Глава 3 Свят, свят, свят!
Глава 3
Свят, свят, свят!
Эдуард Исповедник оставил по себе памятник более долговечный, нежели его родовой капитал: он удалился во дворец в Вестминстере и основал монастырь.
Церковь, предшественница монастыря, вела свое существование со II века, но лондонские знатоки древности полагают, что когда-то на ее месте стоял языческий храм, посвященный Аполлону. И действительно, в непосредственной близости от этого места обнаружили римский саркофаг и фрагмент напольной мозаики. В любом случае Вестминстер – а точнее, Торни-айленд, где находятся теперь парламент и монастырь, – был очень важным пунктом, поскольку именно здесь дорога из Дувра вливалась в Уотлинг-стрит, ведущую на север. При низкой воде здесь можно было пересечь реку и скакать дальше по великим римским трактам. Однако топография – это не только расположение дорог. Поля Тотхилл-филдс рядом с Вестминстером были частью священного района, где издревле вершились религиозные обряды; в одном документе 785 года говорится об «ужасном месте под названием Вестминстер» (слово «ужасный» подразумевает в данном случае священный ужас перед божеством).
Поэтому нет ничего удивительного в том, что основание Вестминстерского аббатства окутано тайной и мистическими легендами. В VII столетии, в ночь перед освящением первой саксонской церкви, построенной на этом месте, сам святой Петр явился некоему рыбаку и был перевезен через реку из Ламбета; затем он переступил порог новой церкви, и ее тут же залило светом, будто загорелась целая тысяча свечей. Так началась история церкви Сент-Питер. Эдуарда Исповедника также посетил сон, или видение, после которого он велел возвести здесь большое аббатство. Оно стало хранилищем песка с горы Синай и земли с Голгофы, досочки от священных яслей Иисуса и обломков его креста, крови с бока Христа и молока Девы Марии, пальца святого Павла и волос святого Петра. Почти тысячу лет спустя в этом же месте видение снизошло на Уильяма Блейка, узревшего монахов, которые пели, идя к алтарю. За век до того, как поэту было ниспослано это откровение, возвратился из небытия и Эдуард Исповедник: один певчий наткнулся на разбитый гроб преподобного короля и вытащил оттуда череп. Так святой король обратился в эмблему смерти. Пожалуй, это вполне подходящая история для аббатства, ставшего лондонским «городом мертвых», в котором целые поколения королей, политиков и поэтов лежат в молчаливом содружестве как символ великой тайны, где слиты воедино прошлое и настоящее. Это и есть тайна – и история – самого Лондона.
После основания церкви Сент-Бартоломью-де?Грейт в начале XII столетия Уэст-Смитфилд видел не меньше чудес, чем любой подобный ему район Рима или Иерусалима. В провидческом сне Эдуарду Исповеднику было поведано, что Господь избрал Смитфилд в качестве места, где Ему следует поклоняться; Эдуард отправился туда наутро и предсказал, что эта земля станет свидетельницей богоявления. В то же время в Лондон, уже имевший славу святого города, прибыли три паломника из Греции; приблизившись к Смитфилду, они пали ниц и произнесли пророчество о том, что здесь будет возведен храм, который «прострет свою длань от восхода солнца до заката».
«Книга основания» великой церкви Сент-Бартоломью, из которой взяты эти слова, была написана в XII веке; она дает много пищи для размышлений, но также является свидетельством благочестия Лондона и лондонцев. Основатель церкви Рахере находился в Италии, когда приснившееся ему животное с четырьмя ногами и двумя крыльями вознесло его на «высокое место», где перед ним предстал святой Варфоломей со следующими словами: «Я, по воле и повелению Святой Троицы и с благосклонного согласия всего сонма святых, избрал место в пригороде Лондона Смитфилде». Рахере велено было воздвигнуть там храм поклонения Агнцу. Он отправился в указанный город, и в беседе со «знатными людьми Лондона» ему объяснили, что «место, виденное им в божественном сне, находится в пределах королевского рынка и закон не дозволяет вторгаться в сии пределы ни представителям власти, ни даже самим наследным принцам». Тогда Рахере испросил аудиенции у Генриха I, дабы поставить его в известность о своей священной миссии; король милостиво выделил ему участок, бывший в ту пору «весьма малым кладбищем».
Затем Рахере «представился юродом», чтобы набрать добровольцев для грандиозного строительства. Он «привлек к себе множество детей и слуг и с их помощью легко принялся собирать камни». Камни поступали из разных районов Лондона, и в этом смысле история постройки храма есть наглядное отражение того факта, что церковь Сент-Бартоломью была коллективным творением и мечтой всего города; она буквально повторила его в миниатюре.
