Выдержки из переписки Александра II и княжны Екатерины Михайловны Долгоруковой

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Выдержки из переписки Александра II и княжны Екатерины Михайловны Долгоруковой

Переписка между Александром II и княжной Долгоруковой насчитывает около шести тысяч писем, на французском языке, которыми они обменивались на протяжении всего своего знакомства. Их роман начался, когда Долгоруковой было 18 лет, а Александру II уже 47. Екатерина Долгорукова стала последней и самой сильной любовью императора. Связь продолжалась 14 лет; за эти годы княжна родила Александру четырех детей, из которых выжили трое – сын Георгий и дочери Ольга и Екатерина.

Всего лишь через месяц после смерти жены, в 1880 г., император наконец сочетался законным, хотя и тайным морганатическим, браком с Екатериной Михайловной. В этот же день Александр II подписал тайный указ о присвоении новоявленной супруге имени «княгиня Юрьевская» с титулом «светлейшая».

Ту же фамилию получали и их дети, а также те, которые могли бы родиться впоследствии. Все они наделялись правами законных детей в соответствии с положением об императорской фамилии, но не могли наследовать престол. Государь обеспечил свою жену и детей, у которых не было никакого личного состояния, и материально, положив в банк на их счет изрядную сумму от своего имени, назначив им пенсион и отписав солидную недвижимость.

В 1997 г. переписка знаменитых влюбленных была продана на аукционе «Кристи», ее владельцем стала лондонская ветвь династии Ротшильдов, а в 2001 г., после четырех лет переговоров, Россия заключила с семьей Ротшильдов соглашение, согласно которому обе стороны обменялись ценнейшими для каждой из них историческими документами[349].

№ 1. Александр II – княжне Екатерине Долгоруковой

Петербург, понедельник 6 марта 1867, 11? ч.

Весь день был настолько занят, что только сейчас смог, наконец, приступить к любимому делу. В мыслях ни на мгновение я не покидал мою обожаемую шалунью, и первым делом, встав, поспешил со страстью к любезной карточке, полученной [от тебя] вчера вечером. Не могу наглядеться на нее и мне бы хотелось кинуться на моего Ангела, прижать его изо всех сил к сердцу и расцеловать всего и везде. Видишь, как я люблю тебя, моя дорогая, страстно и упоенно, и мне кажется, что после нашего печального расставания чувство мое день ото дня только растет.

Воистину только тобою я и дышу и все мысли мои, где бы я ни был и что бы я ни делал, постоянно с тобою и не покидают тебя ни на минуту. Все утро прошло за работой и приемами. Только к 3 часам смог я выйти, чтобы прогуляться, скучая; впрочем, погода, солнце и до 7 градусов тепла несколько скрашивали ее. Но ты не можешь себе представить, насколько мне прискучили все эти лица, которых я вынужден видеть ежедневно. Страх, как надоели!

Затем отправился я навестить старшего сына [350] […] От него мы с его женой [351] пошли в Екатерининский инст[итут][352], что я им давно обещал…. Я нахожу их [институток] еще более манерными, чем тех, что в Смольном,?– но ты знаешь, душа моя, почему сердце мое принадлежит Смольному. Во-первых, бывало, я там видел тебя, а во-вторых, нынче там твоя милая сестра, которая так любит нас обоих. Ты ведь понимаешь, дорогая, как мне не терпится туда заглянуть, особенно сейчас, когда знаю, что сестра твоя должна передать мне твое письмо.

Для меня настоящая пытка откладывать этот счастливый момент исключительно из осторожности, чтобы не возбудить внимания слишком частыми визитами. Так все и происходит на этом свете: большую часть времени приходится делать противоположное тому, что на самом деле хочется. А в особенности, к несчастию, это относится к нам. Надеюсь, когда-нибудь Бог нам воздаст за все те жертвы, которые одну за другой мы вынуждены приносить сейчас.

Девицы в Екат [ерининском] инст [итуте] очень мило пропели несколько вещей, затем мы присутствовали при их обеде, а при отъезде они сбежались к моей невестке и ко мне, и каждая хотела поцеловать наши руки, так что просто пришлось бороться. В Смольном, слава Богу, до этого еще никогда не доходило.

К обеду было несколько человек, остаток дня я провел за работой, прервавшись на полчаса, чтобы попить чаю и совершить небольшую прогулку в санях при чудном лунном свете, с которой я только что вернулся. Буду теперь читать Еванг[елие] 21 Гл[аву] Деян[ий] Апост[олов], помолюсь за тебя и лягу спать, мысленно прижимая тебя, мое все, к сердцу.

Люблю тебя, душа моя, и счастлив без памяти, что принадлежу тебе навсегда.

№ 2. Александр II – княжне Екатерине Долгоруковой

С-П, суббота, 6/18 января 1868, в 10 ч утра.

Здравствуй, ангел мой, люблю тебя больше жизни и счастлив любить тебя! Вот он, крик сердца, навсегда тебе принадлежащего, думаещего лишь о тебе и дышего тобой одной. С лихорадочным нетерпением жду твоего письма и понять не могу, что означает эта задержка. При этом сознаюсь, что поражен внезапной смертью князя Василия Долгорукого [353]. Мысль о подобной смерти, без возможности даже попрощаться с теми, кто дорог твоему сердцу, ужасно удручает.

К тому же для меня это конец 30 летней дружбы, и, невзирая на твое мнение о нем, я уверен, что он был мне предан, и он мне это доказал, в первую очередь отношением к тебе, так что я искренне о нем печалюсь.

В 4 часа пополудни.

