Глава 15 Встреча двух воинов
Глава 15
Встреча двух воинов
Исламское общество – особый, потаенный мир, который мы до конца не понимаем. А иногда и не пытаемся понять. Только пытаясь глубже и всесторонне познать культуру этих людей, вникая во все их нужды и разделяя их надежды на будущее, мы можем рассчитывать на то, что экстремизм исчезнет. Силой не удастся изменить сердца и мысли. Нашим оружием должны стать открытость и терпимость, позволяющие представителям разных народов услышать друг друга.
Адмирал Майкл Муллен, председатель Объединенного комитета начальников штабов
Летом 2009 года морские пехотинцы США начали операцию «Ханджар». В наступлении в долине Гильменд участвовало 4000 американских и 650 афганских солдат. Их целью была зачистка этого района, в котором сохранялось влияние талибов и выращивалась примерно половина всего афганского опиумного мака. Операция была самой крупной для войск США со времен сражения в Фалудже в 2004 году. Так Барак Обама начал выполнять свой план, предполагавший отправку еще двадцати двух тысяч военных в Афганистан. Эта мера была вызвана отчасти тем, что талибан снова набирал силу, а организуемые им теракты уносили все больше жизней. В конце лета боевикам пришлось дорого заплатить за кровь их жертв. Но и другая сторона понесла ощутимый урон. В августе общее количество погибших в Афганистане иностранных военных достигло 295 человек – с 2001 года Запад не знал таких потерь. В том же месяце число убитых американских солдат за текущий год составляло 155 человек – столько же сложили свои жизни за весь предыдущий, 2008 год. И этот черный список продолжал расти.
Одновременно нарастало противодействие распространению женского образования. К началу лета 2009 года по меньшей мере 478 афганских школ (практически во всех учились девочки) были либо разрушены, либо подверглись нападениям. Директорам и учителям нередко угрожали, чтобы заставить их закрыть учебные заведения.
Такую печальную статистику приводит Декстер Филкинс в своих публикациях в New York Times. В ход шли самые грязные и страшные методы воздействия, призванные запугать девочек и преподавательский состав. Так, в мае 2009 года во дворе одной из школ в провинции Парван был распылен токсичный газ. Пострадал шестьдесят один человек, включая и учителей, и учениц. С начала года это было уже третья акция устрашения, которой подверглась эта школа. А примерно шестью месяцами ранее ноябрьским утром несколько мотоциклистов с помощью специальных устройств направили струи кислоты в лица одиннадцати девочек и четырех педагогов, направлявшихся в школу «Мирвас Мена» в Кандагаре, городе, где зародилось движение талибан.
К сожалению, не избежали неприятностей и два наших объекта. Летом 2008 года небольшая группа боевиков ночью обстреляла учительскую школы в Лаландере. Это привело местного шефа полиции в ярость, и он распорядился выставить недалеко от учебного заведения круглосуточный пункт охраны. В июле, когда во время одной из атак талибов неподалеку от деревни Сав были убиты двое солдат армии США, произошла более трагическая история. Американцы преследовали нападавших и в ходе ответных действий по случайности убили девятерых жителей селения и ранили директора школы Маулави Матиуллу. Только благодаря тому, что подполковник Коленда, которого к тому времени уже перевели с передовой базы в Нари в другое место, ранее наладил добрые отношения со старейшинами, военным и обитателям Сава удалось впоследствии на джирге разобраться в ситуации и мирно уладить этот конфликт.
К большому огорчению, мне пришлось следить за всеми этими событиями издалека. В основном я узнавал новости во время ранних, начинавшихся с 5.30 утра звонков Сарфраза, Cулеймана, Вакила и других членов «грязной дюжины». Когда я вернулся домой после встречи с Первезом Мушаррафом, в офис в Боузмене снова повалили приглашения выступить или прочитать лекцию. С сентября 2008-го по июль 2009-го я появлялся на публике 161 раз и посетил 118 городов. Меня ждали в библиотеках, школах, колледжах, книжных магазинах, на собраниях военных. Два раза я читал доклад в ООН, дал 216 интервью для газет, журналов и радиостанций. На каких только мероприятиях я не присутcтвовал в качестве гостя: тут и «чайная церемония», проведенная в ресторане Firefly в Траверс-Сити в штате Мичиган для сбора средств на благотворительные цели, и симпозиум Ассоциации медсестер, работающих в области дерматологии, устраиваемый ежегодно в Сан-Франциско.
