Вставная глава ПОКУШЕНИЯ НА ВАШ КОШЕЛЕК, СОВЕРШАЕМЫЕ В БОЖЬЕМ ХРАМЕ

Вставная глава

ПОКУШЕНИЯ НА ВАШ КОШЕЛЕК, СОВЕРШАЕМЫЕ В БОЖЬЕМ ХРАМЕ

Мы собрали все, что касается до добровольных налогов, взимаемых с набожных прихожан, в одну главу.

Она тем более достойна внимания читателей, что именно члены Церковного совета подвергают самолюбие наше самым тяжким испытаниям. Они заставляют нас выбирать между любовью к самим себе и любовью к деньгам, и последняя чаше всего проигрывает.

Для начала воздадим справедливость французскому духовенству, чьи нравы никогда еще не были так чисты, образ жизни так скромен, а влияние, приближающее нас к золотому веку, так благотворно.

Следственно, ежедневные сражения за христианские кошельки ведут не священники, а те, кого совершенно напрасно именуют низшим духовенством, как то:

церковные служки и церковные сторожа, ризничие и певчие, и проч., но прежде всего мирская власть, именуемая Церковным советом, каковой совет призван управлять доходами Церкви. А откуда у Церкви доходы? Какой она производит продукт, кроме душ человеческих? Сейчас узнаете.

Поговорим о вас.

Вы либо постоянно ходите в церковь, либо не ходите в нее вовсе.

Если вы в нее ходите

Каждое воскресенье сбор пожертвований совершается три, а то и четыре раза.

Кроме того, набожным католикам приходится платить за стулья[92]; в год с каждого набегает до тридцати франков.

Все другие конфессии открыли двери своих храмов для всех желающих и не затрудняют верующих ежедневными поборами. Эта особенность галликанской церкви бросается в глаза всем иностранцам и наносит большой ущерб ее репутации. Мы сообщаем об этом потому, что французское духовенство славится своей щедростью, Франция — своей учтивостью, а наши кошельки — скудностью своего содержания.

Если вы идете в церковь, приносите стул с собой; ничего постыдного в этом нет.

В одиннадцатом веке дамы являлись в храм в сопровождении пажа с бархатной подушкой. Сегодня у людей столько тщеславия, что этот обычай будет совсем несложно ввести в моду: ведь тогда каждый сможет показать, что у него есть лакеи.

Первый сбор пожертвований

«Подайте, пожалуйста, на бедных!» После чего официальная алебарда трижды ударяет в каменный пол церкви и ризничий протягивает вам остроносый колпак острием вниз.

Пожертвование добровольное, это мы знаем; но как тонок расчет: вы окружены толпой; деньги собирают на бедных; сумма зависит только от вас; все располагает вас к милосердию; вдобавок женщина, сдающая напрокат стулья, снабдила вас мелочью; соседка ваша уже кинула свою дань в епископский колпак, а вы чем хуже?

За моралью отсылаем вас к третьему параграфу этой книги.

Второй сбор пожертвований

«На нужды церкви!» И снова алебарда и колпак.

Вклейте в ваш молитвенник статью бюджета, касающуюся расходов на религиозные нужды, и укрепляйтесь в твердости при виде цифры в двадцать миллионов, не считая лесов[93].

Третий сбор пожертвований

Иногда вдобавок собирают деньги на малые семинарии.

Об этом уже шла речь в первом параграфе второй книги.

Те почтенные особы, которые положили себе за правило не жертвовать ничего и никогда, укрепляют свой дух следующими замечаниями:

«Я хожу в церковь, чтобы молиться.

Настоящий христианин всецело посвящает себя молитве.

Золото и серебро суть презренный металл.

Нам заповедано его сторониться.

Посему мы не можем думать одновременно о Боге и о деньгах».

Между прочим, эти мудрые мысли позволяют сохранить в год примерно пятьдесят семь франков, а именно:

Пятьдесят четыре воскресенья по семьдесят пять сантимов дают сорок франков пятьдесят сантимов.

Семнадцать праздников по одному франку дают семнадцать франков.

Итого пятьдесят семь франков пятьдесят сантимов.

Если вы не ходите в церковь

Даже если вы дурной христианин, есть четыре случая, в которых вам не дано увильнуть от посещения церкви.

Крестины. — Вы еще дитя; в этом случае платят за вас. Насчет крестных и крестников смотрите параграф 22.

Первое причастие. — Вы уже выросли, но, поскольку вы еще не знаете света, платят за вас по-прежнему родители.

Свадьба. — День свадьбы полон опасностей и ловушек. Можно ли представить, что новобрачный откажет в пожертвовании в тот единственный в своем роде день, когда он уже имеет жену, но все еще ее не имеет?

Между тем кому бы ни был посвящен алтарь — скромнейшему из святых или Пресвятой Деве, на все есть свой тариф:

Вас венчает кюре, или викарий,

или священник без прихода.

Венчальный покров у вас большой,

роскошный,

обычный,

малый

или самый заурядный.

Можно обвенчаться в восемь утра, придя в церковь пешком, в затрапезном платье, получить благословение под самым заурядным покровом, от самого простого священника, пред алтарем, посвященным святому столь скромному, что он не удостоился даже картины в своей часовне, — и быть счастливым в браке.

Когда вы с тяжелым сердцем и смиренным видом приходите в ризницу обсуждать с господином викарием стоимость вашего венчания, не пугайтесь презрительной улыбки, которой встретят вас все, с кем вы будете иметь дело.

Отвечайте — и однажды это вам зачтется — «Отец мой, нам заповедано смирение, я человек смиренный и скромный».

Если вы человек титулованный, отвечайте, что против пышной церемонии возражает ваш тесть; но вначале убедитесь, что его нет поблизости.

