Шестнадцать киевских переворотов

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Шестнадцать киевских переворотов

Киевский фольклор, в особенности, фольклор времен гражданской войны, был богат и разносторонен. Не смотря ни на какие перевороты, грабежи, расстрелы киевляне оставались киевлянами, слагали анекдоты и истории про каждую новую власть, благо, эти менявшиеся власти сами давали городу обильный материал для рассказов и обсуждения.

Описание смены властей в Киеве можно найти и у всех писателей, переживших гражданскую войну и так или иначе соприкасавшихся с городом. Стоит вспомнить хотя бы "Необыкновенные приключения доктора" Михаила Афанасьевича Булгакова: "Пятую власть выкинули, а я чуть жизни не лишился… (…) Происходит что-то неописуемое… Новую власть тоже выгнали…" Пожалуй, калейдоскопическая смена властителей города больше всего занимала киевлян в гражданскую войну. Правда, многим из них эта смена стоила жизни. Попробуем же провести экскурс в историю киевских переворотов, чтобы поближе познакомиться с городом и его жителями того времени.

Перевороты были разные. Одни — совсем бескровные, другие — с долгими и упорными уличными боями, третьи — с кровавыми расстрелами и погромами. Некоторые власти оставались в городе всего один или несколько дней, другие же правили Киевом более полугода.

Три года жестокой Первой мировой войны забрали у Киева почти все мужское население: студенты и вчерашние гимназисты, чиновники и врачи, кадровые офицеры и купцы, рабочие и ремесленники, — все ушли на фронт. Оттуда пока возвращались лишь искалеченные воины да похоронки. Для киевлян, как и для жителей других городов империи, эти три года в моральном отношении были очень тяжелыми.

Настоящим потрясением стала и Февральская революция 1917 года, которая для жителей города еще ассоциировалась с первым переворотом в Киеве. Странная это была революция: в один день все почему-то вспомнили о свободе, равенстве и братстве, дружно заклеймили позором императорскую Россию и с криком "ату их" бросились уничтожать царские портреты, сбивать с гордых российских двуглавых орлов короны, вытаскивать на улицу и избивать старых героев-генералов и почтенных чиновников преклонных лет, которые, как оказалось, были "заклятыми врагами свободного человека".

Волна всеобщего ликования докатилась до Киева с некоторым запозданием: столичные газеты не выходили или не успевали доходить, а телеграммы, приходившие в город, решительный командующий Киевским военным округом генерал Ходорович, который в то время на большей части Украины был высшим военным лицом, приказывал не пропускать к городскому населению. Лишь 3 марта газета "Киевская Мысль" напечатала подробные сведения о событиях в Петрограде.

Первый переворот — чем он был для горожан? Как известно, широкая натура славян в своих действиях в основном руководствуется эмоциями. Оказалось, что чуть ли не весь город мечтал о том дне, когда будет свергнут российский император, и на смену ему придут демократия и даже социализм. В те дни можно было увидеть на улицах Киева роскошных дам в дорогих туалетах, с золотыми кольцами и бриллиантами, которые всерьез говорили, что являются приверженцами социализма. Среди людей, поддержавших Февральскую революцию, был и родственник Михаила Булгакова, капитан Леонид Карум, который с красным бантом на груди арестовывал бывшего командующего Юго-Западным фронтом генерала от инфантерии Николая Иудовича Иванова. Но к этому мы еще вернемся.

Первая смена власти стала действительно освобождением, — освобождением от самих себя. С нескрываемым восторгом киевляне сбросили с пьедестала памятник трагически погибшему в Киеве премьер-министру Николая II П.А. Столыпину, находившийся в самом центре города, возле городской Думы, сооружение которого еще несколько лет назад поддерживали всем городом. Михаил Булгаков в очерке "Киев-город" писал об этих событиях: "Что за это время происходило в знаменитом городе, никакому описанию не поддается. Будто уэллсовская атомистическая бомба лопнула над могилами Аскольда и Дира, и в течение 1000 дней гремело и клокотало, и полыхало пламенем не только в самом Киеве, но и в его пригородах, и в дачных его местах окружности 20 верст радиусом".

С первых же дней в Киеве началось противостояние: за обладание властью спорили штаб Киевского военного округа, городская Дума, вновь созданные Совет рабочих и солдатских депутатов, а также… Центральная Рада. Многие киевляне в то время даже не догадывались о существовании украинской проблемы. Центральная Рада во главе с профессором Михаилом Грушевским и писателем Владимиром Винниченко имела очень большие планы. Она стремилась к созданию федеративного Украинского государства в составе девяти южных губерний бывшей Российской империи с центром в Киеве. Идеи Центральной Рады имели широкий резонанс на Украине, и она сразу же стала серьезной политической силой. Наравне с Центральной Радой претендовали на власть штаб Киевского военного округа, который исповедывал крайние консервативные взгляды, а также детище революции — Совет рабочих и солдатских депутатов, в подавляющем большинстве — социалистический, с сильным оттенком анархизма. Городская Дума на фоне этих трех противников потеряла всякое значение и в гражданскую войну использовалась в качестве "революционной реликвии" — нейтральной стороны, посредством которой противники могли договориться между собой.

Так были распределены основные роли на все последующие киевские перевороты. Штаб округа вскоре стал контрреволюционным и белогвардейским, Совет рабочих и солдатских депутатов — большевистским и красным, наконец, Центральная Рада — украинской и петлюровской. Контрреволюционеры, большевики, украинцы; белые, красные, петлюровцы — вот тот контингент соперников, который на протяжении трех лет не давал покоя киевлянам.

