Василий Львович Пушкин (1767–1830)

Василий Львович Пушкин

(1767–1830)

Дядя поэта и сам поэт. Как и брат его Сергей, Василий Львович был богат, владел большим количеством крепостных душ, как брат, совершенно не заботился об управлении имениями и беззаботно проживал доходы, идя к полному разорению. Получил внешне блестящее образование, прекрасно говорил по-французски, знал латинский, немецкий, английский и итальянский языки. В молодости служил в Петербурге в лейб-гвардии Измайловском полку, но очень недолго. В 1797 г. вышел в отставку и поселился в Москве. Там женился на красавице Кап. М. Вышеславцевой, однако вскоре разъехался, а потом и развелся с ней и сошелся с «вольноотпущенною девкой», – должно быть, той самой Анной Николаевной Ворожейкиной, с которой Василий Львович прожил всю остальную жизнь и от которой имел «незаконных» детей. Василий Львович блистал в салонах, был душой общества, был неистощим в каламбурах, остротах и тонких шутках. 1803–1804 гг. провел он за границей, главным образом в Париже, и вывез оттуда богатейшую библиотеку. Когда он воротился из путешествия, рассказывает Вяземский, «Парижем от него так и веяло. Одет он был с парижской иголочки с головы до ног; прическа a’la Titus – углаженная, умасленная древним маслом, huile antique. В простодушном самохвальстве давал он дамам обнюхивать голову свою». В непрерывных посещениях балов, раутов, обедов, литературных собраний, в участии в любительских спектаклях и шарадах проходила вся жизнь Василия Львовича. Под конец материальное состояние его значительно порасстроилось, порасстроилось и здоровье, он еле двигался от подагры, его мучившей, страдал сильной одышкой. Раз утром он поднялся с постели, добрался до шкапов огромной своей библиотеки, где книги стояли в три ряда, заслоняя друг друга, отыскал там Беранже и с этой ношей перешел на диван залы. Тут принялся он перелистывать любимого своего поэта, вздохнул тяжело и умер над французским песенником.

Печататься В. Л. Пушкин начал с 1793 г. Писал в стиле Дмитриева и Карамзина послания, элегии, басни, сказки, сатиры. Стих его гладок, однако большинство писаний – безнадежная середина, холодный набор рифм и размеренных строчек. Но однажды, в 1811 г., удалось ему написать юмористическую поэму «Опасный сосед». Начинается так:

Ох! Дайте отдохнуть и с силами собраться!

Что прибыли, друзья, пред вами запираться?

Я все перескажу. Буянов, мой сосед,

Имение свое проживший в восемь лет

С цыганками, с блядьми, в трактирах с плясунами,

Пришел ко мне вчера с небритыми усами,

Растрепанный, в пуху, в картузе с козырьком.

Пришел, – и понесло повсюду кабаком.

Следует сочный, яркий рассказ о посещении приятелями веселого дома и о скандале, там разыгравшемся. Печать поэма эта могла увидеть только в наше время, но разошлась она в тысячах списков и доставила автору большую славу. В заслугу В. Л. Пушкину нужно также поставить его деятельное участие в борьбе молодой литературы с литературными староверами, группировавшимися вокруг Шишкова; послания В. Пушкина к Жуковскому и Блудову сыграли в свое время значительную роль в этой борьбе.

Роста Василий Львович был небольшого, на жидких ногах – рыхлое туловище с выпячивающимся брюшком, нос кривой, волосы уже к тридцати годам сильно поредели, зубы тоже были плохие, при разговоре слюна летела на собеседника, так что друзья, слушая его, держались от него в некотором отдалении. Все это не мешало Василию Львовичу следовать за модой самозабвенно и даже жертвенно. Когда в 1801 г. приехал в Петербург дипломатическим агентом Бонапарта молодой красавец Дюрок, будущий великий маршал двора Наполеона, Василий Львович специально поехал в Петербург, чтобы поглядеть, как одевается Дюрок, пробыл столько времени, сколько нужно было, чтобы с ног до головы перерядиться, и всех изумил в Москве толстым и длинным жабо, коротким фрачком и головой в мелких курчавых завитках, как баранья шерсть, что называлось тогда а-ля Дюрок. Позже зять его Сонцов говорил, что у Василия Львовича есть в мире три привязанности: сестра его Анна Львовна, князь Вяземский и однобортный фрак, который Василий Львович выкроил из старого сюртука по новомодному покрою фрака, привезенному в Москву щеголем Павлом Ржевским. Когда Василий Львович сочинял стихи, на него было умилительно глядеть. Вяземский, говоря о жизни в Италии, писал А. Тургеневу: «Просто блаженствуешь… Так живут на небесах; так живет Василий Львович, когда пишет стихи. Все в нем онемеет: только течет радостная слюна». Очень он любил и читать свои стихи и пользовался для этого каждым удобным случаем: то прочтет их восторженно, то несколькими тонами понизит свое чтение, то ухватится за первый попавшийся предлог и прочтет стихи свои как будто случайно. На вид был он почтенен, сановит и важен; но под наружностью этой скрывались совершенно исключительные наивность и легковерие. Был в восемнадцатом веке один такой французский писатель Пуансине, отличавшийся легендарным легковерием. Однажды его уверили, что король хочет приблизить его ко двору и назначить «придворным экраном». Пуансине несколько дней сряду стоял перед пылающим камином и жарил себе икры, чтобы приучить себя к новой должности. Приятели, говоря о Василии Львовиче, постоянно вспоминают об этом Пуансине. Легковерие Василия Львовича служило предметом постоянной потехи для его друзей. Особенно отличались в издевательствах над ним дальний его родственник Алексей Михайлович Пушкин, известный острослов, и И. И. Дмитриев. Потехи эти вызвали однажды у Василия Львовича горький стих:

