Глава 15 ПЕРВЫЕ ДНИ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 15

ПЕРВЫЕ ДНИ

Вечером 5 июня в немецких войсках, расквартированных во Франции, царило безмятежное спокойствие. Из Англии не поступало сообщений о каких-либо подозрительных маневрах союзных войск; все предыдущие сигналы тревоги немецких агентов казались безосновательными. До вторжения, казалось, оставались недели. Роммель после деловой поездки в Берлин заехал в Штутгарт навестить жену, а большинство командиров дивизий 7-й армии, отвечавших за оборону Нормандии, были вызваны в Ренн на учения.

Спокойствие было резко нарушено, когда в штабе фон Рундштедта услышали сообщение Би-би-си о необычайно большом количестве незашифрованных радиограмм французскому движению Сопротивления. Содержание некоторых радиограмм вкупе с крупномасштабной картой Англии, где (по разведдонесениям) были отмечены мелкие формирования на юго-восточном побережье Англии, и большая концентрация войск в районе Дувр – Фолкстон вроде бы подтверждали мнение фон Рундштедта о десанте в секторе Па-де-Кале. В одиннадцать часов вечера 15-я армия, стоявшая к востоку от Сены, получила сигнал боевой готовности номер 2. Это означало, что весь личный состав должен находиться около своего транспорта и быть готов к любому развитию событий. 7-я армия в Нормандии, не получив никаких сигналов тревоги, спокойно продолжала заниматься повседневными делами.

В десять минут первого ночи в штабе Рундштедта приняли первое донесение о начале вторжения. Весьма символичен тот факт, что известие о высадке парашютно-десантных и планерно-десантных частей противника западнее полуострова Котантен было ложным. Только около часа ночи пришло сообщение о парашютном десанте близ Троарна к востоку от реки Орн. Заваленные донесениями штабисты фон Рундштедта пытались сохранить спокойствие и объективность. Памятуя о Дьепе, они понимали, как важно оценить, имеют они дело с главным ударом или с отвлекающим маневром. Фон Рундштедт старался объяснить свои действия в первые часы:

«Меня критиковали за мои же слова о том, что я слишком долго не посылал танковые дивизии на плацдарм. Хотя учебная танковая дивизия и 12-я танковая дивизия СС находились под моим командованием, но я не мог тронуть их с места без разрешения Берлина.

В четыре часа утра, через три часа после получения первых донесений о вторжении, я понял, что необходимо принимать меры против десанта в Нормандии. Я испросил у верховного командования в Берлине полномочия на ввод в бой этих двух дивизий. Берлин ответил, что пока неясно, являются ли первые атаки основным ударом союзников или отвлекающим маневром. Они колебались всю ночь и даже к утру не смогли принять решение. В четыре часа дня 6 июня, через двенадцать часов после моей просьбы, мне разрешили использовать эти танковые дивизии. Это означало, что контрудар не мог быть организован до утра 7 июня. К тому моменту союзники находились на плацдарме уже тридцать часов и время было упущено».

7-я армия под командованием генерал-полковника Дольмана пыталась удержать позиции четырьмя слабыми пехотными и одной бронетанковой дивизией. Около пяти часов дня 6 июня верховное командование напрямую связалось с Дольманом. Распоряжения были тщательно зарегистрированы в журнале телефонных переговоров 7-й армии:

«16.55.

Начальник штаба 7-й армии докладывает начальнику штаба запада.

Начальник штаба на западе (штаб фон Рундштедта) подчеркивает, что верховное главнокомандование (Гитлер) приказывает уничтожить противника на плацдарме к вечеру 6 июня, поскольку существует опасность высадки дополнительных морских и воздушных десантов. В соответствии с приказом генерала Йодля, все формирования отвести к месту вторжения в Кальвадос. Плацдарм ликвидировать не позднее сегодняшнего вечера. Начальник штаба заявляет, что это невозможно. Командующий группой армий «Б» (Роммель) приказывает 21-й танковой дивизии атаковать немедленно, даже если не подойдут подкрепления. Верховный главнокомандующий приказал использовать неблагоприятные метеоусловия в ночь с 6 на 7 июня для подтягивания резервов».

