Блицкриг в Западной Европе

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Блицкриг в Западной Европе

Осенью 1939 года военные, по словам Г. Гудериана, «надеялись на то, что быстрая победа в Польше окажет определенное политическое воздействие и западные державы удастся склонить к разумному миру». В противном случае, Германия могла быть разбита в результате англо-французского наступления. После войны генерал-лейтенант Б. Циммерман писал: «Если бы французы, имевшие тогда значительное превосходство в силах, перешли в наступление, то весьма возможно, что им удалось бы прорвать Западный вал и даже продвинуться в глубь Германии. Когда Германия начала войну с Польшей, Западный вал… был еще не готов, и работы по его созданию находились в самом разгаре».

Позже генерал Йодль заявил, что «до 1939 года мы были в состоянии разбить Польшу, но мы никогда, ни в 1938 году, ни в 1939 году, не были в состоянии выдержать концентрированный удар всех этих стран (Англии, Франции и Польши); и если мы еще в 1939 году не потерпели поражения, то это только потому, что примерно 110 французских и английских дивизий, стоявших во время нашей войны с Польшей на Западе против 23 германских дивизий, оставались совершенно бездеятельными».

На Западном фронте велась «странная война», по поводу которой И. В. Сталин сказал: «Воевать-то они воюют, но война какая-то слабая: то ли воюют, то ли в карты играют». Генерал-лейтенант Б. Циммерман писал: «В критические дни осени 1939 года войска, оборонявшие эти укрепленные линии, ограничивались только тем, что изредка обстреливали друг друга и вели наблюдение». Как и прежде, поведение западных держав позволяли Гитлеру готовиться к реализации своих авантюристических планов.

В то же время страх перед началом наступления западных союзников вновь активизировал усилия антигитлеровских заговорщиков среди военных. Один из участников заговора Ульрих фон Хассель писал в своем дневнике: «Приблизительно 4 ноября 1939 г. мне сказали, что все подготовлено для покушения на Гитлера… Вдруг утром 6 ноября я узнал, что все отменено. 5 ноября генерал, в чьих руках были все нити заговора, должен был делать доклад Гитлеру по текущим вопросам. В конце доклада Гитлер неожиданно спросил его, что он еще намечает. Ничего не подозревавший генерал назвал некоторые дополнительные технические детали. После этого Гитлер воскликнул: «Нет, я не об этом спрашиваю, я догадываюсь, что вы что-то замышляете». Генерал с трудом сохранил самообладание, сделал вид, что он удивлен и ничего не знает. От Гитлера он прибежал в панике и заявил, что заговор кем-то предан. В результате от этого плана отказались. Через несколько дней стало очевидным, что никакого предательства не было, и Гитлер ничего о заговоре не знал. Он просто брал на испуг».

30 декабря 1939 г. руководители заговора Карл Гёрдлер, Йозеф Бек, Иоханнес Попитц разработали новый план переворота, который предусматривал ввод войск в Берлин и смещение Браухича с поста главнокомандующего вооруженными силами. Некий врач должен был объявить, что Гитлер не в состоянии управлять страной. После этого Гитлер должен быть посажен под стражу.

Заговорщики вступили в контакт с представителями западных держав. В ходе переговоров в Швейцарии в конце февраля 1940 г. один из руководителей заговора У. Хассель передал английскому посреднику Л. Брайансу меморандум, в котором излагались цели и принципы антигитлеровских заговорщиков. В меморандуме подчеркивалось их стремление не допустить «большевизации» Европы. В то же время заговорщики исходили из того, что Австрия и Судеты останутся в составе Германии, а восточная граница Германии будет установлена такой, какая она была в 1914 г. Таким образом, заговорщики были намерены сохранить все захваты Гитлера. В то же время они рассчитывали, что после переворота военное правительство будет признано Великобританией.

