6. Лагеря для военнопленных и положение в них
6. Лагеря для военнопленных и положение в них
Эстебан-Инфантес в своей книге кратко очерчивает путь испанских военнопленных по советским лагерям, что в общих чертах соответствует и описанию М. Пуэнте по воспоминаниям прапорщика Оканьяса (о них ниже). Первым местом их концентрации был Череповец, откуда они были распределены по разным местам, в том числе в лагерь № 27 в окрестностях Москвы (С. 279). Группа офицеров и солдат до июля 1946 г. находилась в лагере № 6 в Суздале, где произошли первые инциденты из-за отказа испанцев выходить на работы.
В регионе Тулы – в старом монастыре Оранском[93] и в Потьме много испанцев было в конце 1946 и весь 1947 год. «В Оранском встретились, – пишет генерал, – в неожиданной ситуации несколько красных испанцев, сначала бежавших во Францию, а затем интернированных в Россию через Берлин, куда они спешили, чтобы быть принятыми в объятия победителей. Они странствовали несколько месяцев из лагеря в лагерь, грязные, со своими измученными женами и голодными детьми. Наши военнопленные их утешали и помогали чем могли как добрые христиане» (С. 280). Как мы знаем, это действительно соответствовало истине. Он сообщает, что в начале 1946 г. капитан Паласиос был переведен в Харьков, а лейтенант Молеро умер от истощения (С. 281). В 1949 г. большинство испанцев было сконцентрировано в Боровичах в лагере № 3 (С. 283).
Очень подробная картина советских лагерей для военнопленных и заключенных представлена в книге Моисеса Пуэнте, написанной в форме воспоминаний бывшего в плену участника Голубой Дивизии, а затем эсэсовца прапорщика Оканьяса. Он приводит названия лагерей, указывает их местоположение, иногда и номера. Он косвенно подтверждает наличие антифашистов среди испанских военнопленных: «Наша жизнь на Чайке была терпима, если бы не допросы со стороны испанских коммунистов и сержанта Пульгара, которые были невыносимы» (С. 108).
Он утверждает, что в 1948 г. для предполагаемой репатриации две группы испанских военнопленных были переведены в Одессу, еще одна группа – в Караганду, а четвертая оставалась в Бобровском лагере (С. 118). «Распределение испанцев в лагерях Одессы было примерно таким: первая и вторая экспедиции были в лагере № 3, остальные в лагерях №№ 4, 5, 1. (Речь идет о лагерных отделениях Одесского лагеря № 159 – А. Е) Мы встретили испанцев, которые были возвращены из Караганды, так же, как группа интернированных молодых испанцев, которые во время нашей войны были посланы в СССР, чтобы пройти курс пилотажа в академии в Харькове, и моряки торгового судна «San Agustin». Наше удивление было огромным, мы не могли поверить, что эти испанцы могли быть отправлены, как и мы, в концентрационные лагеря» (С. 120).
По данным Оканьяса, в 1950 г. в Бобровском лагере было примерно 300 испанцев (С. 140). В числе военнопленных, осужденных на 10 лет ИТЛ, он называет лейтенанта Онорио Мартина, капрала Анхеля
Морено (С. 149), сержанта Антонио Эчеваррия, капрала Энрике Гарсия, солдат Германа Куберо, Энрике Хименеса, Никанора Гутьерреса, Сантьяго Андреса (С. 153), – на вопросе об осуждении военнопленных мы остановимся ниже. О том, что прапорщик Лоренсо Оканьяс – не выдуманная фигура, свидетельствует наличие этого имени в списке выехавших на «Семирамисе» и в ряде других архивных списков военнопленных.
Обратимся теперь к архивным источникам, характеризующим положение военнопленных (и интернированных) испанцев, находившихся в лагерях вплоть до их репатриации.
В РГВА имеется большой комплекс фондов Главного управления по делам военнопленных и интернированных (ГУПВИ) НКВД-МВД СССР, а также управления уполномоченного СНК-СМ СССР по делам репатриации, всесторонне освещающий проблему жизни военнопленных в СССР. Однако поиск в этом комплексе сведений о военнопленных-испанцах едва ли легче поиска иголки в стоге сена, тем более что значительная часть архивных материалов, в которых содержатся те или иные сведения о них, еще не рассекречена. Хорошим ориентиром для нас явились сведения из книг М. Пуэнте и Э. Эстебан-Инфантеса о тех лагерях, в которых были испанцы, что лишний раз подтвердило старую истину, что к архивам следует обращаться лишь после основательного изучения опубликованных источников.
Можно с уверенностью говорить о том, что среди испанских военнопленных велась антифашистская работа. В списке от 18 февраля 1942 г. среди лиц, выделенных Коминтерном для работы в лагерях с военнопленными испанцами, значится Хусто Родригес Суанья, 1916 года рождения, мадридец, член КПИ с 1935 г., тогда находившийся в Уфе. Он же упомянут в письме от апреля 1942 г., отправленном Г Димитровым начальнику ГУПВИ Сопруненко, в котором предлагается направить его в числе других в Караганду на временную работу среди испанцев. В марте 1942 г. Хусто Родригеса должны были направить в Оранский лагерь с той же целью[94]. Нам известно из других источников, что Хусто Родригес Суанья – участник ВОВ, партизан, политрук; был в отряде Медведева и погиб в марте 1943 г. на Кавказе.
Помимо Хусто Родригеса Суаньи в рукописном недатированном списке работников, рекомендованных ИККИ для работы в лагере
НКВД, значится также Яков Ицкович Краснов, член Компартии Палестины с 1932 г. и член КПИ с 1936 г.[95]
Из других документов ГУПВИ видно, что в начале 1946 г. в лагере № 158 для военнопленных в г. Череповце работал политинструктором испанец-политэмигрант Хосе Севиль, которого 1 февраля 1946 г. ЦК ВКП(б) просил откомандировать в свое распоряжение, что и было сделано 12 марта того же года, а затем, как мы знаем из других документов, он был направлен за рубеж[96].
