Допрос свидетеля Рудольфа Гесса [Стенограмма заседания Международного Военного Трибунала от 15 апреля 1946 г.]

Допрос свидетеля Рудольфа Гесса

^{[Стенограмма заседания Международного Военного Трибунала от 15 апреля 1946 г.]}

Кауфман[11]: С разрешения Трибунала я вызываю свидетеля Рудольфа Гесса.

(Свидетель занимает свое место.)

Председатель: Встаньте. Назовите свое имя.

Свидетель: Рудольф Франц Фердинанд Гесс…

Кауфман: Вы с 1940 г. по 1943 г. были начальником лагеря Освенцим?

Гесс: Так точно.

Кауфман: За этот период времени сотни тысяч людей были там уничтожены? Это правда?

Гесс: Так точно.

Кауфман: Правда ли, что вы сами не имеете точных записей о количестве этих жертв, так как вам запрещали делать подобные записи?

Гесс: Да, это правда.

Кауфман: Верно ли, что только один человек, фамилия которого Эйхман, вел такие записи, человек, которому была поручена организация этого дела и сбор людей?

Гесс: Так точно.

Кауфман: Правильно ли, что Эйхман заявил вам, что в общем в Освенциме уничтожено более двух миллионов евреев?

Гесс: Так точно.

Кауфман: Мужчин, женщин и детей?

Гесс: Да…

Кауфман: Когда вы были начальником лагеря в Освенциме?

Гесс: Я был начальником лагеря в Освенциме с мая 1940 г. по 1 декабря 1943 г.

Кауфман: Сколько заключенных было в Освенциме при предельной наполненности лагеря?

Гесс: Максимально в Освенциме было приблизительно 140 тысяч заключенных мужчин и женщин.

Кауфман: Правильно ли, что в 1941 г. вы были приглашены в Берлин к Гиммлеру? Расскажите краткое содержание вашей беседы.

Гесс: Хорошо. Летом 1941 г. я был приглашен лично рейхсфюрером СС Гиммлером в Берлин. Я не могу дословно повторить, что он мне говорил, но смысл его слов был таков: фюрер приказал окончательно разрешить еврейский вопрос. Мы, то есть СС, должны провести этот приказ в жизнь. Если теперь, в данное время, мы не сделаем этого, то позднее еврейский народ уничтожит немецкий народ. Он сказал, что он выбрал Освенцим потому, что он расположен наиболее удобно в смысле подвоза людей по железной дороге, и потому, что на этой местности легко установить заграждения.

Кауфман: На этом совещании Гиммлер сказал вам, что вся кампания является «тайным государственным делом»?

Гесс: Да, на это он обратил мое внимание особо. Он сказал, что даже своему непосредственному начальнику Глюксу я не должен ничего говорить об этом. Настоящее совещание касается лишь нас обоих, и я должен хранить полное молчание по отношению ко всем остальным людям.

Кауфман: Какую должность занимал Глюкс, которого вы только что назвали?

Гесс: Группенфюрер Глюкс был инспектором концентрационных лагерей и подчинялся непосредственно рейхсфюреру.

Кауфман: Название «тайное государственное дело» означает, что знающий что-либо о нем ни одним намеком не может о нем рассказывать, не подвергая свою жизнь опасности?

Гесс: Да. Это означает, что человек, знающий что-либо о нем, не должен говорить об этом ни с кем другим и что он отвечает своей головой за то, чтобы никто не знал о нем…

Кауфман: Когда вы познакомились с Эйхманом?

Гесс: С Эйхманом я познакомился примерно через четыре недели после того, как я получил приказ рейхсфюрера. Эйхман приехал в Освенцим, чтобы обсудить со мной порядок выполнения этого приказа. Как рейхсфюрер сказал мне во время нашей беседы, он поручил Эйхману обсудить его со мной. Все остальные указания я получал от него, от Эйхмана.

Кауфман: Опишите кратко, правильно ли, что лагеря в Освенциме были совершенно изолированы? Какие меры были приняты для того, чтобы держать в строжайшем секрете проведение возложенной на вас задачи?