Однако отказ западных держав активно поддержать генералов, а также нежелание наиболее влиятельных из последних нанести удар по армии во время войны, заставили руководителей заговора отложить осуществление переворота. Гальдер же, являвшийся одним ведущих участников заговора, отказывался приступить к осуществлению переворота, так как в это время с энтузиазмом разрабатывал планы военной кампании на западе. В письме к Гёрдлеру Гальдер сообщал, что пришел к выводу о необходимости вести войну до победного конца.

Методы молниеносной войны, разработанные при участии германского генштаба, были применены Гитлером при захвате Дании и Норвегии. Де Йонг писал: «В датской столице многочисленные правительственные учреждения оказались захваченными немцами еще утром 9 апреля. Жившие в Копенгагене немцы с большим рвением и энтузиазмом показывали солдатам дорогу и служили переводчиками. Радио, почта, телеграф, телефон, железные дороги сразу же оказались под немецким контролем. Немцы знали точно, куда им следует направляться. Об импровизации не могло быть и речи. Сказались целые месяцы тщательной подготовки». Захват Дании, главным образом с помощью военно-морского десанта, был осуществлен так неожиданно, что датские солдаты оказали лишь незначительное сопротивление. В ходе недолгих столкновений 13 солдат датского королевства было убито и 23 ранено. На этом вооруженное сопротивление вермахту в Дании завершилось.

В ночь с 8 на 9 апреля началось вторжение в Норвегию. Описывая захват Норвегии, немецкий полковник Эгельгаф писал: «Войскам первого эшелона удалось захватить различной величины плацдармы и силами сколоченных на месте боевых групп продвинуться в направлении тех районов, где шло развертывание норвежской армии, а также к тем разведанным заранее учебным центрам, где располагались отдельные роты норвежцев… Боевым группам удалось полностью сорвать мобилизацию и развертывание норвежской армии и захватить в свои руки почти всю боевую технику и вооружение норвежцев».

Неожиданное вторжение немецких войск вызвало панику в стране. Голландская газета «Ньюве роттердамше курант» писала 14 апреля: «У входов в метро дрались обезумевшие люди, стараясь поскорее укрыться в подземных туннелях; некоторые пытались спрятаться в подъездах домов, кое-кто бежал к дворцовому парку. Часть людей бежала, или пыталась убежать из города; люди катили перед собой детские коляски, забирались на грузовики, брали приступом железнодорожные станции, где весь свободный подвижной состав заполнялся до отказа. Поезда отправлялись в сельские районы».

Де Йонг констатировал: «Все были вне себя от страха, уныния и сомнений. В то время как часть населения Осло в панике убегала с насиженных мест, немцы, хладнокровные и спокойные, вступали в город: первые отряды немецких войск двигались с аэродромов к правительственным зданиям. Примерно к полудню они захватили намеченные объекты… Никто не знал, что необходимо предпринять. Как могло случиться, что немецкие войска среди бела дня, почти в 400 милях от ближайшего немецкого порта, смогли беспрепятственно вступить в город и спокойно расположиться во всех правительственных зданиях? Оставшееся в городе население было совершенно ошеломлено… На следующий день… выяснилось, что немцы проникли не только в Осло, но и во все другие крупные города норвежского побережья: в южной его части были заняты Кристиансунн, Эгерсунн, Ставангер и Берген, в центральной части – Тронхейм, на крайнем севере – Нарвик… За всю историю не было ни одного примера такого широкого и успешного использования внезапности».

Но если для населения Дании и Норвегии вторжение немецких войск было неожиданным, то такое же нападение должны были каждый день ожидать и англо-французские войска на Западном фронте весной 1940 г. Ведь с начала сентября 1939 г. Франция и Великобритания находились в состоянии войны, англо-французские войска стояли на германской границе, а порой между противоборствующими армиями шла перестрелка. Было также известно, что Германия нападет на Францию через Бельгию, Нидерланды и Люксембург. И все же наступление немецких войск, начавшееся 10 мая 1940 года, застало западных союзников врасплох.