В том же лагере с марта 1944 г. по июль 1946 г. работал в должности политического инструктора антифашистской работы другой испанский эмигрант Фелипе Пульгар, который «за период своей деятельности показал себя дисциплинированным и исполнительным, к порученному участку работы относится честно и добросовестно, требователен к подчиненным, желает повышать свой политический и общеобразовательный уровень, но это ему удается слабо, ввиду того, что почти не владеет русским языком». О Пульгаре также запрашивал ЦК ВКП(б) в июле 1946 г.[97] О нем недобрым словом вспоминает и Моисес Пуэнте в указанных выше воспоминаниях прапорщика Оканьяса. В цитируемых Д. Арасой воспоминаниях Сесара Астора утверждается, что плохое обращение с военнопленными было не со стороны советских, а со стороны испанцев-эмигрантов, в частности со стороны Феликса [так в тексте – А.Е] Пульгара, направленного на работу с военнопленными руководством КПИ; со стороны лейтенанта Севиля, выполнявшего те же функции, обращение было лучше.
Об антифашистской работе среди испанских военнопленных и о том, что среди них были коммунисты, свидетельствуют следующие документы.
В сентябре 1942 г. УПВИ были направлены в ИККИ Димитрову заявления содержащихся в лагере № 270 троих испанцев – Гонсало Б.Б., Лонеса Л.Р. и Ольмоса Х.Э., которые просили о зачислении их в армию[98]. 28 июля 1943 г. в Коминтерн из лагеря № 150 было направлено на имя Долорес Ибаррури непереведенное письмо военнопленного Торквато[99]. 27 октября 1944 г. начальник управления лагеря № 158 представил начальнику УПВИ список военнопленных испанцев-членов Компартии Испании, содержащихся в этом лагере. Это были:
1. Карнисеро Феликс, 1918 г. р., солдат, партстаж с 1937 г.
2. Аларио Викториано, 1917 г. р., солдат, партстаж с 1936 г.
3. Торквато Рафаэль Франсиско, 1918 г. р., ефрейтор, партстаж с 1936 г.
4. Хименес Хулио Хосе, 1919 г. р., солдат, партстаж с 1937 г.
5. Масия Хуан Франсиско, 1918 г. р., солдат, партстаж с 1936 года[100]. 28 июля 1944 г. начальник управления лагеря № 158 представил начальнику УПВИ 84 заявления испанских военнопленных о желании вступить в добровольческие формирования в СССР (список военнопленных прилагался)[101].
Об антифашистской работе среди военнопленных, в том числе испанцев, свидетельствуют отчеты лагерей. Так, в отчете лагеря для военнопленных № 158 за 9 месяцев 1944 г. указывается, что военнопленными выпускались стенгазеты, в том числе и на испанском языке. Из общего количества антифашистов испанские военнопленные составляли 180 человек, из них в актив входило 14 человек. За 9 месяцев с ними было проведено 62 собрания, 34 конференции, 109 докладов и лекций, 6 митингов, 857 политбесед. Среди испанцев действовало 9 антифашистских кружков, которые провели 73 занятия. Статей и заметок в стенгазеты испанцы написали 89 (для сравнения: немцы – 116, финны – 114). Индивидуальных заявлений о вступлении в добровольческие формирования испанцы подали 92 (немцы – 699, финны – 118). Существовал также испанский кружок художественной самодеятельности[102]. В «Истории лагеря МВД № 158 для военнопленных, г. Череповец, за 1942–1948 гг.», где находилось больше всего испанцев, также содержатся сведения об антифашистской работе среди них. Указывается, что за июнь 1943 г. было проведено с ними бесед и докладов – 4, производственных совещаний с бригадирами – 3, вечеров самодеятельности – 2; отмечается рост числа военнопленных испанцев, солидаризирующихся с антифашистским движением (в январе таких было 17 – 7 %, в октябре – 180, т. е. 90 %). Цитируется испанец Кано, который о медицинском обслуживании военнопленных писал: «Мой отец – богатый человек, но он не позволил бы себе отпустить без платы такие ценные медикаменты своему соседу испанцу или отдать их своему бывшему врагу»[103].
Коротко говорит об антифашистской работе и Ю.Е. Рыбалкин. Он также называет цифру испанцев-антифашистов – 180 человек и приводит такие данные: проведено 62 собрания, 34 конференции, прочитано 109 лекций и 857 политбесед. Активно работал кружок испанской художественной самодеятельности. Он же утверждает, что за весь период существования лагеря № 158 было 29 случаев побега (все с объектов работы)[104].
