10. Великий князь и революция

10. Великий князь и революция

Хотя, по-видимому, популярность великого князя существенно уменьшилась по сравнению с летом 1915 года, в оппозиционных кругах он продолжал пользоваться значительным авторитетом.

Интерес к личности великого князя вновь стали проявлять и популярные иллюстрированные издания. Так, в октябре 1916 года на обложке «Нивы» была напечатана цветная репродукция акварели Н.С. Самокиша «Его императорское высочество великий князь Николай Николаевич». Она напоминает уже упоминавшийся портрет работы этого художника, выполненный еще до войны1351. Меняется лишь масть коня, да увеличивается количество орденов у великого князя. Но совершенно иным становится контекст восприятия картины баталиста: теперь величественный военачальник не руководитель маневров, а полководец великой войны.

В том же месяце и на обложке иллюстрированного еженедельника «Искры» был напечатан рисунок «На передовых позициях. Наместник Его Императорского Величества на Кавказе, Августейший Главнокомандующий кавказской армией Его Императорское Высочество Великий Князь Николай Николаевич»1352. Великий князь был изображен в полевой форме, верхом, он картинно объезжал некое «поле битвы». За ним был помещен всадник, напоминающий генерала Янушкевича, начальника штаба великого князя, на заднем фоне – массы атакующей кавалерии. Очевидно, этот рисунок был создан еще в бытность великого князя Верховным главнокомандующим, а затем, после его смещения, положен «под сукно». По-видимому, с точки зрения редакции, осенью 1916 года вновь пришло время опубликовать романтический портрет великого князя Николая Николаевича.

Вряд ли было случайным то обстоятельство, что два ведущих иллюстрированных журнала почти одновременно опубликовали на своих обложках репродукции картин, изображающих военачальника-победителя. Очевидно, в либеральных кругах полагали, что в сложившейся ситуации общественному мнению следует вновь напомнить о герое-военачальнике.

В ноябре фотография великого князя была опубликована в иллюстрированном приложении «Нового времени». А в феврале 1917 года и «Нива», и официальная «Летопись войны» в связи с годовщиной взятия Эрзерума публикуют фотопортреты великого князя, на которых он изображен стоящим в полный рост, в живописной кавказской форме1353.

Показательно, что при этом с августа 1916 года ведущие иллюстрированные журналы фактически прекратили публикацию портретов императора.

Соответственно в это время в правых кругах великий князь воспринимался чуть ли не как явный сторонник либеральной оппозиции. Известный астраханский черносотенец Н. Тиханович-Савицкий писал своему единомышленнику об успехах «левых» (к которым он относил Гучкова и Львова) в мае 1916 года: «Две трети наиболее интеллигентного общества и купечества за них, горожане вторят статьям левых газет. А Великий Князь Н.Н.? А теперь Б.В. [великий князь Борис Владимирович. – Б.К.], окруживший себя мятежными думцами-казаками во главе с Карауловым»1354. Подозрения правых относительно связей кавказского наместника с либералами не были совсем уж безосновательными.

В декабре 1916 года в Москве должен был состояться съезд городских и земских деятелей. Полиция не допустила проведения съезда, однако она не смогла предотвратить частные совещания и беседы. Во время одной из подобных встреч важный разговор произошел между князем Г.Е. Львовым, главой Земского союза, и уже упоминавшимся А.И. Хатисовым, тифлисским городским головой. Львов заявил, что страну в сложившейся ситуации может спасти только дворцовый переворот. Престол же, по его мнению, в этом случае должен будет перейти к великому князю Николаю Николаевичу, «воцарение» которого должно было сопровождаться образованием «ответственного министерства». Львов просил Хатисова переговорить в Тифлисе по этому поводу с самим кавказским наместником. Такой случай вскоре представился Хатисову, когда он поздравлял великого князя Николая Николаевича с Новым годом. Царский наместник на Кавказе отказался дать ответ немедленно. Но показательно, что он не отверг сразу же это сомнительное, с точки зрения лояльного верноподданного, предложение об участии в государственном перевороте. Через несколько дней в разговоре с Хатисовым наместник царя на Кавказе заявил о своем отказе поддержать подобный переворот. По его мнению, основанному на суждениях генерала Янушкевича, солдаты не поняли бы значение этого шага1355. Характерно, что свое решение великий князь мотивировал практическими соображениями, речи же о его подчеркнутой верности монарху, которой ранее всегда так гордился великий князь Николай Николаевич, в это время уже не было.

