Есенин в Персии
Есенин в Персии
Голубая да веселая страна.
Честь моя за песню продана.
Ветер с моря, тише дуй и вей —
Слышишь, розу кличет соловей?
Почему поэт пишет о том, что продал свою честь за умение писать стихи? Нет ли в этом глубоко скрытого подтекста о событиях, которые действительно имели место в его жизни. Где? И когда? Где находится страна, на которую дует ветер с моря?
Обратимся за ответом в первую очередь к стихам Есенина. Мне, как поэту, известно, что настоящие стихи никогда не лгут.
Золото холодное луны,
Запах олеандра и левкоя…
И тебя блаженством ошафранит…
Так вторично скажет листьев медь…
(строчки из стихотворения «Золото холодное луны»)
Свет вечерний шафранного края…
Так спросил я, дорогая Лала,
У молчащих ночью кипарисов…
Кипарисы растут в субтропическом и тропическом климате северного полушария, распространены в широте Средиземноморья Мрачная тёмно-зеленая листва кипариса вечнозелёного с древних времён уже служила эмблемой печали, а потому это дерево часто разводится в южном климате на кладбищах. Этот кипарис был посвящен у греков и римлян богам, преимущественно Плутону. Кипарисовые ветви клались в гробницы умерших; ими украшались в знак траура дома; на могилах обыкновенно сажались кипарисовые деревца.
Родина олеандра – обширная полоса сухих и полусухих субтропиков от Марокко и Португалии на западе до Южного Китая на востоке. Дикий олеандр часто занимает русла пересыхающих рек. Растение засухоустойчивое, но теплолюбивое, хотя и выносит зимние непродолжительные понижения температуры до -10 градусов. Идеально произрастает в условиях средиземноморского климата.
Левкой, или Маттиола – род однолетних и многолетних травянистых растений семейства капустные или крестоцветные (Brassicaceae), распространённых в Южной Европе, Средиземноморье и соседних регионах.
По Этимологическому словарю русского языка русское название «Левкой» пришло через нем. Levkoje или итал. leucojo из лат. leucoion, греч.;;;;;;;; – «белая фиалка».
Белая фиалка – вид, распространённый в Европе, на Кавказе, в Средиземноморье. Растёт в лесах, зарослях кустарников, до 1500 м над у. м
Шафран – его ареал включает в себя Средиземноморье (Южная Европа и Северная Африка), Малую Азию, Ближний Восток и Центральную Азию вплоть до Западного Китая. Требует открытого солнечного местоположения и проницаемой почвы. Используется в качестве пряности, пищевого красителя и натурального жёлтого красителя, добываемого из цветков. Известен в Греции с раннего Средневековья. Краситель добавлялся непосредственно в темперное связующее: порошкообразный краситель смешивался с яичным белком и широко использовался для иллюстрирования рукописей. Из шафрана с белком также изготавливался золотистый лак для придания поверхности олова золотого оттенка – имитации золотого листа.
Отчего луна так светит тускло
На сады и стены Хороссана?
И снова:
В Хороссане есть такие двери,
Где обсыпан розами порог.
Там живет задумчивая пери.
В Хороссане есть такие двери,
Но открыть те двери я не мог…
Хорасан (перс. – откуда приходит солнце) – историческая область, расположенная в Восточном Иране. Название «Хорасан» известно со времени Сасанидов. Провинция Хорасан известна по всему миру производством шафрана и барбариса. Кстати, Хоросом называют один из главных церковных светильников, который имеет особый статус. Круглые хоросы для храмов изготавливались на Руси в Киеве еще в XII веке.
Древние хоросы изготавливались из дерева или металла, и представляли собой колесо из дерева или металла, которое горизонтально подвешивалось к потолку на цепях. На этом колесе укреплялись светильники – свечи, лампады. Иногда хорос выполнялся в виде полукруглой чаши, в углубление которой ставилась лампада. Позже форма хоросов стала усложняться, их стали украшать орнаментом и различными символами. В древнеславянской мифологии Хорс – бог солнца, Поклонение к нему пришло к славянам из Персии. Празднование весны – прыжки через костёр (вспомните сказку «Снегурочка»), поджигание и пускание с холма огненного колеса – всё это суть – древнее поклонение Хорсу – Солнцу. Когда-то я писал об этом боге в своей азбуке славянской мифологии:
ХОРС
Колесо сияющего света
Медленно плывет по небесам…
Всюду жизнь теплом его согрета
И готова к новым чудесам!
Слава Хорсу – диску золотому,
Светом пробудившему весну!..
Солнцу люди рады по-простому,
Словно в марте первому блину:
На полянах водят хороводы,
На холмах колеса жгут огнем —
В честь его блистающей свободы
В небе день рождающей за днём!
