§ 5. Язык «говорящих» обезьян и язык человека
§ 5. Язык «говорящих» обезьян и язык человека
1. Представление среды обитания у шимпанзе. Есть все основания сомневаться в том, что шимпанзе имеет системное представление своей среды обитания, подобное человеческому. Можно предположить, что развитый системный уровень представления окружающего мира является особенностью человеческого мышления, специфическим продуктом его интеллекта.
Связанные с этим различия в представлении окружающего мира шимпанзе и человека можно (гипотетически) пояснить на примере их восприятия такого предмета, как дерево. Благодаря системному уровню человек представляет дерево в виде двухуровневой иерархической структуры, части которой связаны отношением функциональной подчиненности, ср. корректность генитивных выражений ствол / ветви / корни / листья / почки дерева (см. их анализ в § 4.1).
Шимпанзе, по-видимому, также различает в дереве ствол, ветви, плоды, листья и др., поскольку они имеют для него свои, биологически обусловленные и потому значимые свойства: по стволу можно взобраться на дерево, по ветвям прыгать с одного дерева на другое, ветки также можно отламывать и делать из них гнездо для ночевки, листьями и плодами можно питаться и пр. Однако отсутствие у шимпанзе системного уровня не позволяет ему, во-первых, считать дерево самостоятельным предметом, не связанным с другими деревьями, которые стоят рядом и переплетаются ветвями, а во-вторых, понимать функции и причинноследственные взаимосвязи частей дерева. Он, скорее всего, не понимает, почему у дерева появляются плоды, почему сломанная ветка засыхает и т. д. Хорошую аналогию такого представления дерева дает искусственная новогодняя елка, ветки которой прикрепляются к стволу, ствол вкапывается в землю, а украшения — игрушки и конфеты, — как плоды, появляются в определенное время на ее ветках.
2. Сходство языковых знаков шимпанзе и человека. Отсутствие естественно возникающего системного уровня не мешает, тем не менее, антропоидам, оказавшимся в человеческой среде, усваивать языковые знаки, например знаковые жесты. При этом семантические механизмы функционирования этих знаков оказываются весьма близкими к описанным выше механизмам функционирования человеческих слов.
Чтобы убедиться в этом, заметим прежде всего, что жесты «говорящих» обезьян также многозначны, ср.:
Шимпанзе делили явления окружающей действительности на те же концептуальные категории, что и люди. Так, например, знаком «БЭБИ» все обезьяны обозначали и любого ребенка, и щенят, и кукол… (с. 161 наст. изд.).
Английское слово baby имеет несколько частных значений: 1) ‘ребенок’; 2) ‘детеныш’; 3) ‘небольшой, малый’; 4) ‘малолитражный автомобиль’. Можно предположить, что все они порождены единым таксономическим значением ‘малыш — нечто маленькое’. Оно, по-видимому, легло в основу знака «БЭБИ», используемого обезьянами, и породило разные частные (прототипические) значения (1–4).
Другой пример:
Уошо… очень быстро обобщила один из своих первых знаков «ОТКРОЙ» и спонтанно переносила его на большое количество объектов (референтов). Например, первоначально Уошо обучали этому знаку применительно к открыванию трех конкретных дверей. Не сразу, но она спонтанно стала им пользоваться для открывания всех дверей, включая дверцы холодильников и буфета… Потом она применяла этот знак для открывания вообще всяческих контейнеров, в том числе ящиков, коробок, портфеля, бутылок, кастрюль. В конце концов, она совершила настоящее открытие — подала этот знак, когда ей потребовалось повернуть водопроводный кран! (с. 161).
Рассмотрим сказанное применительно к русскому глаголу открыть, который лексически весьма близок к своему английскому аналогу to open. Данная цитата свидетельствует, что Уошо владела несколькими частными значениями глагола открыть (см. [Словарь Ушакова]): 1) ‘сделать доступным (внутренность чего-н.), сняв или подняв крышку… убрав преграду’ (Открыть комнату… Открыть банку консервов); 2) ‘раздвинуть, раскрыть (какую-н. створку, крышку), чтоб не преграждать доступа’ (Открыть дверь. Открыть окно); 3) ‘ввести в действие что-н.’ (Открыть воду. Открыть газ).