28 ноября 1944 г. в УПВИ было представлено заявление 38 испанских военнопленных солдат 250-й дивизии и обращение к руководителям Верховной хунты национального единения Испании, подписанное 199 военнопленными. В заявлении говорилось, что ознакомившись со зверствами нацистских оккупантов в г. Пушкине, раскрытых Чрезвычайной государственной комиссией, они считают, что этот документ возлагает ответственность на командиров 250– й испанской Голубой Дивизии Муньоса Грандеса и Инфантеса. В заявлении содержались следующие конкретные обвинения: «Капитан Гильермо Надар из 1-й роты и лейтенант Муро крали государственные и частные рояли и, продержав их несколько дней у себя, топили ими затем печи… С ведома командиров дивизии немцы забирали статуи, картины и украшения со стен Екатерининского дворца, уничтожали, упаковывали и увозили книги… Испанские солдаты и офицеры забирали из домов иконы, зеркала и другие предметы, они крали иконы и другие вещи большой ценности… 2-я артгруппа увезла с собой царские парадные кареты… Капитан Паласиос, в настоящее время военнопленный, забирал мебель из домов в Красном бору, обставил ею публичный дом…». В обращении к руководителям Верховной хунты, в частности, утверждалось, что все, подписавшие его, вступили в дивизию, чтобы перейти на сторону Красной Армии[105]
Видимо, всё же не следует все эти данные целиком принимать за чистую монету. Среди названных лиц многие впоследствии были судимы и перешли в категорию осужденных; значительная часть вернулась на родину на «Семирамисе». Не все испанцы, подписавшие эти заявления и обращения, были искренними – надо принять во внимание и пропаганду, которая велась среди них, и естественное стремление как-то облегчить условия своего нелегкого существования в плену. Во всяком случае, из числящихся в вышеприведенном списке членов КПИ на «Семирамисе» отбыли Хулио Хосе Хименес и Хуан Франсиско Масия; всего же из 84 человек, подписавших упомянутое выше заявление, на «Семирамисе» выехало 44 человека. Среди них был и Рикардо
Хосе Альварес, написавший в марте 1951 г. в спецгоспитале № 5351 на имя министра внутренних дел заявление с просьбой не отправлять его в Испанию, а оставить в СССР и дать российское подданство. Это заявление (подлинник, написанный от руки), «врученное во время очередного обхода спецгоспиталя», было представлено заместителю начальника ГУПВИ генерал-лейтенанту А.З. Кобулову начальником УМВД по Ростовской области и, как видно из пометы на письме, «оставлено без последствий». Поскольку таких документов немного, приведем его практически полностью, сохраняя большинство грамматических ошибок:
«Министру Внутренних дел Союза СССР [так! – А.Е.] Заявление.
Я, нижеподписахший, солдат в/п Альбаре Рикардо Хосе, испанец, подданный Испании, 1924 года рождения. Из рабочих сам механик без партийный обращаюсь к Вам со следующий просьбой.
Прошу моего освобождения из лагеря военно пленный с тем, чтобы жить и работат в СССР и прошу русские подданный.
Моя просьба мотивирована тем, что я будучи в Испании не имел никакое политическое сознание в виду экономических затруднений свой силы и с целью улучшить своего положения добровольно вступил в проклятую «голубую дивизию» и в ее составе приехал воевать против СССР попал в плен 10.02. 1943 года в районе Колпино Ленинградской областей. в лагере СССР я видел, что СССР проводит справедливую политику направленную на поддержание мира и улучшению благосостояния народа. что СССР никому не угрожает [неразборчиво] добился свою национальную независимость. Одним словом: я сегодня хорошо знаю, что хотят и как действуют фашисты и империалисты с одной стороны и что хотят и за что борется Советский народ. И я решился: хочу работать и бороться за то же, что борятся Советский люди и больше не [неразборчиво] в руках фашистов, инпералистов, поджигателей войны врагов трудящихся народов. Я рабочий и сын рабочего. По этим причинам я обращаюсь к Вам с просьбой не направлять меня в Испанию.
С высоким к Вам уважением прошу мою просьбу удовлетворить. Альбарес Рикардо. 23. Ш. 1951»[106].
Можно думать, что советские власти не очень верили подобным заявлениям, и, скорее всего, Советское правительство не было заинтересовано в увеличении числа иммигрантов, как это было и раньше. Отметим фразеологию заявления, очень соответствующую эпохе, а также нетипичность самой просьбы «не направлять в Испанию». О том, что отдельные просьбы от испанцев о получении советского гражданства поступали, свидетельствует разъяснение, данное НКИД СССР уполномоченному по делам репатриированных при СНК СССР 24 ноября 1945 г., гласившее: «испанским гражданам, находящимся на территории СССР и желающим принять советское гражданство и остаться в Советском Союзе, следует ходатайствовать об этом перед Президиумом Верховного Совета СССР через Отдел Виз и регистраций Главного Управления Милиции»[107].
Ксавьер Морено считает, что в цене, которую заплатила Испания за Голубую Дивизию, плен занимает существенное место. Несколько сотен дивизионеров пробыли в СССР от девяти до пятнадцати лет; это были люди, на долю которых выпало пережить множество превратностей судьбы и лишений и чье точное число, считает он, трудно определить. В любом случае их история – одна из многих, характеризующих ХХ век концентрационных лагерей: клоаки исключительных идеологий, где жизнь, если только ее уважали, была страданием (С. 321). Он приводит официальные испанские данные о числе военнопленных – 372 человека, из которых 115 умерло в плену, а также цифры Хосефины Итурраран из «El Pais»; и признает, что советские источники могли бы внести ясность в этот вопрос, со своей стороны считая, что число пленных колеблется между цифрой в 400 и 500 человек. В этом он совершенно прав – в нашей Базе Данных, основанной на архивных источниках, учтено 492 военнопленных, из которых 153 умерли в плену и 251 выехали в Испанию; мы также не считаем эти цифры окончательными, учитывая, что часть учтенных нами военнопленных относится к тем, кто был интернирован уже в 1945 г. и считался военнопленным в связи с подозрением в службе в Голубой Дивизии или Вермахте.
К. Морено пишет, что историография, посвященная Голубой Дивизии, предлагает три периода пребывания военнопленных испанцев в России: первая – годы голода (1941 – 1945); вторая – период между 1946 и 1948 годами, начало репатриаций иностранцев; и третья – годы сопротивления (1949 – 1954/56). На первом этапе жизнь была очень тяжелой, поскольку к голоду добавились эпидемии, которые привели к высокому уровню смертности. Начиная с 1946 г. условия постепенно улучшаются, возможно, в свете переговоров с Мадридом, считает К. Морено. Наконец, отъезд французов, итальянцев и финнов и других иностранцев определил следующую фазу – фазу голодовок и роста нарушения дисциплины, что приводило к смертным приговорам; приговоры заменялись принудительными работами на длительные сроки и массовыми пересылками в зону Боровичей для работы на угольных шахтах. Работать заставляли рядовых и унтер-офицеров, а с 1945 г. также и офицеров, в бригадах по 40 человек под командованием перебежчиков или заключенных антифашистов (С. 324). Военнопленные копали землю, строили электростанции, дороги, грузили баржи лесом.
