Глава 3 Строгановский дворец и дворец Безбородко

Глава 3

Строгановский дворец и дворец Безбородко

Блеснул, блеснул троякий свет,

Прогнал лучами мрачность ночи.

К святилищу преграды нет,

Питайтесь истиною, очи!

При свете тройственных лучей

Познайте чин природы всей.

Ф.П. Ключарев

Сумрачным февральским днем 1782 года граф Захар Григорьевич Чернышев давал торжественный обед в Петербургском Благородном собрании. Он прощался со столицей, так как получил назначение главнокомандующим в Москву. В конце обеда, когда подали кофий с ликером, граф вытащил из кармана свою знаменитую синюю эмалевую табакерку. Все неизменно поражались затейливости работы. На внутренней, позолоченной стороне крышки был выгравирован целый набор масонских символов: квадрат, молоток, алхимический глобус и компас. Чернышев охотно показывал табакерку окружающим, демонстрируя не только свою принадлежность к ордену, но и гордость по этому поводу. На просьбы истолковать значение масонских знаков Чернышев лишь усмехался и неизменно отвечал: «За сим в ложу ходить надобно». «А что, граф, в Москве также ложи посещать будете?» – спросил его кто-то. «Непременно! – ответил Чернышев. – Не только посещать, но и всячески помогать стану. Славного Новикова и доброго Гамалею поддержу всемерно». «А здесь, в Питере, кому из братьев прощальный визит отдадите? Строганову али Безбородке?» «Заеду и к тому, и к другому. Сначала в „Конкордию” к Строганову, потом в „Пламенеющую звезду” к Безбородке. Тут надо эквилибриум наблюдать».

Чернышев знал, о чем говорил: два блестящих екатерининских вельможи, президент Академии художеств граф Александр Сергеевич Строганов и канцлер граф Андрей Александрович Безбородко конкурировали между собой. Каждый старался превзойти другого роскошью дворца, пышностью обстановки, богатством коллекций и картинных галерей. Отношения между ложами, в которые они входили, тоже не были безоблачными. Тут в самом деле требовалось «наблюдать эквилибриум», то есть соблюдать равновесие. Захар Григорьевич, выдающийся полководец (он со своими войсками в 1760 году, в Семилетнюю войну, взял Берлин) и умелый дипломат, отлично это понимал. «Ну а нынче к кому поедете?» – не унимался собеседник. «Нынче? – граф закрыл табакерку и внимательно посмотрел на тонкий узор. – В Строгановский дворец на Мойке. Особая оказия сегодня: капитул Феникса заседает, избранные братия прибудут. Малую храмину нарядят, трактование поучительных интерьеров объявлено».

Малой храминой братья называли помещения, где проходили заседания масонских лож. Обычно такие заседания проходили во дворцах вельмож и сановников. Ложа «Конкордия», к которой принадлежал граф Чернышев, собиралась в Строгановском дворце, что на углу Мойки и Невского проспекта. Дворец делился на две половины: одна для балов, раутов и званых ужинов, которыми так славился дом графа, вторая же предназначалась только для братьев-масонов, туда никогда не допускали посторонних. Не могли попасть туда и дамы, даже самой госпоже графине ходу туда не было. В этой части дворца были библиотека, картинная галерея и минералогический кабинет, почитавшийся братьями масонским святилищем, откуда мистическим образом осуществлялась связь с Небесами. Этому кабинету было придано сходство с римским Пантеоном, храмом всех богов, построенным в античные времена императором Адрианом.

Не менее таинственным местом была специальная комната для ученых штудий братьев, известная своими «поучительными интерьерами». Шпалеры, которыми были обиты стены комнаты, выполняли роль учебных пособий, подобно росписям в церквях. Представим, что происходило в этой таинственной комнате в тот вечер, когда туда приехал Чернышев. Мужчины разного возраста из знатных дворянских семей в праздничных камзолах, в туфлях с золотыми пряжками и напудренных парадных париках чинно проходят в залу и рассаживаются. Брат-вития (оратор) возглашает: «Любезные братья, поблагодарив хозяина за щедрый обед, приступим же ныне к работам каменщическим. Взгляните на сию шпалеру, с великим искусством расписанную. Для профанов сие – лишь украшение и праздная роскошь, для нас же, посвященных, в сем сокрыто поучающее толкование».