Впрочем, известный историк предреволюционной эпохи А.Я. Аврех считал этот эпизод выдумкой журналистов и мемуаристов, которую великий князь счел нужным подтвердить в эмиграции: по мнению исследователя, репутация решительного политика должна была укрепить его шансы как претендента на российский престол1356. Маловероятно, однако, чтобы воспоминания такого рода укрепили авторитет великого князя Николая Николаевича среди убежденных монархистов. Напротив, поведение кавказского наместника в дни Февраля скорее может служить подтверждением факта его доверительных переговоров с тифлисским городским головою.

О революции великий князь узнал 1 марта, находясь в Батуми. Наместник поспешил возвратиться в Тифлис, где вступил в контакт с революционными силами. Он пригласил к себе Хатисова, которому поручил объезжать казармы, оповещая гарнизон о своем сочувствии народному движению. Городского голову сопровождали близкие великому князю генералы. О своей поддержке народного движения великий князь Николай Николаевич объявил и на приеме, данном лидерам революционных партий1357.

Некоторые офицеры российской гвардии объясняли поведение великого князя в дни революции тем обстоятельством, что он был уверен, что унаследует царский трон после отречения императора1358.

Как известно, одним из последних документов, подписанных Николаем II перед отречением, был приказ о назначении великого князя Николая Николаевича новым Верховным главнокомандующим. Он был получен уже 3 марта. Однако только 7 марта великий князь отправился из Тифлиса в Ставку, в Могилев. На вокзале ему были организованы торжественные проводы. Верховный главнокомандующий произнес речь, в которой он благодарил провожающих за оказанное ему доверие. Проводы великого князя свидетельствовали о том, что и в условиях революции он продолжал пользоваться немалой популярностью. Люди, певшие «Марсельезу» и носившие красные флаги, полагали, что и при новом строе ранее опальный влиятельный полководец, представитель свергнутой династии, сохранит свое влияние и власть. О том же свидетельствовали и встречи великого князя Николая Николаевича на железнодорожных станциях, во время его поездки в Ставку. Сопровождавший его великий князь Андрей Владимирович отмечал, что почти на всех станциях его встречал народ, среди встречавших было немало рабочих. В Харькове Совет рабочих депутатов преподнес великому князю хлеб-соль. Произносились патриотические речи, а «простые, но сильные» ответы Верховного главнокомандующего вызывали у присутствующих громкие и несмолкающие крики «ура». В Ставке Верховного главнокомандующего штабные писаря и служащие канцелярий уже развешивали на стенах сохраненные портреты «любимого и обожаемого вождя»1359.

Однако в столицах общественное мнение было настроено куда более радикально. Уже 6 марта глава Временного правительства князь Г.Е. Львов телеграфировал генералу М.В. Алексееву, который исполнял обязанности Верховного главнокомандующего до прибытия великого князя. Министр-председатель полагал, что, учитывая общее негативное отношение к дому Романовых, великий князь Николай Николаевич сам должен отказаться от должности Верховного главнокомандующего1360.

Генерал Алексеев пытался сохранить этот пост за великим князем. Он телеграфировал Львову в ответ:

Характер великого князя таков, что если он раз сказал: признаю, становлюсь на сторону нового порядка, то в этом отношении он ни на шаг не отступит в сторону и исполнит принятое на себя. Безусловно думаю, что для Временного правительства он явится желанным начальником и авторитетным в армии, которая уже знает об его назначении, получает приказы и обращения. В общем, он пользуется большим расположением и доверием в различных слоях армии, в него верили. Полученные донесения свидетельствуют о том, что назначение Великого Князя Николая Николаевича принимается с большой радостью и верою в успех. Во многих частях даже восторженно! Проникает сознание, что Великий Князь даст сильную, твердую власть – залог восстановления порядка. Благоприятное впечатление произвело назначение не только в Черноморском флоте, но даже в Балтийском. До настоящей минуты получены на имя Верховного Главнокомандующего приветствия от 14-ти городов; в числе их Одесса, Киев, Минск сообщили удовольствия по поводу возвращения Великого князя на свой прежний пост и уверенность в победе. Я могу еще раз только повторить, что для нового правительства он будет помощником, но не помехою!1361

Телеграмма Алексеева примечательна в нескольких отношениях. С одной стороны, он указывает на лояльность великого князя по отношению ко Временному правительству. Внук Николая I, по мнению генерала, может стать вождем Вооруженных сил новой России. С другой стороны, генерал Алексеев указывает на сохранявшуюся громадную популярность великого князя Николая Николаевича не только в армии, но и на флоте, в том числе в весьма революционизированных соединениях. Возможно, генерал несколько переоценил восторженность офицеров, солдат и матросов, но, скорее всего, великий князь действительно продолжал пользоваться немалой популярностью в войсках. Однако, вероятно, именно это обстоятельство и побуждало революционных политиков настоятельно требовать его смещения. Они руководствовались теми же соображениями, что и император в августе 1915 года: авторитетный полководец, стоявший во главе огромной армии, мог быть опасным для власти в Петрограде.