Октябрьский переворот в Петрограде взрывной волной прокатился по всей территории бывшей Российской империи. Эта волна быстро дошла до Киева и привела ко второй смене власти в городе. На сей раз второй киевский переворот повлек за собой несколько дней уличных боев и множество людских жертв. Штаб Киевского военного округа, поддерживающий сверженное Временное правительство, отказался передать власть в руки Совета рабочих и солдатских депутатов, который к тому времени выделил из своего состава уже полностью большевистский Революционный Комитет. Этот Комитет поднял на борьбу со штабом рабочих киевских заводов и обольшевиченные части старой русской армии. Штаб защищали в основном юнкера киевских училищ и школ прапорщиков, а также некоторые верные Временному правительству воинские подразделения. Во время этого второго переворота киевляне- "контрреволюционеры" дрались с киевлянами-большевиками. Для более чем 100-тысячного города силы противников были ничтожны — всего-то по 4 тысячи бойцов с каждой стороны. Но этого хватило для того, чтобы целых три дня, с 11 по 13 ноября (с 29 по 31 октября старого стиля) 1917 года, на улицах Киева шли уличные бои. В этих боях на стороне штаба округа активное участие принимал и Николка Булгаков, в то время — юнкер Алексеевского инженерного училища.

Этот второй переворот закончился весьма странным образом. Центральная Рада без лишнего шума своими войсками заняла ключевые позиции в городе и полностью забрала власть в свои руки. Штаб округа, уже побитый большевиками, признал правопреемственность Центральной Рады, на сторону которой перешла еще и часть войск штаба. Большевикам также ничего не оставалось делать, как признать Центральную Раду. Так на смену Временному Правительству пришла украинская Центральная Рада, которая и была второй по счету властью в Киеве. Впрочем, и она продержалась недолго. Второй переворот дал более 100 убитых на улицах города — "контрреволюционеров" и большевиков, в основном — киевлян.

С первых же дней перехода власти в Киеве к Центральной Раде, стало возникать множество проблем, в основном связанных с украинской культурой и украинским языком. Украинские национальные деятели честно пытались всячески обходить болезненный для города вопрос языка и украинизации. Но многие киевляне были неумолимы. В результате, киевские низы, настроенные пробольшевистски, ждали только удобного случая, чтобы разделаться с Радой, а киевские верхи — "кадеты" и "паны", как их уже успели окрестить низы, оставались равнодушными к украинскому правительству и ориентировались лишь на созыв справедливого, по их мнению, Всероссийского Учредительного собрания. И Центральная Рада в Киеве осталась одна.

Товарищи большевики, наученные горьким опытом октябрьских дней Киеве, в декабре 1917 года объявили войну Центральной Раде. Их войска, возглавляемые большевиком В. Антоновым-Овсеенко и левым эсером половником М. Муравьевым, быстро двигались на Киев. Украинские полки, не видя особой разницы между социализмом и большевизмом, но, симпатизируя большевикам больше, рассыпались перед красногвардейскими отрядами. К концу января 1918 года большевики были уже под Киевом. В самом городе низы, рабочие киевских заводов, 29 (16) января подняли против Центральной Рады вооруженное восстание. Защитить украинское правительство вызвалась ишь горстка военнослужащих да украинцы-добровольцы из киевлян. Начались жестокие уличные бои. На сей раз в них принимало участие всего по 2 тысячи бойцов с каждой стороны.

В первые дни уличных боев основные события разгорелись в двух местах: на Печерске, возле завода "Арсенал" и на Владимирской улице, в районе Педагогического музея, где размещалась Центральная Рада. Сюда отряды подольских красногвардейцев добрались по Андреевскому спуску. На Андреевском спуске вскоре начались отчаянные схватки между вытесненными из центра подольскими большевиками и сечевыми стрельцами Центральной Рады. У подольских красногвардейцев штаб находился в самом низу Андреевского спуска — в обувной фабрике Матиссона, служащие фабрики одновременно были и бойцами отрядов. Сам штаб возглавляли подольские большевики, портные М. Кугель и Цимберг, о существовании и происхождении которых упоминает и Михаил Булгаков. Помните, что было написано на изразцах печки рукою Николки Турбина? — "Я таки приказываю посторонних вещей на печке не писать под угрозой расстрела всякого товарища с лишением прав. Комиссар Подольского района. Дамский, мужской и женский портной Абрам Пружинер. 1918 года, 30-го января".

Большинство жителей города осталось равнодушным к борьбе на улицах Киева между украинцами и большевиками. Последним в какой-то мере они даже сочувствовали, ведь это были "свои" — русские. По городу шаталась масса офицеров и юнкеров, которые с полнейшим равнодушием наблюдали за боями. Благодаря отрядам с "хвостами" на шапках — гайдамакам, прибывшим во главе с Симоном Петлюрой в Киев, восстание местных большевиков удалось ликвидировать. Но, в это же время к городу подошли большевистские части Муравьева и Антонова-Овсеенко. 4 февраля (22 января) 1918 года разразилась артиллерийская канонада. Муравьевцы пять дней обстреливали Киев из орудий. В конце концов, 9 февраля 1918 года город был окончательно взят большевиками.

