир 12 мехкорпуса на вопросы подчиненных о том, началась ли война, ответил: «Это учебная тревога, так и сообщите войскам, нечего тревожить зря».
В 12 ч. дня танковые части корпуса на марше были атакованы 70 самолетами противника.
Никаких мер ПВО и маскировки движения не предпринималось[149]. Люди не были обучены действиям при внезапном налете с воздуха, прятались под машины, не рассредоточивались. Части корпуса понесли потери.
Местное население относилось враждебно: устраивало засады, наводило вражескую авиацию, выводило из строя связь. Особисты по пути следования обнаружили в хуторах оружие и рации. Виновные расстреливались.
В начале мая 1941 г. был в Москве на совещании руководящих работников артиллерийских и мотомеханизированных частей, на этом совещании, в частности, были руководители мехкорпуса, расположенного в Молдавии.
И. А. Разинцев высказывал сомнение в виновности генерала армии Павлова[150] и полагал, что любой бы на его месте действовал бы не лучше. Павлов и генералы, привлеченные вместе с ним к ответственности, были козлами отпущения.
июль 1956 г.
Куликов Юрий Владимирович – кандидат исторических наук
(ассистент Историко-архивного института)
Перед войной служил в сабельном эскадроне 5-й Кубанской казачьей кавалерийской дивизии. 5-я кд вместе с 6-й кд стояла близ границы с Восточной Пруссией. 5-я кавдивизия была оснащена современной боевой техникой, имела легкие танки, бронемашины. В частях велась интенсивная боевая подготовка. С весны стали поступать сведения о подтягивании немецких войск к нашим границам, но в р-не 5 кавдивизии внешне было спокойно. В марте 1941 г. 5-я и 6-я кавдивизии были внезапно передислоцированы в тыл, в р-н Осиповичи, где их расформировали, т. к. кавалерия не будет играть существенной роли в будущей войне. На базе 5 кавдивизии стали формировать стрелковую дивизию, а личный состав обучать пехотной тактике.
Вечером 22 июня 1941 г. расположение 6-й и 5-й кавдивизий бомбила немецкая авиация.
сентябрь 1955
Дворянкин Николай Михайлович – ст. сержант запаса
(мастер 1-го Гос. часового завода в г. Москве)
Был призван в армию в 1940 г. и служил в г. Вентспилсе (Виндава) Латвийской ССР в 186-м сп. После окончания полковой школы служил в роте 82-мм минометов, а перед войной в батарее 45-мм орудий ПТО.
В конце 1940 г. 186 сп был влит в ранее существовавший бывшей латышской армии корпус из расчета – одна наша рота на латышский батальон. Амальгама осуществлялась по принципу: командир – латышский офицер или унтер-офицер, комиссар или заместитель – наши. Кроме того, в латышские подразделения вливались наши бойцы из расчета один человек на отделение (обычно пулеметчики или специалисты).
Сперва вооружение было латышское, затем стало поступать наше, но к началу войны 186-й сп был вооружен учебными винтовками и с ними вступил в бой.
В 1941 г. с весны усилились разговоры о войне с немцами. Большинство офицеров-латышей было заменено нашими. 186-м сп стал командовать советский командир (он и раньше был комиссаром этого полка). Особенно тщательно стали отрабатывать форсирование водных преград и десантные операции. Весь личный состав в обязательном порядке обучали плаванию. 186 сп наряду с боевой подготовкой был привлечен к строительству морских укреплений в районе Вентспилса: долговременные береговые батареи больших калибров и дзоты вдоль побережья Балтики.
22 июня 1941 г. 186 сп нападению не подвергался. В связи с высадкой воздушного и морского десантов и прорывом немцев в районе Лиепаи и Риги начал отход через леса на восток, ведя бои с айсаргами[151] и немецкими десантниками, и подвергался налетам немецкой авиации. Местное население по пути следования выносило на дорогу молоко и продовольствие (вероятно, потому, что большинство солдат были латышами). Через две недели командир – комиссар полка был убит, полк распался и люди стали мелкими группами пробиваться к своим. Н. М. Дворянкин через 2 1/2 месяца после начала войны вышел из окружения в районе Красного Холма (Калининской обл.)