Простые американцы выказали столь острый интерес к продвижению женского образования в Азии, что нам с трудом удавалось удовлетворять «информационный спрос». В результате я провел одиннадцать месяцев в постоянных поездках по Штатам. В Пакистан я вырвался лишь на двадцать семь дней, а до Афганистана и вовсе не доехал. Увы, Тару, Амиру и Хайбера я почти не видел. В декабре вышел материал в журнале Outside, посвященный нашей деятельности. В нем, кроме прочего, обозреватель довольно точно описал мой внешний облик и мое внутреннее состояние, сравнив меня с усталым медведем, мечтающим поскорее впасть в спячку.
Постоянные переезды измотали меня, но среди всей этой суеты судьба регулярно посылала мне радостные встречи. Особенно это касалось общения с военными. Глубоко запал в память эпизод накануне Дня благодарения. Я прилетел в Вашингтон и отправился на метро в Пентагон. Подходя к подъезду, через который проходили гости этого ведомства, я обнаружил, что здесь меня уже поджидает давний друг – недавно получивший чин полковника Крис Коленда! Десятью месяцами ранее его отозвали из провинции Кунар и назначили советником в министерстве обороны, сотрудники которого переживали непростой период перемен: они налаживали взаимодействие с администрацией недавно избранного президента Обамы.
Несмотря на то что мы с Крисом обменялись сотнями писем и множество раз созванивались, встречаться нам не доводилось. Мы оба были искренне рады представившемуся случаю познакомиться лично. Обнявшись и крепко пожав друг другу руки, мы поспешили в здание. Нам пришлось преодолеть несколько постов службы безопасности перед тем, как в 8.59 утра мы оказались у кабинета одного из самых высокопоставленных военных чинов американских вооруженных сил.
Адмирал Майк Муллен, председатель Объединенного комитета начальников штабов, был одет в синий мундир с четырьмя звездами на погонах. На встречу пришли также около десятка высших офицеров. Адмирал поблагодарил меня за то, что я нашел время приехать, и объявил: «Хотелось бы успеть выпить с вами три чашки чая! – И с любезной улыбкой добавил: – Моей жене Деборе очень понравилась ваша книга». Затем, как человек, который полжизни командовал ракетоносными эсминцами и крейсерами, он стремительно перешел от светской беседы к делу.
– Грег, я регулярно получаю из Афганистана нерадостные известия, – признался он. – Расскажите, происходит ли там что-то хорошее?
И я рассказал. Я поведал о том, как Сарфраз организовал строительство школ в Вахане, а Вакил – в Кунаре, а также о той бесценной помощи и поддержке, которую мы получаем от местных моджахедов, таких как Садхар Хан и Вохид Хан. Я говорил о том, что налаживать отношения с местными жителями так же важно, как возводить здания, и что, на мой взгляд, простые афганцы могут научить американцев гораздо большему, чем, как нам кажется, мы можем поделиться с ними.
В беседе с начальником объединенного комитета штабов я привел статистику: в 2000 году, в самый разгар правления талибов, всего 800?000 афганских детей учились грамоте. И все – мальчики. А сейчас по всему Афганистану почти восемь миллионов ребят ходят в школу, из них 2,4 миллиона – девочки.
– Удивительные цифры! – отозвался адмирал.
– Да, – ответил я. – Они свидетельствуют не только о тяге к знаниям, но и о готовности вкладывать силы и средства в образование, несмотря на скудость ресурсов, которыми располагает истощенное войной население. Я видел, как дети занимаются в классах, устроенных в загонах для скота, глухих подвалах без окон, даже в бывшем общественном туалете. Мы собственными руками устраивали временные школы в палатках в лагерях беженцев, в контейнерах для перевозки крупногабаритных грузов, в корпусе старого советского бронетранспортера. Бытовые трудности нипочем тем, кто хочет учиться. Афганцы так страстно желают, чтобы их дети овладели чтением и письмом, потому что грамота для них – символ лучшего будущего, надежду на которое пока не смогли дать им ни мы и никто другой. Они верят в то, что образованные люди смогут стать хозяевами своей судьбы.
Наша встреча должна была продлиться полчаса, но мы беседовали более часа. Мы говорили обо всем на свете: о том, что оба любим читать детям на ночь, что нам обоим приходилось много времени проводить вдали от дома. Обсуждали различные пуштунские племенные традиции, возможности сотрудничества военных из разных стран в охране афганско-пакистанской границы, необходимость преподавания на разных языках в американских школах. В конце беседы Майк Муллен сказал, что постарается во время одной из ближайших поездок в Центральную Азию выкроить время и побывать в нескольких наших школах.