«Но самое худшее зло исходило от компатриотов – бывших дезертиров и военнопленных, ставших на сторону советских, а также республиканских изгнанников, называемых антифашистами. Имена некоторых из них, вроде коммуниста Фелипе Пульгара и бывшего капитана республиканских карабинеров дезертира Сесара Астора, попали в черную книгу дивизии. Это были люди, по воле Москвы более близкие к свободе и занимавшие в лагерях должности начальников рабочих бригад, бараков (дивизионеры) или комиссаров (республиканцы), вовсю пользовавшиеся своей властью, что было следствием противостояния и ненависти, рожденных Гражданской Войной».
Паласиос и Орокета в своих книгах доходят до прямой брани даже при описании внешнего облика Сесара Астора (Морено приводит соответствующие цитаты – С. 325).
Морено отмечает также, что в мае 1949 г. дивизионеров соединили с 34 испанскими интернированными – 15 пилотами, 19 моряками и 4 детьми войны и до репатриации в 1954 г. их уже не разделяли (С. 326). В книгах Арасы и Морено кратко характеризуется и путь испанцев-военнопленных по лагерям: Араса пишет, что из Череповца они были перемещены в лагерь № 27 под Москвой, где условия жизни и питание были лучше; оттуда в лагерь № 160 в Суздале, там было хуже. В этом лагере уже был капитан Херардо Орокета, попавший в плену в госпиталь, а затем в Ленинград на допросы в НКВД (С. 292). Орокета возглавлял группу офицеров, отказывавшихся работать и сотрудничать с русскими, – в нее входили Паласиос, Молеро, Альтура, Кастильо и лейтенант Росалени. В этом лагере они содержались вместе с гражданскими испанцами, перемещенными из Берлина в 1945 г. В июле 1946 г. испанские военнопленные были переведены в Оранский лагерь, вблизи г. Горького, позже – в Потьму, в 5 8-й лагерь в Мордовии, а в январе 1947 г. – в Харьков.
Сведения о лагерях, в которых был Херардо Орокета Арбиоль, приведены в книге Ксавьера Молеро:
1. Госпиталь и тюрьма в Ленинграде (февраль – август 1943 г.)
2. Лагерь № 158 в Макарино под Череповцом (август – сентябрь 1943 г.)
3. Лагерь № 160 для офицеров в Суздале (сентябрь 1943 – август 1946 гг.)
4. Лагерь Оранский № 74 под Горьким (август – ноябрь 1946 г.)
5. Лагерь в Потьме № 58 (ноябрь 1946 – январь 1947 г.)
6. Лагерь в Харькове № 7.149/2 (январь 1947 – май 1949 гг.)
7. Лагерь в Киеве (май 1949 г.)
8. Лагерь Бобровский № 474 под Череповцом (май – октябрь 1949 г.)
9. 10, 11, 12 – Лагеря и тюрьмы в Боровичах (октябрь 1949 – сентябрь 1951 гг.); в апреле 1951 г. – голодная забастовка, в августе осуждение военным трибуналом.
13. Пересыльная тюрьма в Ленинграде (сентябрь 1951 г.)
14. Тюрьма в Кирове (сентябрь – октябрь 1951 г.)
15. Тюрьма в Свердловске (октябрь 1951 г.)
16. Лагерь в Дегтярке под Свердловском (октябрь 1951 – июль 1953 гг.)
17. Лагерь в Щербакове (июль 1953 – январь 1954 гг.)
18. Лагерь в Краснополье у Ворошиловграда (конец января – до 21 марта 1954 г. В этот лагерь были собраны испанцы из Ростова и с Урала для репатриации (С. 322 – 323).
Со ссылкой на Паласиоса Араса приводит список испанцев, взятых в плен у Красного Бора и умерших от болезней или истощения в Череповецком лагере. Всего в этот лагерь поступило 22 февраля 1943 г. 250 испанцев; умер 41 человек[108].
Имеются отдельные сведения о наличии испанских военнопленных в лагерях. Так, в отчетном докладе о деятельности лагеря № 150 НКВД СССР для военнопленных офицеров с 1.01 по 1.10 1944 г. говорится, что в январе в лагере числилось 36 военнопленных испанцев – все рядового состава[109]. В упомянутой выше «Истории лагеря № 158» приводится следующее движение контингента испанцев: с 26 июня по 31 декабря 1942 г. прибыло 5; в 1943 г. прибыло 231, убыло 23; в 1944 г. прибыло 17, убыло 23; в 1945 г. убыло 6; в 1946 г. прибыло 13, убыло 35; в 1947 г. убыло 153, и в 1948 г. по 15 марта убыло 26[110].
В «Истории лагеря № 150» говорится, что 15 мая 1943 г. в лагерь прибыла первая партия военнопленных солдат в количестве 100 человек для проведения строительных работ в лагере, в их числе было 39 испанцев[111].
По состоянию на 1 января 1945 г. в лагерях Свердловской области находилось 20 рядовых испанцев; через год это число сократилось до 16 (в том числе 13 рядовых и трое из младшего командного состава)[112].
В Регистрационной книге военнопленных лагеря № 150 с 18 мая 1943 г. по 31 августа 1948 г. значится 39 испанцев с указанием года рождения, воинского звания, даты и места взятия в плен (в основном, это Красный бор и Колпино), а также даты отправки в лагеря №№ 158 или 241[113]. Аналогичные данные (без указания времени и места пленения) содержатся в Книгах регистрации военнопленных в спецгоспиталях[114].
Много фактов о судьбах отдельных испанцев-военнопленных содержится в сохранившихся в фонде Тюремного отдела МВД СССР (Ф. 1– Т) списках осужденных бывших военнопленных, которые начали составляться в 1953 г. в связи с решениями правительства о досрочном освобождении осужденных иностранных граждан. Рассмотрим эти данные.