Итак, церковь росла, и многие священники собрались здесь, чтобы жить «по крепкому уставу» под началом ее основателя. С момента ее закладки, когда «свет снизошел с небес и сиял над нею на протяжении часа», в стенах церкви совершилось столько чудес, что летописец заявляет: он поведает лишь о тех, которые видел сам. Некоего Вулмера, калеку, передвигавшегося «на двух подпорах, всюду носимых с собою», принесли к св. Варфоломею в корзине; он пал ниц пред алтарем и излечился. «Одна женщина из прихода Сент-Джон» исцелила свои «расслабленные» члены, а некий Уаймонд, который был нем, заговорил. Многие из этих чудес произошли в день св. Варфоломея, так что в городе постоянно действовала аура не только святых мест, но и святого времени. Чудесные исцеления совершались и в «лечебнице при храме», ныне больнице Св. Варфоломея. Таким образом, церковь Сент-Бартоломью представляет собой обиталище святого духа, который не покидает его вот уже почти девять столетий.
Когда граждане Лондона отправлялись в долгие путешествия «в отдаленные концы света», им угрожало кораблекрушение, но они успокаивали друг друга словами: «Чего опасаться нам, верующим, если добрый Варфоломей, вершитель столь многих чудес, обитает в Лондоне по соседству с нами?.. Уж он-то не откажет в милости своим землякам». В часовне при церкви был «алтарь, освященный в честь наиблаженнейшей и присносущей Девы Марии»; здесь Пресвятая Дева явилась одному мирянину и сказала: «Я стану внимать вашим обетам и молитвам и не лишу вас своей благосклонности во веки веков».
Эта часовня цела и поныне, но паломники туда больше не ходят. Церковь Сент-Бартоломью почти заброшена – она стоит поодаль от кольцевой дороги, ведущей от мясного рынка к больнице и некогда служившей границей Варфоломеевской ярмарки. Однако самого Варфоломея можно по-прежнему считать одним из святых покровителей города, и даже к началу XXI века в Лондоне остались десять улиц и дорог, носящих его имя.
Итак, в давнюю пору Лондон был святым городом, и о Смитфилде мы читаем: «Ужасно место сие для тех, кто понимает; оно есть не что иное, как обитель Божья и врата небесные для тех, кто верит». Эти слова перекликаются с другими лондонскими историями о чудесах и видениях; здесь, среди городской копоти и смрада, могут внезапно распахнуться «небесные врата».
В Лондоне существует много святых источников с целительной водой, хотя большинство из них давно уже зарыты или разрушены. Под Домом правосудия находится древний источник Сент-Клемент; источник Чада похоронен под улицей Сент-Чад-стрит. Над источником Барнета сначала был выстроен работный дом, а потом больница, так что его целительные свойства не пропали втуне; то же можно сказать о роднике со странным названием Перилос-Понд[4] близ больницы Св. Луки на Олд-стрит. Память о целебном источнике близ Крипплгейта, который некогда охраняли монахи, осталась в названии улицы Монкуэлл-стрит[5], а там, где был источник Черной Марии – рядом с Фаррингдон-роуд, – сейчас находится местечко Багниг-уэллс. Единственный древний источник, который еще можно увидеть, – это «родник Клирика» за стеклянным окошком в нескольких ярдах к северу от площади Кларкенуэлл-грин; здесь на протяжении многих веков разыгрывались спектакли религиозного содержания, а также устраивались вполне светские мероприятия – схватки борцов и разнообразные турниры. На месте шордичского святого источника – память о нем хранят Холи-Уэлл-роу и Холи-Уэлл-лейн[6] – вырос один из первых английских театров, построенный Джеймсом Бербеджем более чем за двадцать лет до появления «Глобуса». Источник Садлера тоже был парком для отдыха, а затем превратился в театр «Садлерс-уэллс». Так святой дух родников стал духом театра, и это очень характерно для Лондона.
Хранителями источников часто выбирали отшельников, но их главной заботой были городские ворота и перекрестки. Отшельники взимали пошлину и жили прямо в укреплениях Лондонской стены. Таким образом, в каком-то смысле они были защитниками Лондона и возвещали своим служением, что это не только град человеческий, но и град Божий. По крайней мере, такова была теория, но ясно, что многие становились отшельниками не по призванию, а ради легкой жизни; автор «Видения о Петре Пахаре» Уильям Ленгленд называет их «великими прохиндеями и ленивцами, бегущими тяжкого труда», то есть обманщиками, которые попросту не желали работать. Например, в 1412 году некий Уильям Блейкни был осужден в Гилдхолле за то, что ходил «босой и с длинными власами под личиною святости». И тем не менее образ Лондона, окруженного отшельниками, которые жили в своих маленьких кельях и проводили время за бдениями и молитвами, пленяет воображение.
