Давид и Надя Письма Надежды Терещенко из Кировограда майору А. А. Розену

Давид и Надя

Письма Надежды Терещенко из Кировограда майору А. А. Розену

[409]

[Уважаемый Илья Григорьевич!]

Я посылаю Вам[410] письмо украинской девушки Нади Терещенко о том, как она спасла жизнь в дни немецкой оккупации на Украине моему брату – Давиду Розенфельду. [Письмо разоблачает гитлеровскую антисемитскую пропаганду, и, я думаю, оно представит для вас некоторый интерес.]

До войны брат был инженером одной авиационной части. С июля 1941 года я потерял его след, а в марте 1944 года это письмо, полученное мною из Кировограда от незнакомой девушки, узнавшей мой адрес, помогло мне напасть на его след.

Несколько дней назад я получил от нее второе письмо, в котором она сообщает о гибели брата на фронте. Прилагаю отрывок из второго письма, [которое блестяще характеризует советскую патриотку.]

Надя Терещенко работает старшим зоотехником Кировоградского райземотдела. [Сейчас наркомзем Украины послал ее на трехмесячную практику в Узбекистан.

Вот и все Илья Григорьевич! Я журналист, работаю в газете «Фронтовая правда», в том же коллективе, где трудятся тт. Изаков, Исбах, Матусовский.]

Привет.

Майор А. Розен Полевая почта 47763

Письмо первое

…Коротко расскажу Вам, Абрам Анатольевич, о Вашем брате, потому что за один раз все не напишешь. Давид был в 1941 году в лагере в Кировограде. Из лагеря его выпустили немцы только потому, что он был мало похож на еврея. Дошел он до села Б. Мамайка и дальше идти не мог: у него была дизентерия и вообще сильно он ослабел. В Б. Мамайке встретился он со своим знакомым товарищем, а с этим товарищем была знакома и я. Однажды приходит его товарищ на ферму «Заготскот», которой я ведала, и просит: «Нельзя ли устроить на работу одного товарища?»

Пришедший предупредил меня, что надо относиться к нему осторожнее, заботливее, потому что он еврей.

Я приняла его на должность скотника. Впоследствии достала ему документ на имя Данила Антоновича Руденко. Позже перевела его счетоводом в контору. В 1942 году я пошла на выпас вместе со скотом. Вместе со мной пошел и Давид.

Так он работал все время на ферме. С 10 декабря 1943 года по 11 января 1944 года я его прятала в степи от облавы на мужчин, которую производили немцы перед их изгнанием из Кировограда. Ходить можно было только от шести утра до семи вечера. А я ходила в степь после семи вечера или с трех до шести утра и носила ему пищу и воду.

Это надо было делать так, чтобы в степи каждый день поправлять маскировку ямы, где он находился. Маскировалась и сама, когда носила пищу, укрывалась белым одеялом, брала с собой еще мешок снегу, чтобы разбрасывать его у ямы, которая находилась в бурьяне, в таком месте, что лучший разведчик, находясь бы здесь, не видел бы места, где прятался брат.

Вокруг ямы аккуратно насаживала полынь, снег выравнивала. Проход был в сторону и закрывался сверху полынью.

Самое страшное пережили.

С самого начала знакомства с Давидом в нашей семье, кроме меня, никто не знал, что он еврей. У меня есть очень хороший брат. Вам когда-нибудь расскажет про него Давид. Он кандидат партии, невоеннообязанный. Когда в тридцать девятом наши войска вошли в Западную Украину, ЦК ВЛКСМ послал его туда на работу. Работал он в Дрогобыче директором райпромкомбината. Я ему верю, его тоже прятала от немцев. Дважды приходили за ним команды СД, и мы давали адреса на другой район. И все-таки я не могла сказать брату, что Давид – еврей, чтобы он случайно не проговорился.

Когда нас освободили от немецких оккупантов, Давид сразу пошел на фронт…

Я прошу Вас не сообщать об этом матери и сестре. Он все время волновался, думая о матери. Подробно об этом не пишу, может быть, когда-нибудь встретимся – расскажу. А теперь лучше не вспоминать прошлое.

Прошу Вас, не пересылайте этого письма матери, я ей напишу другое. Она и так, очевидно, много пережила. Давида считаю своим родным, близким человеком и уверена, что он так считает и меня. Нас соединило большое горе. Пока нас не освободили от гитлеровских кровопийц, мы оба не раз рисковали жизнью. Он – мой муж. Мы нигде не расписывались, но верим друг другу больше, нежели многие, кто законно женится…

Будьте здоровы, привет всем моим родным.

Н. Терещенко

Письмо второе

…Ваше письмо я получила. Данюши уже нет. Погиб он за деревней Н. Ивановка на Ровенском шляху. Полевая почта его была 44623. Официального сообщения еще нет, прибыл сюда один раненый воин, товарищ Давида. Я их обоих провожала на фронт.

Я выплакала свое горе и вот пишу Вам письмо. Теперь вот что: ради всего, что является для Вас родным и святым, прошу Вас сделать так, чтобы это сообщение не дошло ни до матери, ни до сестры. Это моя последняя просьба к Вам. Я им буду писать и сообщу, что Давид пошел на фронт и больше от него ничего не получала. Он написал мне письмо 13 марта 1944 года, а 24 марта я уже получила известие от одного бойца, что Давид погиб. Вашему брату Борису я тоже ничего не написала. Он сообщал мне, что ранен, и я не хотела нервировать его этим письмом. Из Омска от Иосифа Борисовича я получила два письма, но им тоже ничего не сообщаю. Лучше было б, чтоб вы все не знали, что Давид был спасен, постепенно вы бы забыли, а теперь новое горе свалилось на нас. Он просил тогда, чтобы я написала письма всем родным, что он жив, но я сначала не послала, а он настаивал, и я написала.

Так тяжело, так тяжело, если бы кто знал, как он переживал, как он ждал освобождения и так недолго прожил! Если будете в Кировограде, расскажу обо всем.

Если бы можно было, чтобы мать приехала ко мне, я бы за ней смотрела и ходила, как родная дочь…

Вот и все. Будьте здоровы.

Ваша Н. Терещенко

г. Кировоград, Балковский переулок, 17

[20 июня 1944 г.]