И русское слово «ХОРОШО» (искаженное «Хоросо») – того же происхождения. «Хорошо» – значит «солнечно», «утренне», «светло». Так что есенинская луна в данном случае светит на Хорасан отраженным светом Хорса (Солнца), возвращая Солнечной стране то, что принадлежит ей по праву – солнечный свет.
Читаем дальше есенинские «Персидские мотивы» :
Я спросил сегодня у менялы,
Что дает за полтумана по рублю…
Туман – счетно-денежная единица Ирана. Золотая и серебряная монета, содержащая 10 иранских риалов. Туман, томан, (по анг. toman) – официальная денежная единица Персии с 18 века до 1932 года. В середине XIX в. 1 персидский туман стоил 4 рубля. Банкноты выпускались имперским банком Персии. В 1932 году была проведена денежная реформа, туман заменён иранским риалом по курсу 1:10. Хотя в настоящее время государственной валютой остаётся риал, цены в розничной торговле указываются, как правило, в туманах. Это делается для удобства и позволяет отбрасывать лишний ноль при расчётах. В некоторых случаях под туманом понимают примерно один доллар. Таким образом, давать всего один рубль за целых полтумана – это форменный грабёж со стороны менялы!
Итак, поэт ведет речь о стране, где произрастают шафран, олеандр, левкой и белые фиалки. То есть: это страна сухих и полусухих субтропиков, с засухами и пересыхающими летом руслами рек. В тоже время рядом находится морское побережье. Страна, где даже самой лютой зимой температура никогда не опустится ниже минус 10 градусов. Горы этой страны не превышают 1500 метров. Здесь много открытых, не залесённых солнечных песчаных мест (проницаемые почвы). В этой стране популярны шафрановые красители, а в пище – шафрановые пряности. В этой стране на кладбищах принято сажать кипарисы. Древним символом этой страны является бог солнца Хорс, а её главной национальной валютой – персидский «туман».
Вся эта информация следует исключительно из стихов Есенина. При этом официально считается, что Есенин всё это написал в Баку, ни разу не посетив Персию. Но перед нами – никакой не Баку, перед нами именно Персия! Женщины в этой стране ходят поголовно в чадре (в Баку, на пятом году советской власти – поголовно в чадре? Нонсенс!). И как это понимать?
Понимать это можно так, что цикл стихов «Персидские мотивы» написан Есениным намного раньше, не в 1924 и 25 годах, когда на самом деле он создал поэму о 26 бакинских комиссарах (там действительно реалии Баку), а… осенью 1920 года! «Листьев медь», «вечерний шафранный край» – это осень!
Известно, что первый приезд Есенина в Баку состоялся в августе 1920 года. Приехал он вместе со своими друзьями: поэтом Анатолием Мариенгофом и большевиком Григорием Колобовым. Именно здесь, в Баку, Сергей Александрович закончил поэму «Сорокоуст», которая являлась важным, этапным произведением в его творчестве. По свидетельству Т. Ю. Тaбидзе, во время своей первой продолжительной поездки нa Кaвкaз (июль-сентябрь 1920 г.) Есенин нa очень короткое время, где-то в aвгусте, заезжaл в Тифлис, еще нaходившийся под влaстью меньшевиков (см.: Белоусов В. Персидские мотивы. М., 1968, с. 10—11).
Так же известно, что в 1920 году, когда Есенин и братья Кусиковы арестовывались ЧК, помощь поэту оказал Блюмкин, обратившийся с ходатайством отпустить его на поруки. Этот инцидент произошел в Москве в конце сентября 1920. А где был Блюмкин перед этим? На первом съезде народов Востока, состоявшемся 1—8 сентября 1920 г. в Баку, который в западной литературе часто именуется как «Бакинский съезд»… В мае 1920 года Волжско-Каспийская военная флотилия под командованием Федора Раскольникова и Серго Орджоникидзе направляется в Энзели (Персия), с целью возвращения российских кораблей, которые увели в Персию эвакуировавшиеся из российских портов белогвардейцы. В результате последовавших боевых действий белогвардейцы и занимавшие Энзели английские войска отступили. Воспользовавшись этой ситуацией, в начале июня вооружённые отряды революционного движения дженгалийцев под командованием Мирзы Кучюк-хана захватывают город Решт – центр остана (провинции) Гилян, после чего здесь провозглашается Гилянская Советская Республика. Блюмкина направляют в Персию, где он участвует в свержении Кучюк-хана и в приходе к власти хана Эхсануллы, которого поддержали местные «левые» и коммунисты. После переворота Блюмкин участвовал в создании Иранской коммунистической партии (на базе Социал-демократической партии Ирана «Адалят»), стал членом её Центрального комитета и военным комиссаром штаба Красной Армии Гилянской Советской Республики. Он представлял Персию на Первом съезде угнетённых народов Востока, созванном большевиками в Баку. Примечательно, что среди делегатов было 50 женщин, а помимо Блюмкина, выступавшего от иранской делегации, участвовал в съезде известный в то время политический авантюрист – разведчик Джон Филби (отец легендарного советского разведчика Кима Филби), выдававший себя за араба. Но самым знаменитым гостем Бакинского съезда, безусловно, был видный турецкий политический и военный деятель Энвер-паша, скандал вокруг участия и выступления которого стал чуть ли не главным событием тех дней и вошел в историю съезда отдельной страницей.
