8. Борьба за сарматское золото

8. Борьба за сарматское золото

Вот какая хреновая обстановка сложилась в Новочеркасске в то время, когда летом 1962 года археологический отряд под руководством Л.С. Клейна приступил к раскопкам Садового кургана на территории новочеркасского Всесоюзного Научно-исследовательского Института Виноградарства и Виноделия.

Директор института Яков Иванович Потапенко решил, что два кургана, находившиеся на территории института, не дают возможности для развития виноградарства. Надо было бы их ликвидировать и на их месте построить опытный винзавод. Но как человек науки, он решил связаться с ленинградскими археологами и посоветоваться с ними – не пойдет ли задуманный им снос курганов для строительства опытного винзавода во вред древней истории человечества? Директор Ленинградского отделения Института истории Б.Б. Пиотровский тут же приказал С.И. Капошиной организовать в составе своей экспедиции отряд для раскопок на территории Новочеркасского Всесоюзного Научно-исследовательского института виноградарства и виноделия.

По приезду в июне 1962 года в Новочеркасск Л.С. Клейна, руководители города предупредили его, чтобы члены его отряда как можно меньше контактировали с жителями города и что его отряд и ход раскопок будет контролироваться милицией.

С основным составом экспедиции С.И. Капошина обосновалась на окраине Ростова-на-Дону. Провожая отряд Л.С. Клейна в Новочеркасск, Серафима Ивановна заявила:

– Лев, предупреждаю: не потерплю антисоветчину! Твое дело – раскопка! Если найдете в курганах такое же золото, как сто лет назад было обнаружено в Хохлаче, тогда подарю вам машину в обмен на сокровища.

Клейн отметил про себя:

«Машины у тебя и самой-то нет, так что этот не совсем бескорыстный дар мне не грозит».

Работать было трудно! Давила тяжесть новочеркасского расстрела. Как ни скрывало руководство страны произошедшее накануне в городе, но некоторая информация о нем все же проникла в отряд. Хотелось скорее уехать.

Срок экспедиции уже истекал, когда в раскопе засверкали золото и бирюза. Сокровища оказались исключительно ценными. Пока отрядный фотограф делал снимки, засуетилась милиция. И сразу прибыли чекисты.

Клейн дал телеграмму Начальнице.

Помощник Льва студент Марк Щукин (ныне известный ученый, доктор наук) произнес:

– Серафима Ивановна будет довольна! Обрадуется! Машиной не машиной, но чем-то уж точно наградит.

Лев невесело улыбнулся:

– Насколько я успел ее узнать, этого ждать не приходится. Она примчится меня увольнять.

– Как это?

– Ведь она всю жизнь мечтала о подобном открытии, а досталось оно не ей. Ее при открытии не было.

– Так ведь мы все в ее экспедиции. Документ на право раскопок у нее.

– Да, но открытие числится не за тем, у кого документ, а за тем, кто реально руководил раскопками. Она это понимает, и в этом моя беда.

Не веря опасениям Клейна, помощник все же спросил:

– А вам нужно это золото?

– К чему? Не моя тема.

– Значит, если потребует, отдадите ей и уедете. Чего же вам беспокоиться?

Клейн пояснил:

– Рад бы, но нельзя. Ведь мое увольнение ей надо будет как-то мотивировать, а с ее нравом… После моего отъезда что ей стоит создать искусственные основания? Пару раз копнул не там – уже грубое нарушение, дисквалификация. Потом не отмоешься. Нет, надо доводить дело до конца.

Пусть меня простит Лев Самуйлович из-за того, что я несколько переделал его разговор с Марком Щукинам. Но далее пойдет текст без переделки, ибо далее он является свидетельством морали поступков советских людей.

«Назавтра приехала Начальница – туча-тучей. Остановившимся взглядом вперилась в золото, потом отозвала меня в сторону и сказала: «Вот что. Мы с вами несработались. Я не могу доверить вам дальнейшее руководство. Забирайте с собой своего помощника и немедленно уезжайте, передав мне всю документацию». Я сказал, что это исключается. За день до открытия – куда ни шло, а днем после открытия – нет. Поскольку я в штате, то увольнение – только через дирекцию в Ленинграде, а я, пока суд да дело, закончу работы. «Ах так, тогда с сегодняшнего дня, – объявила она, – я перестаю платить деньги вашим рабочим». Я созвал рабочих и сказал, что экспедиция не в состоянии долее оплачивать их работу, но кто согласен работать бесплатно, могут остаться в качестве моих личных друзей.

Все захотели остаться и разошлись по рабочим местам.

«Тогда, – выложила она последнюю карту, – я заявляю в КГБ, что вы вели антисоветские разговоры, возмущались расстрелом демонстрации».

Я был несколько озадачен таким поворотом и сказал:

«А я-то раньше не верил слухам о вас, что доносы строчили».

«Напрасно не верили, – отвечает, – в свое время я многих посадила. Фигуры были не вам чета!»

И стала перечислять, загибая пухлые пальцы. Ни дать, ни взять – ласковая бабушка из детской потешки «Ладушки»: кашку варила, деток кормила; этому дала, этому дала, а этому (мизинцу) не дала.

«А с вами и подавно справлюсь», – свирепо закончила она, и на меня глянули волчьи глаза.

«Что ж, – говорю, – сейчас не 30-е годы и даже не 50-е. По одному доносу не сажают. Разговор окончен».

И прошу милиционеров (они знали только меня) удалить посторонних.

Тут Начальница базарным голосом начинает кричать, что вот-де, уже незаконно сделаны цветные снимки сокровищ! Что снимки эти представляют государственную ценность! Что они могут ускользнуть на Запад, так как здесь есть люди, связанные с Западом! Что она требует выдачи фотоснимков ей (это она, чтобы лишить меня возможности что-нибудь опубликовать).

Услышав такие речи, незаметный человек предъявляет удостоверение, просит меня сдать ему все пленки, а фотографу говорит:

– Прошу следовать за мной! – и мы остались без пленок и без фотографа.

Откровенно говоря, я думал, что возможность доноса – пустая угроза, что отнятием пленок дело ограничится. Но скоро выяснилось иное. Как мне позже рассказал сотрудник экспедиции, которого она, запугав до смерти, взяла с собой как свидетеля, она отправилась с ним к самому большому в Новочеркасске начальнику КГБ. После событий в городе это начальство в нем переменилось. Вот этому новому начальнику она стала, пылая праведным гневом, повествовать о моих антисоветских высказываниях:

– Я, как коммунист и патриот, не могла стерпеть…

Начальник слушал спокойно, а потом тихо так сказал:

– Вы думаете, мы не в курсе того, что за спор возник в экспедиции, и не понимаем, чем вызвано ваше заявление? Хотите нашими руками расправиться с неугодным сотрудником? Мы иначе представляли себе облик ленинградского ученого. Уходите.

Тотчас освободил фотографа, а через несколько дней вызвал меня, и, извинившись, вернул пленки. К этому офицеру я проникся уважением: он был явно не из 37-го года.

Пленки я сразу же сдал Начальнице. Она напоминала шину, из которой выпустили воздух. Предложила мне заключить письменное соглашение о разделе авторских права, но я и не собирался лишать ее добытых материалов.

Обжаловав ее неправомерные действия, я сделал небольшую публикацию об открытии (без иллюстраций), после чего отступился от всего на много лет.

А Начальница еще долго, показывая на своих докладах сокровища или их фото, патетически восклицала: «Вот этими самыми руками я доставала их из земли!» Ради возможности произнести эту эффектную фразу она готова была упрятать меня в лагеря».