Позже, в полночь 6 июня, в журнале зарегистрированы переговоры начальника штаба с командирами 21-й танковой дивизии и 716-й пехотной дивизии. 716-я пехотная дивизия безуспешно обороняла Кан и была полностью разгромлена союзниками. В течение двадцати четырех часов она практически перестала существовать как боевая единица.

«24.00. 716-я пехотная дивизия пока защищается на опорных пунктах. Связь между дивизионным, полковыми и батальонными штабами прервана, ничего не известно о количестве удерживаемых и ликвидированных опорных пунктов... Начальник штаба 7-й армии приказывает контратаковать 7 июня и выйти на побережье на помощь защитникам опорных пунктов».

Что же происходило в дивизиях, принимавших участие в сражении, пока на высших уровнях командования не могли прийти к согласию? Те же неуверенность и неопределенность, что мучили фон Рундштедта, ограничивали действия полевых командиров. Пехотинцы, засевшие в бункерах по всему побережью, не могли оказать реальное сопротивление морскому, воздушному и сухопутному десантам и тысячами сдавались в плен, дрожа от усталости и пережитых ужасов. Первая волна союзной пехоты просто смела на своем пути подводные преграды, в которые были вложены огромные деньги. Единственной дивизией резерва, которая сумела повлиять на ход сражения, была 21-я танковая дивизия. Ее 170 танков напрямую подчинялись группе армий «Б» Роммеля. Штаб 21-й находился в Сен-Пьер-сюр-Див примерно в двадцати четырех километрах от берега. Вот что вспоминал командир 21-й танковой дивизии генерал-лейтенант Эдгар Фойхтингер, высокий, жилистый, хорошо сложенный офицер со слегка искривленным носом, придававшим ему сходство с пожилым боксером:

«Я впервые узнал о начале вторжения из донесения о парашютном десанте близ Троарна чуть позже полуночи 6 июня. Поскольку мне было приказано ничего не предпринимать до нового приказа из штаба Роммеля, единственное, что я мог сделать, это привести своих людей в боевую готовность. Всю ночь я с нетерпением ждал какие-нибудь инструкции, но не получил ни одного приказа сверху. Понимая, что моя танковая дивизия находится ближе всех к полю боя, я в 6.30 утра решил что-то предпринять. Я приказал моим танкистам атаковать засевшую на плацдарме за рекой Орн 6-ю английскую воздушно-десантную дивизию, которую считал непосредственной угрозой немецким войскам.

Только я принял это решение, как (было уже семь часов утра) получил первый намек на то, что высшее командование еще существует. Из группы армий «Б» мне сообщили, что я перехожу под командование 7-й армии, но никаких конкретных приказов не передали. В девять часов меня известили о том, что дальнейшие приказы я буду получать из 64-го пехотного корпуса. Только в десять часов я получил первый боевой приказ, а именно: остановить мои танки, продвигавшиеся навстречу воздушно-десантным войскам противника, и повернуть на запад на помощь защитникам Кана.

Форсировав реку Орн, я направился на север к побережью. К тому времени противник – 3-я британская и 3-я канадская пехотные дивизии – продвинулся на удивление далеко и уже захватил цепочку возвышенностей километрах в десяти от моря. Не успел я остановить танки, как противник с этих высот точным орудийным огнем подбил одиннадцать моих машин. Однако одной группе удалось проскочить сквозь завесу огня и к семи часам вечера выйти на берег в Лион-сюр-Мер.

Теперь я ожидал подкреплений, которые помогли бы мне удержать завоеванные позиции, но не дождался. Новый парашютный десант союзников на оба берега Орна в сочетании с внезапной атакой английских танков заставил меня отступить от берега. Я вернулся на позиции к северу от Кана. К концу первого дня боев моя дивизия потеряла почти двадцать пять процентов своих танков».

Человеком, выбранным для проведения контрнаступления 7 июня, был обергруппенфюрер (генерал-полковник) Дитрих, командир 1-го танкового корпуса СС. Дитрих, малорослый и приземистый, с широким смуглым лицом, на котором доминировал большой широкий нос, был похож на забияку бармена. Он был типичным выходцем из «добровольческих» отрядов и уличных банд, с которыми Гитлер впервые выступил на политическую арену Германии. Дитрих собирался стать мясником, но Первая мировая война нарушила его планы, а за четыре военных года он дослужился до старшего фельдфебеля. В послевоенные годы он перебивался случайными заработками, в свободное время с энтузиазмом поддерживая нацистскую партию.