Домой я возвратился совершенно без ума от тебя, мой обожаемый ангел. Ты должна была видеть это в моих глазах, как я увидел то же в твоих. Мы вновь едва сдержались, чтобы не броситься друг другу в объятия. Скажи, что ты сделала со мной? Меня опять тянет к тебе с такой силой, что я не знаю, что делать. Мне доставили твое милое вчерашнее письмо в тот момент, когда я должен был одеваться для церемонии, и я даже опоздал из-за этого к обедне.

Все прошло хорошо, парад прекрасно удался, но меня все время разбирало нетерпение, и я только и думал, как бы не опоздать на Фонтанку, что, в конечном итоге, нам удалось. Но чтобы поспеть вовремя, мне даже пришлось оставить всех, кто у меня обедал, как я уже говорил тебе, и теперь я счастлив, что увидел тебя и даже успел на мгновение пожать твою руку. […]

В 11? вечера.

После ужина с детьми мы отправились в 8 часов на панихиду к Василию Долгорукому, в тот же салон, где танцевали всего 6 дней назад. Я видел там милое лицо твоего брата Михаила [354], как и сегодня утром во дворце, также приятна была мне моя недавняя встреча с Луизой [355]. Значит, именно завтра ты ей передашь мое письмо. Мне кажется, что она должна ощущать симпатию, которую я к ней испытываю, и понимать, что именно Радость дома тому причиной.

Наконец-то, после ужина я завершил эту сокровенную драму [356] и признаюсь, что она произвела на меня весьма грустное впечатление. Любовь Лены описана очень красиво, но ее все же невозможно сравнить с нашей. Никто еще не любил на целом свете, как мы любим друг друга. Остаток вечера я провел в одиночестве за работой, сделав небольшой перерыв, чтобы попить с детьми чаю.

Только что я проехался в санях и вот уже счастлив, что вновь могу приступить к своему излюбленному занятию, еще раз с подлинным наслаждением перечтя твое милое вчерашнее письмо. Я хочу, чтобы ты прежде всего знала, что я рад, что заставил тебя вчера разделить со мной под конец то подлинное наслаждение счастьем, которое ты всегда умеешь давать мне.

Мое письмо должно вновь напомнить тебе, что все наши ощущения совпадают и что вчера нам еще труднее было расстаться и прерывать наше bingerle [357]. Да, конечно, я чувствую, что стал твоей жизнью, я хотел бы только, чтобы ты не забывала, что ты моя, и что у меня везде и всюду лишь одна мысль в голове – ты, мой ангел, моя радость, мое счастье, мое утешение, моя отвага, мое все. Всего остального для меня более не существует.

О! Спасибо тебе за то, что сказала, что жизнь твоя стала дорога тебе лишь из-за меня – ты не могла бы доставить мне большее удовольствие, ибо это доказало мне, что ты чувствуешь, что любима, и что ты стала частью меня. Жизнь без тебя стала бы для меня мучением, и я бы очень скоро последовал за тобой в могилу. Да смилуется над нами Бог и даст однажды нам возможность жить лишь для себя. […]

Завтра нам представится возможность увидеться утром на прогулке и вечером на свадьбе, где наши взгляды выразят все сокровенные чувства. Ведь именно мы бы хотели быть на месте новобрачных. Скажешь ли мне, что собираешься делать в понедельник утром, а вечером? Я надеюсь, мы встретимся в 8 часов в нашем гнездышке. […] Надеясь вдохнуть в тебя немного радости, отправлю это письмо тебе завтра. Не сердись.

Обнимаю тебя, ангел.

Твой навсегда.

№ 3. Александр II – княжне Екатерине Долгоруковой

С. П. Воскресенье, 28 января/9 февраля 1868, в 10? часов утра.

Здравствуй, мой Ангел, я люблю тебя больше жизни, и все мое существо, принадлежащее тебе, более чем когда-либо переполнено любовью и нежностью к тебе, моя обожаемая шалунья. Вот результат вчерашнего восхитительного вечера, а ночью мне снилось, что наша мечта осуществилась и что мы на верху блаженства. Воплотиться ли действительно она однажды в реальность?

Я начал свой день, отправившись к 9 часам на панихиду на могиле великого князя Михаила [358], это был день его рождения, а я всегда испытывал к нему признательность, ибо он всегда был очень добр ко мне, и обращался со мной, как истинный друг, хотя я был моложе него почти на 20 лет. Вернувшись оттуда, я получил твое вчерашнее восхитительное письмо, и добрые слова его наполнили меня радостью.

Я счастлив, что ты также оценила наше вчерашнее вечернее bingerle, которое доставило нам лихорадочное наслаждение и заставило еще больше влюбиться друг в друга. Ты поймешь, милая подруга души моей, по всему, что я написал тебе вчера, насколько наши мысли вновь во всем совпали.

Воистину мы ежедневно доказываем друг другу, что вся наша жизнь состоит в нашем обоюдном обожании, и что мы совершенно обратились в одно существо и морально и физически, и потому все наши помыслы и желания одинаковы. Теперь я должен тебя оставить, чтобы пойти к обедне, и там наши мысли и наши молитвы тоже будут одинаковы. До свиданья, надеюсь, в 2? часа.

В 3? пополудни.

Я вернулся с прогулки с дочерью, и меня клонит в сон, но перед тем, как лечь, хочу сказать тебе, как я счастлив нашей недавней встречей. Мы оба ощущали, что совершенно обезумели, и я чувствовал, что нам донельзя хотелось опять bingerle. Вот уж точно влюбились, как кошки, и только и думаем, как бы наслаждаться нашей любовью, которая составляет нашу жизнь и наше счастье. Все остальное не существует. […]

В 8? часов вечера.

Я очень хорошо поспал как до, так и после ужина, и сходил посмотреть, как танцуют дети со своими товарищами, у которых был очень оживленный вид. Что касается меня, я радуюсь, как ребенок, что увижу тебя вечером на балу и вновь смогу гордиться […] своим сокровищем.