Нижняя часть шпалеры символизирует рай: две обнаженные женщины прильнули к молодому красавцу, на голове у которого корзина, полная спелых плодов. Это античный рай – Элизиум, или Елисейские поля. Два скрещенных ключа и балдахин над ними – рай христианский. А красный цветок экзотического дерева – цветок граната – отсылает нас к раю иудейскому. Тут скрыта аллюзия на Песнь песней 4:13, когда жених зовет невесту предаться любви в гранатовом саду. В иудейской традиции, а также в Каббале гранатовый сад (на иврите – пардес римоним) – образ рая. Большинство людей полагают, что рай есть желанный конец жизненного пути. Но живописец, задумавший шпалеру, утверждает обратное: рай – лишь начало пути, а потому не стоит сокрушаться о его потере. Античный рай чувственных удовольствий, вечной молодости и телесных утех – то, к чему стремится большинство людей. Это инфантильное представление о предназначении человека, которое, согласно масонскому учению, следует преодолеть. Недаром философы называли античность «детством человечества».

Выше мы видим женщину, склонившуюся над расселиной, из которой вырываются клубы дыма. Это пифия – жрица в святилище Аполлона Дельфийского, которая вещала, надышавшись дурманящих испарений.

Дальнейший этап духовного взросления человечества – раннее христианство. Его символизирует следующее изображение: двое юношей, по-видимому монахи-аскеты, ибо на рисунке нет женщин, а между ними химера – воображаемое существо, составленное из частей различных животных. Химера – это персонаж мифологического бестиария, порождение человеческой фантазии.

Следующая ступень развития человечества – зарождение науки. В центре арки, украшенной скульптурами двух сфинксов, мы видим египетскую богиню Изиду, облаченную в длинное одеяние. Две женщины как бы раздвигают занавес – это жрицы Изиды. Древние египтяне считали, что девственная Изида символизирует тайны мироздания. На подоле ее платья вышита надпись: «Сего покрова никто из смертных да не совлечет». Лишь немногие избранные, посвятившие себя поиску Истины, могли рассчитывать заглянуть за завесу бытия.

Следующая картина – символическое изображение европейского Средневековья. Охотник несет на плече добытую дичь, глаза его опущены долу. Это символ человека, живущего сегодняшним днем, главная забота его – добывать себе пропитание. Он даже не помышляет о том, чтобы поднять глаза к небу. От мира горнего, высшего, населенного музами, покровительницами искусств и наук, он отделен тремя кольцами. Он даже не подозревает о существовании иного мира. А музам нет дела до его повседневных забот.

Эпоха, которая для Строганова и его друзей была современностью, воплощена на следующем рисунке шпалеры. Два единорога – символ чистоты действий и помыслов. Это мифическое животное описывалось в легендах как существо, неуловимое даже для самых быстрых собак, самых искусных охотников и самыми хитроумными ловушками. Но к непорочной, чистой деве он подходил сам и клал свою голову ей на колени. Выше – человек, преследующий кабана, – символ бесконечной и бесплодной погони людей за земными благами. Следует помнить, что кабан является воплощением целого ряда грехов: жадности, обжорства, глупости, злобы и похоти. То «новое время» являет собой резкий контраст с проявлениями самоотречения и аскетизма, с одной стороны, и полной разнузданности и потакания своим прихотям – с другой.

И наконец венчает ряд образов на шпалере картина обретенного рая. Два ангела встречают достойного переступить порог Царствия Небесного. Кто же удостоится войти туда? Заяц. Что неудивительно, если мы вспомним, что в мифологическом бестиарии это животное наделялось способностью к возвышенной любви, верности и целомудрию. Считалось, что заяц (мифологический, а не реальный) оскоплял себя, если получал отказ от своей возлюбленной. Речь идет о добровольном скопчестве, о котором сказано в Евангелии: «Не все вмещают слово сие, но кому дано; ибо есть скопцы, которые из чрева материнского родились так; и есть скопцы, которые оскоплены от людей; и есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного. Кто может вместить, да вместит» (Матф. 19:11–12). Идея добровольного и осознанного отказа от плотских излишеств была особенно актуальна в ту «галантную» эпоху.

В Строгановском дворце собирались представители знати. Во дворце Безбородко – иная публика. Александр Андреевич совмещал несколько должностей. Он заведовал иностранными делами, был обергофмейстером двора и возглавлял почтовое ведомство. Надо напомнить, что роль почтовой службы в те времена была куда более важной, чем в нынешние. Почта связывала воедино части громадной империи. Помимо доставки корреспонденции почтовые служащие использовались как курьеры по особым поручениям, соглядатаи, поставщики конфиденциальной информации. Через них правительство узнавало о слухах и толках в народе, об истинном положении дел в отдаленных областях, о настроении людей разных сословий.