По Указу Президиума Верховного Совета СССР от 27 марта 1953 г. «Об амнистии», ряду осужденных военнопленных и интернированных граждан Испании срок наказания сокращался наполовину. В список попавших под амнистию, составленный 9 апреля 1953 г., включен 31 человек. Все они, кроме Антонио Хосе Гомеса, были осуждены по ст. 193-2, п. «в» УК РСФСР[115], и содержались в это время в лагере № 476 Свердловской области (с № 1 по № 22) и в лагере МВД № 28 °Cталинской области (с № 23 по № 31). Это были:
1. Гомес Антонио Хосе, 1924 г. р., солдат, осужден по ст. 1[116] Указа Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г., 8 июля 1950 г. на 6 лет ИТЛ.
2. Алонсо Феликс Кристино, 1920 г. р., солдат, осужден 12 ноября 1951 г. на 10 лет ИТЛ.
3. Альтура Мартинес Мигель Хесус, 1918 г. р, ст. лейтенант, осужден 28 декабря 1951 г. на 10 лет ИТЛ.
4. Аморос Адриан Томас, 1914 г. р., сержант, осужден 18 декабря 1951 г. на 10 лет ИТЛ.
5. Арройо Сисинио Рамон, 1918 г. р, сержант, осужден 17 декабря
1951 г. на 10 лет ИТЛ.
6. Гарсия Энрике Хосе, 1921 г.р., капрал, осужден 7 июля 1952 г. на 10 лет ИТЛ.
7. Гонсалес Хосе Мария, 1919 г. р., солдат, осужден 11 ноября 1949 г. на 10 лет ИТЛ.
8. Гутьеррес Никанор Эмилио, 1922 г. р., солдат, осужден 6 февраля
1952 г. на 10 лет ИТЛ.
9. Кареньо Альфредо, 1920 г. р., солдат, осужден 12 ноября 1951 г. на 10 лет ИТЛ.
10. Куберо Херман, 1919 г. р., солдат, осужден 6 февраля 1952 г. на 10 лет ИТЛ.
11. Маротто Эрик Бернардо, 1921 г. р., солдат, осужден 11 ноября 1949 г. на 10 лет ИТЛ.
12. Мартин Онарио Педро, 1917 г. р., ст. лейтенант, осужден 5 февраля 1952 г. на 10 лет ИТЛ.
13. Мартин Хосе, 1921 г. р., солдат, осужден 18 декабря 1951 г. на 10 лет ИТЛ.
14. Мартинес Габриэль Серафин, 1923 г. р., солдат, осужден 16 октября 1951 г. на 10 лет ИТЛ.
15. Мена Хосе Хуан, 1906 г.р., солдат, осужден 11 ноября 1949 г. на 8 лет ИТЛ.
16. Мендес Эмилио, 1920 г. р., солдат, осужден 17 декабря 1951 г. на 10 лет ИТЛ.
17. Оканьяс Лоренсо, 1915 г. р., лейтенант, осужден 5 февраля 1952 г. на 10 лет ИТЛ.
18. Олас Помарес Хулио, 1925 г. р., солдат, осужден 12 ноября 1951 г. на 10 лет ИТЛ.
19. Орокета Абриол Херардо, 1917 г. р., капитан, осужден 23 июля 1951 г. на 10 лет ИТЛ.
20. Родригес Эмилио Пруденсио, 1920 г. р., солдат, осужден 11 ноября 1949 г. на 8 лет ИТЛ [перебежчик – А.Е].
21. Сальвадор Фелипе Гаспар, 1923 г. р., солдат, осужден 16 октября
1951 г. на 10 лет ИТЛ.
22. Суэро Эрменхильдо Франсиско, 1917 г. р., солдат, осужден 12 ноября 1951 г. на 10 лет ИТЛ.
23. Абад Хосе Эрменхильдо, 1916 г. р., солдат, осужден 15 марта
1952 г. на 10 лет ИТЛ.
24. Антонио Марко Лусио, 1920 г. р., сержант, осужден 15 марта 1952 г. на 10 лет ИТЛ.
25. Гарсия Сотеро Виктор, 1918 г. р., солдат, осужден 15 марта 1952 г. на 10 лет ИТЛ.
26. Химбер Мигель Мануэль, 1915 г. р., капрал, осужден 15 марта 1952 г. на 10 лет ИТЛ.
27. Хинер Энрике, 1924 г. р., солдат, осужден 17 февраля 1952 г. на 10 лет ИТЛ.
28. Гонсалес Херардо Мануэль, 1922 г. р., солдат, осужден 15 марта 1952 г. на 10 лет ИТЛ.
29. Гонсалес Энрике Андрес, 1920 г. р., солдат, осужден 15 марта 1952 г. на 10 лет ИТЛ.
30. Эчеваррия Антонио Марионо, 1908 г. р., унтер-офицер, осужден 6 февраля 1952 г. на 10 лет ИТЛ.
31. Морено Анхель Грегорио, 1920 г. р., капрал, осужден 5 февраля 1952 г. на 10 лет ИТЛ[117].
Два испанца – Бельо Эладио Бенито, 1918 г. р., солдат, и Родригес Хосе, 1923 г. р., солдат, осужденные по ст. 1 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. 22 марта 1948 г. на 7 и 10 лет ИТЛ, находившиеся в лагере МВД СССР № 476 Свердловской области, числятся в Списке осужденных военнопленных и интернированных граждан Испании, подпадающих под действие Указа Президиума Верховного Совета СССР от 27 марта 1953 г. «Об амнистии» и подлежащих освобождению, составленном 9 апреля 1953 г.[118].