Я невольно вспомнил о нашей бедной сестре [359], которая была в это вовлечена. Безусловно, ты права, когда сказала мне, что мы гадко поступили с ней, но должна была прочесть в моем письме, что я прошу у нее прощения за то, что усомнился в ней.

Конечно, мне будет приятно, если она нам пришлет конфет из Киева, ибо мы всегда ценили каждый знак внимания с ее стороны к каждому из нас, ибо я, как и ты, и более чем когда-либо, чувствую, что составляю единое существо с тобой, мой ангел, мое все, и это ощущение делает нас счастливыми, но его можно понять только, если любить друг друга, как мы.

Жизнь, о которой ты мечтаешь для нас, – это именно то, что мне подходит. Да, конечно, мы стремились бы к покою и к уединению, но нисколько не к общению со всеми его удовольствиями. […]

В 2 часа ночи.

Вернувшись с бала, я опять сразу же берусь за перо, чтобы сказать тебе, обожаемый любимый ангел, что я счастлив, что наконец смог вальсировать с тобой, и что я чувствую себя еще более влюбленным, чем когда-либо и гордым, что принадлежу душой и телом моей обожаемой шалунье. Я чувствовал, что нам обоим страсть как хотелось bingerle, и если бы мы могли оказаться тотчас наедине, без него бы не обошлось.

Надеюсь, ты поняла, что я решил танцевать с другими, только чтобы иметь счастье возможность вальсировать с тобой, моим счастьем, всем для меня. Я ощутил, что для нас с тобой людей, нас окружавших, не существует. Мы видели лишь друг друга. Глаза наши невольно друг друга искали и тогда только успокаивались, когда мы могли друг друга видеть. Я нашел твой наряд восхитительным, и в моих глазах ты, конечно же, была самой красивой изо всех «прелестниц».

Мне показалось сначала, что ты была немного бледна, но позже твое милое лицо оживилось, и я без устали восхищался тобой как издали, так и вблизи. Я сразу заметил, что ты надела мои серьги и мои браслеты, а я специально надел твои очаровательные запонки с фиалками, но, к несчастью, мне так и не подвернулся случай тебе их показать, а они безупречно подходили к моему мундиру.

Ах, как меня тянуло к тебе за ужином, но я не смог сесть рядом с тобой, как нам обоим хотелось. О, какое мучение, всегда делать противоположное тому, что хочется. […]

Не забывай, я твой навсегда.

Понедельник 29 января/10 февраля, в 10? часов утра.

Здравствуй, мой ангел, я прекрасно спал с ощущением счастья, оттого, что мне удалось вальсировать с тобой, и проснулся в 8? утра еще более влюбленный, чем раньше, во все твое существо, которое составляет мое достояние, как и мое существо является достоянием твоим. О! Благодарю, благодарю за твое очаровательное вчерашнее письмо, которое мне так приятно читать и которое озарило меня еще большей радостью.

Все, что ты говоришь мне, – это именно то, что я сам испытываю, ибо мы любим друг друга одинаково, страстно и яростно, и в голове у нас лишь одна мысль – это наша любовь, составляющая нашу жизнь. Все остальное не существует для нас, и мы одинаково счастливы тем, что чувствуем себя полностью поглощенными друг другом.

Я не удивляюсь более, что у нас был одновременно один и тот же сон. Да сжалится над нами Бог и да позволит однажды сбыться нашей идее фикс! Ах, Ангел мой, меня тянет домой донельзя, и я теперь уже весь дрожу от нетерпения в ожидании сегодняшнего вечера и нашего bingerle. В 6 часов я надеюсь присоединиться к тебе, а потом снова в 8 часов, что касается утра, я последую твоему совету. Вместо сего письма я сам хотел бы полететь к тебе и очутиться в твоих объятиях. Люблю тебя больше жизни. До свидания.

Твой навсегда.

№ 4. Александр II – княжне Екатерине Долгоруковой

С. П. Понедельник 29 января/10 февраля 1868 года, в 3? часа пополудни.

После того как я отправил тебе письмо, мне пришлось вернуться к работе, а после обеда дантист Ивенс мучил меня до 2 часов. Я только что завершил свою скучную прогулку по саду, к тому же и погода весьма неприятна, и я не удержался и прошелся туда и обратно мимо вашего дома, надеясь увидеть тебя в окне, но – увы! Ничего. Я увидел лишь Сергея [360], когда он выходил от вас. Теперь я возвращаюсь от своей невестки [361], с которой я хотел встретиться с той поры, как она вновь впервые появилась на балу.

Она сказала, что прекрасно развлеклась, несмотря на разговоры о том, что она не может вальсировать. Она вчера хотела тебя увидеть, и поэтому я, выбрав тебя, нарочно прошел перед ней, после она сказала, что находит тебя очень милой, и я был доволен этим и горд. Она осведомилась также о твоей сестре и сожалеет, что та уже уехала.

Также она вспомнила, что они вместе танцевали в институте. Бедная Маша, как мне жалко ее, и как бы она была рада видеть нас на балу. Мне приятно, что ты одобряешь мое письмо, ибо чувствовал я себя виноватым перед ней, из-за тебя, моя гадкая, злая, и все же очаровательная шалунья.

Однако, как ты поняла, я на тебя не сержусь, ибо это касается лишь нас двоих, и я вижу, что ты сама нынче чувствуешь, что я бы прав, когда упрекал тебя за комедию, которую ты играла перед ней и которая так ее огорчила во всех отношениях. Но меня утешает, что она уехала, успокоившись и удостоверившись, что мы не изменили своего к ней отношения, и что именно наш долг попытаться исправить зло, причиненное ей, доказав нашу истинную и неизменную привязанность.