Так состоялся третий переворот в Киеве, но чего он стоил! Во время борьбы за Киев в уличных боях погибло около тысячи большевиков и бойцов-украинцев. Киевская красная гвардия была практически полностью уничтожена отрядами Петлюры. Большевики были до невозможности озлоблены горожанами. М. Муравьев отдал Киев своим войскам на фактическое разграбление. И больше всех, конечно же, пострадали те киевляне, для которых большевики были "своими". Киевская аристократия, офицерство, юнкера, а также украинское население расстреливались сотнями. Все центральные районы были разграблены. Над городом стоял рев, а в нем самом свирепствовала большевистская вакханалия.

Третья власть продержалась в городе чуть больше месяца, но это была самая ужасная власть в Киеве за всю гражданскую войну. Ведь после оставления города большевиками, киевляне не досчитались 3 тысяч своих самых известных и лучших жителей, погибших от пуль и штыков большевиков. Семью Булгаковых третий переворот в Киеве также не обошел стороной. Правда, при нем не присутствовал Михаил Булгаков. А жаль, после него он бы намного мягче относился к украинской власти. Нет, семья Булгаковых не пережила "погром буржуев", да и не потеряла она никого расстрелянным или растерзанным большевиками. Но Николай Булгаков во время уличных боев третьего переворота был случайно ранен.

Третья власть большевиков была почти без боя выкинута из Киева украинцами и их новыми союзниками… немцами. Пока в Киеве шли бои, Центральная Рада в Брест-Литовске заключила с государствами Четверного союза — Германией, Австро-Венгрией, Турцией и Болгарией — мирный договор.

В соответствии с этим договором Центральная Рада обязалась предоставить государствам Четверного союза значительную продовольственную контрибуцию, а взамен получала военную помощь от Германии и Австро-Венгрии. Впрочем, украинцы могли справиться с большевиками и без этой "помощи", но в ней была заинтересована в первую очередь сама Германия. Ведь ее войска на Украине были лучшим гарантом того, что обещанное Центральной Радой продовольствие попадет в страны Четверного союза.

1 марта 1918 года (н. ст.) на улицах города киевляне вновь увидели Симона Петлюру и его "краснохвостых" гайдамаков. Этот отряд двигался в арьергарде украинских и немецких войск и первым вступил в освобожденный от третьей власти Киев. По-разному киевляне встретили водворение Центральной Рады в городе с помощью немецких штыков. Немцы, не смотря на все ужасы большевистского террора, все же еще оставались врагами. Особого энтузиазма не вызвало и возвращение второй власти, вернее — уже четвертой — украинской Центральной Рады. Впрочем, во время ее правления киевляне, благодаря печальным воспоминаниям о феврале 1918 года, наконец- то смогли оценить все достоинства украинской власти, которая, во всяком случае, не устраивала из захвата Киева форменный погром. Правда, нельзя сказать, что не было со стороны гайдамаков необоснованных убийств. По аналогии с подольскими портными Кугелем и Цимбергом, гайдамаки стали искать зачинщиков киевского Январского восстания в еврейской среде. В Киеве произошло несколько кровавых эксцессов, после которых гайдамаки были выдворены из города на фронт. К чести Петлюры стоит сказать, что гайдамаками в то время он уже не командовал. Испугавшись возрастающего авторитета, Центральная Рада отправила Петлюру в отставку.

А что по поводу четвертой (она же вторая) власти думали Булгаковы? Вот что в частности об этом писал в "Белой гвардии" Михаил Афанасьевич: "Когда же к концу знаменитого года в Городе произошло уже много чудесных и странных событий и родились в нем какие-то люди, не имеющие сапог, но имеющие широкие шаровары, выглядывающие из-под солдатских серых шинелей, и люди эти заявили, что они не пойдут ни в коем случае из Города на фронт, потому что на фронте им делать нечего, что они останутся здесь, в Городе, ибо это их Город, украинский город, а вовсе не русский, Тальберг сделался раздражительным и сухо заявил, что это не то, что нужно, пошлая оперетка. И он оказался до известной степени прав: вышла действительно оперетка, но не простая, а с большим кровопролитием. Людей в шароварах в два счета выгнали из Города серые разрозненные полки, которые пришли откуда-то из-за лесов, с равнины, ведущей к Москве. Тальберг сказал, что те в шароварах — авантюристы, а корни в Москве, хоть эти корни и большевистские.

Но однажды, в марте, пришли в Город серыми шеренгами немцы, и на головах у них были рыжие металлические тазы, предохранявшие их от шрапнельных пуль, а гусары ехали в таких мохнатых шапках и на таких лошадях, что при взгляде на них Тальберг сразу понял, где корни. После нескольких тяжелых ударов германских пушек под Городом московские смылись куда-то за сизые леса есть дохлятину, а люди в шароварах притащились обратно, вслед за немцами. Это был большой сюрприз. Тальберг растерянно улыбался, но ничего не боялся, потому что шаровары при немцах были очень тихие, никого убивать не смели и даже сами ходили по улицам как бы с некоторой опаской, и вид у них был такой, словно у неуверенных гостей. Тальберг сказал, что у них нет корней, и месяца два нигде не служил".

