Глава 6 Не много ли берут на себя медиумы?

Глава 6

Не много ли берут на себя медиумы?

На встрече с мертвыми в лаборатории Аризонского университета

В Гэри Шварце (Gary Schwartz) необычным образом смешиваются два начала: он ученый и вместе с тем спиритуалист. И обладатель ключа Фи Бета Каппа[37] от Корнелльского университета. Его прежнее место работы – Йельский университет. Однако более всего он известен своими опытами, в которых проверяются способности медиумов. Эта работа описывается в его книге «Эксперименты с жизнью после жизни» («The Afterlife Experiments»). Он – профессор психологии Аризонского университета,[38] а также основатель университетской лаборатории по системному изучению человеческой энергии (Human Energy Systems Laboratory, HESL). Ожидая его появления в холле отеля, я не знала, предстоит ли мне увидеть мужчину в твидовом пиджаке, или в спортивных брюках с резинками, охватывающими лодыжки, или – помогите же мне! – в таких брюках и в таком пиджаке. Шварц еще больше замутил воду, выйдя из белого «Ягуара», оставленного на площадке у входа, в костюме с двубортным пиджаком. За что бы, черт возьми, он ни отвечал, дело свое он знает.

Данные, которые он получает экспериментальным путем, дают понять, что есть люди – их немного, и они медиумы с особым даром, – способные входить в контакт с умершими. В отличие от других исследователей, встреченных мной в университете Виргинии (это еще один вуз, ведущий на своей базе изучение паранормальных явлений), Шварц уверенно и без умолчаний говорит о своих выводах относительно жизни после смерти. Когда мы ехали по залитым ослепительным светом улицам Туксона со множеством соблазнов по сторонам, он рассказал мне, что работает над статьей для «American Psychologist» под названием «Новый взгляд на гипотезу о смерти». Основная ее мысль: никто еще не доказал, что смерть человеческого тела означает бесследное исчезновение той личности, которая существовала в бренной оболочке. Это всего лишь гипотеза.

Как и его ранние предшественники – исследователи, работавшие на среднем историческом этапе в начале XX века, – Шварц приводит в свою лабораторию только тех медиумов, о которых больше всего говорят. Джон Эдвардс из «Crossing Over», например, был одним из тех, кто входил в «команду мечты», составленную из спиритуалистов, эксперименты с которыми описаны в книге «Эксперименты с жизнью после жизни». Недавно он открыл для себя Элисон Дюбуа (она медиум и одна из тех, на ком держится телепередача NBC «Medium»).

Возможно, поскольку в самолете по пути в Туксон я читала биографию неряшливой и слишком напористой Хелен Дункан, мне не приходило в голову, что медиум непременно должен выступать в прекрасных и пышных одеждах победителя. У Дюбуа длинные, хорошо расчесанные рыжеватые волосы с оттенком ржавчины, слегка завивающиеся на концах и гармонирующие с медно-красным цветом ее губной помады. Ее румянец и крем-пудра так согласуются друг с другом, что кажется, будто их нанесли, равномерно распыляя краску из баллончика. Она явно следит за собой, но выглядит совершенно естественной и красивой без всяких ухищрений. Каким образом женщина может добиться подобного эффекта, я понимаю не более, чем таинство ее общения с умершими людьми. Дюбуа выглядит паранормально хорошо.

Прежде чем стать медиумом, Элисон Дюбуа строила карьеру в прокуратуре графства Марикопа, работая прокурором по уголовным делам. Но в апреле 2000 года кто-то встал у нее на пути. И даже более того. «Я спускалась в прачечную своего дома, и ко мне подошел человек», – начала она рассказывать за ланчем. Элисон приступила к энергичной атаке на яблочный пирог. Он был такой большой – мне показалось, величиной со ступню, – хотя и меньший, чем длина целого шага. Однако для яблочного пирога – ну очень большой. Хрупкая фигура Дюбуа никак не согласуется с явным энтузиазмом, проявляемым ею по отношению к еде. Впрочем, такое отношение просматривается и в написанных ею текстах, где обязательно говорится о пищевых пристрастиях «бесплотных», как их называют в местных краях. Бесплотный незнакомец в прачечной исключения не составлял: «Я знала, что он любит густую похлебку из рыбы и моллюсков, а также то, что у него был сердечный приступ». Она побежала вверх по ступеням и позвала своего мужа Джо. Тот прищурился, глядя на нее (как бывает, когда один из супругов замечает, что мысли другого несколько хаотичны), а затем проговорил: «Это мой дед».

После нескольких встреч на бегу с умершими людьми Дюбуа натолкнулась в Dateline на сообщение о том, что Гэри Шварц изучает медиумов. «Я подумала, что надо пойти и встретиться с ним. Мне нужно доказать себе самой, что все это – не мое. И еще я хотела бы вернуться к своей профессии». Элисон произвела на Шварца сильное впечатление – как человек, обладающий природными способностями. Теперь прокуратуре придется подождать.