Мое незапечатанное письмо докажет ей также и то, что я никогда не прекращал ей повторять: «Мне нечего от тебя скрывать». И если она на миг поддалась каким-то другим мыслям, то это лишь благодаря всему тому, во что ты пыталась заставить ее поверить, Бог знает почему. Одна она нас издавна понимала и [все про нас] знала, и теперь точнее, чем раньше, знает, чем мы друг для друга стали.

Ты помнишь, я тебе об этом говорил не раз, но убедилась ты в этом лишь после того, как она сама тебе об том сказала в последние дни перед отъездом. Она давно знала, что мы друг для друга сделались всем. Именно так и ничего более. Пойду теперь отдыхать в ожидании нашего свидания и bingerle, к которому я страстно стремлюсь более, чем когда-либо.

В 11? часа вечера.

[…] Я чувствую, что счастлив, счастлив, счастлив, как я повторял тебе это недавно, когда мы были одним, что люблю тебя и любим ангелом, которого Бог мне послал для счастья моей жизни. Я хотел бы только, чтобы он дал мне однажды возможность жить лишь для тебя и иметь возможность делать bingerle, без страха перед последствиями, но с надеждой иметь их, что также стало одной из моих идей фикс, и о чем ты говоришь мне в своем вчерашнем письме по поводу своего сна.

Но как ты можешь просить у меня за это прощения, когда ты знаешь, что я был бы на вершине счастья, если бы смог дать его тебе. О, да, я почувствовал, что наши молитвы во время обедни были одинаковы, совершенно одинаковы, и что мы хотели бы иметь возможность молиться вместе, как в Париже [362].

Я, как и ты, никогда не забуду это блаженство и покой, которые давало мне твое присутствие, и в своем воображении я по-прежнему вижу перед собой твое лицо, как и тогда. Да, конечно, чувство взаимного обожания, которое составляет наше счастье, растворится с нами в могиле, но даже в загробном мире будем ощущать мы, что любим друг друга, как и здесь. А пока ты стала моей жизнью, а я – твоей. Именно так и ничего более.

О, мой ангел, как я расстроен неприятностями в связи с нашими встречами в санях, которые, по сути, безусловно, более невинны, чем те, когда мы останавливаемся для беседы во время пеших прогулок, и я признаюсь, что я всегда делаю это с опаской, в частности из-за сплетен, которые могут пойти по этой причине. В этой связи мне кажется, что Михаил [363] был несправедлив к нам, ибо как можно упрекать нас в том, что мы встретились на улице в санях, когда все встречаются гораздо чаще на самых оживленных улицах.

Замечания же, сделанные на твой счет княгиней Бенкендорф [364], напротив, доставили мне большое удовольствие, ибо ты знаешь, что я счастлив и горд, когда слышу, как отзываются хорошо о моей обожаемой шалунье, которую я люблю страстно, и принадлежать которой я счастлив и горд. […]

Завтра я надеюсь, что мы сможем увидеться в 2 часа, как обычно, а в четверг нам придется потерпеть до 8 часов вечера. Перед отъездом на охоту завтра вечером в 9 часов я еще рассчитываю сходить в русскую оперу [на] «Фенеллу» [365], куда они тоже собираются, а в среду, вернувшись около 9 часов вечера, я пообещал отправиться прямо в итальянскую оперу, на бенефис Марио.

Я молю тебя, милый друг, отправь мне свое письмо не завтра вечером, а в среду утром по почте, или же вечером с нарочным, чтобы я имел возможность утешиться и узнать твои последние новости. Теперь пора […]

Пойду Богу молиться за нас и лягу как всегда, мысленно прижимая тебя, ангел мой, к своему сердцу.

Твой навсегда.

№ 5. Александр II – княжне Екатерине Долгоруковой

СП. вторник 30 января/11 февраля 1868 года, в 10 ч. утра.

Не обвиняй меня в нежелании, просто у меня не было возможности отправить тебе это письмо сегодня утром. Я люблю тебя больше, чем когда-либо прежде. […]

В 4 часа пополудни.

Хотя я вернулся с прогулки еще в 3 часа, но лишь теперь я, наконец, могу приступить к своему любимому занятию с утра у меня было чрезвычайно много работы, а потом дантист терзал меня с 12? до 2 часов, и в результате только теперь мне удалось прочесть все, что было нужно.

Нет нужды говорить тебе, милый ангел души моей, ибо ты должна была это почувствовать и увидеть в моих глазах: все счастье, что я испытывал во время наших встреч и наших бесед, и я прекрасно видел в выражении твоих глаз, что ты разделяешь его с принадлежащим тебе существом, которое дышит исключительно тобой. Ах! Как же мне тяжело было от тебя оторваться и не сметь тебя встретить потом в сенях.

Я полагаю, что это все воистину слишком жестоко для нас! Я думаю, ты видела, как мы гуляем по саду, где я сделал круг в полном одиночестве, а затем вернулся домой. Надеюсь, волнение, о котором ты давеча мне говорила, не было серьезным, ибо все это чрезвычайно меня угнетает. Теперь позволь мне поблагодарить тебя за твое милое письмо, полученное этим утром, которое я только что перечитал, полный счастья. Судя по тому, что ты мне написала тем же вечером, вернувшись с бала, я вижу, что впечатления у нас были одинаковыми, и все наши мысли и желания во всем совпадают. […]

В 2? часа ночи, Малая Вышера.

Хотя уже очень поздно, я не мог лечь, не написав тебе несколько слов. Нас было несколько человек за ужином, затем в 8 часов я отправился в русскую оперу на «Фенеллу», музыка которой мне очень нравится в связи с воспоминаниями детства и молодости, а оттуда в 9 часов – на московскую железную дорогу.