– Адмирал, у нас вскоре будет завершено более десяти проектов. Было бы здорово, если бы вы могли открыть одну из школ.
– Обещаю, что приеду на торжественное открытие в ближайшее время. Увидимся в Афганистане! – сказал он.
* * *
12 июля 2009 года я прилетел в Афганистан рейсом из Франкфурта, который миновал Иран и приземлился в Кабуле в 4.30 утра, когда солнце только чуть тронуло розовыми лучами вершины гор на горизонте. «Боинг-747» снижался, а я не мог оторвать взгляда от семитысячников Гиндукуша. За их снежными шапками вырисовывались очертания еще более величественных восьмитысячников пакистанского Каракорума. Далеко справа в утренней дымке виднелись более плавные зеленые склоны Пир-Панджала, расположенного в Азад Кашмире. А слева от самолета, невидимые для меня, были горы Памирского узла, стеной возвышавшиеся над Ваханским коридором. В этих горах, на сверкающих, покрытых ледниками склонах и в переливающихся всеми оттенками зеленого долинах находилось множество деревень, старейшины которых ждали от нас помощи в строительстве школ для девочек.
В аэропорту меня ожидало множество старых знакомых. Времена, когда я мог тихо, никем не замеченный, прибыть в Кабул, давно миновали. У самого самолета я попал в объятия Мохаммеда Мехрдада, таджика из Панджшерской долины, отвечавшего за подачу трапа. Он был одет в наглаженный спортивный костюм и плоскую шерстяную шапку паколь, какую обычно носят моджахеды. Мохаммед знал меня в лицо, и его радостные рукопожатия, а также желание расспросить о житье-бытье всегда приводили к тому, что мы застревали в дверях и загораживали проход столпившимся сзади пассажирам.
В зале аэропорта меня воодушевленно приветствовал еще один приятель, Джавид, принадлежащий к народности патхан. Он всегда сидит на складном металлическом стуле у ворот парковки, но в чем именно состоят его обязанности, для меня до сих пор остается загадкой. Чуть поодаль стоял Исмаил Хан, носильщик родом из Зебака, деревни в нескольких часах езды от Бахарака, которую мы обычно проезжали по дороге в Вахан. Исмаил по национальности вахи. Он лет на двадцать старше меня, но всегда услужливо хватает мой багаж, чтобы донести его до машины, и очень обижается, если я пытаюсь заплатить за эту услугу.
Также тепло встречает меня Дауд, патан из Джелалабада, который бежал от советского вторжения в Пешавар и провел долгие годы, торгуя на улицах разными безделушками. В 2002 году, когда я только начал ездить в Кабул, Дауд был мелким лоточником: он толкал перед собой тележку, с которой продавал сигареты и колу. В последнее время его бизнес вырос: теперь он владеет маленьким магазинчиком в аэропорту. Там есть даже кондиционер! Прилавки у Дауда ломятся от швейцарского шоколада, икры, привезенной с Каспия, растений-суккулентов из Саудовской Аравии. Обычно хозяин целыми днями болтает по мобильному телефону. Но лишь увидев меня, он вешает трубку, выходит из-за прилавка и с криком ас-салям аалейкум бросается мне навстречу. В руках у него скромные дары – бутылочка безалкогольного напитка или шоколадка. Далее между нами разыгрывается одна и та же сцена.
Сначала я пытаюсь вручить ему деньги за эти знаки внимания. Он отказывался и возмущается. Я настаиваю, он стоит на своем. Все это продолжается в течение некоторого времени. В определенный момент Дауд понимает, что законы афганского гостеприимства соблюдены, и уступает, будучи уверен, что дал почувствовать, как мне здесь рады.
Такие встречи сопровождали меня повсюду: на таможне, при получении багажа и прохождении паспортного контроля, а также на постах службы безопасности. Но вот все формальности позади, я выхожу из аэропорта и вижу Сарфраза, Вакила, а рядом – величественную фигуру Вохид Хана – такого благородного и красивого в полевой форме сил безопасности и начищенных до блеска высоких ботинках. Несколько минут уходит на традиционные приветствия. Мы справляемся друг у друга о здоровье и благополучии близких – жен, детей, родителей.
