Служим Советскому Союзу!

Служим Советскому Союзу!

День 12 апреля выдался чудесный: ясный, слегка морозный, безветренный. Изредка принимался идти мелкий снежок.

На причале, около ошвартованных подводных лодок, застыли в идеально ровном воинском строю краснофлотцы, старшины, командиры. Народу — больше двухсот человек. Ни разу с начала войны не выстраивалось вместе столько подводников.

Перед строем — стол, покрытый красной скатертью. На скатерти — коробочки с орденами и медалями, орденские книжки, грамоты. У стола лицом к строю стоят командующий флотом, член Военного совета, представитель Президиума Верховного Совета СССР, командир и комиссар нашей бригады.

Тихо. Торжественно. Радостно.

Зачитывается Указ:

— «За образцовое выполнение заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом отвагу и геройство присвоить звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда»…»

Первой называют мою фамилию. Выхожу из строя, приближаюсь к столу. Арсений Григорьевич Головко вручает мне награду, крепко пожимает руку, произносит слова поздравления. Поздравляют меня и другие товарищи, стоящие у стола.

[143]

Многое, очень многое хочется сказать мне в ответ. Например, что за Родину, за партию я готов, не колеблясь, пожертвовать жизнью, ибо какая же для меня жизнь без Родины и без партии?! Это они из меня, малограмотного речного матроса, сделали флотского офицера, командира соединения и вывели на передний край борьбы с врагом. Судьба Родины — моя судьба.

Мне хочется сказать, что мы не обольщаемся первыми успехами морской войны, что мы видим и свои ошибки, свои недоработки, что подводники будут сражаться еще искуснее и яростнее, что накал нашей борьбы с фашистскими захватчиками будет неуклонно нарастать. Наша и фашистская идеология непримиримы. Наша ненависть к врагу священна. Личное горе каждого из нас сливается с горем всей страны. И мы будем драться беспощадно, до полной победы.

Эти слова теснятся у меня в голове, но произношу я короткую и в то же время удивительно емкую уставную формулу:

— Служу Советскому Союзу!

Да, именно в этом весь смысл нашей жизни, нашего повседневного ратного труда…

К столу вызывают моих товарищей по оружию: Николая Лунина, Валентина Старикова, Израиля Фисановича. Всем им звание Героя присвоено Указом от 3 апреля.

— Служу Советскому Союзу!.. Служу Советскому Союзу!.. — звучит в морозном воздухе.

Вот награду — орден Ленина — принимает Виктор Котельников. Еще каких-нибудь три дня назад был он в море, спасал экипаж «Щ-421». И может быть, завтра этот скромный труженик войны снова поведет свой подводный крейсер на морские дороги противника…

Орден Красного Знамени вручают Магомеду Гаджиеву. За плечами у него — одиннадцать дерзких боевых походов. И каждый из них отмечен неповторимым почерком находчивого, решительного Керима.

Получают орден Красного Знамени начальник подводного отдела штаба флота Карпунин, комбриг Виноградов и военком бригады Козлов. Эта награда — не за «общее», кабинетное руководство. Они заслужили ее в море, в походах, завершившихся потоплением неприятельских кораблей…

[144]

Зачитывается приказ наркома Военно-Морского Флота о преобразовании подводных лодок «Д-3», «К-22», «М-171» и «М-174» в гвардейские. Объявляется Указ о награждении «М-172», «Щ-402» и «Щ-421» орденом Красного Знамени.

Да, не дожила заслуженная «Щ-421» до праздничного дня. Приготовленный для нее орденский флаг теперь украсит гафель какого-нибудь другого отличившегося корабля. Семь побед под командованием Лунина и одну — под командованием Видяева одержала она за неполных десять месяцев войны. Внушительный боевой счет!

Конечно, все мы прекрасно понимаем, что покойница — это всего навсего холодная сталь корпуса в сочетании со стандартными механизмами, системами, устройствами, что все ее победы — дело рук плававших на ней славных «щукарей». И все же трудно отказаться от представления о лодке, как об одушевленном существе. Может быть, потому, что она долго была надежным домом моряков, что очень «умны» ее сложные механизмы, что имела она свой особый «норов». А может быть, и потому, что в этом совершенном боевом устройстве особенно отчетливо ощутимы живой ум и труд создававших его людей.

Во всяком случае, орденом награждается сама лодка, и он остается с ней, даже если экипаж ее полностью обновился. Ну, а если лодка погибла, орден ее не передается новому хозяину. Каждый корабль должен иметь свои собственные боевые традиции.

«Щ-421» и гибелью своей сослужила нам службу. Стало очевидным, что в районе, где она получила смертельную рану, выставлено противолодочное минное заграждение. Командиры лодок получили указание проходить это место на больших глубинах, чтобы избежать соприкосновения с минами. В результате была сохранена жизнь не одному кораблю.

Позже командиры докладывали, что при форсировании опасного района они слышали скрежет минрепов о корпус. Но правильно выполненные маневры помогали им пройти, не зацепившись за минрепы. Мины оставались высоко над головой, и даже если они взрывались, то не причиняли лодке серьезного вреда. Об одном таком взрыве рассказывал Августинович. Грохот был сильный,

[145]

лодку здорово встряхнуло. Но существенных повреждений не произошло. Когда «К-1» всплыла на поверхность, на ее мостике были найдены осколки взорвавшейся мины.