июль 1956
Янин Леонтий Павлович
(студент РПИ ОЗО)
Был призван в 1940 г. и направлен для прохождения службы в 358-й ПАП 126-й сд, которая дислоцировалась в районе Вентспилса (Виндава), Латвийская ССР.
358-й ПАП пополнялся почти исключительно рязанцами. Т. Янин был назначен политруком 1-й учебной батареи, укомплектованной лицами со средним и высшим образованием, выпускавшей средних командиров запаса. В районе Вентспилса 126-я сд принимала участие в сооружении береговых батарей.
Из личного состава выделялись коммунисты и комсомольцы для переформировавшихся латвийских частей.
С весны 1941 г. стало чувствоваться приближение войны. Это прежде всего сказалось на характере занятий с политсоставом, если с ним изучали историю партии, то с апреля 1941 г. тематика изменилась и приобрела сугубо военно-прикладной характер: организация и тактика германской армии, немецкие танки и способы борьбы с ними, немецкая авиация, ее силуэты, звучание моторов, уставы германской армии и т. д. В мае 1941 г. 1-я батарея была передислоцирована из Вентспилса в р-н Шауляй (в 2–3 км от госграницы) для строительства укреплений в погранполосе, личному составу было роздано оружие, патроны, каски; к 76-мм пушкам был взят неполный боевой комплект. 1-й батарее было приказано сооружать пушечные ДЗОТы (котлованы для них глубиной 10 м). К работе не были подготовлены: тупые пилы, топоры, лопаты, работали вручную целый день.
Л. П. Янин ходил за почтой для батареи на погранзаставы. Пограничники говорили ему, что участились попытки перехода госграницы, что идет беспрерывная концентрация немецких войск к нашей границе, по ночам слышен шум моторов и лязг танков. 22 июня 1941 г. утро началось как обычно, после завтрака пошли купаться. Внезапно появился немецкий самолет (около 8-ми часов утра), затем последовал приказ выйти к границе и сменить пограничников, но это не было выполнено, т. к. пограничники стали отходить под напором немецких танков. Днем было приказано отходить на Шауляй, вскоре боеприпасы кончились и 76-мм пушки пришлось бросить. 1-я батарея 358-й пап 126 сд так и не соединилась со своими частями. В июне удалось наконец пробиться в район Острова к главным силам РККА. Отход был неорганизованным. Когда вышли к своим, ожидали, что сошлют на Колыму, вместо этого получили благодарность Ставки за вывод из окружения личного состава.
август 1955
Смирнов Алексей Николаевич
(преп[одаватель] математики 97 ШРМ г. Москвы)
Перед войной служил в 89-м сп 23-й cд (г. Даугавпилс (Двинск)) Латвийской ССР, замполитрука противотанковой батареи (8-я армия).
Весной 1941 г. в составе двух усиленных строительных батальонов 89-й сп был направлен для строительства 9-й линии укрепления на границе Литовской ССР. В районе Алитус (Олиты). Это был второй случай посылки частей 23-й сд в Литву на строительство УР, и два батальона 89-го сп должны были сменить подразделения, которое ранее были посланы для строительных работ из состава 23-й сд. На третьей линии сооружались в основном ДЗОТы. Всего на работы было послано от 1/2 до 2/3 23-й сд, из расчета от каждого полка 2/3 состава, кроме того, УР сооружало много стройбатов. Части 23-й сд в период пребывания в Даугавпилсе находились в полной боевой готовности и нередко привлекались к борьбе с шайками «айсзаргов».
На одном из закрытых совещаний комполитсостава командир предупреждал об опасности войны с Германией.
В районе Алитус была очень напряженная обстановка, поступали сведения о концентрации немецких войск, были случаи ареста шпионов. Сам Смирнов знает факт разоблачения «старика-нищего», который просил какое-либо красноармейское обмундирование. Дернули за бороду, и она отлетела (была прикреплена резинками). Работали на сооружении УР с 5 утра до 8 ч. вечера ежедневно. Строительство очень форсировалось. Широко заключались соцдоговора.
