Напиши мне письмо… Кропоткинский переулок, 5

Напиши мне письмо…

Кропоткинский переулок, 5

Я блуждал в игрушечной чаще

И открыл лазоревый грот…

Неужели я настоящий

И действительно смерть придет?

О. Мандельштам

Оба создателя образа незабвенного Остапа Бендера – Илья Ильф и Евгений Петров – были и сами большие шутники, обожавшие розыгрыши. К тому же оба они, как и полагается истинным газетным корреспондентам, которые могут полагаться только на себя, были людьми весьма предприимчивыми.

На самом деле Петров – псевдоним, взятый по имени отца. Тот был учителем истории и вполне мог гордиться прожитой жизнью, ведь оба его сына – Валентин Катаев и Евгений Петров – стали уникальными писателями. Собственно, именно из-за того, что Валентин Катаев уже прославился своими сочинениями, Евгений и взял себе псевдоним, посмеиваясь:

– Да сколько же будет в литературе кататься Катаевых?

В Москву Петров приехал из Одессы в 1923 году. Поселился он в Кропоткинском переулке в небольшом домике № 5 (сейчас сохранился лишь участок, сам старенький дом снесен). Эту огромную, бестолковую, переполненную коммунальную квартиру позже он вместе в соавтором Ильей Ильфом описал в «Золотом теленке», назвав Вороньей слободкой. Но на самом деле название возникло задолго до появления культового романа. Один из современников писателя вспоминал:

«Такое название Евгений Петрович сперва дал своему реальному жилищу, а потом уже перенес его в роман вместе с похожим описанием обстановки и обитателей этой квартиры. Были в действительной «Вороньей слободке» в Кропоткинском и «ничья» бабушка, и «трудящийся Востока – бывший грузинский князь», и многие другие персонажи, описанные в романе».

Описание оказалось настолько ярким, что москвичи с тех пор так и звали свои легендарные коммуналки – Вороньими слободками. У Евгения Петрова была особая страсть: он всю жизнь коллекционировал конверты. На почтах он скупал их пачками. Но как достать конверты, погашенные иностранными штемпелями, тем более в 30-х годах ХХ века, когда Советская страна жила за железным занавесом? Гениальный «папа» Остапа пошел по стопам «сыночка»: придумал феноменальный ход. С разрешения Союза писателей он «переписывался» с кем-то из-за границы, а на самом деле отсылал письмо на. заведомо ложный адрес. Естественно, через пару месяцев конверт возвращался к самому Петрову с пометкой: адрес неверен. Зато на нем стояло множество различных штемпелей иностранных почт.

И вот однажды в апреле 1939 года Петров послал письмо в Новую Зеландию, столь любимую литераторами еще по культовому роману Жюля Верна «Дети капитана Гранта». Петров придумал город Хайдбердвилл, уверенный на сто процентов, что такого замысловатого названия просто не может быть. Придумал и улицу Ратбич, дом № 7. Затем сотворил самое главное имя адресата: Мэрилл Оджин Уэйзли. Немного зная английский язык, составил коротенькое послание:

«Дорогой Мэрилл! Прими искренние соболезнования в связи с кончиной дяди Пита. Прости, что долго не писал. Надеюсь, что с Ингрид все в порядке. Поцелуй от меня дочку. Она, наверно, уже совсем большая. Твой Евгений».

Письмо вернулось только в августе. Но это было не его, Петрова, письмо! Вскрыв неизвестный конверт, писатель прочел:

«Дорогой Евгений! Спасибо за соболезнования. Нелепая смерть дяди Пита выбила нас на полгода из колеи. Поэтому, надеюсь, ты простишь, что мы не сразу ответили. Мы с Ингрид часто вспоминаем те два дня, что ты провел с нами. Глория совсем большая и осенью пойдет во второй класс. Она до сих пор хранит мишку, которого ты привез ей из России. Твой друг Мэрилл».

Прочтя такой ответ, Петров смутился. Не может же быть подобных совпадений! Он никогда не знал никакого семейства Уэйзли, не был в Новой Зеландии и уж конечно не дарил никакой девочке Глории никаких мишек! Да он же всех их придумал – и город, и семейство! Может, это чья-то шутка?! Петров еще раз внимательно осмотрел конверт. Он был настоящий! Как и штемпель «Новая Зеландия, почта Хайд-бердвилл». И адрес отправителя, и имя, полностью выдуманные, оказались реальны! Но главное, как он мог быть с ним знаком?!

Петров перевернул конверт и наконец понял, что там еще что-то есть. Оказалось, фотография. На обороте подпись: «Высылаю фото, которое я тогда сделал, но ты, торопясь, не смог забрать». И дата: «9 октября 1938 года». С фотографии на писателя смотрел он сам, обнимавшийся с каким-то мужчиной крепкого телосложения. У Петрова дыхание перехватило. Да что же это такое?! Он не знает этого человека, а 9 октября прошлого года он был…

И тут писателю вообще чуть не стало плохо. Он вспомнил, что именно в этот день загремел в больницу в бессознательном состоянии. У него отказали легкие, и врачи несколько дней боролись за его жизнь. Так что же выходит, в это время его дух (или фантом – называйте как хотите) попал в Новую Зеландию, общался там с этим самым Мэриллом?! Не потому ли в памяти писателя всплыли его координаты, когда он думал, что просто придумывает их?!

Все это было слишком невероятно, чтобы забыть о странном письме и оставить все как есть. Петров написал второе послание Мэриллу. Но 1 сентября развернулась Вторая мировая война, и ответа не пришло. Ну а потом началась Великая Отечественная война. Евгений Петров, несмотря на белый билет, добился назначения военным корреспондентом. Он часто летал на фронт и передовую. 2 июля 1942 года самолет, на котором он вылетел на линию фронта, пропал. Вероятно, он был сбит фашистами. Евгению Петрову было всего-то 39 лет.

Ну а в Москве на квартиру Петровых принесли письмо из. Новой Зеландии. Вдова писателя не говорила по-английски, и ей перевели текст. Сначала шло взволнованное приветствие Мэрилла, потом его восхищение мужеством советских людей, сражающихся с фашистскими завоевателями. А в конце старый друг Петрова вспоминал, что когда писатель гостил у них, то бесстрашно влез в холодное озеро.

«Я испугался, когда ты стал купаться, – писал Мэрилл. – Вода была очень холодной, но ты сказал, что тебе суждено разбиться в самолете, а не утонуть. Прошу тебя, будь аккуратнее – летай по возможности меньше…»

Получается, Евгений Петров, а вернее, мистическая составляющая его подсознания заранее знала, как погибнет писатель…

Недаром его друзья вспоминали, что, садясь в самолет, он всегда становился хмурым и замкнутым. Это он-то, который в обычной жизни постоянно шутил…