Мы добрались сюда за 4 часа, я отдал дань [уважения] присутствующим в вагоне, а остальное время, поскольку не мог тебе писать, перечитывал твое вчерашнее письмо, где каждое слово дышит любовью, которую ты мне несешь и которую я полностью тебе возвращаю. Мое письмо ты должна была получить сегодня, из него ты должна была понять, насколько наши мысли были одинаковы после бала и после нашего вчерашнего восхитительного вечера. […]

Среда 31 января/12 февраля в 9? часа утра.

Пользуюсь свободной минуткой перед тем, как отправиться на охоту, чтобы поздороваться с мой обожаемой шалуньей. Все мои мысли, как всегда, о тебе. О! Как я сочувствую тебе, что пришлось вчера отправиться на бал [самой], и что тоскливый день предстоит нам сегодня, ибо мы лишены счастья увидеться и принуждены ждать завтрашнего вечера. Меня тянет к тебе, ангел мой, и хочется bingerle донельзя. Забыть не могу, как блаженствовали мы третьего дня. До свиданья.

В 1 час ночи, в городе

Охота наша была весьма удачной, и погода была подходящая, всего 9 градусов, солнце и безветрие. Нам с Реуссом [366] удалось убить двух медведей. В 3? часа мы уже возвратились в Малую Вышеру, и сразу же – на железную дорогу. Я отдыхал до 5 часов, а после мы, поужинав в вагоне, сыграли партию и прибыли в город в 8 часов. Я отправился прямо в оперу: там меня ждали Гугеноты [367], и признаюсь, что музыка эта, которую я так люблю, в связи с прежними воспоминаниями, доставила мне наслаждение, к тому же и исполнение было превосходным.

Однако вернулся я к себе, не дожидаясь последнего акта, ибо было уже 11 часов, а я уже знал, что увижу свой стол заваленным бумагами, и лишь в этот момент я начал их разбирать, отложив остальное на завтра. Нужно ли мне говорить тебе, дорогой ангел души моей, что мои мысли не оставляли тебя ни на минуту, ни утром, ни вечером, и что я чувствовал особую грусть оттого, что потерял день, не увидав тебя.

Только твое милое утреннее письмо, что я нашел по возвращении, немного озарило меня радостью, но я огорчен, что забыл предупредить тебя вчера на прогулке, что я не сумею отправить тебе свое письмо сегодня, чтобы ты его не ждала. Прости меня, ангел мой, мне больно за тебя, но, право, не было у меня никакой возможности. […]

Не знаю, как благодарить тебя, милый, милый ангел, за все, что ты мне писала, вернувшись с этого скучного бала и несмотря на твою усталость. Я понимаю прекрасно, о чем ты думала и где были твои мысли вчера, когда ты видела, как я гуляю по саду, в то время как я хотел бы остаться рядом с тобой.

Я счатлив, что письмо мое принесло тебе немного радости. О! Как же я огорчен, что ты переживаешь неприятности, и как досадно, что не могу я полететь к тебе, утешить тебя и заняться bingerle, чтобы забыть весь свет. О! Что бы я дал за возможность исчезнуть с тобой и жить лишь вдвоем. Скоро 2 часа, и я признаюсь, что чувствую сильную усталость, пора спать. Я собираюсь лечь, чтобы сохранить рассудительность, однако хотелось бы мне совершенно иного, если бы мы могли это сделать вместе. […]

Люблю тебя, ангел мой, без памяти и счастлив принадлежать тебе.

Твой навсегда.

№ 6. Александр II – княжне Екатерине Долгоруковой

С. П. Четверг, 1/13 февраля 1868 года, в 11 ч утра.

Я получил твое милое вчерашнее письмо, за которое благодарен тебе, милый ангел, до глубины души, уже после того, как отправил тебе свое, и пользуюсь первой свободной минутой, чтобы сказать тебе, что счастлив соединиться с тобой в 6, а потом и в 8 часов. Дверь будет открыта уже в 5? часа.

Люблю тебя без памяти, и мне безумно хочется bingerle. Я завален бумагами и потому не имею возможности поболтать с тобой, как мне того хотелось бы. Но ты знаешь, что милый твой всегда и везде будет принадлежать тебе. Ты моя радость, мое счастье, мое утешение и вся моя жизнь в тебе.

До свидания. Твой навсегда.

№ 7. Александр II – княжне Екатерине Долгоруковой

С. П. Четверг, 1/13 февраля 1868, в 4 часа пополудни.

С тех пор, как я написал и отправил тебе давеча свою записку, у меня минуты свободной не было, ибо, кроме обычных моих занятий, Совет продлился с 1 часу до 3? часа, и сейчас я вернулся с небольшой прогулки в санях и пешком, [которую совершил] только лишь для того, чтобы подышать воздухом и размять ноги, которые уже не работали от длительного сидения.

Однако я прошел перед вашим домом в надежде заметить тебя в окне, но увы! Напрасно. О! Как я вожделею увидеть тебя, милый любимый ангел, броситься в твои объятия и сделать bingerle. Теперь я пойду отдохнуть до ужина. Меня ужасно тянет домой!

В 2? часа ночи.

Люблю тебя, ангел мой, больше жизни и счастлив любить и принадлежать тебе душой и телом. О! Какое наслаждение доставляют мне наши bingerle, они бесконечно проникают во все мои фибры, и я чувствую себя счастливым, что заставил тебя разделить это буйство счастья, которое ты всегда умеешь мне дать.

Но при этом меня угнетает мысль, что ты можешь серьезно заболеть, после немыслимой неосторожности, которую ты совершила в те полчаса, когда я вынужден был оставить тебя. Ты вполне заслужила, моя гадкая и злая шалунья, чтобы я серьезно на тебя обиделся, но ты видела, что я на это неспособен, ибо мое обожание затмевает все прочие чувства.