В ночь на 18 июня 1941 г. бывшие в районе Алитус части 89-го сп и другие полки 23 сд по тревоге выступили в полной боевой готовности к госгранице. В боевом приказе указывалось, что ожидается прорыв через границу германского танкового корпуса. Прибыв в район госграницы, части 89-го сп расположились у самой госграницы – были видны пограничные вышки – и стали сооружать окопы полного профиля и противотанковые заграждения (заболачивать местность, запрудив одну из речушек). На границе каких-либо продвижений немецких войск не наблюдалось. У немцев был какой-то праздник. Было слышно пение, пляски.
Между 3 и 4 утра 22 июня 1941 г. были внезапно обстреляны немецкой артиллерией. Первый снаряд разорвался в районе прежнего расположения батареи, следующий ее накрыл. На рассвете вступили в бой с немецкими танками и массами пехоты, но под давлением превосходящих сил противника начали отход к Алитусу, лошади были убиты, 45-мм пушки пришлось бросить, местное население стреляло из автоматов в спину. К концу дня 22 июня 1941 г. часть 89-го с.п. утратила связь между собой и была рассеяна (А. Н. Смирнов был ранен). Затем в районе Каунас части 23 сд соединились и в начале июля вели упорные бои.
Утверждает, что личный состав стройбатов был безоружным.
август 1956
Сергеенко Анатолий Алексеевич – капитан запаса
(Член Харьковского Облсуда)
Весной 1941 г. служил в 25-м отдельном саперном батальоне в Литве. Весной 25-й осб был передвинут в погранрайон (6 км от границы с Германией) и на его базе был развернут ряд строительных батальонов, ротами в которых командовали офицеры, а взводами – сержанты 25 осб, рядовые были призваны из запаса, оружия не было (по две винтовки на роту). Сооружались ДОТы, работа проводилась круглосуточно, но без всякой механизации, вручную. Камни для бетона дробили обыкновенными небольшими молотками, эффективность была невелика. Хотя каких-либо официальных данных о близкой войне не было и на немецкой границе на участке 25 осб внешне все было спокойно, обстановка была очень напряженная, и солдаты не сомневались, что вот-вот война начнется. Что произошло 22 июня, А. А. Сергеенко не знает, т. к. в конце мая он был направлен в Ленинград в ИКУКС (инженерные курсы усовершенствования комсостава) на 6-месячные курсы младших лейтенантов, а затем на Карельский перешеек (в лагерь ИКУКС). В Ленинграде все было спокойно. В первые дни войны ИКУКС был эвакуирован в Сибирь.
апрель 1956
Вержбицкий В. Г. – полковник
(доцент ВПА им. Ленина)
Брат тов. Вержбицкого был командиром танкового батальона, оснащенного новейшей матчастью, еще не введенной в серийное производство, расположенного в районе Алитус (он погиб под Сталинградом). По словам тов. Вержбицкого батальон его брата проводил учения и вернулся с них поздно вечером 21 июня. Комбат остался ночевать в санитарном танке. В 4 часа 22 июня он проснулся от стука по броне танка и решил, что кто-то его вызывает, открыл люк и увидел самолеты со свастикой, летящие на уровне телеграфного столба и поливающие расположение части пулеметным огнем. Четыре часа он пытался связаться с вышестоящими штабами и установить, что происходит и что надо делать, т. к. матчасть была экспериментальной и он не мог ею рисковать. Все его попытки были безуспешны.
В 8 ч. утра в Алитус прорвались передовые немецкие танки и мотопехота и пришлось ввязаться с ними в бой. К вечеру 22 июня все танки были потеряны и пришлось прорываться из окружения.
февраль 1956
Васильев Алексей Иванович – лейтенант
(сотрудник КГБ по Моск[овской] обл[асти])
Служил командиром взвода погранохраны на острове Эзель со времени занятия Прибалтики нашими войсками.