Почтовое ведомство с самого своего зарождения в России было традиционно масонским учреждением. Братья верно служили, умело и быстро принимали решения, охотно внедряли всяческие технические и организационные новшества. Андрею Александровичу по должности приходилось принимать у себя дома в любое время гонцов и курьеров со всей империи и из-за границы. Это были люди разных званий и чинов, разных наций и народов. Граф Безбородко не разделял многих предрассудков своей эпохи. Он не забывал и не стыдился своего украинского происхождения, с братом Ильей говорил дома на «малороссийском наречии», издал книгу «Очерки малороссийской истории». Он без труда находил общий язык с простым народом, а для тех, кто попрекал его худородностью и незнатным происхождением, приберегал свое парадное одеяние – кафтан с бриллиантовыми пуговицами и туфли с бриллиантовыми пряжками. Увидев такое, умолкали самые злобные критики…

Для тех, кто не был посвящен и интересовался масонскими знаками в его жилище, он указывал на плафон, специально расписанный для подобных случаев (к сожалению, он не сохранился). На нем была изображена сцена состязания Феба с Марсием. Напомним ее содержание. Сатир Марсий хорошо играл на свирели.

Нимфы заслушивались его игрой, они говорили, что Марсий играет лучше всех на свете. Похвалы нимф вскружили голову сатиру, и он вызвал на музыкальное состязание самого бога искусств Феба (римляне называли его Аполлоном). Тот принял вызов. Арбитрами назначены были музы (между прочим, прямые подчиненные бога). В назначенный день козлоногий сатир появился перед судьями со своей жалкой пастушеской свирелью, а солнцеликий Феб предстал перед ними с золотой кифарой. Марсий играл первым, нимфы плакали, но музы остались равнодушны. Затем заиграл Феб, и музы восторженно ему аплодировали. Разумеется, победа была присуждена богу. Злобный Феб решил примерно наказать сатира, он содрал с него шкуру и повесил ее на дереве. Шкура бедняги Марсия издает под ветром жалобные звуки, напоминая всем, что бывает с теми, кто не рассчитывает свои силы…

В овальном зале дворца Безбородко собирались члены ложи «Пламенеющая звезда». Они славились ученостью и осведомленностью в тайных науках. Об этом свидетельствуют стоящие и поныне в зале круглые колонны, облицованные искусственным зеленым мрамором. На нескольких колоннах видны некие знаки. Посвященные и люди сведующие знают, что это надписи на древнееврейском языке. Три буквы – «алеф», «мем» и «тав» – это первая, средняя и последняя буквы ивритского алфавита. Вместе они образуют слово «эмет», что означает «правда, истина». На других колоннах написаны буквы «алеф», «тав» и «шин». Это религиозный манифест: от начала (алеф) до конца (тав) есть только Бог Всесильный (шин). Сравните со словами из Апокалипсиса (Откровение Иоанна Богослова 1:8): «Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, говорит Господь, Который есть и был и грядет, Вседержитель». С буквы «шин» начинается одно из имен Бога, так в древнееврейском оригинале Библии и в Каббале назван Бог в той Его ипостаси, которая определяется словом «Шаддай» – Всесильный.

Конечно, прочесть и истолковать эти надписи могли не все, но тут дело не в количестве, а в качестве. Масоны никогда не гнались за увеличением числа своих приверженцев, предпочитая тщательнейший отбор и индивидуальный подход. Они при этом ссылались на евангельские слова, которые Иисус сказал своим ученикам: «Вы есть соль земли» (Матф. 5:13). Себя они считали именно солью земли, полагая, что принадлежат к единственной подлинной аристократии – аристократии духа. Это позволяло не очень родовитым братьям забыть о социальном происхождении и ощущать свое превосходство над самыми знатными вельможами. Кроме того, эти детали масонского учения были проникнуты таинственностью (как в случае с каббалистическими надписями), а это особенно нравилось российским братьям. Если тайна увлекает тебя, не пожалей усилий для ее разгадки – вот что хотел сказать граф Безбородко молодым братьям.

Александр Андреевич приехал в Петербург молодым человеком без имени и связей в обществе. Он не знал иностранных языков, не знал французского (какой ужас!) и даже по-русски говорил с явственным украинским акцентом. За несколько лет он выучил четыре европейских языка, стал образчиком стиля, первым дипломатом эпохи, «лучшим секретарем государыни», как характеризовала его княгиня Дашкова. Он приобрел обширные познания, огромное состояние, немалое влияние при дворе и в европейской политике. Всего этого он добился сам благодаря выдающимся способностям и беспримерному трудолюбию. Надпись на его фамильном гербе гласила: «Labore et Zelo» – «Трудом и усердием». Так он понимал главный смысл масонской деятельности – «работа над диким камнем» своей души, превращение его в «камень отшлифованный», достойный лечь краеугольным камнем в основание Храма Мудрости.