Вообще-то Вохид Хан собирался отвезти меня в гостиницу, чтобы я мог принять душ и немного поспать после долгого перелета. Но Вакил и Сарфраз и не думают дать мне отдохнуть. За время моего одиннадцатимесячного отсутствия так много произошло, что надо срочно, не теряя ни минуты, все мне рассказать. Они сажают меня во взятую напрокат машину, и мы тут же едем по делам, в частности, смотреть, как реализуется новый курируемый Вакилом проект.
За последний год у Вакила прибавилось работы. Некоторые его задачи по сложности и объему превышали даже ту нагрузку и ответственность, которая лежала на Сарфразе. Он следил за возведением девяти школ в районе деревни Нари в провинции Кунар, а также начал строительство еще одной, предназначенной для девочек, в Барги-Матале, крошечной деревушке в восточном Нуристане. Еще недавно ее окрестности контролировали бандформирования талибов, а сейчас она снова перешла под контроль американских солдат, действовавших совместно с армией Афганистана.
Слухи о нашей работе быстро распространялись, и вскоре к Вакилу потянулись делегации из разных уголков страны, в том числе из областей, традиционно считавшихся оплотом движения талибан – Торы-Боры, Кандагара, провинции Урузган. Старейшины приезжали в Кабул – это было тяжелое путешествие на перекладных, нередко занимавшее до двух дней, – и просили построить в их деревне школу для девочек. Число таких заявок неуклонно росло, и Вакил собирался с моего благословения начать в 2010 году возведение десятка новых объектов. Примечательно, что среди прочих планировалось начать строительство в Дех-Рауд, родном селении Муллы Омара. То, что Сарфраз и Вакил надеялись сделать лет через двадцать, воплощалось в жизнь сейчас, прямо у нас на глазах.
Однако наша популяризация женского образования не ограничивалась одним лишь строительством средних школ. Годом ранее я предложил Вакилу подумать о создании женских досуговых центров в Кабуле. Это должны были быть клубы, где могли бы собираться представительницы слабого пола всех возрастов. У нас уже был опыт создания подобных центров в сельских районах, жительницы которых проводили вместе вечера и передавали друг другу полезные в быту навыки – обучались ткачеству, вышивке и прочим ремеслам. Вакил усовершенствовал эту идею: его центры были не досуговыми в прямом смысле слова, а скорее, образовательными. Он организовал занятия, на которых живущие по соседству женщины зрелого и пожилого возраста, у которых не было возможности учиться, могли бы освоить азы чтения и письма на дари, пушту, арабском и английском языках. Такие уроки длились по два часа от четырех до шести раз в неделю. Как правило, они проводились прямо на дому. Ученицы получали знания, а учителям подобная подработка приносила дополнительный доход.
У бизнес-модели Вакила был целый ряд плюсов: для старта не требовалось больших затрат. Основную статью расходов составляла зарплата учителей, которые получали за такие «вечерние лекции» в среднем по шестьдесят долларов в месяц. Учащиеся собирались на занятия из окрестных районов – им не приходилось ездить издалека. Жены не покидали дом надолго, а значит, у мужей было меньше причин возражать против их отлучек. В общем, план Вакила был очень хорош. Но он не просчитал последствий.
Первые ученицы вечерней школы рассказали о занятиях своим подругам, и вскоре от желающих уже не было отбоя. Домашние образовательные центры были перегружены.
Сначала женщины приходили на вечерние курсы, чтобы овладеть грамотой, но со временем у них стали рождаться новые амбициозные планы. Некоторые организовали читательские клубы, другие стали собираться для того, чтобы передать друг другу знания об уходе за зубами и полостью рта или обсудить вопросы женской физиологии.
В программе центра стали появляться семинары по здоровому питанию и профилактике различных заболеваний, курс по обучению десятипальцевому методу набора текста, управлению семейным бюджетом. Огромной популярностью пользовались практические уроки по освоению мобильного телефона.
Вакил быстро понял, чем был вызван подобный всплеск энтузиазма. Женщинам, которые вели скучную и рутинную, полную ограничений жизнь, просто дали возможность собираться вместе и позволили немного пофантазировать. Им хотелось всего и сразу; они жаждали все новых знаний, так что Вакил не успевал удовлетворять растущие запросы. Прошедшие тот или иной курс «выпускницы» обучали следующую группу, но число новоприбывших увеличивалось с такой скоростью, что приходилось устраивать занятия в три-четыре смены. В любом другом случае у нас просто не хватило бы денег на столь быстрое расширение деятельности, но, повторю, что изобретенная Вакилом система не требовала больших вложений. Мы лишь платили преподавателям и покупали кое-какие материалы. За обучение взималась небольшая, чисто символическая плата, что частично покрывало накладные расходы. Через несколько недель активной работы «вечерних школ» Вакил дополнительно нанял нескольких преподавателей, что вызвало еще более бурный рост центров.