В то время, когда Николай Николаевич совершал свою триумфальную поездку из Тифлиса в Могилев, встречая восторженный прием на железнодорожных станциях, в газетах появились сообщения о том, что А.Ф. Керенский, популярный и влиятельный революционный министр юстиции, выступая в Москве 7 марта, публично заявил, что великий князь не будет Верховным главнокомандующим. Иногда Керенский действовал на свой страх и риск, ставя других министров перед свершившимся фактом, но в данном случае он, по-видимому, отражал мнение всего Временного правительства.

Великий князь успел, однако, прибыть в Ставку и официально принять должность верховного главнокомандующего. Об этом он уведомил Временное правительство. Однако, как телеграфировал генералу Алексееву князь Львов, послание великого князя Николая Николаевича вызвало в Петрограде «большое смущение».

В этой ситуации великий князь направил телеграмму Временному правительству, в которой он официально сообщал о сложении своих полномочий. В другой телеграмме, адресованной военному министру, содержалось прошение об отставке.

Однако память о популярном главнокомандующем продолжала жить в революционной России. И в советское время появлялись некие самозванцы, называвшие себя именем великого князя. Они находили своих почитателей и получали у них финансовую поддержку, даже несмотря на очевидную угрозу репрессий1362.

* * *

Культ Верховного главнокомандующего создавался на начальном этапе войны различными политическими силами, стремившимися возбудить патриотический подъем, а также использовать в своих целях популярность главного полководца России. Среди них были и консервативные деятели, и либеральные политики и бюрократы, желавшие добиться проведения политических реформ в годы войны. Популяризации Верховного главнокомандующего способствовали и издатели, руководствующиеся коммерческим интересом: образ великого князя хорошо в то время продавался.

Вскоре после начала войны образ Верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича стал фигурой позитивной интеграции российского общества. На какое-то время он стал объединяющим политическим символом для сторонников войны, придерживавшихся различных политических взглядов. Культ военного вождя-спасителя был архаичен по форме репрезентации, но в то же время этот образ был харизматичен по своей сути. Это способствовало патриотической мобилизации российского общества, но в то же время в перспективе представляло немалую опасность для стабильности режима: фигура популярного великого князя, строгого и грозного полководца, уникального вождя-спасителя, противопоставлялась императору, «слабому» и «неспособному». И даже и в тех случаях, когда подобное противопоставление открыто не проявлялось, сам факт появления харизматического лидера рядом с традиционной властью монарха уже представлял для царя известный политический вызов. Личностная харизма полководца-спасителя становилась важным фактором политической жизни, который никак не был предусмотрен «Основными законами» империи и монархической политической традицией, допускавшей лишь «должностную харизму» помазанника, полученную в результате коронования. «Приобретенная» харизма Верховного главнокомандующего подрывала традиционную власть императора вне зависимости от истинных намерений ее носителя.

С подобной проблемой, правда в меньшей степени, столкнулась в годы Первой мировой войны и монархия в Германии: император Вильгельм II со смешанным чувством наблюдал за ростом популярности генерал-фельдмаршала П. фон Гинденбурга, который с 1914 года возглавлял командование на Восточном фронте, а начиная c 1916 года руководил военными операциями всех немецких вооруженных сил. Новый культ полководца военного времени, представлявшегося немецкой милитаристской пропагандой спасителем нации, символизировавшим военные усилия империи, вступил в известную символическую конкуренцию с традиционным культом кайзера, который превращался в «теневого императора» в условиях возрастания реального влияния могущественной Ставки Верховного командования. Популярность Гинденбурга достигла таких масштабов, что она способствовала десакрализации образа Вильгельма II, вне зависимости от того, какими были изначальные намерения военного руководства и немецких пропагандистов1363. Этот конфликт не был секретом и для современных русских обозревателей. В августе 1915 года, как раз в тот момент, когда Николай II принял решение о смещении великого князя с поста Верховного главнокомандующего, влиятельная петроградская газета, отрицательно относившаяся к этому, писала: «Отношение к Гинденбургу у императора остается по-прежнему недружелюбным. Такое отношение объясняется завистью к популярности маршала»1364. Что думал автор «Нового времени», газеты, близкой к российскому Верховному главнокомандующему, когда он писал эти строки?