Еще до начала военных действий Гудериан был уверен в успехе вермахта на Западном фронте. В своих воспоминаниях он не пытался преуменьшить свой вклад в эту победу. Генерал писал: «Из теоретического анализа, сделанного человеком, не скованным никакими традициями, был сделан вывод о конструкции и использовании танков, а также об организации и использовании бронетанковых соединений, вывод, который вышел за рамки теорий, господствовавших за границей. В упорных спорах, длившихся годами, мне удалось претворить в жизнь мои убеждения раньше, чем другие армии подошли к решению аналогичных задач. Преимущество в проектируемой организации и в боевом использовании танков было первым фактором, на котором основывалась моя вера в успех. Даже в 1940 г. я почти один в германской армии верил в это».

Гудериан подчеркивал, что «Франция обладала самой сильной сухопутной армией и самыми крупными бронетанковыми силами в Западной Европе». У Франции было больше танков, чем у Германии (4800 против 2200), а «французские танки превосходили немецкие броневой защитой и калибром пушек». Правда, он отмечал, что французские танки уступали немецким «в совершенстве приборов управления и скорости». Однако, как писал Гудериан, военное руководство Франции придерживалось устаревших методов ведения военных действий, характерных для Первой мировой войны: «Несмотря на наличие этого самого сильного подвижного боевого оружия, Франция создала «линию Мажино» – самый прочный укрепленный рубеж в мире. Почему же деньги, вложенные в укрепления, не были использованы для модернизации и усиления подвижных средств? Старания де Голля и Даладье в этом направлении были оставлены без внимания. Отсюда следовал вывод, что верховное командование французской армии не признавало или не хотело признавать значения танков в маневренной войне… Немецкое командование могло с уверенностью считать, что оборона Франции с учетом использования укреплений планируется осторожно и схематично по доктрине, основанной на выводах из Первой мировой войны, т. е. на опыте позиционной войны, – высокой оценке огня и недооценке маневра. Известные нам принципы французской стратегии и тактики 1940 г., противоположные моему методу ведения боевых действий, явились вторым фактором, обосновывавшим мою веру в победу». Гудериан пришел к выводу о том, что в верхах Франции «надеялись избежать серьезной военной кампании. Пассивное… поведение французов во время зимы 1939/40 г. приводило к выводу, что желание воевать у Франции было невелико».

Генерал был убежден в том, что «целеустремленный внезапный удар крупными танковыми силами через Седан на Амьен с выходом к Атлантическому океану встретит лишь сильно растянутый фланг противника, находящегося в готовности к выдвижению в Бельгию. Для отражения такого удара противник располагает незначительными резервами; такой удар сулил большие надежды на успех, который при немедленном его использовании мог бы привести к окружению всех выдвинувшихся в Бельгию главных сил противника».

В своих мемуарах Уинстон Черчилль писал, что после воздушных налетов на аэропорты, центры связи, штабы, 10 мая 1940 г. «немецкие вооруженные силы ринулись на Францию через границы Бельгии, Голландии и Люксембурга. Почти в каждом случае им удалось добиться полной неожиданности. Из кромешной тьмы вдруг появилось бесчисленное количество хорошо вооруженных, энергичных штурмовых частей, часто в сопровождении легкой артиллерии и задолго до наступления дня сто пятьдесят миль фронта превратились в полосу огня… За один день вся внешняя линия обороны Голландии была захвачена… Роттердам превратился в пылающие руины. Гааге, Амстердаму и Утрехту грозила та же участь».