Из регулярных телефонных разговоров с коллегами я знал, как продвигаются дела. Также Вакил посылал мне один-два раза в неделю отчеты по электронной почте. Но точных цифр там не было.
– Итак, сколько же центров работает в настоящее время? – спросил я его, когда машина выехала из города и направилась в южный пригород Кабула.
– Семнадцать – в разных районах города.
– Ну, семь – это очень неплохо.
– Не семь, Грег, а семнадцать!
– Не может быть!
– Я не шучу, – ответил Вакил. – У нас 18 преподавателей и 880 учениц. Но желающих гораздо больше. Ты все увидишь сам.
* * *
Когда Вакил выбирал место для открытия первого центра, он начал поиски с пригородов столицы. В этих бедных районах жили в основном крестьяне из разоренных войной деревень и простой люд, покинувший маленькие провинциальные городки, чтобы попробовать заработать на жизнь в столице. От притока этих мигрантов население Кабула выросло с 2001 года в три раза. В окрестностях мегаполиса не было ни новых асфальтовых трасс, ни офисных зданий из стекла и бетона. Они напоминали провинциальные поселения – узкие улочки, вдоль которых тянулись сточные канавы, а вдоль улиц – одноэтажные и двухэтажные глинобитные дома, охраняемые вечно лающими собаками.
Первым делом мы посетили дом Наджибы Мира на южной окраине столицы. Хозяйка дома – сорокалетняя женщина, мать пятерых детей, выросла в семье неграмотного крестьянина из Логара, провинции, расположенной юго-западнее Кабула. Здесь шли особо суровые бои между талибами и Северным альянсом. Девочка научилась читать и писать, когда жила в лагере беженцев в Пакистане. А еще она очень любила математику. Последние двадцать лет Наджиба была директором школы для девочек в Кабуле. Учебное заведение было перегружено – его посещало 4500 учениц; и небольшой педагогический коллектив с трудом справлялся с количеством подопечных. Тем не менее Наджиба по предложению Вакила взялась вести занятия на дому за скромную плату в пятнадцать долларов в неделю. Она устраивала у себя вечерние уроки четыре раза в неделю.
Мы проехали по лабиринту улочек без тротуаров и дорожных знаков и остановились рядом с небольшой хижиной. У дверей нас встретил муж Наджибы, отставной военный. Он провел нас в комнату и предложил чаю. После того, как традиционные ритуалы, сопровождающие приветствие гостей, были исполнены, хозяин спросил, не хотим ли мы познакомиться с работой образовательного центра. Мы обошли дом и увидели маленькое помещение площадью 2,5 на 3,5 метра с земляным полом и единственным большим окном. Видимо, когда-то оно служило кладовой. Внутри теснилось около сорока женщин. Они сидели лицом к доске рядами, по шесть человек в каждом, прямо на полу, скрестив ноги. Это вовсе не были юные девушки – всем за тридцать или за сорок. Многие пришли на занятия с грудными младенцами, которые спали у них на руках, а дети постарше забились в дальний угол и сидели тихо. Перед классом стояла миниатюрная Наджиба в простом сером шальвар-камизе и в черном плаще на плечах, что делало ее похожей на монахиню.
Среди сидящих на полу было несколько девушек в белых дупатах, указывающих на то, что это студентки. Наверное, они проходили здесь что-то типа учебной практики. Но у большинства женщин на голове были простые косынки, а одеты они были в грубые шальвар-камизы, в которых ходила городская рабочая беднота. Их мужья занимались тяжелым физическим трудом по двенадцать-четырнадцать часов в день. Они строили дома, ремонтировали дороги и машины, собирали мусор. Мужчины позволили женам пойти учиться читать и писать в надежде на то, что со временем эти навыки позволят семье получить дополнительный доход. Каждый вечер, приготовив ужин и завершив хозяйственные дела, эти женщины садились делать домашнее задание вместе со своими дочерьми.