Гесс: Лагерь Освенцим как таковой находился в трех километрах от города. В округе на 20 тысяч моргенов все население должно было покинуть свое местожительство. На всю эту территорию разрешалось вступать лишь эсэсовцам, гражданские служащие имели специальные пропуска. Лагерь Биркенау, превращенный после в лагерь уничтожения, находился от Освенцима на расстоянии двух километров. Сами сооружения лагеря, использовавшиеся вначале, находились в лесу, были хорошо замаскированы и издали совершенно незаметны. Кроме того, зона была объявлена запретной, и даже члены СС, которые не имели специальных пропусков, не могли проходить на нее. Таким образом, никто, кроме уже указанных лиц, не имел возможности вступать на эту территорию.

Кауфман: Иногда прибывали железнодорожные эшелоны. Через какие промежутки времени они прибывали и сколько примерно людей находилось каждый раз в таком эшелоне?

Гесс: До 1944 г. соответствующие кампании проводились в разных странах в разное время, так что нельзя говорить о систематическом поступлении людей в лагерь. В течение примерно 4–6 недель ежедневно прибывало 2–3 эшелона с примерно двумя тысячами человек каждый. Сперва эшелоны переводились на запасный путь у Биркенау. Паровоз, доставлявший эти эшелоны, отправлялся обратно. Охрана, сопровождавшая эшелоны, должна была сейчас же покинуть эту область, а заключенные, приехавшие с эшелоном, принимались охраной лагеря. Затем два эсэсовских врача определяли их трудоспособность. Трудоспособные заключенные шли в Освенцим или в Биркенау; нетрудоспособные доставлялись сначала во временные помещения, о которых выше шла речь, а затем – в новоотстроенный крематорий.

Кауфман: На недавно проведенном мной допросе вы заявили, что приблизительно 60 человек были назначены для приемки этих эшелонов и что эти 60 человек были обязаны соблюдать тайну так, как это было описано ранее. Вы подтверждаете это?

Гесс: Так точно. Эти 60 человек должны были быть всегда готовыми направлять нетрудоспособных заключенных в построенные сооружения. Они, а также и еще около десяти младших командиров и командиров, врачей и санитаров несколько раз письменно и устно подтверждали свое обязательство держать в строжайшем секрете все, что происходило в лагере.

Кауфман: Мог посторонний человек, наблюдавший прибывавшие эшелоны, подумать, что люди, находящиеся в них, предназначены для уничтожения, или такая возможность была невелика уже потому, что в Освенциме было очень большое движение эшелонов, подвозились материалы и т. д.?

Гесс: Так точно. Наблюдатель, который не ставил себе специальной цели наблюдения за эшелонами, не мог составить себе общей картины, так как прибывали не только эшелоны с новыми заключенными, которые использовались в лагере. Довольно большое количество эшелонов уезжало из лагеря с трудоспособными или предназначенными для обмена заключенными. Двери товарных вагонов были плотно закрыты, так что наблюдатель не мог видеть находившихся там людей. Кроме того, каждый день в лагерь прибывало до 100 вагонов с материалами, продуктами питания и пр., и, с другой стороны, они увозили военную продукцию, изготовленную в мастерских лагеря.

Кауфман: Правильно ли то, что по прибытии в лагерь жертвы должны были снимать с себя всю одежду и сдавать ценные вещи?

Гесс: Да.

Кауфман: И затем их сразу отправляли туда, где их ждала смерть?

Гесс: Да.

Кауфман: Скажите мне, руководствуясь вашим опытом, знали эти люди о том, что их ожидало?

Гесс: В большинстве случаев они ничего не знали, то есть принимались меры в том направлении, чтобы не посеять в них сомнения и не вызвать подозрения, что им предстоит смерть. Например, на дверях и стенах были развешены объявления, которые указывали на то, что заключенным предстоит пройти процедуру дезинсекции или санитарной обработки в бане. Это объявляли заключенным на нескольких языках через других заключенных, которые прибыли с прежними эшелонами и при выполнении всей акции работали в качестве подручных.

Кауфман: Смерть наступала через 3–15 минут, как вы мне об этом уже говорили. Не так ли?

Гесс: Да, так точно.

Кауфман: Затем вы мне говорили, что до наступления смерти жертвы теряли сознание?

Гесс: Да. Как мне удалось установить благодаря своим собственным наблюдениям или через врачей, в зависимости от температуры и количества людей, находящихся в камерах, срок наступления потери сознания или смерти был очень различен. Люди теряли сознание через несколько секунд или минут.