Ну, а что стало с экипажем Краснознаменной «щуки»? По-разному сложились судьбы людей. Большая часть бойцов и командиров осталась служить на бригаде — на лодках и в штабе. С некоторыми из них читатель встретится в следующих главах. Другие моряки попали в самые различные части и соединения. Но все они с честью и до конца, как и подобает воспитанникам заслуженного экипажа, выполнили свой долг.

* * *

Осенью 1960 года я встретился со строителем из хутора Божковка, Ростовской области, Михаилом Васильевичем Богдановым. Это был один из трех ветеранов «Щ-421», судьба которых долгое время оставалась нам неизвестной.

Мы все помнили тревожный конец весны 42-го года, когда на Северном Кавказе и в междуречье Волги и Дона спустилась фашистская угроза. В ту пору на Северном флоте начал срочно готовиться отряд моряков для участия в боях на Юге. В его состав вошли и подводники. Кроме старшин и краснофлотцев береговой базы получили туда направление и три человека со «Щ-421». Это были командир отделения электриков старшина 2-й статьи Приходченко, электрик старший краснофлотец Ерофеев и моторист старший краснофлотец Богданов.

Проводы отряда состоялись в июле. В новый, непривычный мир сухопутной войны отправлялись наши товарищи. Им предстояло встретиться лицом к лицу с врагом, помериться с ним силами в наиболее прямом, буквальном смысле этих слов. Им завидовали. Ими восторгались. Им желали больших побед.

«Товарищ североморец! — обращалось к отбывавшим политуправление флота. — Ты едешь на сухопутный фронт. Родина-мать благословляет тебя на ратные подвиги… Дерись с врагом храбро, мужественно, по-флотски. Через огонь великих сражений высоко пронеси честь флотского знамени, боевые традиции русского флота. Где бы ты ни появился, вноси смятение и страх в стан врага. Ни шагу назад! Стой насмерть! Когда ты идешь

[146]

в бой, отстаивай каждую пядь родной земли, храни в своем сердце образ героических черноморцев, до последних сил защищавших свой родной Севастополь. Трудно тебе, истекаешь кровью — стой насмерть!..»

Среди провожавших был и Николай Александрович Лунин. Он пришел напутствовать своих бывших подчиненных. Богданову он подарил на память о совместной службе свой кортик.

С тех пор мы не имели никаких известий от трех подводников, прослуживших на «Щ-421» с момента ее вступления в строй и до последнего похода.

И вот в 1959 году я получил от Богданова письмо. Больше года вели мы переписку и наконец встретились через восемнадцать лет после того, как наши военные дороги разошлись в разные стороны.

Судьба разлучила трех «щукарей»-североморцев еще до фронта. Знойным полднем на станции Баскунчак их эшелон выдержал сильный воздушный налет. Ерофеев, находившийся рядом с Богдановым, был убит. Его похоронили тут же, в солончаковой степи. Приходченко ранило, и путь его затерялся во фронтовых госпиталях.

Эшелон переформировали, и отряд моряков двинулся дальше. Медленной тогда была езда по России! Из Мурманска отряд торопились отправить в июле, а сейчас уже август был в разгаре. Гремела битва на волжских берегах. И матросы надеялись, что их повезут именно туда, на самый горячий боевой участок. Но эшелон прибыл в Поти. Здесь началось распределение.

Богданов попал служить в 416-й морской гвардейский минометный полк. Часть эта состояла из боевых машин, ласковое название которых было привычным для слуха подводника — «катюши». В народе это название закрепилось за реактивными минометами куда прочнее, чем за крейсерскими подводными лодками, о существовании которых очень многие люди даже и не подозревали. А сухопутные «катюши» гремели и в прямом и в переносном смысле — о них знал каждый мальчишка.

Командовал полком бывший старший артиллерист линкора «Марат» капитан 2 ранга Москвин. Полк уже снискал себе добрую славу в боях под Москвой. Сражаться в его рядах было лестно. И Богданов старался высоко держать честь подводника-североморца.

[147]

Гвардейцы замечательно воевали в Кавказских предгорьях. Полк внес заметную лепту в победы Приморской армии. Перед строем, в котором вместе со всеми стоял и Богданов, командующий армией Петров расцеловал Москвина и сказал, что если бы мог, то так же вот поцеловал каждого моряка.

Когда в ноябре 1943 года гитлеровцев изгнали с Таманского полуострова, служба вновь привела Богданова на море. Он оказался мотористом на тральщике Керченской военно-морской базы. Но поплавать ему пришлось недолго, всего три месяца. Тральщик подорвался на мине. В отличие от «Щ-421» маленький кораблик затонул немедленно. Моториста подобрали из воды тяжело раненным, потерявшим сознание.

Полгода провел Богданов в госпиталях. Службу свою он закончил в Николаеве, в роте по ремонту кораблей.

— А кортик, что подарил мне Лунин, я пронес через всю войну, — завершил свой рассказ Михаил Васильевич.

Передо мной сидел солидный глава семейства, отец четырех детей, строитель домов для шахтеров. А мне виделся молодой, расторопный краснофлотец Миша Богданов, каким знал я его много лет назад, — готовый идти туда, где он всего нужнее, стоять насмерть там, где ему прикажут. Таким, видно, он остался и по сегодняшний день.

В общем-то обыкновенная для человека его поколения судьба. А ведь из таких судеб слагалась военная биография нашего великого народа-победителя.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.