Дюбуа – один из четырех медиумов, участвующих в исследовательском проекте «Задавая вопросы». Мне нравится такой подход, поскольку с его помощью можно коснуться самой сути происходящего при встрече медиумов с умершими. Кажется, последние никогда не стремятся говорить о чем-то ясном и очевидном, о том, что, как предполагают живые, должно звучать в речах мертвых и что нас, пока еще живущих, обычно страшно интересует. Ну, скажем, так. Привет, ты теперь где? Что делаешь каждый день? Что значит быть мертвым? Ты меня видишь? Даже когда я в туалете? А ты можешь все это прекратить? Если мертвые способны проходить всюду, то обычно они приносят с собой обрывки впечатлений, загадочные, как шифр, – это может быть и дородная женщина с серыми волосами, и маленькая черная собачка, и какое-то событие, приходящееся на 23 мая. Это сумасшедший стиль коммуникации. Шварц и его команда в ответ на подобный упрек говорят, что ничего иного мертвым просто не дано: они не могут облекать свои переживания в ясные предложения, которые затем должны появиться в головах медиумов. Умершие способны делиться впечатлениями, но не более того.

Джули Бейшел, исследователь из команды, работающей по программе «Задавая вопросы», пытается понять: не в том ли дело, что мертвых просто никогда должным образом не расспрашивали? Джули – психолог, получивший образование в Аризонском университете. Подобно Дюбуа, она нашла Шварца, увидев его по телевизору. Тогда Бейшел была студенткой, изучавшей фармакологию, а интерес к паранормальному вспыхнул у нее после смерти матери. (Это обычное дело для людей, вовлеченных в изучение паранормальных явлений. Как говорит сама Джули, «каждый, кто участвует в нашей работе, кого-то потерял». То же самое происходило ранее с некоторыми из новообращенных спиритуалистов: сэр Артур Конан Дойль и физик сэр Оливер Лодж потеряли сыновей во время первой мировой войны.)

Бейшел составила список из 32 вопросов о том, что происходит в потустороннем мире, заданных позже двум «бесплотным» при участии четырех медиумов. (Каждый из последних получил возможность по очереди задавать вопросы умершим.) Джули еще не провела анализ полученных данных, но дала мне распечатку «разговора». Ответы на один и тот же вопрос, которые слышали разные медиумы, были различными. Например, вопрос «Вы едите?» собрал равное количество утвердительных и отрицательных ответов. Я спросила Бейшел, как это можно интерпретировать? Она ответила в свойственной ей прямой и ясной манере: «Думаю, что медиумы «додумывают» ответы или же формулировки искажаются собственными представлениями спиритуалистов о том, какой должна быть загробная жизнь. Возможно также, что в том или ином вопросе недостаточно эмоций, чтобы вызвать интерес у другой стороны и побудить к ясно выраженному ответу». Этот комментарий более или менее покрывает все типичные случаи. Если ответы действительно приходят из Запредельного, имеет смысл отбросить разночтения и сосредоточиться на основных моментах. Начнем с хороших новостей.

Вопрос (В.). Что вы делаете каждый день?

Ответ (О.). Она показывает, как сидит за столом и ест.

В. Какие у вас «тела»?

О. Она говорит, что полные люди здесь худые…

В. Какая у вас погода?

О. Как во Флориде, но не так влажно.

А теперь – не такие хорошие новости.

В. Есть у вас музыка?

О. Да. Она колотит по ксилофону – бум, бум, бум, бум, бум. А у меня там «The Carpenters».

В. Там есть ангелы?

О. Да-а… но они держатся особняком. У них там свои дела на прогулках.

В. А секс у вас там есть?

О. Я не знаю… скажем, она может, но решает, что ей это не нужно или дело не так повернется… да нет, нет… нет такого.

И кое-что такое, что может вызвать вдохновение у пишущих людей…

Она показывает, как пишет. [Ответственный за проведение эксперимента: «Она пишет книгу?»] Я не знаю. Я хочу сказать, что если там нет, ну как бы это сказать, физических ограничений и мы осознаем этот факт, так почему бы, черт возьми, и не заняться этим? И рассказ можно будет где-нибудь разместить. Не знаю где, но говорят же, что такое возможно…

К формализованным данным, процитированным выше, я бы хотела добавить одно сообщение из потусторонней жизни, которое поведала мне Дюбуа, получившая его от безвестной «бесплотной» во время их приватной беседы: «Теперь я могу носить плиссированные панталоны».