В списке осужденных бывших военнопленных и интернированных граждан Испании, подлежащих досрочному освобождению из мест заключения и отправке на родину, составленном в мае 1953 г., значатся:
1. Гарсия Энрике Хосе, 1921 г. р., капрал, осужден по ст. 193-2 п. «в» Военным трибуналом войск МВД Новгородской области 7 февраля 1952 г. на 10 лет Исправительно-трудовых лагерей. Содержание преступления: совместно с военнопленным Сантъяго Андрес в лагере для военнопленных № 270 систематически нарушали внутрилагерный режим, отказывались от работы, выполнения приказаний руководства лагерного отделения, устраивали коллективный отказ от приема пищи, осуждены по групповому делу.
2. Сантъяго Андрес Франсиско, 1922 г. р., солдат. Содержание преступления то же.
3. Родригес Викториано Луис, 1923 г. р., солдат. Осужден по ст. 54–14 УК УССР Военным трибуналом войск МВД Харьковской области 10 февраля 1949 г. на 25 лет ИТЛ. Осужден по групповому делу. Находясь в лагерном отделении для в/п № 2 МВД УССР, в группе других военнопленных испанцев систематически уклонялся от производственной работы, сознательно не выполнял рабочие нормы[119].
В списке осужденных бывших военнопленных и интернированных граждан Испании, подлежащих досрочному освобождению из мест заключения и отправке на родину, составленном в июне 1953 г., значатся уже 19 человек:
1. Гонсалес Сантос Бернардино, 1916 г. р., солдат, осужден по ст. 56–14 УК РСФСР Военным трибуналом войск МВД Новгородской области 13–14 июля 1951 г. на 25 лет ИТЛ. Будучи в лагере для в/п, являлся одним из организаторов по подготовке группового отказа от приема пищи и от выполнения приказаний командования лагеря. В апреле 1951 г. призывал в/п не принимать пищу, не подчиняться командованию лагеря и требовать репатриации в/п испанцев на родину. В результате чего в период с 5 по 14 апреля 1951 г. 163 в/п испанца не выполняли приказаний командования лагеря и в течение нескольких дней не принимали пищу. Будучи водворен в карцер как организатор саботажа, призывал в/п испанцев совершить нападение на карцер и освободить водворенных туда организаторов беспорядка в лагере.
2. Кано Хуан Хуан, 1924 г. р., солдат, осужден по ст. 54 – 4 УК УССР Военным трибуналом войск МВД Одесской области 26 мая 1948 г. на 15 лет ИТЛ. В 1942–1943 гг. служил в составе испанской Голубой Дивизии на территории Ленинградской области; находясь в лагере для военнопленных, вошел в подпольную фашистскую группу из числа реакционно настроенных в/п испанцев, не выполнял установленные нормы выработки. Призывал к саботажу других военнопленных, участвовал в срыве антифашистской работы. Кано помог разоблачить эту группу.
3. Канторино Исидро, 1922 г. р., унтер-офицер. Осужден по ст. 54-4, 54–11, 54–14 и ст. 54-6 УК УССР Военным трибуналом МВД Одесской области 24–26 мая 1948 г. на 25 лет ИТЛ. С 1942–1943 г. служил в Голубой Дивизии на территории СССР, в лагере для военнопленных являлся участником нелегальной группы из числа реакционно настроенных испанцев, участвовал в срыве антифашистской работы, занимался сбором сведений о деятельности в лагере испанцев-антифаши-стов с целью передачи их за пределы СССР.
4. Кастильо Хосе Хуан, 1920 г. р., лейтенант, осужден по ст. 54–14 и 54–11 УК УССР Военным трибуналом войск МВД Харьковской области 9-10 февраля 1949 г. на 25 лет ИТЛ. Находясь в лагере для в/п, систематически отказывался от выхода на работу, не выполнял норму выработки. С августа по октябрь 1948 г. не выходил на работу в течение 48 дней.
5. Климент Мигель Бруно, 1920 г. р., солдат, осужден по ст. 58–14 УК РСФСР Военным трибуналом войск МВД Новгородской области 13–14 июля 1951 г. на 25 лет ИТЛ. Будучи в лагере для в/п, являлся одним из организаторов по подготовке группового отказа от пищи и выполнения приказаний командования. В результате с 5 по 14 апреля 1951 г. 163 военнопленных испанца в течение нескольких дней не принимали пищу и не выполняли приказаний.
6. Костанте Висенте Рамон, 1917 г. р., солдат, осужден по ст. 58–14 УК РСФСР Военным трибуналом войск МВД Новгородской области 14 июля 1951 г. на 25 лет ИТЛ. Будучи в лагере для в/п являлся одним из организаторов по подготовке группового отказа от пищи и выполнения приказаний командования, 7 апреля 1951 г. был во главе группы в/п около 50 человек, которые совершили нападение на карцер и освободили находившихся там военнопленных.
7. Мораль Мануэль Хосе, 1921 г. р., солдат, осужден там же, за то же и тогда же, что и предыдущий. Кроме того, призывал в/п испанцев не являться на допрос по поводу установления причины их коллективного отказа от приема пищи. Под его руководством 7 апреля 1951 г. военнопленные, содержавшиеся в карцере, оказали сопротивление офицерскому и вахтерскому составу, пытавшемуся взять на допрос некоторых в/п. Тогда же он открыл 5 камер в карцере и освободил содержавшихся там испанских военнопленных.
8. Морено Мигель Антонио, 1920 г. р., солдат, осужден по ст. 54-4, 54–11, 54–14 УК УССР Военным трибуналом войск МВД Одесской области 26 мая 1948 г. на 25 лет ИТЛ. Находясь в лагере для в/п, вошел в нелегальную фашистскую группу из числа реакционно настроенных в/п испанцев, не выполнял установленные нормы выработки, призывал других в/п к саботажу, участвовал в срыве антифашистской работы.
9. Майораль Хорхе Хуан, 1922 г. р., солдат, осужден там же, тогда же и за то же, что и предыдущий.