Я хотел бы только, что бы ты помнила, что ты моя жизнь и мое достояние, и ты не вправе распоряжаться своим существом, которое мне принадлежит, как и мое принадлежит тебе. Мы должны друг друга беречь, ты – для меня, а я – для тебя. Подумай, что будет с нами, если одного из нас не станет?

Поэтому ты можешь понять, моя милая, тревогу, с которой я буду ожидать завтра известий от тебя, а если ты серьезно заболеешь, что со мной станется? Эта мысль не дает мне покоя, и ты обязана это понять. После того, как расстался с тобой накануне, я пил чай с детьми, а потом пришлось взяться за работу.

И лишь в 11 часов я отправился на каток, где смертельно скучал; несмотря на то, что «прелестницы» порхали вокруг меня, оставался я там не более получаса. Вечер у графини Стенбок [368] также не был для меня особо занимательным.

Я отдал дань общению и был вынужден остаться на ужин. Единственная персона, которую мне было приятно видеть, – малышка Апраксина [369], ибо я знаю, что она любит тебя. Мне хотелось тебя, вот и весь сказ. Помолюсь теперь за нас и лягу, прижимая тебя к своему сердцу, которое тобою только и дышит. Люблю тебя без памяти и хотел бы опять bingerle.

Пятница 2/14 февраля в 9? часа утра.

Чтобы доказать тебе, милый ангел, что я лечусь ради тебя, я не пошел на утреннюю прогулку, ибо сейчас 19 [градусов] мороза, и я имел счастье получить твое восхитительное вчерашнее письмо, каждое слово которого проникает мне прямо в сердце, и ты знаешь, что это сердце принадлежит тебе навсегда. […]

Я умоляю тебя сообщить, как ты чувствуешь себя сегодня утром, ибо страх, чтобы ты не заболела, не дает покоя и гнетет меня. Вдруг почувствуешь себя плохо, заклинаю тебя, не выходи на холод, хотя это и лишит меня удовольствия тебя видеть. Ради Бога, успокой меня и не оставляй меня в неведении о том, что с тобою происходит, если бы к несчастию ты занемогла. Поскольку сейчас у нас церковный праздник, я иду на службу и буду молиться за тебя с большим пылом, чем когда-либо. Не забывай, что ты моя жизнь.

Твой навсегда.

№ 8. Княжна Екатерина Долгорукова – Александру II

С. П. Четверг, 11/23 ноября 1871, в 1 час пополудни.

Я только-только вернулась, ходила к Муш [370] и обратно; прогулка заняла около получаса, и теперь я лишь жду момента встречи с тобой, что сделает меня счастливой. Твое милое письмо, которое я сейчас получила, как всегда было мне приятно, я люблю тебя до безумия, ты мой воображаемый муж, моя жизнь, мое все, и я должна признаться, что ничто не сравнимо со счастьем обожествлять тебя, как это делаю я, и наслаждаться неистовством ощущения, что мы принадлежим лишь друг другу перед Богом и наша связь навсегда.

Ничто не сравнится с этим чувством, и это возвышает нас в наших глазах. Я знаю, ты горд, как и я, но и ты беспрестанно благодаришь Бога.

Спасибо за утку, которую я завтра съем с аппетитом, поскольку она была убита моим обожаемым мужем, в которого я безумно влюблена и очарована, а также за множество лис, убитых за последние два раза, из них получится прекрасный и очень большой ковер, который согреет мне ноги.

Я чувствовала, что во время охоты, как и всегда и везде, ты думал обо мне, наши мысли всегда с нами, и мне жалко, что у нас нет общих воспоминаний, связанных с Гатчиной, мне грустно от этого, но надеюсь, что однажды они у нас появятся. О! Как бы я хотела быть в твоем кабинете, когда ты вернешься с охоты, и вместе пить чай, хотя я понимаю, что ты стремишься ко мне.

Нам одинаково пусто, когда мы вдали один от другого, и я чувствую, что ты будешь вздыхать обо мне. Это переполняет нас больше, чем когда-либо, и мы ощущаем с еще большим счастьем, что вся наша жизнь сосредоточилась в нас. Пора обедать, потом я поеду в карете с Муш.

Да хранит и благословит нас Бог.

В 11 часов вечера

Наша встреча на Садовой была лучом солнца для нас, ты был так прекрасен в гусарской каске, и я гордилась своим воображаемым мужем, затем я потеряла тебя в Невской перспективе [371] и не могла утешиться, что ты не заметил меня под аркой, как можно быть таким рассеянным. Но как же было хорошо очутиться в объятиях друг друга и забыть весь мир дома.

Я хочу, чтобы ты знал, что я получила невероятное наслаждение и чувствую себя пронизанной им, до?лжно признать, что это удовольствие ни с чем не сравнить. Я обожаю с аппетитом ужинать рядом с тобой, а потом вместе отдыхать, продолжая болтать, одним словом, все радость, если я со своим обожаемым мужем. Ты не видел меня на площади, ты был слишком далеко от меня, и это заставило меня грустить.

Обнимаю тебя и люблю страстно, ангел мой, мое все.

Да придет нам на помощь Бог, да благословит нас.

Пятница 12/24 ноября 1871 года в 10 часов утра

Я немного спала, но сон был беспокойным и недолгим, меня переполняет нетерпение, я не могу дождаться 2? часов, чтобы увидеться с тобой.

Не опаздывай.

Обнимаю тебя и люблю крепко, ангел, кукушечка моя, мое все.

Да хранит нас Бог. Люблю тебя. Твоя навсегда.

№ 9. Княжна Екатерина Долгорукова – Александру II

С. П. пятница в 11? часа утра.

Твое милое письмо, которое я получила накануне, наполнило меня радостью, и отражает и мои чувства. Действительно, нужно признать, это настоящее счастье – обожать друг друга, так как обожаем мы, и быть полностью поглощенными, околдованными и охваченными лишь одним чувством – принадлежности друг другу навсегда перед лицом Бога и нашей совести.