Генерал-лейтенант Б. Циммерман писал: «Операция повсюду развивалась очень быстро. Соединения группы армий фон Бока стремительно продвигались по Голландии, а армия генерала фон Рейхенау форсировала канал Альберта и начала наступать на Брюссель… Тем временем танковые и пехотные дивизии немцев, обгоняя друг друга, быстро выходили к Маасу. Уже в первый день наступления немцам удалось сломить довольно слабое сопротивление противника и захватить плацдармы на западном берегу Мааса. В результате этого путь для танковой группы фон Клейста был расчищен. В то время как самые боеспособные соединения левого крыла противника были втянуты в бой с группой фон Бока и шли навстречу своей гибели, немецкие танки безостановочно продвигались к морю в направлении Булони и Абвиля. Для северной группировки англо-французов создалась угроза быть отрезанной с юга. Выйдя к Ла-Маншу, немецкие танковые соединения и наступавшая в том же направлении армия генерала фон Клюге (4-я армия) повернули на север и совместно с войсками группы армий фон Бока, наступавшими с северо-востока и востока, обрушились на вражеские армии. Войска противника во Фландрии и Артуа оказались в окружении».

Рано утром 15 мая Черчилля разбудил телефонный звонок французского премьер-министра Поля Рейно из Парижа. Волнуясь, он сообщил: «Мы побеждены! Мы разбиты!» Черчилль не верил своим ушам. «Не может быть, чтобы великая французская армия исчезла за неделю, – говорил он. Позже он писал: «Я не осознавал последствия революции, осуществленной со времени Первой мировой войны вследствие введения в бой массы быстро движущейся брони».

Развитие событий приняло такой характер, что Гитлер сам испугался небывалых успехов своей армии. 17 мая Гудериан получил приказ остановить наступление. Он писал, что к этому времени им «всецело овладела идея, которую я высказал в марте на докладе у Гитлера, а именно, завершить прорыв и не останавливаться до самого берега Ла-Манша. Я совершенно не мог себе представить, что сам Гитлер, одобривший смелый план наступления Манштейна и не протестовавший против моего замысла осуществить прорыв, может испугаться собственной смелости и остановить наступление. Однако я чудовищно заблуждался».

Хотя приказ об остановке наступления был в тот же день отменен, вскоре Гитлер распорядился еще раз остановить наступление на англо-французские войска, окруженные под Дюнкерком. Через несколько лет после окончания войны, немецкие генералы осуждали это решение Гитлера. Гудериан писал, что 24 мая «произошло вмешательство верховного командования в проведение операции, оказавшее пагубное влияние на весь ход войны. Гитлер остановил левое крыло германской армии на реке Аа… Мы лишились дара речи». Генерал-лейтенант Циммерман так оценивал приказ Гитлера: «Это решение было, безусловно, одной из самых серьезных стратегических ошибок, когда-либо допущенных немецким командованием. Она привела к тому, что основные силы Британского экспедиционного корпуса (пусть даже без материальной части) смогли эвакуироваться в Англию и создать там основу для развертывания английских вооруженных сил. Около 300 тысяч англичан и большое количество французов сумели переправиться через пролив. Взятие немцами Дюнкерка расценивалось тогда немецкой общественностью как большая победа. На самом же деле это была неудача, так как англичане сохранили свои силы. Этот факт впоследствии оказал решающее влияние на весь ход войны».

И все же успех германской армии был грандиозным. Курт Типпельскирх писал: «В результате сокрушительных ударов в Бельгии и Северной Франции перестали существовать, кроме бельгийской армии, 30 французских и 9 английских дивизий. Французы потеряли свыше половины своих кадровых дивизий и большинство подвижных соединений». Попытки французских войск оказать сопротивление были сломлены. 14 июня был без боя сдан Париж. 17 июня Франция капитулировала. Генерал Вестфаль писал: «Теперь всё побережье Атлантического океана от Нарвика до франко-испанской границы было в немецких руках. Империя Гитлера протянулась от Бреста на западе до окраин Брест-Литовска на востоке».