В 1928 году Дитрих вступил в СС, где за пять лет сделал приличную карьеру, поднявшись до чина бригаденфюрера (генерал-майора) и начальника личной охраны Гитлера. Во французской, греческой и восточной кампаниях он командовал 1-й дивизией СС «Адольф Гитлер» и хвастался тем, что к 1943 году всего лишь тридцать из первых 23 тысяч бойцов его дивизии уцелели и не попали в плен. Пропагандистская машина Геббельса сделала из Дитриха почти легендарный персонаж, репутация которого могла сравниться (если не затмить) лишь с репутацией другой популярной фигуры национал-социализма – Эрвина Роммеля. Грубый, тщеславный и болтливый Дитрих сделал головокружительную карьеру скорее благодаря своему напору и жестокости, чем военному таланту. Характеристика, данная Дитриху фон Рундштедтом, восхищает своей точностью и краткостью: «Он порядочный, но глупый».

В день высадки союзных войск в Нормандии Дитрих находился в Брюсселе в штабе своего соединения – 1-го танкового корпуса СС. Поскольку он напрямую подчинялся фон Рундштедту, то был немедленно вызван в Париж. В пять часов вечера 6 июня корпус получил свой первый приказ: выступить из окрестностей Кана и сбросить британцев в море. Для выполнения этой задачи в распоряжении Дитриха были 12-я танковая дивизия СС «Гитлерюгенд», 21-я танковая дивизия, уже находившаяся на месте событий, и учебная танковая дивизия, которая должна была подойти незамедлительно. Дитрих сразу разослал приказы генерал-лейтенанту Фойхтингеру в 21-ю танковую дивизию и бригаденфюреру (генерал-майору) Курту Мейеру в 12-ю танковую дивизию СС, которые должны были провести совместное наступление на рассвете 7 июня.

Курт Мейер из 12-й танковой дивизии СС стал командиром дивизии в возрасте тридцати трех лет и был самым молодым командиром дивизии в немецкой армии. Он представлял собой идеальный образец нацистского фанатика. Высокий, красивый, с проницательными голубыми глазами, он знал только то, что говорил Гитлер, и свято во все верил. Он готов был умереть за свою веру в национал-социализм и безжалостно принуждал умирать за нее других. После войны его судили как военного преступника за подстрекательство солдат к убийству канадских военнопленных и приговорили к пожизненному заключению. В таком человеке вирус нацизма никогда не погибнет, поскольку вошел в его плоть и кровь.

У Мейера не было ни опыта, ни подготовки, необходимых для компетентного командования в бою 20 тысячами человек и более чем двумястами танками, но он обладал острым тактическим чутьем и целеустремленностью фанатика, что позволило ему выполнить возложенные на него обязанности по обороне Кана. Однако в наступлении он потерпел крах. Как и Дитрих, он сделал военную карьеру благодаря преданности режиму, а не личным способностям.

Фойхтингер, получив свой приказ, сказал Дитриху, что двух танковых дивизий недостаточно для разгрома хорошо закрепившихся британцев; следует подождать подхода танковой учебной дивизии и атаковать силами трех дивизий. Однако начальство заявило Фойхтингеру, что есть только две танковые дивизии, и он должен скоординировать ночную атаку с 12-й танковой дивизией СС.

Фойхтингер рассказывал:

«Около полуночи Курт Мейер прибыл в мой штаб. Наутро мы должны были участвовать в совместной операции с его дивизией, расположенной на моем левом фланге. Я объяснил Мейеру ситуацию и предупредил его, что противник силен. Мейер изучил карту, повернулся ко мне и самоуверенно заявил: «Мелкая рыбешка! Утром мы сбросим их в море!» Мы решили выдвинуться к Дувру и занять позиции ночью. Артиллерийский огонь был таким интенсивным, что надлежащая координация атаки оказалась невозможной. Мейер рванул вперед с пятью десятками танков, но был отброшен. Ему так и не удалось занять исходные для совместной атаки позиции, поскольку его не пропустили противотанковые орудия западных союзников».