Для различных противников войны в России именно великий князь Николай Николаевич олицетворял милитаризм, это проявлялось в 1915 году в увеличении числа дел, возбужденных против лиц, его оскорблявших. При этом образ великого князя порой «выворачивался наизнанку»: его личные качества, действительные или только приписываемые ему, воспринимались одними современниками положительно, иными же – крайне отрицательно. Так, легендарная грубость Верховного главнокомандующего для одних была ярким проявлением его солдатской прямоты и патриотической энергии, а для других – убедительным свидетельством ограниченности и бесчеловечности. Это проявляется прежде всего в делах по обвинению лиц, оскорблявших великого князя. Однако в частной переписке того времени, освещавшейся цензурой Министерства внутренних дел, эту тему недовольства великим князем как главным виновником войны выявить почти не удалось. Можно предположить, что первоначально она имела большее хождение в «низах», а не среди образованной части общества (полицейская цензура мало уделяла внимания корреспонденции низших слоев).

После поражений российской армии весной – летом 1915 года усиливается и критика иного рода: Верховного главнокомандующего порой порицают за некомпетентность. Это проявляется и в делах по оскорблению великого князя, и в известной степени в частной переписке того времени. Но, несмотря на тяжелые военные неудачи, значительная часть общественного мнения страны продолжает относиться к великому князю Николаю Николаевичу с доверием (сейчас его могли бы назвать «тефлоновым полководцем» – по аналогии с современным распространенным штампом «тефлоновый политик» – государственный деятель, к которому не прилипают никакие обвинения). Нараставшая критика не адресовалась ему, а вся ответственность за поражения возлагается на иные институты власти, на других военачальников, на императрицу, порой даже на самого императора, но, как правило, не на Верховного главнокомандующего, который, казалось бы, должен был нести ответственность за тяжелые поражения русских армий.

Очевидно, Николай II, смещая великого князя Николая Николаевича с поста Верховного главнокомандующего, преследовал различные цели (замена командования в условиях поражения, уничтожение «двоевластия», проявлявшиеся в условиях конфликта Ставки и министерств). Это была и одна из важнейших мер, направленных на преодоление кризиса лета 1915 года, когда различные оппозиционные политики и фрондирующие бюрократы пытались заигрывать со Ставкой. Вместе с тем создается впечатление, что одной из причин его отстранения как раз и была громадная популярность великого князя, которая становилась опасной для режима, вне зависимости от того, насколько Верховный главнокомандующий был лично лоялен по отношению к царю (вопрос о степени его верности императору на разных этапах войны нуждается в дальнейшем в специальном изучении).

Рационально вполне объяснимое решение императора о смещении великого князя Николая Николаевича с поста Верховного главнокомандующего привело к тому, что образ последнего претерпел существенные изменения. Оставив высокую должность, он терял и немалую часть своей харизмы, переставал восприниматься как непобедимый и всемогущий военный вождь. Как справедливо отмечал современник, служивший в Ставке и сочувствовавший великому князю, после этого перестала существовать «легенда» полководца, которая была необычайно важна для боевого духа армии1365. Неудивительно, что в новых слухах этого времени великий князь Николай Николаевич все чаще предстает как некомпетентный пьяница, развратник и вор. Появляется и тема предательства бывшего Верховного главнокомандующего, которая ранее вовсе не встречалась в изученных источниках.

Вместе с тем немалая часть жителей страны продолжала с доверием относиться к великому князю, он все еще воспринимался многими как уникальный вождь-спаситель России. В обществе колоритная фигура бывшего Верховного главнокомандующего, «сосланного на Кавказ», нередко вызывала сочувствие. Но этот картинный образ опального вождя приобретает еще более оппозиционное значение, перестает быть общенациональным объединяющим символом военного времени.

Культ военного вождя, великого полководца, активно создававшийся милитаристской пропагандой разного рода, в том числе самим царем и воинственной пропагандой националистов, подрывал стабильность режима вне зависимости от того, какими соображениями изначально руководствовались его создатели и распространители.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.