Бейшел первой стала изучать подобные проблемы на университетской базе, используя современную научную методику, и исследователи жизни после смерти и спиритуалисты в течение еще многих лет задавали умершим подобные вопросы. Матла и Заалберг фон Зелст (об этих голландских врачах, с помощью цилиндрических штучек искавших доказательства существования духов, мы говорили в главе 4), привлекая медиумов, с пристрастием расспрашивали «человеческую силу» (homme-force), как они сами называли этот феномен, о происходящем в потустороннем мире. «Человеческая сила» была настроена думать научным образом, предоставляя соответствующие ответы. В них оказывалось немало прелестных деталей, но интервьюируемые порой уклонялись от прояснения именно тех вещей, которые нас, живущих, интересуют более всего. Души умерших, например, ворчали по поводу плотности и силы гравитации. Говоря о том, что им приходится двигаться быстрее обычного, они описывали спиралевидную форму 35 см длиной и с 15 оборотами. Эта форма напоминает структуру бактерии (и, к счастью, ничего иного), которая обычно присутствует в «веществе фекалий». Вам стоит терпеливо прочитать все скучные описания, чтобы, приблизившись к их концу, обнаружить: ничего пугающего и тревожного во всем этом нет. Существа из потустороннего мира близоруки, но могут проникать взором сквозь нашу одежду и порой даже сквозь кожу. Если в помещении тихо, то они способны читать наши мысли.

В конце концов, я не могу решить, сможет ли улучшить жизнь на Земле присутствие таинственной «человеческой силы». С одной стороны, в мире этих сущностей нет болезней, не нужно работать или тревожиться о безопасности жилища. Вы там ничем не владеете, и у вас нет забот и обязательств. Один из респондентов Матла признавал, что, если не брать в расчет новые радости, касающиеся подслушивания чужих мыслей или проникновения взглядом сквозь женское белье, существование «человеческой силы» со временем теряет первоначальный глянец и тускнеет. Почему? Она же, как сказало одно из этих существ, должна постоянно отвлекать нас от наших дел и вечно надоедать нам по ночам – как раз тогда, когда мы спим. И, увы, там нет секса. Просто нет.

Представление о потусторонней жизни, словно бы напоминающей ожидание в холле Автомобильного управления США, заметно расходится с тем, что думал о ней такой видный представитель спиритуализма, как Артур Финдлей. В течение трех сеансов с участием медиума по имени Слоан он направил по «ту сторону» 53 вопроса, касающихся жизни после смерти. На этот зов откликнулись самые разные «бесплотные», спеша со своими ответами. Ниже привожу расшифровку ответа на вопрос: «Расскажи мне немного о своем мире». Данный фрагмент взят из автобиографической книги Финдлея «Оглядываясь назад», увидевшей свет в 1955 году. Главный вывод, который можно сделать, познакомившись с приводимыми свидетельствами, таков: все, что существует здесь, на нашей Земле, имеется и там, в потустороннем мире. Все, за исключением, возможно, только компоста.

Мы можем сидеть рядом и наслаждаться компанией друг друга… У нас есть книги, и мы их читаем… Мы можем долго гулять в окрестностях… Мы все вдыхаем тот же аромат цветов и полевых трав, что и вы. Мы собираем цветы, как и вы… У нас тут цветы и травы не гниют, как на земле. Овощи просто перестают расти и исчезают сами собой.

Сама же я думаю, что ни Матла, ни Финдлей не правы, а наше будущее верно представляет себе преподобный доктор Д. Оуэн. Пятого февраля 1923 года New York Times опубликовала статью под названием «Оуэн говорит, что небеса нуждаются в активных людях», и в ней приводятся некоторые детали.

Люди большого бизнеса нужны на небесах, как утверждает преподобный доктор Д. Оуэн, священник англиканской церкви, выступивший вчера пополудни в театре Броадхерста с лекцией, посвященной вопросам спиритуализма. Опыт и реализм финансиста и увлекающая за собой энергия сильного руководителя, сказал выступающий, найдут там широкое поле деятельности, хотя и на совершенно альтруистической основе… Там не нужны медики для лечения пациентов, потому что в потустороннем мире нет болезней, а бывшие врачи вовлечены в другие виды деятельности и области исследований… Обычно души ходят пешком, но некоторые передвигаются в легких колясках… По словам доктора Оуэна, ему говорили, что «коляски нам не нужны, но иногда в них бывает удобно». Почтенный клирик рассказывал и о мирных озерах, реках и морях, и о том, что тамошние обитатели передвигаются по безмятежным водам на всякого рода лодках, включая парусные шлюпки. Навигация под парусом требует немалого шкиперского искусства и напряженного внимания, потому что, как объяснил доктор Оуэн, оболочки душ там движутся в разреженной атмосфере с высокой скоростью и управляются силой мысли.