Когда мы вошли в класс, ученицы вскочили со своих мест. Они стояли в полном молчании, пока Вакил не сказал им: «Садитесь». Затем он представил меня: «Это доктор Грег из Соединенных Штатов. У него есть жена Тара и двое детей. Он хочет помочь нам развивать работу образовательного центра. Для этого он собирает деньги в США: их жертвуют американцы, простые люди, похожие на вас».
Судя по тому, что было написано на доске, мы попали на урок дари. Но по многим приметам можно было догадаться, что женщин интересовали не только грамматика и лексика этого языка. В углу класса стояли плакаты с изображением схем правильного питания. На них подчеркивалась важность включения в рацион фруктов и овощей (правда, у посетительниц центра не было денег, чтобы купить эти продукты). Еще там были зубные щетки и кусок мыла – «наглядные пособия» для лекций по личной гигиене.
Бросив взгляд на тетради, я поразился, насколько мелким почерком пишут все слушательницы. Бумага стоила дорого, так что приходилось экономить место и использовать каждый миллиметр страницы.
Я немного поговорил с Наджибой, узнав, сколько длится каждый урок, какие предметы изучаются, какова успеваемость учениц и как часто проходят занятия. Она отвечала быстро, емко и точно. Наверняка в такой же деловой манере она общалась со своими подопечными. Потом я повернулся к классу.
«Замечательно, что вы достигли больших успехов собственным упорным трудом! – сказал я. – Каждая из вас узнает здесь много нового и важного». А затем спросил, есть ли у учителя и учениц какие-то вопросы или проблемы.
Их волновало многое. Занятия проходили в жилых помещениях, объяснила Наджиба, и преподаватели жаловались, что электричество работает нестабильно, не всегда хватает на всех питьевой воды и туалетов. Слушательниц курсов не очень заботили эти вещи, они готовы были мириться с неудобствами. Их больше интересовало, когда они смогут начать изучать работу компьютера и мобильного телефона.
– А зачем вам так уж нужны мобильные телефоны? – поинтересовался я.
– Нам необходимо постоянно общаться друг с другом по учебе, – ответила Наджиба. – К тому же есть много других важных тем для разговора.
– Например?
– Например, грядущие выборы. Мы сейчас постоянно обсуждаем, за кого голосовать.
Этот ответ был совершенно необычным. За шестнадцать лет строительства школ и продвижения женского образования я никогда не видел таких социально активных особ. Но это было еще не все.
Наджиба рассказала, что у всех учениц есть родственники и друзья в других провинциях. Услышав о работе центров в Кабуле, они захотели организовать у себя нечто подобное. Я слушал о том, с какой скоростью распространяется эта идея по всей стране, и думал, что такое движение будет помощнее талибана. Это настоящая мягкая и бескровная революция, несущая с собой освобождение женщин через образование.
– Вам с коллегами, наверное, стоит создать некое предприятие или некоммерческую организацию, – посоветовал я Наджибе. – Под ее патронажем можно будет открывать центры грамотности не только в пригородах Кабула, но и в других районах страны. Как думаете, возможно так построить дело?
– О да, конечно, – ответила она. – Эта организация будет быстро расти.
Так родилась эта идея. Уже через несколько недель Вакил рассказал, что Наджиба и несколько преподавателей сформировали исполнительный комитет и придумали название новому предприятию – Афганский женский кооператив. Его головной офис находится в Кабуле, а работа успешно ведется в пяти провинциях.
– Я знал, что придуманная тобой модель очень популярна, но не осознавал, насколько быстро она может распространиться, – сказал я Вакилу чуть позже, после посещения еще нескольких «точек».
– Они появляются так быстро, что мне даже трудно вести их учет. Месяца через четыре их будет более трех десятков, – отозвался он и с улыбкой добавил: – Ты же знаешь, когда за дело берутся женщины, оно всегда принимает неожиданный оборот и выходит из-под контроля.
* * *
Впечатляющие успехи вдохновляли Вакила на все новые начинания. После Нуристана и Кунара он планировал заняться проектами в Урузгане. Параллельно со школами он активно создавал сеть центров грамотности. На следующий день после моего прибытия в три часа утра мы вместе с Сарфразом и Вохид Ханом отправились смотреть самый последний объект Вакила. Он находился в легендарной афганской долине в 150 километрах к северо-востоку от Кабула.
В Панджшерской долине проживало более трехсот тысяч человек. В основном это были этнические таджики. Здесь родился знаменитый Ахмад Шах Масуд, бесстрашный харизматичный командир. Это был один из главных его опорных пунктов. Масуд умудрился девять раз отразить наступление советских войск в 1980-х, за что получил прозвище Панджшерский лев. Через три года после ухода СССР из Афганистана силам Масуда удалось захватить Кабул.