Кстати, не следует забывать о том, что отношение к северным иранским территориям у России и раньше было, мягко говоря, не сторонним. В начале XIX века североиранские прикаспийские провинции Гилян и Мазендеран принадлежали Российской Империи, однако через несколько десятилетий их вернули Ирану. В условиях бесконечных внешних войн их удержание на далёких южнокаспийских берегах стало для русского правительства непосильной задачей. В сентябре 1920 г. правительство РСФСР принимает решение о сворачивании своей военной операции в Персии и приступает к переговорам с шахским правительством. Блюмкина это событие в Персии уже не застало – в сентябре 1920 г. он поступил в академию генштаба РККА.
Увы, до сих пор мало кто обращает внимания на тот факт, что в своих автобиографиях Есенин неоднократно писал, что в 1919—21 г. г. много ездил по стране и перечислял места, где ему довелось тогда побывать – Мурманск, Соловки, Архангельск, Туркестан, Киргизские степи, Кавказ, Персию, Украину и Крым. Великий поэт никогда не страдал топографическим непониманием. Кавказ – это Кавказ. Персия – это Персия. Он знал точно, о чем писал.
Косвенно это подтверждается статьёй Льва Троцкого памяти Сергея Есенина в газете «Правда» №15 за 1926 год: «Поездка по чужим странам, по Европе и за океан не выровняла его. Тегеран он воспринял несравненно глубже, чем Нью-Йорк. В Персии лирическая интимность на рязанских корнях нашла для себя больше сродного, чем в культурных центрах Европы и Америки». Так что «Персию» отнюдь не стоит считать опиской или поэтическим преувеличением.
По воспоминаниям великого русского актера Василия Ивановича Качалова о своей первой поездке в Персию (именно в Персию, а не в Баку!) рассказывал ему при их личной встрече сам Сергей Есенин. Для поэта тот краткий вояж стал дверью в иной мир – удивительный, непохожий на все предыдущее. И все это он гениально отобразил в своих «Персидских мотивах», созданных явно по свежим впечатлениям – либо еще в Персии, либо по дороге домой. Есенин вполне мог быть в Персии с середины августа до начала сентября и вернуться в Баку вместе с Блюмкиным.
И укор самому себе («честь моя за песню продана») может относиться именно к тому, что он напросился на поездку в Персию, что-то пообещав за это власть имущим. И это его мучило.
О том, что такая поездка Есенина по тем временам была вполне реальна, говорит и тот широко известный факт, что другой великий поэт, Велимир Хлебников, оказавшись в сентябре 1920 года в Баку, замыслил пробраться ещё дальше на восток, в Персию. И вскоре его замысел был осуществлён. В начале 1921 года советская Россия сформировала в Баку Персидскую красную армию (Персармию), которая была направлена в Персию для оказания помощи повстанцам. Хлебников был приписан к армии в качестве лектора. Путешествие в Персию стало очень плодотворным для Хлебникова. В этот период он создал большой цикл стихотворений, а также начал поэму «Труба Гульмуллы», посвящённую его впечатлениям от Персии, которая была завершена в конце 1921 года. В целом Гилянская Советская республика просуществовала недолго – с июня 1920-го по сентябрь 1921 года.
И всё-таки вероятность того, что в августе 1920 года Сергей Александрович так и не смог достичь желанной Персии существует. Если после Баку его видели в Тифлисе, то это совсем не по пути в Персию, а скорее ближе к Черному морю. Если в сентябре он был уже в Баку, то на весь предполагаемый персидский вояж (вместе с дорогой туда и обратно) и на написание стихотворного цикла у поэта оставалось недели две, не более того. Это в принципе возможно, но выглядит не очень убедительно и чрезвычайно рискованно.
И по поводу своей строчки о чести, проданной за песню. Очень уж она напоминает один из рубайатов поэмы «Хайямиада» Эдварда Фицджеральда:
«Мои кумиры, ваша в том вина,
Что жизнь моя навек посрамлена:
В стакане – имя доброе мое,
А честь моя за песню продана».