Неуверенность и сутяжничество, царившие в тот период в среде немецких генералов, прекрасно иллюстрирует дискуссия, последовавшая за провалом этого контрнаступления. Мейер яростно отрицал тот факт, что его остановили противотанковые орудия противника:

«Мы не смогли добиться нужных результатов 7 июня, поскольку на долгом пути к фронту истощили запасы горючего. Я пытался пополнить их, но это оказалось невозможным, поэтому в наступлении я смог использовать лишь половину своих танков». Фойхтингер поднял его на смех: «Если у Мейера не хватало горючего, почему он не сказал мне об этом? Если бы он попросил, я дал бы ему все, что нужно». Когда Дитриха спросили, какое из этих объяснений ближе к истине, он поддержал Мейера: «Сейчас Фойхтингеру легко говорить, что 7 июня он дал бы Мейеру горючее, но в то утро он точно ответил бы: «У меня ничего нет».

Подобную несогласованность в очень важный момент трудно себе представить. Причина, вероятно, кроется в глубоком недоверии и возмущении, которые испытывал офицер регулярной армии вроде Фойхтингера к партийным и эсэсовским выскочкам, как Дитрих и Мейер. Однако, какова бы ни была причина провала этого наступления, в результате две потрепанные танковые дивизии вернулись на окраины Кана и стали дожидаться помощи, чтобы повторить свою попытку.

К 8 июня немецкое верховное командование во Франции было прекрасно осведомлено о намерениях противника и численности английских и американских дивизий. Записи того дня в журнале телефонных переговоров 7-й армии проливают свет на обстоятельства, при которых эта информация была получена:

«06.40.

Начальник штаба 7-й армии – группе армий «Б».

Из воды выловлен английский приказ. Содержание будет передано по телеграфу.

08.10.

Начальник штаба группы армий «Б» – 7-й армии.

Фельдмаршал Роммель требует срочно сообщить полученную информацию, поскольку утренний телеграфный отчет еще не пришел.

1. Приводятся отрывки из приказа по 7-му американскому корпусу, состоящему из четырех дивизий:

Справа: 7-й американский корпус из четырех дивизий.

З а д а ч а: наступать к северу от плацдарма Карантан – Киневиль и взять Шербур со стороны суши.

Слева: 5-й английский корпус из четырех английских дивизий и две американские дивизии в секторе Кальвадос.

З а д а ч а: взять Байе и соединиться с 7-м американским корпусом в Карантане.

2. Наше собственное положение:

Байе в руках противника... Наступление 1-го танкового корпуса из-за ситуации в воздухе до утра невозможно. Направление удара: север и северо-запад от Кана в направлении побережья. Фельдмаршал Роммель приказывает 1-му танковому корпусу СС как можно быстрее перенести направление главного удара влево силами всех трех дивизий».

Вероятно, 8 июня Роммель еще не знал о провале наступления 1-го танкового корпуса СС. Дитрих, славившийся неточными докладами высшему начальству, видимо, забыл сообщить о том, что случилось с 21-й танковой дивизией и 12-й танковой дивизией СС в Кане. Но где же все это время была третья дивизия, учебная танковая? Находясь всего в 90 милях южнее Кана, в Ле-Мане, она не прибыла на место через семьдесят два часа после высадки! Ее командир генерал-лейтенант Фриц Байерлайн, невысокий, плотный, энергичный человек, служивший в Африке начальником штаба у Роммеля, красочно описал вступление своей дивизии в бои в Нормандии: «6 июня меня подняли по тревоге в два часа ночи. Через Ла-Манш двигался флот вторжения. Мне приказали выступить на север в пять часов вечера. Слишком рано. Весь день не прекращались ожесточенные авианалеты; все понимали, что это поддержка вторжения. Мою просьбу об отсрочке до сумерек не удовлетворили. Мы выступили согласно приказу и тут же подверглись воздушной бомбардировке. К вечеру я потерял двадцать или тридцать танков...