Я понимаю, что ты наслаждаешься этим, также как и я, и что это возвышает тебя в твоих собственных глазах, и, возможно, мы были созданы, чтобы осуществить это священное зачатие [372], перед которым все бледнеет.

Не могу утешиться, что ты не заметил меня вчера, когда шел в Институт [373], что же касается наших bingerle, они волшебны. Я обожаю болтать с тобой, оставаясь в постели, и надеюсь, что Бог не оставит меня в моих родах, которые пугают меня ужасно, о чем я тебе уже говорила. Именно твое присутствие придаст мне смелости и поможет терпеливо вынести ожидающую меня боль, мой ангел, моя радость, мое все. Я хорошо видела тебя на площади и ожидала, что встречусь с тобой, но, к несчастью, ты был далеко и не видел меня. […]

Как прекрасно быть вместе и говорить себе, что для нас больше ничего не имеет значения. Я хочу, чтобы это чувство переполняло нас еще больше, чем раньше, и чтобы мы желали лишь снова и снова видеть друг друга.

Да хранит нас Бог и да благословит нас. Обожаю тебя!

В 7? часов.

Наша чудная прогулка доставила мне радость, так уютно и сладко, когда мы вместе, до?лжно признаться, что оставаться вместе – ни с чем не сравнимое счастье. Обожаю наши милые беседы, когда я лежу, прижавшись к тебе, и я должна тебе признаться, что я наслаждалась как безумная под нашим милым одеялом, что так хорошо нас согревает.

У этого наслаждения нет имени, ведь мы единственные, кто его испытывает. Но чего стоит мне расставание, этот миг всегда заставляет меня грустить, я вижу, что и ты покидаешь меня с трудом, приросли один к другому и жить не можем в разлуке. Я вернулась вся пропитанная тобою, мой дорогой обожаемый муж, мое все, и поужинала с большим аппетитом. Пойду к Муш.

В 11? вечера.

Я была у Муш, мы прокатились в санях, я очень устала, мне пришлось прилечь, потому что сил больше не было. Люблю тебя, милый обожаемый ангел, мое счастье, мое все, я чувствую такую печаль от того, что мне придется провести вечер вдали от тебя, так пусто и грустно.

Да поможет нам Бог и да благословит нас. Обнимаю, люблю и страстно целую тебя, ангел мой, мое все. О! Что бы я отдала, чтобы оказаться в твоих объятиях. Обожаю тебя.

Суббота 13/25 ноября 1871 года, в 9 часов утра.

Я спала очень беспокойно: Все время просыпалась и не смогла заснуть после 8 часов. Не могу дождаться 2 часов, чтобы увидеть тебя, мой обожаемый муж, которого я люблю до умопомрачения.

Да придет нам на помощь Бог и да благословит нас.

Твоя навсегда.

№ 10. Княжна Екатерина Долгорукова – Александру II

С. П. Суббота 13/25 ноября 1871. В 11 часов утра.

Я только успела закончить свой туалет, как получила твое милое письмо, наполнившее меня радостью, оно несет на себе отсвет того, что я ощущаю. Меня беспокоит, что вчера вечером ты себя плохо почувствовал, можно заподозрить, что ты заболел, и я права, что постоянно тебе об этом твержу. О, как я понимаю, что ты всякий раз, когда встречал новобрачную, думал обо мне, и о том, как горело сердце мое от желания совершить церемонию, которая сделала бы нас столь счастливыми.

О, Боже мой, не покидай нас и не отказывай нам в том единственном счастье, которого так не хватает нам и которое составляет нашу мечту. И, конечно же, я разделяю то, что пришлось тебе вынести, как и твою грусть, что мы не можем заменить эту пару.

Это истинное наслаждение – обожать друг друга, как мы, и быть настолько поглощенными, околдованными, одним словом, наслаждаться радостью союза, созданного узами, священными перед Богом и нашей совестью; этот союз связал нас перед Богом навсегда, конечно, этого никто не в силах понять, зато мы можем наслаждаться сокровищем, обретенным только нами, так что нам есть, чем гордиться.

Если ты думаешь, что мы слишком утомляемся и именно потому ты почувствовал себя плохо, то я первая соглашусь с этим и посоветую тебе дать нам отдых на несколько дней, ибо нам нужно рассчитывать свои силы, а твой долг – сохранить себя для меня, той, которая является твоей жизнью. Я хочу, чтобы это чувство переполняло нас больше, чем когда-либо, и все меркло перед нашим обожанием, составляющим подлинное наслаждение. Я отправляюсь к Муш. Обнимаю и люблю тебя страстно, ангел мой, мое все. […]

Да поможет нам Бог.

В полночь [c] ?.

Наша милая прогулка принесла мне радость, и как же было приятно отдыхать вместе, сохраняя рассудительность, одним словом, все доставляет наслаждение, когда мы сжимаем друг друга в объятиях. Сегодня вечером, признаюсь, я хотела тебя, но ты не заметил или не пожелал этого, ибо ты устал, а мне до?лжно ухаживать за тобой.

У меня осталось очень приятное воспоминание о нашем дне и спасибо за милую бонбоньерку. Мне жаль, что мы не сделали круг в санях, ибо мы прибыли на вокзал за ? часа до 10 часов. Как всегда больно расставаться с тобой, с тем, кого люблю без памяти. Обнимаю и люблю тебя страстно, ангел мой, мое все.

Да хранит и благословит нас Бог.

Воскресенье 14/26 ноября 1871 года. В 11 часов.