Скажем честно, недолюбливал Михаил Булгаков четвертую (вторую) власть. Хотя, прав он был в том, что весной 1918 года эта власть действительно не имела корней. Украинские социалисты, собравшиеся в Центральной Раде, великолепно понимали, что долг платежом красен. Но еще больше они понимали, что ни один украинский крестьянин добровольно не отдаст немцам ни одного мешка хлеба. Поэтому Центральная Рада всячески пыталась выйти из щекотливой для нее ситуации, что ей совершенно не удавалось. Педантичные немцы, вежливо подождав полтора месяца, волевым решением без единого выстрела разогнали Центральную Раду вместе с частью ее войск. Это был уже пятый киевский переворот, произошедший 29 апреля 1918 года. Четвертая власть на некоторое время прекратила свое существование.

Пятая власть в городе Киеве была очень странной властью. Именно о последних днях существования этой власти в декабре 1918 года мы узнаем из романа "Белая Гвардия". Начала она свое существование, как ни странно, в киевском городском цирке, где 29 апреля 1918 года под охраной немецких штыков "недорезанными" третьей властью помещиками и зажиточными (по терминологии той же третьей власти) крестьянами был избран некто "Его Ясновельможность Пан Гетман Всей Украины Павло Скоропадский". Больше всех появлением на свет "Ясновельможности" были довольны немцы. Ведь, как оказалось, новоявленный гетман Павло Скоропадский был одним из самых крупных помещиков Украины. Для немцев он был лучшим гарантом того, что обещанное социалистической Центральной Радой продовольствие будет доставлено по назначению. К тому же, за свое призрачное гетманство Скоропадский стал фактически вассалом Германии. "Его Ясновельможность" сразу же заявила, что на месте провозглашенной Центральной Радой Украинской Народной Республики провозглашается Украинская Держава. А чтобы ее не путали с УНР, государственное желто-синее знамя Центральной Рады гетман перевернул вверх тормашками — получилось сине-желтое. Бывшие члены Центральной Рады очень обиделись на "Ясновельможность" и заявили, что социалисты помещикам не товарищи. "Его Ясновельможность" тоже оказалась обидчивой, и послала всех без исключения украинских общественных и политических деятелей подальше, решив, что Украинская Держава будет создана собственными силами. Этими самыми "собственными силами" оказались бывшие чиновники Николая II, которые, как оказалось, всю жизнь только и мечтали о том, чтобы строить Украинскую Державу гетмана Скоропадского.

Впрочем, киевлянам пятая власть больше всего понравилась. "Добродушные" немцы перепороли всех украинских крестьян, пересажали по тюрьмам украинских социалистов, вышибли в Россию "есть дохлятину" большевиков и избавили город от извечного бродила.

Но ничто не вечно в этом мире. 9 ноября 1918 года в Германии началась революция, которая привела к окончательному поражению Четверного союза в Первой мировой войне. Немцы уезжали на родину, пожелав гетману счастливо оставаться. Скоропадский растерялся, поскольку перед отъездом немцы, как истинные джентльмены, выпустили на свободу часть тех украинских социалистов, которых они посадили в тюрьмы после разгона Центральной Рады. Среди них был и Симон Петлюра, который начал собирать верные украинские войска и перепоротых крестьян, чтобы показать "Ясновельможности", кто истинный глава Украины. Скоропадский бросился искать поддержку в среде интеллигенции и офицерства, но та, русская по духу и белогвардейская по сути, предложила "Ясновельможности" не дурить, оставить свои гетманские замашки и вновь надеть генеральские погоны русской императорской гвардии. Скоропадскому пришлось вспомнить, что он действительно бывший генерал-лейтенант российской армии, объявить о том, что теперь его Украинская Держава будет частью возрожденной России, и вообще наделать кучу всяких ненужных глупостей. Гетман даже объявил мобилизацию в Киеве, под которую попали герои романа "Белая гвардия". Кстати, в отрядах, защищавшие город от восставших крестьян, служили и будущий писатель, а также его младший брат — Николай Булгаков. Однако уже ничто не могло спасти "Ясновельможность", поддержки у населения он все равно не получил.

14 декабря 1918 года, после того, как пятая власть продержалась в городе семь с половиной месяцев, в Киеве воцарилась шестая власть. Правда, эта самая новая власть заявила, что она не новая, а старая, и по совместительству является уже побывавшими в городе второй и четвертой властями. Дело в том, что в Киев явились войска Украинской Народной Республики, которые на сей раз перевернули вверх тормашками гетманское сине-желтое знамя. Украинская Директория, возглавляемая бывшими лидерами Центральной Рады социалистами В. Винниченко и С. Петлюрой, торжественно заняла гетманский дворец и приступила к возрождению традиций управления времен Рады. Не успевшие удрать на родину немцы глупо улыбались — еще бы, ведь они уже не были хозяевами положения, а Директория относилась к ним с нескрываемой враждебностью, памятуя о том, кому она обязана пятым переворотом, воцарением "Ясновельможности" и разгоном Центральной Рады.

Эта шестая власть (она же вторая и четвертая) находилась под сильным влиянием галичан — западных украинцев, войска которых были опорой Петлюры. Галичане повели в городе тотальную войну с уличными вывесками — все русские вывески были заменены на украинские. Владельцы различных заведений были вынуждены под угрозой ареста проводить украинизацию вывесок, которая делалась из-за незнания украинского языка достаточно просто: буква "и" менялась на "і", а "ы" на "и". Сложнее было с твердым знаком, который приходилось закрашивать или совершенно снимать. Шутили, что твердый знак украинскими властями был взят под арест. Некоторые киевские евреи по дешевке скупали у владельцев вывесок твердые знаки, которые уже при одиннадцатой власти — белогвардейцах, были проданы тем же владельцам за громадные суммы. Интересно, что после ухода из Киева Директории украинизированные вывески оставались в городе еще при четырех властях.