К моменту прибытия на остров Эзель наших пограничников эстонские войска были оттуда выведены. Немедленно наши войска и моряки, при участии пограничников, стали сооружать береговые укрепления батареи, укрытия, ДОТы, ДЗОТы, полевые укрепления и т. д. На учениях отрабатывалось взаимодействие пограничников с регулярной армией. Население Эзеля относилось к нашей армии по-разному. Довольно многочисленное население русских деревень – дружественно; эстонские рыбаки и крестьяне – нейтрально; но не враждебно; эстонские кулаки и белогвардейцы враждебно, но каких-либо случаев проявления вражды т. Васильев не помнит. В декабре 1940 г. был отозван с острова Эстель и, что там произошло 22 июня 1941 г., не знает.
август 1955
Носкова Галина Викторовна
(инспектор МОСПС)
Муж Г. В. Носковой учился на последнем курсе Текстильного института, летом 1940 г. был взят по приказу НКО на военную службу, служил в морской пехоте на острове Даго[152]. Погиб в октябре 1941 г. при эвакуации острова Даго. Она получила два письма от мужа, одно через ППС[153], другое передал летчик, бывший на острове.
Муж писал, что он должен выехать 20[154] июня 1941 г. с острова Даго, но отправку отнесли, т. к. в этот день бомбили немецкие самолеты.
июль 1956
Конякин Иван Григорьевич
(студент ОЗО РПИ)
После советско-финской войны служил в 56-й сд, которая дислоцировалась в районе Тарту – Псков.
Весной и летом 1941 г. не помнит каких-либо приготовлений к войне, но считает себя недостаточно информированным, т. к. находился в Пскове для связи с авиачастями.
О начале войны узнал 22 июня 1941 г. из сообщения радио, основные части 56-й сд были двинуты на запад, и он не имеет о них никаких сведений (вся дивизия, кроме одного полка, была уничтожена в Прибалтике).
июнь 1955
Соколов Александр Павлович – майор
(офицер 1-го МАПУ)
Перед войной служил в маскировочно-саперном баталионе МВО (замполитруком, комсоргом роты). За 3–4 месяца до войны в инструктивных докладах и беседах с личным составом подчеркивалась напряженность международной обстановки и опасность войны. С начала апреля 1941 г. по 10 июня 1941 г. – две роты б-на были направлены в погран. полосу (близ новой госграницы на северо-западе для маскировки и камуфлирования вновь построенных бетонных дотов). Доты были закончены постройкой, но еще не вооружены. Рота, где находился А. П. Соколов, вела маскировочно-камуфляжные работы в р-не Великих Лук, где располагались огромные интендантские склады (фронтового или армейского значения).
ноябрь 1955
Левин Аркадий Захарович – майор
(зам. по тылу командира артбригады)
Был призван в РККА Замоскворецким РВК г. Москвы 19 июня 1941 г. и в тот же день в числе других командиров запаса (средних и младших) и красноармейцев запаса был направлен в Ригу на 45 [-дневные] учебные сборы и для укрепления Рижского гарнизона. Вместе с А. З. Левиным было призвано большое количество инженеров, научных работников, учителей, даже начальник технического отдела Наркомтяжпрома (был начальником вагона в эшелоне, направленном в Ригу, в котором ехал А. З. Левин). Автомашины, на которых везли, демонстративно следовали по всей Москве с лозунгами «Войны не хотим, но в бой готовы», «Чужой земли не хотим, но своей не отдадим ни клочка» и т. д. через Каменный мост, ул. Горького, площадь Белорусского вокзала и далее на Виндавский (Рижский) вокзал. Здесь людям выдавали 3-дневный запас продовольствия и, не обмундировав и не вооружая их, погрузили в эшелон. Эшелон призванных москвичей, направляющийся в Ригу, был ночью с 21 на 22 июня 1941 г. задержан в Великих Луках, т. к. идущий впереди воинский эшелон из Ленинграда разбомбила немецкая авиация. Был отдан приказ направить его через Невель в Вильнюс, но в районе ст. Молодечно днем 22 июня подвергся бомбардировке и был срочно направлен в Полоцк. В Молодечно навстречу шли сплошным потоком эшелоны с вывозимой из Прибалтики (Вильнюса) буржуазией. Держали себя нахально, бросали красноармейцам шоколад.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.