Преподобный доктор Оуэн заканчивает свой рассказ, касаясь «некоторых разрозненных фактов, связанных с будущим». Среди них есть и такие, которые позволяют думать, что он мог бы «сесть рядом и наслаждаться» компанией Артура Финдлея: «Цветы не вянут. Они истончаются и исчезают». Статья завершается несколько неожиданными словами: «Мы верны своим особенностям».

Если все так и обстоит в действительности, то где-то в вечности Гэри Шварц, возможно, расправит галстук у себя на груди и услышит приятное позвякивание в карманах. И заговорит, расхаживая. И станет смеяться. И будет делать это легко, громко и от души. Если же скептики сумеют на время влезть в его шкуру, – а я уверена, что сумеют, – им все равно не погасить ту радость, которую приносит ему его работа. Потому что для того, кто профессионально сталкивается с огромным количеством болтовни, он на редкость жизнерадостный и доброжелательный человек – медвежонок Винни-Пух рядом с унылым скептиком Иа-Иа.

Работа Шварца «Эксперименты с жизнью после жизни», в которой детально описывались его исследования, была опубликована в Journal for Psychical Research, после чего заслуженный профессор психологии Орегонского университета Рэй Хайман (Ray Hyman) опубликовал в Skeptical Inquirer статью «Как не тестировать медиумов». В тексте приводится длинный список критических придирок к методологии Шварца. Самое неприятное, на мой взгляд, заключается в том, что Хайман высказывает оскорбительное предположение: участникам его опытов было позволено оценивать расшифровки, и они знали авторство каждого фрагмента. Это очень и очень серьезное обвинение по отношению к тем, кто изучает способности медиумов и соответствующие психические явления. Одним из первых исследователей, документально подтвердившим существование некоторой предвзятости медиумов, был кандидат на соискание докторской степени в Лондонском университете Джон Хеттингер (John Hettinger). Его проект, осуществленный в поздние 1930-е, детально описан парапсихологом Сибо Скутеном (Sybo Schouten) в превосходной работе «Анализ количественной оценки в изучении медиумов и психологических исследованиях», опубликованной в июле 1994 года в Journal of the American Society for Psychical Research. Хеттингер обнаружил: участники экспериментов неоднозначно оценивают точность утверждений медиумов, относящихся к умершим любимым людям. Сильное влияние на это оказывало то, приписывают ли утверждения им самим или кому-то другому. Проведите собственный эксперимент. Сделайте вырезку с гороскопом из какого-нибудь журнала, возьмите звездные знаки над соответствующими фрагментами, смешайте их в новом порядке – и, вероятно, вы обнаружите, что воспринимаете привычные для вас вещи совершенно иначе.

Хайман пишет, что и сам оказался заложником подобного явления. В ранней юности он подрабатывал на карманные расходы гаданием по руке. Начав заниматься этим поначалу как бы не вполне серьезно, позже, к своему удивлению, Рэй обнаружил, что клиенты возносят хвалу его талантам – да так восторженно, что он и сам начал верить, будто у него есть дар от природы. В конце концов один из друзей предложил ему провести эксперимент: умышленно прочесть по ладони клиентки то, что противоположно смыслу линий. По окончании сеанса та заявила, что это было самое точное предсказание, которое она только слышала.

Последующие исследования Шварца должны были разрешить сомнения, высказанные Хайманом. Последний писал, что эксперименты Гэри были «восхитительно просты и отлично контролировались». В данном исследовании Шварц тестировал только одного медиума – Лори Кэмпбелл из Лос-Анджелеса. Та прибыла в лабораторию, где ее соединили по телефону с шестью неизвестными ей участниками эксперимента. Причем телефон был настроен таким образом, чтобы ни один из них не мог слышать никого другого. Затем каждому из этой шестерки выслали по электронной почте расшифровку (естественно, без идентификации) двух разговоров: один вел сам этот участник, а другой – кто-то еще из шестерки, кому звонили в этот день. От получивших расшифровки требовалось оценить полученный материал двумя способами. Во-первых, каждое утверждение следовало оценить по трем критериям («верно», «неверно» и «сомнительно»). Нужно было также отметить «яркие попадания» – утверждения, которые явно побуждали к дальнейшим действиям.

В целом данные не поражали точностью «попаданий». Процент оценок «верно» в группе участников эксперимента не был заметно более высоким, чем в контрольной группе с соответствующими расшифровками. Проанализировав «яркие попадания», Шварц записал в отчете: «нет данных, которые говорили бы о передаче аномальной информации». Другими словами, не было ничего указывавшего на то, что медиумы получали информацию от умерших, при жизни бывших любимыми людьми шестерых участников эксперимента. Такой вывод вполне соответствовал тем результатам, которые были получены и в предшествующих исследованиях. «Всякий раз, когда данные казались нам важными, в конечном счете выяснялось, что, как правило, они маргинальны или не впечатляют, – признавал Сибо Скутен. – Даже при участии «звезд» медиумизма… большинство экспериментов следует считать провальными».