Ради справедливости стоит сказать, что шестую власть, как и в бытность ее властью второй и четвертой, киевляне опять несколько недооценили. Дело в том, что шестая власть оказалась самой миролюбивой из всех властей, которые были в Киеве за весь период гражданской войны. Еще при четвертой власти, т. е. в Центральной Раде, был принят закон, который отменял на территории Украинской Народной Республики смертную казнь. Этого же закона придерживалась и Директория, которая при вступлении в Киев захватитла в плен несколько тысяч офицеров, в основном — киевлян, защищавших свой город от надвигающейся крестьянской армии. Интересно, что среди этих пленных был и юнкер Николай Булгаков, о чем мы еще расскажем. Естественно, что почти никто из пленных не был расстрелян и даже более того — многие были распущены по домам. Ни одна власть не поступала со своими пленными так благородно, как это сделала Директория. Но кто ж в условиях гражданской войны способен оценить красивые жесты? Пожалуй, никто…

Шестая власть продержалась в городе совсем недолго — всего-то шесть недель. Социалистическая по своему содержанию, она с точностью повторила ошибки своей предшественницы — Центральной Рады. Директория опять схватилась с большевиками, которые достаточно быстро разогнали крестьянские части УНР и в ночь с 5 на 6 февраля 1919 года вошли в Киев. Состоялся седьмой переворот, а в Киеве воцарилась седьмая власть, весьма похожая на третью. Интересно, что этот седьмой переворот так же нашел отражение в творчестве Михаила Булгакова, чему мы посвятили отдельный раздел нашего исследования.

В Киев опять вернулся со своими войсками товарищ В. Антонов- Овсеенко, правда, на сей раз без полковника Муравьева. Вернулись в свой город и те киевские большевики, которые вынуждены были бежать из него вместе с третьей властью. Нужно сказать, что привычки и развлечения у большевиков остались те же, что были при третьей власти. Первое, что было сделано красным комендантом Киева товарищем Н. Щорсом, это выселение жителей из 37 "наиболее буржуазных", на его взгляд, домов. В этих домах сразу же поселились "ответственные работники и прочие товарищи".

После февраля 1918 года большевики для себя открыли одну очень интересную истину: воевать и расстреливать должны совершенно разные люди. Поэтому в Киев прибыли как части Красной армии, которые специализировались на борьбе с врагами внешними, так и загадочная Чрезвычайная Комиссия (проще — ЧК), которая ведала погромами, получившими наименование "контрибуций", и расстрелами. Также большевики уяснили для себя, что расстреливать интеллигенцию и офицерство "пачками", в очень больших количествах да еще средь бела дня не эстетично и пошло, к тому же, это ведет к крайнему озлоблению населения. "Выводили в расход" (тоже очень модный большевистский термин того времени) несколько по-другому. Как правило, сначала производился ночной арест, который сопровождался "контрибуцией". Жертву уводили на Елизаветинскую улицу, где в особняке Бродского находилась киевская ЧК, и там очень долгое время допрашивали. Могли допрашивать и в генерал-губернаторском дворце, но его в качестве арестованных посетило меньше киевлян. Допрашиваемого могли держать в заключении месяцами. Зачастую, это заключение было вызвано чекистским желанием наживы за счет семьи несчастного, которая брала на себя обязательство выплатить большой выкуп. Киевские чекисты в большинстве своем были людьми невежественными, обожали лишь кокаин и золото. Подавляющее большинство арестованных ими "буржуев" и "контрреволюционеров" уничтожалось там же, а тела их сначала закапывались во дворе, а затем вывозились за город. Под знаком жуткого террора седьмая власть обосновалась в Киеве, правда, опять ненадолго.

Войска Украинской Народной Республики не на много были отброшены красными от Киева, а потому собрались с силами, и в начале апреля 1919 года перешли в решительное контрнаступление. Случайным союзником украинской армии оказался некто атаман Струк, который со своими отрядами занимал район Чернобыля и не допускал туда красных. Именно этот Струк утром 10 апреля 1919 года ворвался с северной стороны в Киев. Им была захвачена Куреневка, Подол, а также большая часть центра города. К тому же, разразилось восстание против большевиков и на Демиевке, а один из четырех находившихся в Киеве красных полков перешел на сторону Струка.

Большевикам пришлось бежать из Киева, а в городе воцарилась восьмая власть, правда, воцарилась всего на один день. Странным человеком был атаман Струк. Бывший российский офицер, он после окончания Первой мировой войны вернулся к себе на родину — в Чернобыльский уезд. Симпатизировал Центральной Раде, был приверженцем Украинской Народной Республики, а во время восстания против пятой власти в Киеве — гетмана Павла Скоропадского — сформировал из крестьян Чернобыльский полк, с которым некоторое время входил в состав армии Директории. Но не нравилась Струку регулярная армия, а потому, когда Киев занимала седьмая власть, большевики, отправился атаман с полком домой, где занял свой уезд, и никого туда не пускал. Все бы ничего, да был атаман Струк ярым антисемитом. Особенно остро антисемитизм этот проявлялся в уезде, где струковцы не давали покоя чернобыльским евреям. Со своими привычками Струк пожаловал и в Киев, сразу же учинив на Куреневке и Подоле еврейский погром.