Кауфман: Вы сами имеете семью и детей, у вас когда-нибудь была жалость к этим жертвам?

Гесс: Да.

Кауфман: Но почему вы все-таки проводили это?

Гесс: При всех тех сомнениях, которые у меня возникали, единственным руководящим началом оставался обязательный приказ рейхсфюрера Гиммлера и данное им обоснование этого приказа.

Кауфман: Я спрашиваю вас: осматривал Гиммлер лагерь и убеждался ли он сам в том, как происходил процесс уничтожения?

Гесс: Да, конечно. В 1942 г. Гиммлер посетил лагерь и проследил за одним процессом целиком, с начала до конца.

Кауфман: То же самое можно сказать и об Эйхмане?

Гесс: Эйхман несколько раз был в Освенциме и знал все хорошо…

Кауфман: Что вам известно о так называемых медицинских опытах с живыми заключенными?

Гесс: Медицинские опыты проводились в различных лагерях. В Освенциме производились опыты по стерилизации профессором Клаубертом и доктором Шуманом и опыты над близнецами эсэсовским врачом доктором Менгеле.

Кауфман: Знаете вы доктора Рашера?

Гесс: В Дахау был врач военно-воздушных сил Рашер, который делал опыты над заключенными, приговоренными к смерти, с целью определить сопротивление человеческого организма в камерах со сжатым воздухом и при низкой температуре.

Кауфман: Вы сами знаете, насколько подобного рода опыты были известны другим людям, находящимся в лагере?

Гесс: Конечно, эти опыты, как и все остальное, проводились как «тайное государственное дело». Но нельзя было избежать того, чтобы эти опыты, которые проводились в таком большом лагере и которые заключенные сами должны были как-то наблюдать, стали известны.

Насколько эти опыты стали известны вне пределов лагеря, я не знаю…

(Допрос продолжает представитель обвинения от США полковник Эймен.)

Эймен: Я прошу, чтобы свидетелю показали документ ПС-3868, который я представляю Трибуналу в качестве доказательства за номером США-819.

(Свидетелю передается документ.)

Вы подписали это письменное показание добровольно, свидетель? Гесс: Да.

Эймен: И это письменное показание, данное под присягой, верно во всех отношениях?

Гесс: Да…

Эймен: Я опускаю первый абзац и начинаю со второго:

«Я постоянно имел дело с администрацией концентрационных лагерей, начиная с 1934 г., и служил в Дахау до 1938 г. Затем я был адъютантом начальника лагеря в Саксенхаузене с 1938 г. до 1 мая 1940 г., когда меня назначили начальником лагеря в Освенциме. Я был начальником этого лагеря до 1 декабря 1943 г. Я думаю, что по крайней мере 2 миллиона 500 тысяч жертв было там истреблено путем отравления в газовых камерах и сожжения и по крайней мере еще 500 тысяч человек погибли от голода и болезней. Таким образом, общая цифра погибших достигает приблизительно трех миллионов, то есть 70 или 80 процентов всех лиц, посланных в Освенцим в качестве заключенных. Остальные заключенные попали в число отобранных для использования на принудительных работах в промышленных предприятиях, которые имелись при концентрационных лагерях. Среди казненных и сожженных лиц имелись русские военнопленные, которые были изъяты гестапо из лагерей для военнопленных. Эти военнопленные были доставлены в Освенцим в армейских эшелонах офицерами и солдатами регулярной германской армии. Среди остальных погибших было примерно 100 тысяч немецких евреев и множество лиц, принадлежавших в большинстве случаев к еврейской национальности, из Голландии, Франции, Бельгии, Польши, Венгрии, Чехословакии, Греции и других стран. В течение лета 1944 г. только в Освенциме мы казнили примерно 400 тысяч венгерских евреев».

Это все правильно, свидетель?

Гесс: Да.

Эймен: Теперь я опущу несколько первых строк третьего абзаца и начну с середины его…

Скажите, свидетель, правильна ли дата в конце третьего абзаца, в том месте, где говорится о том, что только в Освенциме в течение лета 1944 г. было казнено 400 тысяч венгерских евреев. Это было в 1944 или в 1943 г.?

Гесс: 1944 г. Частично число это относится и к 1943 г., но только частично. Я не могу сейчас точно указать количество, во всяком случае конец относится к осени 1944 г.

Эймен: Хорошо.