Вскоре Гитлер расширил географию боевых действий вермахта. В феврале 1941 г. на помощь итальянским войскам в Ливию был направлен корпус «Африка» во главе с генерал-лейтенантом Эрвином Роммелем. К апрелю немецкий корпус, с боями продвигаясь по африканской пустыне, вышел к ливийско-египетской границе.

Гитлер решил помочь Италии и в ее неудачной кампании против Греции. Одновременно им было решено напасть на Югославию. Начальник оперативного управления генштаба генерал Альфред Йодль так записал указания Гитлера на совещании военных руководителей 27 марта 1941 года: «Фюрер полон решимости, не ожидая заявлений о лояльности со стороны нового правительства, провести все подготовительные мероприятия для того, чтобы уничтожить Югославию как в военном отношении, так и как национальное единство. Не будет сделано никаких дипломатических запросов и не будет представлено никаких ультиматумов. Будут приняты к сведению заверения, которым нельзя доверять. Нападение начнется, как только будут готовы все необходимые для этого средства и войска. Важно приступить к действию возможно быстрее… В политическом отношении особенно важно, чтобы новый удар против Югославии был нанесен с безжалостной жестокостью и чтобы военные разрушения проводились с быстротой молнии». Аналогичными принципами руководствовались и при разработке планов нападения на Грецию.

В военных действиях против Югославии и Греции, начавшихся 6 апреля 1941 г., были использованы методы блицкрига. Югославская армия совсем не имела танков. Из 1000 самолетов пригодными были лишь 300. Противотанкового и зенитного оружия было мало. К тому же вражда между сербами и хорватами привела к тому, что во время мобилизации лишь 30–40 % призывников явились на призывные пункты. После сокрушительных авиаударов на территорию Югославии устремились танковые и моторизованные дивизии вермахта. 11 апреля Хорватия провозгласила независимость и потребовала отзыва хорватов из югославской армии. 17 апреля Югославия подписала капитуляцию.

Несколько дольше времени занял захват немцами Греции. Полковник Зельмар писал: «Более решительным в бою оказался греческий противник. Первая атака, предпринятая 125-м немецким пехотным полком на Рупельском перевале против линии Метаксаса, захлебнулась под сосредоточенным огнем оборудованных на скалах огневых точек греков. Только после того, как 2-я танковая дивизия немцев, обойдя противника с фланга, прорвала греческую оборону на реке Струме и, обойдя Дойранское озеро, вышла 9 апреля к Салоникам… наступая двумя группами, танки фельдмаршала Листа начали бороздить греческий полуостров». 21 апреля в городе Лариса греческая армия капитулировала.

Правда, еще некоторое время немецкие войска выбивали из материковой части Греции и с греческих островов войска английского экспедиционного корпуса.

Таким образом, чуть более чем за три года после аншлюса Австрии Гитлер сумел не только выполнить свою программу завоеваний, изложенную 5 ноября 1937 г. и так напугавшую ведущих военачальников Германии своим авантюризмом, но многократно перевыполнил ее. Гитлер доказал сомневавшимся генералам огромные возможности молниеносных ударов танковых клиньев, о которых писали Шарль де Голль и Гейнц Гудериан.

Легкие победы и захваты целых стран в 1939–1941 гг. превратили даже бывших фрондеров в сторонников Гитлера. Говоря о позиции многих генералов в это время, участник заговора Ульрих фон Хассель писал в дневнике: «Для большинства из них карьера, в самом пошлом смысле слова, денежные подарки и жезл фельдмаршала были важнее, чем исторические цели и нравственные ценности, поставленные на карту». В отличие от подготовки к нападению на Чехословакию в 1938 г. и развертыванию кампании на Западном фронте в 1940 г., по мере завершения подготовки к нападению на СССР активность заговорщиков становилась минимальной. Один из заговорщиков Гизевиус писал: «С генералами о выступлении против Гитлера говорить невозможно… Нельзя найти такого генерала, который бы считал, что немецкий народ поддержит восстание в обстановке триумфальных побед Гитлера».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.