Однако Шварц не считал эксперимент провалом. Он решил сосредоточить особое внимание на записи слов одного из шестерых участников. Этого человека звали Джордж Дэлзелл, и в дальнейшем он сам выступал уже в роли медиума. Расшифровку сообщений Дэлзелла, сделанную Кэмпбеллом, дали оценить самому Джорджу (который не знал, что это его слова), и оказалось, что уровень точности достигает 60 %. Хайман высказал предположение, что Дэлзелл оказался одним из тех, кто склонен большинство утверждений медиума считать точными или релевантными. Британский психиатр и один из руководителей Американского общества психических исследований (SPR) Дональд Уэст (Donald West) в течение двух лет вел изучение спиритуалистов и был немало удивлен тем, насколько различен подход к оценке поступающей информации у различных людей. Некоторые из участников эксперимента находили релевантным почти все, что сообщал медиум, в то время как другие чаще отвергали его утверждения – как неточные или бессмысленные.

Хайман выразил недовольство по поводу того, что Шварц решил сосредоточить внимание на одном участнике эксперимента и тем свел значение данного исследования к чему-то анекдотичному. Однако, возможно, именно способности медиумов не стоит рассматривать в излишне резком свете чисто статистических показателей – тем более если все происходит по команде и в лабораторных условиях. Исходя из того, что паранормальные прозрения происходят редко и в значительной мере без контроля со стороны самого спиритуалиста, вероятно, правильнее было бы сфокусироваться лишь на определенных моментах – когда энергия течет без искажений и сбоев, а сам медиум находится в уравновешенном и здравом состоянии, что бы при этом он или она ни сообщали. Впрочем, если смотреть на вещи таким образом, можно, думаю, смело сказать «До свиданья!» любой целенаправленной попытке добычи твердых доказательств. Во всяком случае, таких, которые статистически и методологически могли бы соответствовать требованиям коллег по научному сообществу и академической ортодоксии. Изучение способностей медиумов должно в большей мере опираться на качественные, а не количественные данные.

Примерно это и происходило однажды днем в лаборатории Шварца. Элисон Дюбуа выступала в роли медиума. Того, кому через нее задавались вопросы, звали Монти Кином. Этот «бесплотный» был британским коллегой Шварца, умершим от сердечного приступа в прошлом месяце – в тот самый момент, когда на лондонском тротуаре он спорил с одним скептиком, сомневавшимся в существовании телепатии. Дюбуа никогда не встречалась с Кином и ничего о нем не знала. Поэтому ее контакт с ним можно считать «слепым» чтением поступающей информации. После того как Элисон дала ответы на стандартный набор вопросов о жизни после смерти (из списка Джули Бейшел), в разговор вступил Шварц – с постэкспериментальными вопросами, подготовленными им лично. (Впрочем, стиль импровизации, в котором они были сформулированы и заданы, вряд ли удовлетворит Рэя Хаймана.) Шварц должен был собрать материал для презентации на конференции Американского общества психических исследований в память о Монти Кине, которая должна была пройти в следующем месяце в Лондоне. Он хотел оживить свою речь подходящими цитатами из того, что Монти скажет о жизни после смерти – судя с позиции того, кто сам находится в потустороннем мире. Шварц хотел, чтобы говорящий делился чем-то, пребывая на том свете. Он также надеялся, что с помощью Дюбуа ему удастся добыть более или менее существенные доказательства – то есть такие утверждения из уст медиума, которые по крайней мере позволяли бы уверенно предполагать, что контакт установлен именно с Монти Кином.

Если вы, находясь в потустороннем мире, действительно захотите доказать, что в этот мир явились именно вы, а не плод воображения медиума или его подсознательное представление о вас, то вам нужно будет передать ключ к какому-то закодированному сообщению. Естественно, пока вы еще живы, необходимо будет позаботиться о «предустановке». Нужно создать какое-нибудь сообщение, закодировать его, оставить у ваших друзей и дать им понять, для чего все это нужно. После смерти у вас будет возможность передать им слово-ключ, с помощью которого составленное вами при жизни кодированное сообщение раскодируют. Разумеется, требуется некоторое знакомство с началами криптографии, и еще – редкий случай – нужен энтузиаст изучения паранормальных явлений, который согласился бы участвовать в подобной экспертизе.