«4. Массовое истребление путем отравления газом началось летом 1941 г. и продолжалось до осени 1944 г. Я лично осуществлял наблюдение за казнями в Освенциме до 1 декабря 1943 г. Благодаря своей инспекторской должности, занимаемой мною в лагерях в течение долгого времени, мне известно, что эти массовые казни продолжались так же, как и раньше. Все массовые казни путем удушения в газовых камерах проводились по непосредственному распоряжению, под наблюдением и под ответственностью главного имперского управления безопасности. Все распоряжения о выполнении этих массовых казней я получал непосредственно от него».

Свидетель, эти показания верны и соответствуют действительности?

Гесс: Да.

Эймен: «5. 1 декабря 1943 г. я был назначен начальником 1-го отдела группы „Д“ главного административно-хозяйственного управления. На этом посту я занимался координированием всех вопросов, возникавших между РСХА и концентрационными лагерями, находившимися в ведении главного административнохозяйственного управления. Я оставался на этом посту до самого конца войны. Поль, бывший начальником главного административно-хозяйственного управления, часто вел письменные и устные переговоры по вопросам, касавшимся лагерей».

Вы уже сообщили нам об объемистом отчете, который вы привезли Кальтенбруннеру в Берлин. Поэтому я опускаю остальную часть 5-го абзаца.

«6. Окончательное разрешение еврейского вопроса означало полное уничтожение всех евреев в Европе. В июне 1941 г. мне было приказано позаботиться об оборудовании для истребления их в Освенциме. В то время в генерал-губернаторстве существовали три лагеря уничтожения: Бельзен, Треблинка и Вольцек. Эти лагеря подчинялись эйнзатцкомандам полиции безопасности и СД. Я поехал в лагерь Треблинка, чтобы ознакомиться с тем, как там проводилось истребление. Начальник лагеря в Треблинке сказал мне, что он ликвидировал 80 тысяч человек в течение полугода. Он занимался главным образом истреблением евреев из Варшавского гетто. Он применял газ „монооксид“, но считал, что этот метод не очень эффективен. Поэтому, когда я устроил в Освенциме помещение для уничтожения, я применял „циклон Б“ – кристаллизованную синильную кислоту, которую мы бросали в камеру смерти через небольшое отверстие. В зависимости от климатических условий в этой камере люди умирали в течение 3–15 минут. О наступившей смерти мы узнавали по тому, что находившиеся в камере люди переставали кричать. Перед тем как открывать двери, чтобы убрать трупы, мы выжидали обычно с полчаса. После того как трупы были вынесены, наши особые команды занимались тем, что снимали с жертв кольца и извлекали золотые зубы».

Все это правда и соответствует действительности, свидетель? Гесс: Да.

Эймен: Кстати, что делали с золотом, которое вынимали изо рта трупов, вы знаете?

Гесс: Да.

Эймен: Скажите же это Трибуналу.

Гесс: Золото расплавлялось и передавалось главному санитарному управлению СС в Берлине.

Эймен: «7. Другое усовершенствование, которое мы провели по сравнению с лагерем Треблинка, было то, что мы построили нашу газовую камеру так, что она могла вместить 2 тысячи человек одновременно, а в Треблинке десять газовых камер вмещали по 200 человек каждая. Жертвы мы выбирали таким образом: в Освенциме два дежурных врача осматривали заключенных, прибывавших эшелонами. Заключенных направляли к одному из врачей, который тут же на месте принимал решение. Пригодных к работе направляли в лагерь, остальных же немедленно посылали на фабрики истребления. Маленьких детей истребляли всех, так как они не могли работать.

Еще одно усовершенствование, которое мы ввели по сравнению с Треблинкой. В Треблинке жертвы всегда знали, что они умрут; у нас жертвы думали, что их подвергнут санитарной обработке. Конечно, часто они догадывались о наших действительных намерениях, и иногда начинались бунты и возникали затруднения. Очень часто женщины пытались спрятать своих детей под одеждой, но, конечно, когда мы обнаруживали их, мы отправляли их в камеры уничтожения. Нам было приказано проводить все это истребление тайно, но ужасающий тошнотворный смрад от постоянного сжигания трупов заполнял всю территорию, и все население, проживающее в окрестностях, знало, что в Освенциме проводилось истребление людей».

Скажите, свидетель, все это правильно и соответствует действительности? Гесс: Да.