В течение краткого периода Ахмад Шах Масуд руководил государством и проявил себя как выдающий лидер нации. Это отличало его от многих других мятежных полевых командиров, которые преследовали только свои личные интересы: их междоусобные войны раздирали Афганистан на части. Однако к 1993 году беспрестанное мародерство и жестокость войск Масуда подорвали авторитет этого национального героя. Его уход в тень открыл дорогу наступлению талибов. Через некоторое время Панджшерский лев был убит двумя подорвавшими себя смертниками из «Аль-Каиды». Это случилось менее чем за три дня до террористической атаки 11 сентября. И по сей день долина, которую Ахмад Шах так самоотверженно защищал, остается символом свободы и гордостью многих афганцев. Для сотрудников Института Центральной Азии этот район тоже был очень значим, но по другим причинам.
После изгнания талибов в Панджшер хлынули международные благотворительные организации. Эти НКО, а также американские военные очень много сделали для восстановления дорог, создания новых больниц, построили гидроэлектростанции и целый ряд школ для мальчиков. Теперь долина оказалась одной из наиболее безопасных и экономически развитых областей страны, но у девочек по-прежнему было мало возможностей получить образование. На севере провинция Панджшер граничила с Бадахшаном, а на востоке – с Нуристаном и Кунаром, и недостаток в ней женских школ мешал выстраиванию единого «пояса грамотности», который Вакил с Сарфразом так мечтали проложить через бывшие владения талибов. Наш путь от Вахана к Дех-Рауду должен был пролегать здесь.
Летом 2008 года Вакил каким-то образом выкроил время и съездил в долину, познакомился с местными старейшинами и начал строительство двух школ для девочек в деревнях Даргил и Пушгур. Первая открылась в том же году, а пушгурский проект – здание на восемь классов, способное принять более двухсот учениц – планировалось завершить как раз во время моего приезда. На 11.30 утра 15 июля 2009 года было намечено торжественное открытие учебного заведения, на которое был приглашен особый гость.
На пути из Кабула мы должны были миновать американскую авиабазу в Баграме. Нам предстояло пересечь равнину Шомали в том месте, где река Панджшер проложила себе русло в узком ущелье. На участке длиной в шестнадцать километров трасса оказывается зажатой между рекой и отвесными скалами. А потом неожиданно взору открывается великолепная панорама: живописные леса и прорезанные оросительными каналами поля фермеров в окружении испещренных трещинами серых скал высотой 600 метров.
Мы приехали в Пушгур около половины десятого утра. Во дворе школы уже собрались более четырехсот человек. Среди них было несколько десятков бородатых старейшин, делегация чиновников из административного аппарата провинции, около двухсот будущих учениц, отряд сил безопасности Бадахшана под командованием Вохид Хана, а также примерно тридцать американских солдат, вооруженных до зубов. Неподалеку стояли несколько столов с едой, безалкогольными напитками и водой в бутылках. Яства охранял наш друг Файсал Мохаммед, отец погибшего от противопехотной мины в окрестностях деревни Лаландер подростка. В последнее время он часто на общественных началах помогал Вакилу.
Не прошло и часа после нашего приезда, как в небе появились два вертолета UH-60 «Блэк Хоук» и один СH-47 «Чинук». Они показались на юго-востоке и покружили над селением, подняв густое облако пыли. Когда машины приземлились, первым из «Блэк Хоука» появился одетый в пустынный камуфляж адмирал Майк Муллен.
«Привет, Грег! Я привез с собой журналистов. Надеюсь, вы не возражаете?» – крикнул он и подошел, чтобы пожать руку. А тем временем из «Чинука» появились один за другим человек двенадцать – представители Reuters, Wall Street Journal, Washington Post, NPR, «Би-би-си» и ABC-TV, а также Томас Фридман, лауреат Пулитцеровской премии, знаменитый колумнист New York Times.
Гости собрались под большим навесом и уселись на расставленные стулья, после чего несколько девочек в новеньких школьных формах преподнесли адмиралу гирлянду из цветов. Другие ученицы прочитали молитву под флагами США и Афганистана. За этим последовали приветственные речи. Особенно долго и пространно говорили губернатор провинции, глава области, начальник местного департамента образования и еще несколько влиятельных людей. Наконец через полчаса на импровизированную сцену взошел адмирал Муллен.