Такие условия действительно редкость, но нельзя сказать, что никто ни о чем подобном не слыхивал. В 1946 году Роберт Тулесс (Robert Thouless), бывший президент Американского общества психических исследований, зашифровал два пассажа и опубликовал их в «Proceedings» Общества, сопроводив объяснением своего замысла и обращением к экспертам по шифровальному делу с предложением попробовать вскрыть защитный код, пока он, Роберт Тулесс, еще жив. Таким образом можно было бы убедиться, что все задумано без обмана. Один из специалистов сумел быстро расшифровать первое сообщение, что побудило Тулесса искать его помощи в создании «невзламываемого» кода для второго, дополнительного. Роберт Тулесс умер в 1984 году, однако «Проект Тулесса», реализацией которого теперь руководит заслуженный профессор Университета Виргинии Ян Стивенсон, жив. Стивенсон получил около сотни внятных откликов от тех, кто слышал о закодированных сообщениях и, действуя совместно с медиумами, полагал, будто разгадал один или оба ключа. Основываясь на присланных сообщениях, сотрудники Стивенсона обработали полученную информацию с помощью специальной компьютерной программы, дополнительно рассмотрев восемь вариантов. Тут, разумеется, открывается широкая дорога для всякого рода мистификаций. Возможно, Тулесс хотел не столько раскрыть тайну жизни после смерти, сколько заострить внимание общества на том, что такая загадка существует. Кроме того, он мог сообщить медиуму ключевое слово заранее, еще до своей смерти. Тулесс учел вероятность возникновения подобных вопросов и в своей статье постарался предварить их появление всей силой убеждения, на которую был способен: «Я всегда был честным человеком». Я склонна верить в это заявление – и знаете почему? Если процитировать один из отчетов по «Проекту Тулесса», то все последующие попытки декодировать сообщения оказались не более чем «бессмысленной грудой писем».

На пути успешной реализации подобного рода проверок Тулесс сам обозначил одно потенциальное препятствие: «Коммуникатор страдает от неудобства, связанного с невозможностью использовать свой телесный мозг». Возможно, вместе с разрушением наших нейронов бесследно исчезает и наша память. И в самом деле, почетный секретарь Американского общества психических исследований мистер А. Т. Орам в 1986 году сообщал обществу, что входил в контакт с Тулессом при помощи восьми различных медиумов, и «было похоже, что Роберт не помнит ключей».

Эксперименты подобного рода имеют низкий уровень технического обеспечения. Как следствие, присланные в конвертах сообщения хранятся в банковских подвалах и вскрываются только по смерти лица, их приславшего, – с привлечением к анализу содержания медиумов. Одно из подобных писем написал сооснователь Общества Ф. У. Х. Майерс. Через 14 лет после его смерти оно было вскрыто британским физиком и спиритуалистом сэром Оливером Лоджем, при личном знакомстве узнавшим от весьма уверенного в своих силах медиума, что та будто бы получила весточку от Майерса. Эксперимент, по свидетельству самого Лоджа, опубликованному в журнале общества в 1905 году, «завершился полной неудачей».

Сэр Оливер Лодж оставил так называемый «Посмертный тест» (Posthumous Test), включающий в себя запечатанный пакет – «Пакет Оливера Лоджа с посмертным тестом». В нем оказалось семь конвертов, вложенных последовательно один в другой, – настоящее «слоеное тесто». В последнем из них находилось послание автора. Попытка разгадать и эту тайну также окончилась неудачей. После смерти Лоджа в 1940 году был создан шестисторонний комитет (так называемый «Комитет по посмертному тесту»). К участию в эксперименте были привлечены около 130 человек, не считая самих медиумов. В силу таинственной сложности, заданной тестом Лоджа, процесс решения задачи быстро выродился в процедурные пререкания. Все шесть конвертов содержали темные намеки, призванные подталкивать память Оливера, но далекие от смысла завершающего сообщения. Последнее оказалось не чем иным, как музыкальным фрагментом, который должны были выстукивать пальцы Лоджа. Стоит ли винить медиумов в том, что они едва не дошли до белого каления? Вот, к примеру, текст заметки, помещенной сэром Оливером в конверт № 3: «Если я назову цифру из 5 простых чисел, это может быть правильно, но если я назову что-нибудь вроде 2 8 0 1, значит, я где-то рядом. Это не настоящий номер… но у этого числа есть связь с настоящим номером». Поставленный в затруднительное положение комитет попытался свести воедино разочаровывающие усилия четырех медиумов, слабо настаивая на том, что, видимо, лучше всего «предоставить каждому, кто ознакомился с текстом, сделать собственную оценку». И оная была дана: смысл ее в том, что сэру Оливеру, вероятно, не хватило нескольких конвертов, дабы прийти к чему-то окончательному и определенному.