Если вам возразят, что богатое венчание необходимо, дабы громче славить Господа, отвечайте, что «Господня слава сияет в чистых сердцах и добрых намерениях».

Мы прекрасно понимаем, что в ризнице вам придется нелегко; но зато по выходе из церкви вы вздохнете полной грудью! Вы насладитесь округлыми формами вашего кошелька! Из тех же соображений не платите дорого за свечи, не хвалитесь своим золотом перед прохожими, лучше раздайте его бедным.

Вы все обсудили, за все заплатили. В окружении вашего нового семейства вы прибываете в храм, дабы, к счастью или к несчастью, переменить свою жизнь; тут является церковный служка и на глазах у всей компании требует с вас белые перчатки и ленты того же цвета.

Вы совершенно упустили из виду этого служку, а он торжествует! Если он останется без белых перчаток, это такой дурной знак! Вдобавок вся семья стоит поблизости, невеста не сводит с вас глаз. «Купите себе перчатки!» Этим ответом вы подписали сами себе приговор.

Служка не преминет натянуть на руки перчатки ослепительной белизны. Но вы дорого заплатите за этот белоснежный цвет; в ту секунду, когда вы возьметесь за кошелек, к вам ринутся церковный сторож, ризничий и певчие, каждый со своей законной просьбой. А если вы, на свою беду, замешкаетесь, набегут и нищие!..

Постарайтесь дать служке и на бедных как можно меньше; служка тотчас отвернется к толпе: Quos ego![94] Нищих как ветром сдует.

Когда вы покинете храм, служка снимет белые перчатки и положит их в шкаф, где они займут место рядом с парой черных перчаток. Эти две пары перчаток — день и ночь, жизнь и смерть. Каждый раз, когда ему приходится надевать ту или другую, он разглаживает их с отеческой заботливостью; он хорошо помнит, сколько раз эти перчатки ему пригождались, и часто рассказывает об этом церковному сторожу; он очень ими доволен.

Бывший церковный служка, сообщивший нам эти детали, уверял нас, что никогда не покупал больше двух пар перчаток за квартал и зарабатывал на этом деле худо-бедно от восьми до девяти сотен франков.

Запомните раз и навсегда: ведете ли вы вашу жену к венцу или опускаете в могилу, не стоит из ложного тщеславия потакать любви служек к перчаткам.

Сказанное касается также черного крепа на алебарде и лент, которыми ее украшают и в радости, и в горе.

Насчет похорон можно было бы сказать очень многое; здесь потребно постоянное присутствие духа. Если вы наследник, но в самом деле скорбите, поручите заботу о траурной процессии и церковной службе какому-нибудь бедному родственнику, обойденному в завещании: он посмотрит на вещи более здраво.

Траурная процессия и церковная служба грозят вам множеством опасностей.

Миг, когда один из ваших друзей принимает участие в этой процессии в горизонтальном виде и покидает дом ногами вперед, пролетает так быстро и забывается так скоро, что здесь наиболее уместна чрезвычайная простота.

Неужели вы будете сильнее скорбеть о покойном, если заодно с ним исчезнут семнадцать или восемнадцать сотен, две, три или даже шесть тысяч франков?

* * *

Люди здравомыслящие выбирают похоронные дроги для бедных.

Мы поддерживаем этот выбор.

Нарисуйте похоронные дроги на листе бумаге, и этот простой и красноречивый странствующий кенотаф изумит вас чистотою своих очертаний. Он потрясает воображение. Он делает смерть трогательной и прекрасной.

Ему отдают предпочтение богатые люди.

Люди, прославленные своими талантами и силой характера, выражали желание отправиться в последний путь именно в этом экипаже.

Этого хотели истинные христиане.

Простота всегда прекрасна.

— Видите вон тот катафалк?

— Он самый дешевый из всех.

* * *

Перья, серебряные «слезы», факелы, кони в пышных попонах — ничто не может заставить забыть о смерти, а между тем за это великолепие на час приходится отдать похоронной конторе тысячу франков.

* * *

Имейте в виду, что всегда можно сослаться на желание покойного быть похороненным как можно более скромно.

Люди, которые скорбят об ушедшем друге, провожают его в последний путь пешком, если, конечно, нет дождя. А если дождь есть, их поведение становится еще более самоотверженным.

Похоронные экипажи стоят очень дорого.

И вообще, истинное горе — в сердце человека, а не в медленном и ровном шаге лошадей из похоронного кортежа.

* * *

Свадьба и похороны — два случая, когда человек, имеющий философию, веру и принципы, обязан беречь деньги.

Между тем в обоих этих случаях от вас ожидают наибольшей щедрости, потому что страсть чуждается расчетов, а вы пребываете в первом случае во власти радости, во втором — во власти печали. А ведь печаль и радость — два главных человеческих чувства; все остальные из них вытекают.

Когда вам принесут на дом готовые гостии, чтобы вы в следующее воскресенье отнесли их в церковь[95], вы легко можете уклониться от этого религиозного налога: стоит только велеть вашему привратнику передать служке и певчему, что вы уехали за город.

Этой системой можно загородиться лучше, чем системой Лоу[96].

Анекдот

Роз, председатель парижской Счетной палаты и академик, был столь же скуп, сколь и остроумен. В январе 1701 года он смертельно заболел; при виде священников, которые, собравшись у его постели, наперебой обещали вознести самые пылкие молитвы за спасение его души, он подозвал жену, у которой достало присутствия духа просто плакать, и сказал: «Любезная жена, если во время похорон эти господа будут сулить вызволить меня своими молитвами из чистилища, не тратьте денег: я подожду, спешить некуда».