Нетрудно понять, что все перечисленные значения могут трактоваться как продукты референций единого конфигурационного значения: ‘сделать доступным что-то для восприятия или взаимодействия, устранив препятствие’. (Может показаться парадоксальным, что глагол open не имеет значения или употребления 3) ‘открыть кран’, однако этот факт легко объясним: при усвоении жеста ‘open’ шимпанзе на основе «обучающей» серии референций сформировала конфигурационное значение, охватившее и эту ситуацию.)
Конечно, значения жестов антропоидов чаще всего не соответствуют их человеческим аналогам. Например, свойственное человеческому языку значение глагола открыть (и open) порождает и другие, более «абстрактные» значения: ‘положить начало действию’ (Открыть прения); ‘доставить, предоставить (книжн.)’ (Открыть доступ. Открыть перспективы); ‘обнаружить, раскрыть’ (Открыть заговор) (см. [Словарь Ушакова]). Это верно и в отношении значения знака банан, который у шимпанзе, скорее всего, определяет банан не как ‘плод бананового дерева’, а как ‘вид пищи’. В следующем пункте это несоответствие получит свое объяснение, сейчас отметим лишь, что структура лексического значения жестов антропоидов при этом вполне «человеческая»: «системное значение — набор частных (прототипических) значений».
Покажем, что и сложение значений знаков у антропоидов осуществляется сходным с человеком образом: референт сочетания двух знаков определяется как принадлежащий обоим таксонам, задаваемым этими знаками (ср. описание (10) словосочетания спелый банан в § 2.6). В этом легко убедиться, обратив внимание на гибкое использование уже имеющихся в лексиконе знаков для описания предметов, пока не имевших названия. Так, Уошо «называла» лебедя «ПТИЦА ВОДА». Люси… находчиво «называла» все предлагаемые ей предметы, проявив четкое понимание их свойств и принадлежность к разным категориям. Она… всегда выбирала для наименования предметов их наиболее характерные свойства: чашка — «СТЕКЛО ПИТЬ КРАСНЫЙ», огурец — «БАНАН ЗЕЛЕНЫЙ», невкусная редиска — «ЕДА БОЛЬ ПЛАКАТЬ» и т. п. Горилла Майкл комбинировал жесты «ДЕРЕВО САЛАТ» для просьбы о любимом блюде — побегах бамбука (159–160 наст. изд.).
Во всех приведенных выражениях референт описан как принадлежащий одновременно всем таксономическим значениям знаков, составляющих выражение. Выше, в § 1.5 мы отмечали неадекватность толкования (3): банан = ‘продолговатый, желтого цвета, сладкий, мучнистый плод бананового дерева’, которое, ввиду смешения таксономического и прототипического значений, не позволяет объяснить корректность словосочетаний зеленый / горький банан. У антропоидов такого смешения нет, поэтому они легко сочетают подобные знаки: «БАНАН ЗЕЛЕНЫЙ» (об огурце), «ДЕРЕВО САЛАТ» (о вкусных побегах бамбука), «ПТИЦА ВОДА» (о лебеде) и т. п.
Сказанное позволяет утверждать, что антропоиды вполне способны, во-первых, усваивать языковые знаки, типологически близкие к словам человека и, во-вторых, составлять из них простые выражения, складывая, подобно человеку, значения входящих в эти выражения знаков.
3. Язык антропоида, двухлетнего ребенка и взрослого человека. Разумно предположить, что знак «говорящего» антропоида аналогичен человеческому слову, поскольку сходным образом выполняет обе семантические функции: задает класс своих референтов и участвует в сложении значений. Это позволяет нам утверждать, что и его язык близок к языку двухлетнего ребенка.
Естественно возникает вопрос, почему же язык антропоида остается на «детском» уровне всю его оставшуюся жизнь, а у ребенка, напротив, в последующие несколько лет бурно развивается. В рамках изложенной точки зрения ответ не составляет труда: после двух лет у ребенка, согласно Выготскому (см. § 3.2), происходит соединение линий развития языка и мышления и под влиянием интеллекта начинает быстро развиваться системное представление окружающего мира, а вместе с ним и язык, призванный это представление эксплицировать. У антропоида ничего подобного не происходит, поэтому его системный уровень, возникший искусственно, при усвоении им «детского» языка, остается прежним. А стало быть, не развивается и его язык. Поэтому ни язык антропоида, ни язык двухлетнего ребенка никак нельзя считать близкими к развитому языку человека, обусловленному самостоятельно функционирующим системным представлением окружающего мира.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.