В марте 1857 года, в библиотеке Азиатского общества (Калькутта) английский санскритолог Кауэлл обнаружил серию персидских четверостиший Омара Хайяма и выслал их английскому поэту Эдварду Фицджеральду, в дальнейшем прославившемуся на весь мир именно благодаря переводам четверостиший Омара Хайяма (англ. The Rubaiyat of Omar Khayyam).
Строки и фразы из этой поэмы использовались во многих литературных произведениях, среди которых: «Шахматная доска» Невила Шюта, «Весенние пожары» Джеймса Миченера, «Указующий перст» Агаты Кристи, «О, молодость!» Юджина О’Нила. Аллюзии, связанные с текстом Фицджеральда, часты и в коротких рассказах О’Генри. Весьма популярны были эти четверостишия и в литературно-богемной среде России начала двадцатых годов. Естественно, увлекался их чтением и Есенин…
И всё-таки. Если несмотря на все приведенные аргументы и предположения в действительности поэту так и не удалось побывать в Персии, уровень его духовного проникновения в реалии персидской поэзии таков, каким он может быть либо у человека, реально жившего на Востоке, либо у гения. И если первое как бы под вопросом, то второе очевидно.
Сам я к Есенину отношусь как к близкому, родному человеку. По даче в Мардакянах (пригород Баку, где поэт проживал в 1925 году) он – сосед моей сестры. Бывая у сестры, конечно, еду к морю и каждый раз – мимо барельефа Есенина работы Фуада Салаева с запечатленными словами поэта: «Прощай, Баку!…» Так же называется и последняя песня Муслима Магомаева. Словами Сергея Есенина он попрощался с родным городом и бакинцами… О том и моё стихотворение, написанное однажды много лет назад:
МЕЖДУ ВЕТРОМ И ВЕТРОМ
«Прощай, Баку! Тебя я не увижу…»
Сергей Есенин.
(Эти слова высечены на барельефе
возле дома, в котором жил поэт, —
рядом с дорогой, ведущей к морю.)
Бродивший по Нью-Йорку и Парижу,
Воспевший грусть и яблоневый цвет,
«Прощай, Баку! Тебя я не увижу…» —
Однажды в прошлом произнес поэт.
И в веке новом, явленном пока мне,
Как путь на море или путь домой, —
«Прощай, Баку!», начертанное в камне,
Не раз мелькало за моей спиной.
Я уезжал и возвращался снова —
Всё в тот же край, где маялись ветра,
Ветшал мой дом, и шелестом былого
Мне вновь напомнил два печальных слова
Последний тополь моего двора.
Прощай, Баку! Покуда сердце бьётся,
Покуда жив, покуда вижу свет,
Поверь, твой сын к тебе ещё вернётся,
Как к песне возвращается поэт.
За время, проведенное в Азербайджане, Есенину довелось познакомиться со многими выдающимися людьми. Однажды он подружился с великим азербайджанским поэтом Алиагой Вахидом. Тот неоднократно приглашал нового друга на литературно-музыкальные встречи – меджлисы. Там Есенин впервые услышал мугам и сравнил его с исполнением произведений Баха «Мне очень нравятся ваши стихи, но о чем они?» – спросил однажды поэт. Вахид ответил: «О чем может писать поэт? О любви, о жизни, о смерти».
Алиага Вахид (1895 – 1965) дружил с другим великим азербайджанским поэтом – Сулейманом Рустамом (1906 – 1989), очевидцем того времени, стихи которого" о любви, о жизни, о смерти» мне посчастливилось слушать в середине восьмидесятых в присутствии их автора там же, в Шувелянах (это рядом с Мардакянами) на даче известного поэта и переводчика, моего учителя, Владимира Кафарова. И шумело море, и шуршал песок в виноградных лозах… Три дня и три ночи…
Есенин жил в Мардакянах вместе со своей женой Софьей Андреевной Толстой на служебной даче Петра Ивановича Чагина, второго секретаря ЦК и главного редактора газеты «Бакинский рабочий», своего друга. В этой же газете печатались его свежие стихи. Я помню «Бакинский рабочий», потому что и мои стихи через 60 лет после того тоже печатались там.
Именем Есенина в Баку названы улицы и парки. В Мардакянах работает дом-музей его имени. Здесь, в Баку, всегда будут помнить русского поэта, признавшегося однажды: «Не могу долго жить без Баку и бакинцев…»
Последнее и самое продолжительное пребывание поэта на азербайджанской земле пришлось на конец июля – начало сентября 1925 года. Всего за несколько месяцев до трагического ухода из жизни.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.