Уже вечером 10 апреля перетрусившие красные и киевляне поняли, что город находится в руках обычного бандита, от которого драпанули даже такие известные советские деятели, как Ворошилов и Петровский. Утром 11 апреля 1919 года на Куреневку и Подол была отправлена мощная карательная экспедиция красных, вооруженная пушками и пулеметами. Погостив в Киеве один день, атаман Струк решил, что этого будет достаточно, а потому без лишнего сопротивления убрался из города. Таковым был восьмой переворот в Киеве, который продолжался всего один день, но запомнился жителям города очень надолго. Борьба большевиков со струковцами в Киеве была достаточно ярко описана выдающимся писателем Аркадием Гайдаром, бывшим киевским красным курсантом.

А в Киев после небольшой встряски вернулась седьмая власть, теперь — уже девятая. Киевское ЧК сделало из восьмого переворота надлежащие выводы, и в течение нескольких дней отстреляло всех, кто имел хоть малейшее отношение к Украинской Народной Республике (второй, четвертой и шестой властям), а также тех, кто вел себя "подозрительно" во время восьмого переворота. Во время девятой власти киевские чекисты выдумали себе новое развлечение, не уступающее по оригинальности даже методам испанской инквизиции. Понимая, что умудренных печальным опытом киевлян из обеспеченных или культурных кругов уже ничем не расколешь, была изобретена потрясающая уловка. В один прекрасный день все газеты оповестили киевлян, что в город прибыл бразильский консул, которому требуются служащие. Быть под защитой иностранного консульства было для многих гарантией того, что, во всяком случае, при этой власти тебя не расстреляют. Естественно, к новоявленному консулу повалили толпы желающих в основном из тех киевлян, которым было чего бояться при большевиках. Этот бразильский консул оказался человеком очень добрым и ежедневно принимал под свою защиту десятки людей. Правда, некоторых смущало, что этот самый консул великолепно разговаривал по-русски и не умел пользоваться столовыми приборами, но лучшего не было — Советскую Россию в то время почти никто в мире не признал, а потому на иностранных подданных, в особенности, консулов, был большой спрос. Но самое интересное заключалось в другом: каждый вечер киевское ЧК умирало со смеху, читая списки отловленных за день глупых киевлян, отдавшихся в руки бразильского консула — гениальной выдумки чекистов.

Правда, жадность чекистов погубила. Пытаясь выудить как можно больше киевских подпольных "буржуев" и "контрреволюционеров", ЧК дождалась прихода десятой власти, а потому проработать добытые списки в большинстве не смогла. Вероятно, если бы выдумка с бразильским консулом дошла до своего логического завершения, город бы лишился еще нескольких сотен своих жителей.

Девятая власть отличилась еще одними странными поступками. Именно тогда у большевиков появилась своеобразная черта ставить где попало и в больших количествах всяких истуканов, символизирующих собой каких-нибудь очередных героев революции. Интересно, что эти истуканы — а-ля памятники, были какими-то не настоящими, изготовлялись из подручных средств: гипса, дерева и даже картона. Так, рядом с чугунным памятником Богдану Хмельницкому на Софийской площади был установлен деревянный "обелиск" "Победе Октября", на Караваевской площади (теперь площадь Л. Толстого) появилась гипсово-картонная "колонна" "Вождям революции", а весь город был утыкан всевозможными гипсовыми чудищами, изображающими К. Маркса, Ф. Энгельса, В. Ленина, Я. Свердлова, К. Либкнехта, Р. Люксембург. Все это было вскоре убрано десятой и одиннадцатой властями, которые были единодушны в своей "любви" к большевикам.

Девятая власть продержалась в Киеве достаточно долго — четыре с половиной месяца, а если считать ее правление в сумме с седьмой властью, то выйдет порядочный для гражданской войны период — почти семь месяцев город находился в руках большевиков.

30 августа 1919 года Киев был разбужен мощной канонадой, которая гремела как с запада, так и с востока — левого берега Днепра. Большевики спешно собирали вещи, бразильский консул вместе с руководством ЧК бежал в одной машине. Красная армия не смогла справиться с двумя противниками сразу: с запада на нее напирали украинские войска С. Петлюры, а с востока на Киев шли белогвардейцы. Первыми к городу подошли украинцы, которые сломили под городом отчаянное сопротивление красных курсантов. Эти кровавые бои вскоре отобразил в своей повести "В дни поражений и побед" уже упомянутый нами А. Гайдар.

Утром 31 августа войска Петлюры — части Украинской Галицкой армии и полки Запорожского корпуса — вошли в Киев. По всему городу были расклеены сообщения о возвращении правительства Украинской Народной Республики — десятой власти, которая в свое время уже была в Киеве второй, четвертой и шестой властями. Большая часть города была занята галичанами, которых с удивлением рассматривали местные жители. Одновременно с тем, отбросив на мостах через Днепр слабые заставы петлюровцев, в город вступили добровольческие белогвардейские части. Обе армии встретились друг с другом впервые. Украинцы не знали, как поступать им в этой ситуации, зато белогвардейцы действовали более решительно: без лишнего шума занимали мосты и главные магистрали Киева.