Ужасной вариацией на тему посмертного теста в 1921 году прославился Томас Линн Брэдфорд, которого различные авторы описывают как инженера-электрика, драматического (и юмористического) чтеца-декламатора, а также исследователя психических феноменов. Впрочем, он не преуспел ни в одной из этих областей, поскольку все его состояние к моменту смерти включало 5 центов, несколько квитанций-закладных, трое дешевых часов и несколько книг по спиритизму. Согласно первополосному материалу в New York Times, Брэдфорд опубликовал рекламное объявление в газете Детройта: мол, хотел бы встретиться с теми, кого интересует, «могут ли мертвые вступать в общение с живыми». Ответила миссис Рут Доран. Эти двое встретились, и, как пишет газета, «был только один путь разгадать эту тайну – два сознания должны быть созвучны друг другу, и один из двоих должен сбросить с себя рубище земного бытия».

В отличие от Тулесса и прочих, Брэдфорд не желал ждать, пока вступят в силу естественные причины сделать это. Той же ночью он сам сбросил «рубище», открыв в своей съемной комнате вентиль газовой горелки. Немного позже его нашла хозяйка миссис Марко, которой пришлось рассказывать полиции все, что она о нем знала. Тогда-то и вскрылись два колоритных, но совершенно не согласующихся друг с другом факта. «Миссис Марко заявила, что в годы юности Брэдфорд был звездой в Детройтском спортивном клубе и являлся чемпионом по прыжкам с шестом. Кроме того, он часто надевал дамское пальто и перевоплощался в доктора Джекила и мистера Хайда». Хотя подобное соседство фактов, несомненно, следует отнести на счет действовавшего в спешке редактора, я склонна думать, что имперсонификация характеризует его натуру в большей мере, чем прыжки с шестом в дополнение к перевоплощениям.

На следующий день «New York Times» продолжила тему, напечатав коротенькую заметку под заголовком «Мертвый спиритуалист хранит молчание».

Элисон Дюбуа сидит в кресле с голыми подлокотниками в одной из четырех комнат, украшающих лабораторию Шварца, где системным образом изучают энергию человека. (Ко времени моего визита лаборатория переехала в принадлежащий университету домик с двумя спальнями, а затем получила помещение с 20 комнатами рядом с медицинской школой.) Шварц и Бейшел расположились в одинаковых креслах с подлокотниками позади Дюбуа таким образом, что медиум не могла видеть смену выражений на их лицах. На стене – плакат с логотипом лаборатории: сердце, радуга и фигура человека с распростертыми руками, выражающая любовь или радость (или показывающая, какая большая рыба поймана) – примерно так, как изображают людей на обложках изданий нью-эйдж. Мы переходим к завершающей, дополнительной фазе эксперимента, в процессе которой Шварц, используя способности Дюбуа, намерен задать Кину несколько личных вопросов.

Их он задает быстро, они несколько нарочиты и привносят в комнату атмосферу тревожной неопределенности, заставляя Дюбуа хмурить брови. «Есть ли у этого человека что-то… что он хотел бы… передать своей жене?» Дюбуа скрещивает лодыжки – такие изящные, что, кажется, они сделаны из китайского фарфора, – затем снимает одну ногу с другой и снова скрещивает их. Слышится легкий шум кондиционера.

«У нее теперь новые занавески».

Шварц, сидя в своем кресле, прищуривает глаза. Он чем-то похож на мальчишку, которому хочется получить новый грузовик, а ему дают набор для химических опытов. «Ммм-м… А не может ли он показать нам…»

Дюбуа решительно обрывает его. Резко и с полной уверенностью в своих словах она говорит: «Он сходит на какое-то возвышение… Как…» Она хрустит пальцами. «Он падает, он спускается откуда-то на какое-то возвышение. Это как будто какое-то собрание. И он спускается на возвышение. Это очень странно? Это именно то, что он показывает. Он показывает человека, который умирает на трибуне».

Вот именно такие случаи Шварц и называет «блистательным попаданием». «О да-а!» – мелькает у меня в голове. Но вспышка несколько меркнет, когда Гэри задает свой следующий вопрос. Его интересует, не входил ли «бесплотный» в контакт с кем-то еще, кто как-то связан с нашим проектом? Если да, то происходящее как бы намекает нам, что таинственное существо, с которым мы «ведем разговор», может быть научным сотрудником, исследователем. Возможно, Дюбуа что-то слышала о случившейся на людях преждевременной смерти Кина – пару месяцев назад об этом говорило все сообщество исследователей паранормальных явлений (даже я об этом слышала). В этом случае, не исключено, она может что-то вспомнить. Тем не менее стремительность ее суждений и уверенность, звучащая в ее голосе, мешают подозревать, что кто-то ловит рыбку в мутной водице.

Однако как понимать все эти утверждения, которые как будто не имеют никакого отношения к Кину? Шварц поясняет: бывает и так, что, когда медиум открывает каналы связи, откликаются не один, а несколько «бесплотных». «Перекрестная беседа» для них – как бы часть официально принятого языка общения. (В газете тоже такое бывает – это хорошо мне знакомый своеобразный «фактор информационной сумятицы»). Значит, ситтер[39] должен вычленить из потока фраз именно то, что адресовано ему или ей, и отбросить все остальное.

