Труды и дни робинзонов

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Труды и дни робинзонов

Опытному штурману не раз приходилось зимовать в высоких широтах, правда, с запасом провианта, теплой одеждой и топливом. Но отчаиваться и сетовать на судьбу не имело никакого смысла. Если они сами о себе не позаботятся, то умрут с голода или замерзнут.

В первую очередь моряки отремонтировали стены хижины: укрепили бревна, в дыры натыкали мха, в изобилии росшего на острове. Затем занялись охотой на северных оленей, стада которых бродили на острове в большом количестве.

Надвигалась зима. В суровом арктическом климате не растут деревья, где же взять дрова? К счастью, к берегам острова волны регулярно прибивали деревянные обломки потерпевших кораблекрушение судов, а иногда даже большие деревья с корнями.

Когда вышел порох, встала проблема пополнения запасов мяса. Нужда стимулирует изобретательность. Полярные робинзоны соорудили кузницу. Из железных предметов, которые встречались в обломках кораблей, они наковали наконечники для копий и стрел. Из веток и корней деревьев изготовили рогатины, лук и стрелы. Жилы убитых оленей пошли на крепление и тетиву.

С таким первобытным вооружением моряки с большим риском для жизни убили белого медведя. И хотя удачная, но опасная охота надолго обеспечила их мясом, они решили больше без крайней нужды не нападать на свирепых хищников и избегать встреч с ними. Но зимой медведи часто сами подходили к жилищу людей. Некоторые из хищников были настолько настойчивы в своих попытках забраться внутрь, что, обороняясь, приходилось их убивать. За шесть лет робинзонады поморы убили десять медведей, 250 оленей и великое множество песцов. К сожалению, в море не было рыбы, а птицы, моржи и тюлени для своих колоний облюбовали другие берега.

Мясо вялили и коптили, ели без соли и хлеба. Летом жажду утоляли из ручьев, зимой растапливали снег и лед. Чтобы не заболеть цингой употребляли в пищу сырое мясо, пили теплую кровь только что убитых оленей, ели ложечную траву (Cochlearia) – замечательное противоцинготное средство, проверенное многими поколениями поморов. На охоте много двигались, что тоже способствовало укреплению здоровья. Хрисанф Инков – самый молодой из поморов – так наловчился бегать, что догонял оленя и на ходу поражал его копьем! Заболел только Федор Веригин. Он так и не смог преодолеть отвращение к оленьей крови, был ленив и почти все время оставался в хижине.

Чтобы уменьшить расход дров на поддержание огня и обеспечить освещение хижины, моряки слепили из глины лампаду, наполнили ее жиром убитых животных, приспособили фитиль из изношенной материи одежды.

Стоило решить одну проблему выживания, как следом возникала другая. Одежда быстро ветшала. Моряки принялись за выделку кож. Вымачивали оленьи шкуры в пресной воде, потом соскабливали с них шерсть и пропитывали растопленным оленьим салом. Мяли их в руках, пока кожа не становилась мягкой и эластичной. Наковали игл и оленьими жилами сшили себе новую прочную одежду и обувь. Шкуры медведей и песцов пошли на шубы и постели.

Первая зимовка прошла в надежде, что весной за ними придет корабль. Четырехмесячную полярную ночь, когда солнце вообще не поднималось из-за горизонта, заброшенные на край земли поморы коротали в хижине при тусклой лампадке за разговорами и воспоминаниями о своих родных и близких, не покидая надолго своего убежища. Алексей Инков зарубками аккуратно вел календарь, отмечая в нем каждый прожитый день. Затяжной снегопад заваливал домик по самую крышу, и тогда приходилось откапываться.

Весной моряки сложили на каменистых гребнях плавник под сигнальные костры на случай появления корабля в прибрежных водах. Но тщетно они надеялись на помощь. Наступившее лето и несколько за ним последовавших оказались настолько холодными, что поля льда у берега так и не растаяли. Море оставалось скованным на многие мили. Даже если капитан какого-либо судна и надумал бы пристать к берегу необитаемого острова, он все равно не смог бы этого сделать. Оставалось уповать только на милость Божью.

В трудах и заботах прошло около шести лет. Федор Веригин, не встававший последние годы с постели, умер зимой 1749 года. Его похоронили в глубокой снежной могиле. И хотя эта смерть избавила больного от страданий, а его друзей от многих хлопот по уходу за ним, они искренне горевали о товарище. Смерть друга напомнила им о возможном печальном конце каждого из них на этой Богом забытой земле.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.