Я спала беспокойным сном, все время просыпалась, поэтому чувствую себя нехорошо, все во мне трепещет. Я не могу дождаться 4 часов [с] ?, чтобы увидеть тебя, милый ангел, поскольку ты лишаешь меня счастья увидеть тебя в 2 часа [с] ? и провести с тобой еще два часа, потому что я чувствую, что так устала, да еще нужда рано вставать, из страха опоздать на поезд, меня утомляет вдвойне. Прошу тебя поспать час и быть в 4 часа [с] ? в садике.

Обнимаю тебя. Твоя навсегда.

№ 11. Княжна Екатерина Долгорукова – Александру II

С. П. Воскресенье 14/26 ноября 1871 в 1[c] ? пополудни.

Я пришла с моей обычной пешей прогулки, ограничивающейся, как правило, визитом к Муш и возвращением, и сразу же получила твое милое письмо, переполнившее меня радостью. Я люблю тебя, ты это знаешь и должен это чувствовать, а меня поддерживает лишь наше сокровище, которое меня наполняет отвагой, но ничто не сравнимо со счастьем любить друг друга, как мы, и наслаждаться счастьем навсегда принадлежать друг другу перед Богом и нашей совестью, что нас возвышает в наших глазах.

Нам есть за что благодарить Бога, за это счастье, что полностью нас поглотило. Я знала, что ты сохранил упоительное ощущение от нашего вчерашнего дня, и мне, как и тебе, доставляют удовольствие наши милые беседы, когда мы полностью сохраняем здравый рассудок, что необходимо тебе, и я признаюсь, что предпочту помучиться несколько дней, нежели стать причиной приступа, как позавчера. Дай Бог, чтобы это больше не повторялось.

Ты был так неотразим в мундире с кокардой, что я не могла не восхищаться тобой, но я не собираюсь делать тебе комплименты, ты сам понимаешь и знаешь, насколько ты привлекателен, также глупо было бы говорить, что мне это нравится.

Я знаю, что ты обожаешь этого милого оригинального деспота, который, конечно же, желает, чтобы его любил обожаемый муж, и доказывает ему это полностью в эти милые мгновения, проведенные вместе, они постоянно сопровождают нас, и я хочу, чтобы они переполняли нас больше, чем когда либо. Да поможет нам Бог и да благословит нас. Обожаю тебя!

В полночь.

Наш прекрасный час, проведенный перед ужином, был упоителен, и я наслаждалась как полоумная, ощущаю себя насквозь пронизанной этим чувством, ты так страстен, что этому нет имени. Но меня беспокоит, что я не смогу поужинать с тобой, а тот вечер оставил у меня то же упоительное впечатление. Я обожаю наши беседы во время отдыха в объятиях друг друга и эти милые прогулки в санях, одним словом, все, когда мы вместе. Пора спать, я обнимаю тебя и страстно люблю, ангел мой, мое все! О! Что бы я отдала, чтобы мы заснули вместе.

Да хранит нас Бог и да поможет он нам. Люблю тебя до безумия.

Понедельник 15/27 ноября 1871 года в 10 часов утра.

Я довольно хорошо спала, и я все переполнена чувствами. Люблю тебя до умопомрачения, ангел мой, только тобою и дышу. Ожидаю момента встречи с тобой.

Обнимаю тебя страстно и счастлива, что Твоя навсегда.

№ 12. Александр II – княжне Екатерине Долгоруковой

7 октября 1877. В 10 ч. утра.

Здравствуй, милый Ангел души моей. Я прекрасно спал, несмотря на необычно холодную ночь, всего 2 градуса […]

В 3? ч. после полудня.

[…] Прогулялся. Проехался и в карете, и прошелся […] и посетил госпиталь, куда привезли солдат с Шипки, многие с отмороженными ногами, но, по счастью, в ампутации необходимости нет. На солнце почти тепло, и ветер стих[…]

В 7? ч. вечера.

Курьер прибыл после обеда, и твое письмо […] для меня, как солнце. Воистину я чувствую себя любимым, как никогда не осмеливался мечтать, и отвечаю тебе тем же всей душой, и чувствую себя счастливым и гордым, потому что такой Ангел, как ты, владеет мною, и потому что я навсегда принадлежу тебе. То, что надиктовал дорогой пупуся [374], как обычно порадовало меня, привязанность, которую он питает к нам с самого рождения, поистине трогательна.

Храни Господь для нас его и Олю [375], чтобы они оба продолжали нас радовать. То, что ты послала для Брянского и Архангелогородского полков, будет передано им, как только прибудет, и я благодарю тебя за это от всего сердца. Это меня нисколько не удивляет, я знаю и умею ценить твое золотое сердце, но ты понимаешь, какое удовольствие доставляет это твоему Мунке [376], для которого ты являешься идолом, сокровищем, жизнью.

В 10? ч. вечера.

[…] Только что доставлено чудесное известие – второй редут, который осаждали румыны, взят. Деталей пока не знаем. Хорошее начало. Только что пришла твоя утренняя телеграмма, и я доволен, что твой желудок лучше […] У сына на Шипке все спокойно [377], но бедные войска ужасно страдают от ночного холода. Я люблю тебя, добрый Ангел, и нежно обнимаю.

Суббота, 8 октября, 10 ч. утра.

С добрым утром, дорогой Ангел души моей, я хорошо спал и переполнен любовью и нежностью к тебе, моя обожаемая маленькая женушка. Утро великолепное, ночь была очень холодная. Вчера, перед тем как лечь, я получил скверную новость, что турки взяли назад редут, занятый румынами. Ждем теперь подробностей. […]

В 7? ч. вечера.

[…] Ох! Как я вспоминаю наши славные послеобеденные часы, когда дети спускались ко мне и рассказывали тебе о чем-нибудь, перед тем как пить свое молоко. Меня так и тянет к вам. Дай нам Бог вернуться поскорее!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.