Фигура отшельника важна и в другом смысле: в историях о Лондоне, к какой бы эпохе они ни относились, полно одиноких и неприкаянных персонажей, еще острее чувствующих свою изолированность на полных суеты городских улицах. Джордж Гиссинг называет таких людей, в тоске возвращающихся в свои одинокие комнаты, «анахоретами будничной жизни». Поэтому городские отшельники раннего периода могут считаться провозвестниками образа жизни, привычного для многих лондонцев более поздних эпох. Тот же отшельнический дух нашел свое воплощение и в четырех церквах Сент-Ботольф, охраняющих четверо городских ворот: Ботольф был саксонским святым VII века, чье имя ассоциировалось в основном со скитальцами. Таким образом, скиталец и затворник – участники одного и того же краткого паломничества по улицам Лондона.
Но на этих улицах могли звучать и молитвы. До перепланировки Лиссон-гроув в Марилебоне была Парадайс-стрит с примыкающим к ней переулком Гротто-пассидж; в непосредственной близости от них находились Виджил-плейс и Чепел-стрит. Возможно, это район обитания древних отшельников, «святое место», связывавшее город с вечностью. Близ собора Св. Павла можно отыскать Патерностер-роу, Аве-Мария-лейн, Амен-корт и Крид-лейн, и мы вполне можем представить себе шествие с пением молитв на соответствующих улицах[7]. Так в старинных районах Лондона пребывает дух древности, словно заставляющий их время от времени заново переживать свою историю.
По той же причине, например, в окрестностях древней церкви Сент-Панкрас до сих пор царят уныние и запустение. Это место всегда было уединенным и таинственным: «не ходите здесь в позднюю пору», предупреждает елизаветинский топограф. В этом районе по традиции хоронили убийц, самоубийц и жертв дуэлей, проходивших в Чок-фарм, но они не обрели здесь истинного упокоения: их кости то и дело подвергаются перезахоронению. В последний раз множество человеческих останков было обнаружено в 1863 году во время прокладки железнодорожных путей и строительства вокзала Сент-Панкрас. Могилы прятались под огромным деревом, корни которого обнимали их; издалека могло показаться, что надгробные камни – плоды этого дерева, созревшие и готовые к сбору. На некоторых из этих древних памятников стояли имена католиков: для них это место было святым. Считается, что Сент-Панкрас – первая христианская церковь в Англии, основанная самим Августином; в ней якобы хранится последний колокол, который мог звонить во время мессы. Таким образом, «Панкрас» может быть производным от Pangrace[8], однако более вероятно, что это имя мальчика-святого происходит от сочетания Pan Crucis или Pan Cross – монограммы или символа самого Христа. Ватиканский историк Максимилиан Миссон утверждает, что «Церковь Сент-Панкрас близ Хайгейта, под Лондоном… есть Глава и Матерь всех христианских церквей». Кто бы мог подумать, что на пустыре к северу от вокзала Кингс-кросс находится столь могущественный религиозный центр?
Как и у других лондонских церквей, у Сент-Панкрас есть свои колокола. У колоколов церкви Сент-Стивен на Рочестер-роу были имена «Благословение», «Слава», «Мудрость», «Благодарение», «Честь», «Сила», «Могущество» и «Поклоняйся Господу Нашему Ныне и Присно, Аминь, Аллилуйя».
Колокольный звон был постоянным и любимым спутником жизни всех лондонцев, и чтобы в это поверить, не обязательно даже вспоминать знаменитый детский стишок:
И звонит Сент-Мартин:
Отдавай мне фартинг!
А Олд-Бейли, ох, сердит,
Возвращай должок! – гудит[9].
В 1994 году столичные метеорологи сделали заключение, что в эпоху, предшествующую появлению автомобилей, звон колоколов Сент-Мэри-ле?Боу на Чипсайде «должен был быть слышен повсюду в Лондоне». Таким образом, каждый лондонец был тогда истинным кокни[10]. Однако уроженцы Ист-энда, пожалуй, действительно могут с большим правом претендовать на это почетное звание, поскольку самое старое предприятие в их районе – основанная в XV веке Уайтчепельская литейная, где делали колокола. Горожане спорили, в чьем приходе колокола самые громкие; считалось, что зимой их звон помогает согреться. Иногда выдвигалось предположение, что в день Страшного суда ангелы будут созывать народ не трубным гласом, а звоном лондонских колоколов – иначе-де горожане не поверят, что этот день наконец настал. Звон колоколов всегда органически вплетался в их жизнь и был ее неотъемлемой частью. Когда главный герой оруэлловского «1984» вспоминает знаменитую песенку, где фигурируют церкви Сент-Клемент и Сент-Мартин, Шордичская и Сент-Мэри-ле?Боу, ему кажется, что он слышит «колокола исчезнувшего Лондона, который еще существует где-то, невидимый и забытый». Некоторые из колоколов этого исчезнувшего Лондона можно услышать и сейчас.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.