Или нужно шире интерпретировать сообщения. Возьмем, для примера, то, что Дюбуа говорила мне о моей матери. Незадолго до того как войти в контакт с Кином, Элисон приостановила процесс подготовки и сказала, что, кажется, начинает разговор с моей матерью и одновременно с отцом оператора, ведшего документальную съемку происходящего. И та, и другой уже умерли. Позднее я спросила Дюбуа, что еще она может сообщить мне.

Сообщения, которые приходили к Элисон во время сеанса, представляли собой смесь фраз, которые следовало классифицировать по категориям «верно» и «неверно». Причем некоторые «верные» могли бы в значительной мере относиться к большинству из нас (например, кошка, сидящая на подоконнике залитого солнечным светом окна, или важные для человека встречи всей семьи). Весьма примечательной, с моей точки зрения, оказалась разница между моими и Шварца реакциями на слова, произносимые медиумом. Был момент, когда Дюбуа сказала, что воспринимает письмо от «К» как нечто связанное с моей матерью. «Я не знаю точно, имеет ли она в виду начальную букву имени – как, скажем, Кэтрин или Кей, – однако она дает понять, что это «К» каким-то образом связано с ней», – сказала Элисон. Я почувствовала себя озадаченной. Мое второе имя – Кэтрин, но «К» как будто означало для предполагаемого «бесплотного» нечто большее. Чуть позже во время того же сеанса Дюбуа вернулась к «К». Она настоятельно требовала обратить внимание на то, что было связано с «К». Наконец я сказала: «Мое второе имя Кэтрин, но…» Шварц расхохотался во весь голос: «Да вы просто тупица! Вы же сами хотели, чтобы все было точно!»

Однако до «Кэтрин», протестовала я, дело еще не дошло. Пока мы имеем всего лишь «К». Все это повторилось несколько раз. Тут Элисон сообщила, что моя мать хочет рассказать о «мужчине, который все еще носит обручальное кольцо, связанное с ней». Это ничего мне не говорило, поскольку мой отец никогда не носил обручального кольца – да и вообще никаких колец. Я заметила, что обручальное кольцо моей матери ношу я сама и, поскольку речь шла о мужчине, а не о кольце, не думаю, что все это имеет отношение ко мне. И вновь они все обвинили меня в том, что слишком придираюсь. Придираюсь? Я? И настроена воспринимать все слишком буквально? И полна негативизма? Или же доктор Шварц понимает своих медиумов слишком уж широко?

Я склонялась ко второму предположению, но в этот момент приключилось мое собственное «блистательное попадание». Моя часть сеанса как будто подходила к концу, и я перебрасывалась словами со Шварцем – уж не помню на предмет чего. И тут Дюбуа вставила свое замечание: «Я вижу металлические песочные часы, рассчитанные на один час. Вы перевернули их. У вашего брата были такие?»

Мой брат коллекционировал песочные часы, рассчитанные на одни час. (В этот момент Шварц чуть не вывалился из кресла.) Сказанное Дюбуа произвело на меня сильное впечатление. И не только своей точностью и специфичностью, но и тем, что за всем этим скрывалось. И еще – в голосе Элисон слышалась непреложная уверенность в том, что она так внезапно произнесла. Такое трудно отвергнуть. Но не менее трудно – по крайней мере для меня – забыть и обо всех утверждениях, которые никак не соответствовали подробностям жизни моей матери.

А теперь то, что может побудить вас улыбнуться. Мы оба, Гэри Шварц и я, считаем себя непредвзято мыслящими и лишенными предрассудков людьми, склонными держаться в стороне от крайностей и поближе к золотой середине. Думаю, Шварц несколько уклонился от того, что можно было бы считать нейтральной территорией. То же самое он думает обо мне. Пожалуй, он прав: я – скептик по натуре.

Идя против своей природы, я готова допустить, что многое другое в сообщениях Дюбуа было «перекрестным разговором». И может быть, среди прочих в контакт с ней входила и моя мать. Пусть так, но что все это значит? Какой образ она хотела создать и передать мне, упоминая о песочных часах брата? Или просто желала доказать, что присутствует рядом с нами? Но в этом случае не проще ли было сообщить дату моего рождения, или название нашей улицы, или одну из тысячи других вещей, которые могли бы со всей очевидностью показать: она, моя мать, в этот момент рядом?

Возможно, если бы я в полной мере понимала ментальные механизмы медиумизма, приемы и границы спиритической коммуникации, то нашла бы ответы на эти вопросы. Вот о чем я думала, решаясь на такой смешной и отчаянный шаг, как запись на трехдневный курс «Основные принципы медиумизма», проводимый в старинном и величавом колледже Артура Финдлея.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.