Вакил тщательно подбирал подходящую кандидатуру на роль переводчика адмирала. Эту почетную обязанность доверили девушке по имени Лима, заканчивавшей двенадцатый класс и свободно говорившей на пяти языках – дари, пушту, урду, арабском и английском. Ее отец, бывший инженер-нефтяник, давно уволился со службы, и семья бедствовала. Ему приходилось ездить продавать дрова в Кабул, чтобы прокормить Лиму и ее четырнадцать братьев и сестер. По вечерам девушка преподавала в одном из образовательных центров, созданных Вакилом. Она училась в старших классах в большой женской школе и была лучшей по успеваемости среди 3100 своих однокашниц.
Майк Муллен передал всем собравшимся привет от американского народа. Потом, прерываясь на перевод с английского на дари, он со страстью и красноречием заговорил о том, насколько важно образование для будущего юных афганцев. «Эта школа построена прежде всего благодаря самоотверженному труду местных жителей. Они мечтали о ней и верили, что их детям нужно учиться, – сказал он. – Мы рады видеть, как вы собственными руками прокладываете себе дорогу вперед».
Трудно переоценить значение этого волнующего момента – американский адмирал, главный военный советник президента США, открывает большую женскую школу в афганской деревне! Для Вакила и Сарфраза не могло быть лучшей награды за их труды. Это было признание важности и ценности той работы, которой они посвятили свою жизнь. Но для меня самым запоминающимся в тот день оказалось выступление Вохид Хана, которого присутствующие также попросили сказать несколько слов.
За последние несколько лет бывший полевой командир раз за разом доказывал верность делу распространения образования на своей родине. Он доставлял строительные материалы на площадки в Вахане, помог спасти одного из учителей и его семью во время несчастного случая на вышедшей из берегов реке. Но Вохид Хан был человеком немногословным, и до того дня мне не приходилось видеть, чтобы он публично говорил о своих чувствах.
«Народ моей страны пережил страшную войну, длившуюся три десятилетия, – начал он свою речь на дари. – Как вы знаете, многие наши братья погибли среди этих скал и похоронены на склонах этих холмов. Мы отчаянно защищали свою свободу и заплатили дорогую цену за победу». Вохид Хан посмотрел на окрестные вершины и горные хребты.
«Мой земляк, умудренный опытом человек, как-то сказал, что эти горы видели столько страданий и убийств, что каждый камень может символизировать жизнь одного моджахеда, сложившего голову в борьбе с советской армией и талибами.
Но теперь, когда война закончена, пора начинать созидать новую, мирную жизнь. И первое, что надо сделать, как сказал тот мудрец, – взять эти камни и построить из них школы».
Он снова сделал паузу, а затем продолжал:
«Я много лет провел в боях, но теперь считаю, что главная задача воина – это борьба с неграмотностью, – сказал Вохид Хан. – Я очень рад и горд тем, что мне представилась возможность участвовать в ней».
* * *
Когда официальная часть мероприятия закончилась, адмирал Муллен около часа в неформальной обстановке общался со школьницами. Перед тем как он и многочисленные сопровождающие снова сели в вертолеты, Майк подошел попрощаться и пожать руки сотрудникам ИЦА. Затем вся деревня отправилась праздновать радостное событие и уселась за уставленные национальными блюдами столы, а тем временем Вакил, Сарфраз, Вохид Хан и я отправились обратно в Кабул.
Мы ненадолго остановились у мавзолея Ахмад Шаха Масуда, а также пару раз притормозили, когда Вохид Хан, большой любитель свежих фруктов, покупал яблоки, вишни и ягоды тутового дерева. Мы ехали на юг по долине Шомали, объедаясь всеми этими дарами афганской земли. Наши руки и губы были перепачканы их сладким и липким соком. И тут Сарфраз просто забросал Вакила комплиментами.
«У тебя больше школ здесь, чем у нас во всем Вахане! – кричал он. – Ты добился потрясающих успехов!»
Пуштун скромно возразил: «Я тут ни при чем. Это все происходит по воле Аллаха».
Когда мы добрались до столицы, Вакил отправился встретить очередную делегацию старейшин из удаленной провинции, которые приехали, чтобы поговорить о возможности строительства в их селении школы для девочек. А мы с Сарфразом принялись планировать путешествие в Бозаи-Гумбаз, где нас ждал такой дорогой нашему сердцу, но все еще незавершенный проект.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.