10. Макле Тосило Франсиско, 1923 г. р., унтер-офицер, осужден там же, тогда же и за то же, что и предыдущий.
11. Пестанья Гумарсиндо Алехандро, 1920 г. р., солдат, осужден по ст. 58–14 УК РСФСР, осужден там же, тогда же и за то же, что и № 6, но без нападения на карцер.
12. Перес Рамон Рамон, 1923 г. р., солдат, осужден там же, тогда же и за то же, что и № 6. Кроме того, 12 апреля 1951 г. пытался совершить нападение на карцер и проходную будку лагеря.
13. Перес Мануэль Сиприано, 1922 г. р., солдат, осужден тогда же за то же и там же, что и № 6; кроме того, по ст. 74, ч. 2. Находясь в лагере для в/п, систематически нарушал внутрилагерный режим, отказывался от работы, совершал хулиганские действия, оскорблял офицерский состав лагеря, порвал портрет одного из руководителей КПИ, нецензурно выражался по адресу руководителей Советского государства.
14. Паласиос Теодор Томас, 1912 г. р., капитан, осужден по ст. 58–11, 58 – 14 УК РСФСР Военным трибуналом войск МВД Новгородской области 9-10 декабря 1949 г. на 25 лет ИТЛ. Находясь в лагере для в/п в 1943–1948 гг., являлся организатором нарушений внутрилагерного режима, невыполнения в/п испанцами приказаний командования лагеря; угрожал расправой испанцам-антифашистам из числа в/п и призывал организовывать саботаж.
15. Росалени Франсиско, 1919 г. р., ст. лейтенант, осужден тогда же, там же и за то же, что и предыдущий. Кроме того, в 1945 г. организовал невыход на работу 13 испанцев, избил мастера цеха и не выходил на работу в течение 10 дней.
16. Саламанка Анхель Хулио, 1919 г. р., сержант, осужден там же, тогда же и за то же, что и № 6, но без упоминания карцера.
17. Салданья Люсио Феликс, 1914 г. р., солдат, осужден по ст. 54-4, 54–14 УК УССР Военным трибуналом войск МВД Одесской области 24–25 июля 1948 г. на 25 лет ИТЛ. Находясь в лагере для в/п, вошел в нелегальную фашистскую группу из числа реакционно настроенных в/п испанцев, не выполнял установленные нормы выработки, призывал других в/п к саботажу, участвовал в срыве антифашистской работы.
18. Хиль Хосе Хоакин, 1918 г. р., солдат, осужден там же, тогда же, за то же, что и предыдущий.
19. Халао Хосе Мигель, 1922 г. р., солдат, осужден там же, тогда же и за то же, что и № 6, но без упоминания карцера[120].
Приведенные списки раскрывают характер преступлений испанских военнопленных, в основном вызванных стремлением к репатриации.
Все они, за исключением Мигеля Антонио Морено, Мануэля Переса Сиприано и перебежчика Эмилио Родригеса Пруденсио, были в 1954 г. репатриированы на пароходе «Семирамис». Кроме того, в числе этих осужденных на разные сроки испанцев находилась и часть тех, кто в свое время подал заявление о желании вступить в советские добровольческие формирования (Франсиско Сантъяго Андрес, Хуан Кано, Викториано Гарсия Сотело, Анхель Грегорио Морено, Эрменхильдо Франсиско Суэро и Антонио Марионо Эчеваррия).
Заметим, что в составленном в 1951 г. обширном списке иностранцев, содержащихся в лагерях УПВИ МВД СССР, неосужденных, а также осужденных, сроки наказания которых заканчивались в 1953 г., среди подданных других государств значится один-единственный испанец Хосе Фернандес, 1917 года рождения, солдат, осужденный 18 января 1947 г. Военным трибуналом войск МВД СССР по Новгородской области по ст. 193-2, п. «а» УК РСФСР на 5 лет заключения. В списке значилось: «Постановления Совета Министров СССР о репатриации граждан Испании не имеется». В конце списка указывалось, что в него не включено еще 272 человека неосужденных граждан Испании[121].
В начале 1953 г. большинство осужденных, а также 89 человек неосужденных военнопленных и интернированных испанцев содержалось в лагере № 476, находившемся в поселке Нижне-Исетск Чкаловского района Свердловской области, в 4 и 5 лагерных отделениях (Ревда и Дегтярка). Как видно из акта приема лагеря в состав Тюремного управления МВД Свердловской области от 30 апреля 1953 г., в лагере были следующие условия жизни находившихся там военнопленных и интернированных разных национальностей: «На весь содержащийся контингент военных преступников и военнопленных имеются личные дела, в которых имеются документы на право содержания военных преступников в лагере. В 33 личных делах отсутствуют справки о вступлении приговоров в законную силу». На каждого осужденного приходится жилплощади от 1,7 до 2,4 кв. метра в благоустроенных бараках каркасно-засыпного типа и в шлакобетонных помещениях. Основная масса военных преступников используется на промышленном и жилищном строительстве. Широкого общения военных преступников с вольнонаемным составом хозорганов не допускается. Пропуска выдаются главным образом лицам, без которых невозможна работа контингента. Лагерь и спецгоспиталь основными медикаментами обеспечены, как и основными видами продовольствия. Во всех лаготделениях организовано трехразовое приготовление горячей пищи. Отмечается, что «существующая система оплаты труда контингента не обеспечивает повышения производительности труда военных преступников и их заработка, а наоборот, значительно снижает уровень заинтересованности осужденных в высокопроизводительном труде». В лагерь ежемесячно поступает для осужденных до 20 тысяч посылок; для приема, проверки и обработки этих посылок в лагере организована внештатная посылочная экспедиция из 7 человек[122]. Тем не менее, в числе наиболее характерных видов нарушений внутрилагерного распорядка указываются и систематические отказы выхода на работу; в ряду примеров таких нарушений приводится и интернированный испанец Буэно Сальвадор Мигель, содержащийся в лагерном отделении № 3, который «в течение квартала систематически отказывается выполнять требования руководства лагерного отделения – выйти на работу, за что неоднократно наказывался водворением в карцер. Однако и после этого Буэно продолжает отказываться от выхода на работу. За систематические отказы от выхода на работу и невыполнение требований руководства лагерного отделения на Буэно оформляется материал для привлечения его к уголовной ответственности» – против этого текста стоит пометка вышестоящего лица «возвратить в Потьму на 1 год»[123].