Мы двигались всю ночь с трехчасовой остановкой на отдых и дозаправку. На рассвете генерал Дольман, командующий 7-й армией, приказал мне двигаться дальше; выбора у меня не было. Первый авианалет начался около половины шестого утра. К полудню картина была ужасной. Мои люди называли шоссе Вир – Бени-Бокаж ипподромом для истребителей-бомбардировщиков... Весь наш транспорт был замаскирован ветками и двигался вдоль живых изгородей и лесных опушек. Все перекрестки и мост в Конде были разбомблены. Это не остановило мои танки, но помешало движению вспомогательного транспорта. К исходу дня я потерял сорок бензовозов; было подбито пять танков, более восьмидесяти полугусеничных машин, тягачей и самоходных орудий. Это серьезные потери для дивизии, еще не вступившей в бой. 6 июня я был чуть восточнее Тилли и готов к наступлению.

Мы захватили Эллон и могли бы двигаться дальше прямо к морю, вклинившись между американскими и британскими войсками. Но мне приказали удерживать Эллон, поскольку войска на моем правом фланге задерживались. Из-за массированных бомбардировок я сам отстал от графика на сутки».

Таким образом, даже к 9 июня координированное танковое наступление все еще не представлялось возможным. Мы найдем оценку ситуации высшим командованием в журнале телефонных переговоров 7-й армии:

«17.30.

Разговор фельдмаршала Роммеля с командиром и начальником штаба 7-й армии, находящимися в штабе армии.

Фельдмаршал Роммель... приказывает любой ценой помешать противнику:

1. Захватить крепость и гавань Шербур.

2. Установить связь между двумя плацдармами: тем, что западнее Орна, и другим, что западнее Вира.

Начальник штаба 7-й армии выражает свое мнение: из-за ожесточенного сопротивления южнее Монтебура для быстрого захвата Шербура противник применит больше авиации. Фельдмаршал Роммель не разделяет эту точку зрения и считает, что, поскольку на днях верховное командование ожидает крупный десант на побережье Ла-Манша, противник не сможет задействовать больше авиации...»

Но только 10 июня в штаб 7-й начали потоком поступать плохие новости. В журнале телефонных переговоров среди записей начала того дня мы находим такие пессимистичные фразы: «3-я парашютно-десантная дивизия вводится в бой частями из-за нехватки горючего», «17-я танковая гренадерская дивизия СС застряла в Сен-Ло из-за нехватки горючего». А вот первая информация о провале контрнаступления танковой группы «Запад», основной частью которой был 1-й танковый корпус Дитриха: «Танковая группа «Запад» остановила наступление противника и теперь ведет локальное контрнаступление. Из донесений следует, что танковая группа «Запад» не смогла выполнить свою главную задачу».

Насколько плохо обстояли дела с «главной задачей», рассказывает Фриц Байерлайн из учебной танковой дивизии:

«Пока я ждал поддержки на своем правом фланге, британцы пошли в контрнаступление. Это случилось на следующий день (10 июня). Британцы сосредоточили невероятное количество тяжелой артиллерии; я был счастлив, что нам вообще удалось выбраться оттуда. Мы отошли от Тилли 15 июня, и британцы тут же заполнили пустоту. Я потерял свой шанс пробиться к морю. Мы отступили южнее Оне на перегруппировку, потеряв в боях с британцами около сотни танков, половину моей ударной группы...»

В 7-й армии наконец осознали, что шансы на уничтожение плацдарма союзников стремительно уменьшаются. Вместо привычных приказов «контрударами уничтожать противника», 10 июня мы видим в журнале телефонных переговоров вечернюю запись:

«Начальник штаба группы армий «Б» передает распоряжения верховного главнокомандующего вооруженными силами (Гитлера)... никаких отступлений, никаких отходов на новые рубежи, каждый солдат должен сражаться и погибнуть на своем посту...»

С этими словами растаяли радужные мечты на блестящее немецкое наступление и близкую победу. Приказ «сражаться и погибнуть» предвещал тяжелые дни. Это был первый из подобных приказов, становившихся все более настойчивыми и отчаянными. В результате они так запугали немецкого солдата, что он продолжал сражаться не потому, что выполнял свой долг, а потому, что просто боялся остановиться.

Менее чем через неделю после начала вторжения немецкие войска в Нормандии вернулись к обороне. Они потеряли свой мимолетный шанс выбить союзников с плацдарма на побережье Франции. Попытки уничтожить десант стоили немцам более полутора сотен танков и около десяти тысяч военнопленных. Солдаты были ошеломлены и измучены. Они сидели и ждали помощи, и если в конце концов дожидались, то помощь была незначительной и приходила слишком поздно.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.