Командующие обеих армейских группировок противников направились в городскую Думу, где и встретились для проведения переговоров. Оба они оказались… немцами. Украинской группировкой командовал австриец генерал- хорунжий Антон Краус, белогвардейской — генерал-лейтенант российской армии немецкого происхождения Николай Эмильевич фон-Бредов (двоюродный брат последнего, тоже фон-Бредов, в немецкой армии в чине генерала командовал дивизией). Этим фактом были поражены не только киевляне, но и бойцы обеих армий. Шутили, что два немца на немецком языке решали судьбу славянского Киева. Пока шли переговоры, на Крещатике, возле городской Думы собралась громадная толпа киевлян. С одной стороны улицы стояли приверженцы Украинской республики, с другой — белогвардейской России. Оба лагеря испытывали враждебные чувства по отношению друг к другу. Над Думой развевались украинский и российский флаги.

Наступила неожиданная развязка. Проходившие мимо Думы запорожцы сорвали российский флаг и бросили его под копыта коня командира Запорожского корпуса полковника В. Сальского (кстати, киевлянина). В ответ с противоположной стороны улицы гвардейскими подразделениями белогвардейцев был открыт огонь. Переговоры были сорваны и Бредов приказал разоружить все прибывшие в Киев украинские части. Несколько батальонов галичан без сопротивления сдали оружие. Запорожцы же отступили на окраины города. В скором времени Петлюра приказал отступать от Киева вовсе: по тылам украинской армии в сторону города двигались с побережья Черного моря отрезанные от своих красные войска. Их прорыв грозил разрывом украинских армий. Таким образом, части УНР занимали город всего один день. Они и были десятой властью.

С 19 августа 1919 года (с 1 сентября по отмененными белыми новому стилю) Киевом правила одиннадцатая власть — белогвардейцы, вытеснившие украинские войска из города. Свое воцарение они отпраздновали традиционным образом: поиском и уничтожением оставшихся в городе советских чиновников. Были расстреляны несколько офицеров за службу в Красной армии, а также несколько мелких обывателей за то, что якобы служили в ЧК. На окраинах под видом поиска большевиков были произведены еврейские погромы. Весь город содрогался от газетных статей и сведений, поступавших с Елизаветинской улицы. Здесь с первых же часов воцарения одиннадцатой власти началось исследование дома Бродского, домов, где жили чекисты и Генерал-губернаторского дворца. Были обнаружены десятки безвинно замученных киевлян, тела многих из которых из-за нанесенных при пытках увечий стали не опознаваемыми.

Через несколько дней после занятия города белыми вновь стала выходить популярная газета Виталия Шульгина "Киевлянин", которую жители не видели с весны 1918 года. За газетой стояли длиннейшие очереди, и многие с этим событием связывали надежды на скорую стабилизацию положения. Впрочем, не все было так гладко, как хотелось. В город явилась и контрразведка, которая стала активным образом выискивать и арестовывать жителей, заподозренных в службе у большевиков. Эта контрразведка была далеко не безупречной организацией. Некоторые бывшие ответственные работники большевиков покупали себе свободу и даже получали разрешение занимать административные должности, на которых они находились при красных. Была у контрразведчиков и одна чисто чекистская черта — арестовывать немногих оставшихся в живых состоятельных граждан с целью получения выкупа.

Достаточно сурово белогвардейцы обошлись и с бывшими российскими офицерами, находившимися в Киеве. Как известно, белогвардейская армия в то время еще продолжала официально именоваться Добровольческой. И действительно, в 1918 году она еще была таковой и комплектовалась по принципу добровольчества. В 1919 году армия стала проводить мобилизации, а также вливать в свои ряды пленных красноармейцев. Мобилизуемое офицерство в занятых белыми районах коренным образом отличалось от добровольческого офицерства 1918 года. Особенно это стало понятно после занятия белыми Харькова, где поступавшие в армию офицеры не были проникнуты Белой идеей. После Харькова командование Добровольческой армии отбросило старый принцип комплектования. Теперь все киевские офицеры (а их опять набралось в городе несколько тысяч) сначала были обязаны пройти регистрацию, причем записывали офицеров в алфавитном порядке. Эта регистрация была занятием крайне утомительным, поскольку за первые три дня смогли получить свои регистрационные карточки лишь те офицеры, фамилия которых начиналась на букву А.

Но регистрацией дело не заканчивалось, после нее офицер был обязан с послужным списком, документами старого времени и автобиографией явиться в Реабилитационную комиссию, где решалась его дальнейшая судьба. Если документы удовлетворяли комиссию, то офицер получал право поступить в. Добровольческую армию. У большинства офицеров старых документов не осталось, кроме того, многие из них, чтобы прокормить семью, при большевиках служили на разных работах (в основном — подсобного характера). Этим офицерам приходилось после Реабилитационной комиссии поочередно посещать контрразведку (которая выясняла характер службы данного офицера у большевиков), военную судебно-следственную комиссию (которая давала юридическое заключение) и военно-полевой суд (выносивший окончательное решение). И во все эти инстанции стояли длиннейшие очереди. Пикантность ситуации заключалась в том, что в большей части выше перечисленных учреждений работали офицеры, которые также оставались в Киеве при большевиках. Так, Реабилитационная комиссия комплектовалась из бывших преподавателей Киевских красноармейских командных курсов, тех самых, воспитанники которых (и А. Гайдар в их числе) оказали отчаянное сопротивление белым на подступах к городу. За этих преподавателей, которых, в общем-то, стоило расстрелять, поручился сам командующий войсками Киевской области генерал A.M. Драгомиров. Поэтому они и попали в Реабилитационную комиссию. Посещать различные инстанции были обязаны не только офицеры, но и юнкера, а также военные чиновники, к которым приравнивались военные врачи. Таким образом, в этих очередях, по логике вещей, должны были стоять и братья Булгаковы — Михаил и Николай.