Военнопленные испанцы в небольшом количестве были и в других лагерях – так, в акте проверки лагеря № 280 в г. Сталино отмечено, что граждан Испании в нем было 39 человек, в основном, осужденных военных преступников[124].
В фонде ГУПВИ имеются два архивных дела, где, в основном, сосредоточены статистические (без имен) сведения о проводимой в 1946 – 1947 гг. концентрации военнопленных не немецкой национальности, подлежащих вывозу из лагерей, спецгоспиталей и Отдельных Рабочих Батальонов Министерства Вооруженных Сил. Согласно директиве МВД – МВС № 246/46992 от 18 октября 1946 г. и распоряжению МВД СССР № 322, эти военнопленные подлежали концентрации в лагерях № 62 (г. Киев), № 149 (г. Харьков) и № 159 (г. Одесса) с целью их оперативной проверки и решения вопроса об их освобождении и отправке на родину. Согласно справке, испанцев, подлежащих отправке в лагерь № 62, значилось 202 человека в Вологодской области, 5 – в Новгородской области, 1 – в Челябинской и 19 – в Казахской ССР[125]. Во исполнение названной директивы и распоряжения 21 апреля 1947 г. направлены из Новгородской области в лагерь № 159 в Одессе 5 испанцев, список которых (это единственный список в данном деле) прилагался к письму: Хосе Эрменхильдо Абад, 1916 г. р., Мануэль Кинтеро, 1910 г. р., Мануэль Эрнесто Маркес, 1920 г. р., Франсиско Эмилио Морено, 1920 г. р., Томас Мартин Эвара, 1923 г. р. – все солдаты. 5 мая 1947 г. из лагеря № 445 в г. Калининграде в лагерь № 195 отправлен 1 испанец[126]; в мае 1947 г. из Карагандинского лагеря № 99 было отправлено в Одесский лагерь № 159 14 испанцев[127].
Всего же, по данным проекта докладной записки А. Кобулова С.Н. Круглову об исполнении директивы МВД и МВС СССР № 246/46992 от 18 октября 1946 г. и распоряжения МВД СССР № 322 от 10 ноября 1946 г. о выявлении, концентрации и персональной проверке военнопленных не немецкой национальности, содержащихся в лагерях МВД и рабочих батальонах МВД на предмет решения вопроса об их освобождении, по состоянию на 1 февраля 1947 г. было учтено таких лиц 10346 человек, из них испанцев – 336. Все они были сконцентрированы в названных трех лагерях №№ 62, 158 и 159. Из этих 336 испанцев, согласно справке, подлежали дальнейшему содержанию в лагерях 23 человека. Из них служивших в Голубой Дивизии – 5, в немецких частях – 2, и интернированных на территории Германии – 16 человек[128]. Существует, правда, и другая справка, согласно которой на 1 ноября 1947 г. испанцев, подпадающих под действие директивы МВД № 322 от 10 ноября 1946 г., насчитывалось 328 человек; распределены они были следующим образом:
в Вологодской области, лагерь № 158–163 человека; лагерь № 437 – 30 человек; спецгоспиталь № 3739 – 17 человек; в Киевской области, лагерь № 62–33 человека; в Одесской области, лагерь № 159 – 35 человек; в Харьковской области, лагерь № 149 – 39 человек; спецгоспиталь № 55984 – 1 человек[129].
Однако, в отличие от военнопленных других не немецких национальностей, все 336 испанцев не попали в число подлежащих освобождению и значатся в числе «не подпадающих под действие решений Правительства об освобождении военнопленных», хотя 23 испанца отдельно числятся в перечне «подлежащих дальнейшему содержанию в лагерях»[130]. Видимо, причиной этого было отсутствие дипломатических отношений с Испанией и неготовность Красных крестов других стран принимать испанских военнопленных.
Мы делаем осторожный вывод, что положение испанских военнопленных, содержащихся в лагерях, даже осужденных, как можно судить по представленным нами материалам, всё же было немного лучшим по сравнению с положением наших соотечественников в системе ГУЛАГа. Примерно то же утверждает и другой современный исследователь, относя свое суждение ко всем военнопленным, содержащимся в СССР, и делая акцент преимущественно на немецких военнопленных. Он пишет, что сразу же после войны в СССР началось масштабное использование труда взятых в плен немецких военнослужащих, но нельзя, по его мнению, согласиться с тем, что по отношению к пленным применялись те же методы внеэкономического принуждения к труду, что были давно апробированы в «Архипелаге ГУЛАГ». Секретные инструкции ГУПВИ НКВД СССР требовали корректного обращения с военнопленными, на них распространялось трудовое законодательство СССР, своевременно оказывалась медицинская помощь, создавались нормальные бытовые условия, которые контролировались международными организациями. Они беспрепятственно переписывались с родными и близкими[131]. Нам представляется, что автор несколько преувеличивает, говоря о распространении на военнопленных трудового законодательства и о контроле со стороны международных организаций. Но отметим, что факты, упомянутые в приведенных нами текстах испанских военнопленных относительно улучшения их режима «в этом проклятом лагере» и реакция на них со стороны партийных и исполнительных органов были попросту невозможны в жизни советских зэков. Этот же автор указывает, что в 1953 г. в СССР среди отбывавших наказание агентов иностранных разведок числилось 4 человека из Испании и 3 из латиноамериканских стран[132].
Данный текст является ознакомительным фрагментом.