А на Подоле и Куреневке гарцевала выкинутая когда-то из города восьмая власть. В Киев собственной персоной со всею бандой явился атаман Струк, которого белогвардейцы приняли к себе на службу. Его отряд был переименован в "Малороссийский конный полк", а сам Струк стал полковником. Первым делом новоявленный деникинский полк устроил на Подоле еврейский погром. Белогвардейцы были очень смущены, но поделать ничего не могли: киевских офицеров они гоняли по очередям, а части Добровольческой армии были на фронте. Фактически, Струк некоторое время был самой грозной силой в белом Киеве. Все это не способствовало тому, чтобы киевляне оставались в восторге от одиннадцатой власти.

Впрочем, весь этот беспорядок продолжался недолго, поскольку в Киев пожаловала двенадцатая власть — прорывающиеся с юга на север красные войска И. Якира. Оторванные от своих на побережье Черного моря три советские дивизии предприняли доблестный поход между фронтом украинцев и белых. Именно они принудили Петлюру 31 августа отступить из Киева. Чтобы помочь прорывающимся из окружения дивизиям, советское командование приняло решение бросить 44-ю стрелковую дивизию в наступлените на Киев, где и должно было состояться частичное объединение сил красных. Интересно отметить, что 44-я дивизия, бывшая 1-я Украинская советская, уже дважды занимала Киев: при седьмом и девятом переворотах.

14 октября 1919 года красные части с севера и запада ворвались в город. Защищать Киев было практически некому: мизерные по своему составу белогвардейские части, охранявшие город, были разбиты на подступах к нему. После значительного уличного боя белые были оттеснены к мостам через Днепр. Из киевских офицеров, находившихся на стадии реабилитации, был наспех сформирован Киевский офицерский полк, который и сдерживал наступавших. Интересно, что часть этого полка состояла из офицеров, посаженных белыми в тюрьмы по подозрению в службе у красных. Большевики завладели практически всем городом, поэтому мы их с полной уверенностью можем назвать двенадцатой властью.

Киевские обыватели даже морально не были готовы к тому, что город может опять попасть в руки к красным. Поэтому в центре города работали все магазины, рестораны, паштетные, кафе и гостиницы — все то, что большевиками в то время считалось наглядными признаками капитализма. Можно себе представить, во что красноармейцы превратили все это благополучие! Крещатик и все центральные улицы были ограблены дочиста. Некоторые владельцы магазинов, сохранившие еще чувство юмора, вынуждены были повесить таблички такого рода: "Погромщиков просим не волноваться, уже все забрано". Мужское население центральных районов подверглось строжайшей проверке, а все обнаруженные военные расстреливались. Впрочем, многие офицеры успели бежать к Днепру.

15 октября началось постепенное вытеснение белыми нежданных гостей. Оно привело к трем дням кровавых уличных боев. Ни красные, ни белые не хотели уступать Киева. И лишь с прибытием значительных подкреплений белые 17 октября 1919 года смогли окончательно изгнать из города двенадцатую власть.

В Киев вернулись белые, которые теперь стали считаться тринадцатой властью. Для киевлян возвращение белых в город было уже событием не таким радостным, как в прошлый раз. Самые обеспеченные и самые известные жители Киева, еще не истребленные предыдущими властями, уже перестали надеяться на лучшее и взялись паковать чемоданы. Из Киева на юг бежали многие. Белые не препятствовали этому бегу, поскольку уже сами понимали, что не сегодня, так завтра им придется пуститься вслед за беженцами. Отборные части Добровольческой армии были остановлены красными под Тулой и постепенно отступали. В городе оставались мизерные подразделения. Киевский офицерский полк из-за недоверия к нему командования был расформирован. Значительное число офицеров города отвернулось от Добровольческой армии. Киев не дал белогвардейцам ни одной новой воинской части.

Фактически, город жил ожиданием прихода красных. Среди белогвардейцев бушевал тиф, который унес жизни и многих киевлян. "Полковник" Струк также понял, что карта Добровольческой армии бита, а потому бросил фронт и подался к себе в Чернобыльский уезд. Все более-менее уцелевшие от тифа и разгрома белогвардейские полки стягивались к Одессе.

15 декабря 1919 года к Киеву с запада и востока подошли красные части. Город был взят в клещи. Киевские офицеры оказали яростное сопротивление красным на подступах к городу. Атаки большевистских полков захлебнулись. В ночь на 16 декабря части 44-й советской дивизии (уже трижды бравшей город) по тонкому льду Днепра перешли на Правый берег и решительным штыковым ударом отбросили офицерские заставы от мостов. В Киев ворвались красные. В городе начался отчаянный уличный бой, который продолжался 12 часов. К вечеру того же дня с запада в город вошли красные полки 58-й дивизии. Создав многократный перевес сил, большевики окончательно завладели Киевом. Оставшиеся защитники города были перебиты. В Киев пришла четырнадцатая власть, которая уже совершала в городе третий, седьмой, девятый и двенадцатый перевороты.