Их дружество почти на ненависть похоже!

Однажды обедали приятели у Василия Львовича. Московский почт-директор А. Я. Булгаков сообщил только что полученную из Петербурга весть, что молодой Александр Пушкин был приглашен Милорадовичем и получил жестокую головомойку за какие-то стихи, а Пушкин будто бы ответил так: «Я эти стихи знаю, вашему сиятельству не солгали; они точно написаны Пушкиным, только не мною, а Василием Львовичем Пушкиным, дядею моим». Василий Львович, как молнией оглушенный, рассеянно стал поглядывать на всех и наконец сказал:

– Прежде всего я очень сомневаюсь, чтобы мой племянник мог сказать такую вещь, а… а если он это сказал, то граф Милорадович, надеюсь, ему не поверил. Ведь меня все знают, я не либерален; меня знает и И. И. Дмитриев, и Карамзин, я не пишу таких стихов.

– А Буянов («Опасный сосед»)?! – воскликнул Булгаков.

– Ну, что Буянов… Это только дурная шутка.

– Дурная – да! – возразил Ал. Мих. Пушкин. – Но-о – не шутка!..

Василий Львович так перетрусил, что после этого боялся даже говорить о племяннике и на расспросы о нем отвечал:

– Я об нем ничего не знаю, и мы даже не переписываемся.

Отношение Александра Пушкина к дяде было двойное. В показном плане он осыпал его любезностями, в 1817 г. писал ему: «В письме вашем вы называли меня братом: но я не осмелился назвать вас этим именем, слишком для меня лестным:

Я не совсем еще рассудок потерял,

От рифм вакхических, шатаясь на Пегасе:

Я знаю сам себя, хоть рад, хотя не рад…

Нет, нет, вы мне совсем не брат:

Вы дядя мой и на Парнасе».

В стихотворении «Городок» (1815) Пушкин обращался к дяде: «И ты, замысловатый Буянова певец, в картинах столь богатый и вкуса образец». «Опасного соседа», впрочем, Пушкин всегда ценил и высказывал предположение, что потомство припишет эту поэмку ему. Буянова, как детище дяди, называл своим двоюродным братом и вывел его в «Евгении Онегине» на балу у Лариных в качестве одного из гостей:

Мой брат двоюродный Буянов

В пуху, в картузе с козырьком,

Как вам, конечно, он знаком.

В общем, однако, Пушкин ценил дядю разве только в самой ранней юности. Впоследствии он неизменно отзывался о нем с насмешкой и пренебрежением – и как о поэте, и как о человеке. В письмах его встречаем выражение: «посредственный, как Василий Львович». Из Кишинева Пушкин писал Вяземскому: «Дядя прислал мне свои стихотворения, – я было хотел написать об них кое-что, да невозможно: он так глуп, что язык не повернется похвалить его». Когда умер Ал. М. Пушкин, вместе с Дмитриевым всего злее издевавшийся над Василием Львовичем, Пушкин запрашивал Вяземского: «Какую песню из Беранже перевел дядя Василий Львович? Уж не «le bon Dieu» ли? Объяви ему за тайну, что его в том подозревают в Петербурге и что готовится уже следственная комиссия. Не худо уведомить его, что уже давно был бы он сослан, если бы не чрезвычайная известность его «Опасного соседа». Опасаются шума. Как жаль, что умер Алексей Михайлович и что не видал я дядиной травли! Но Дмитриев жив, еще не все потеряно». И в 1830 г., будучи женихом, он сообщал Вяземскому: «Дядя Василий Львович плакал, узнав о моей помолвке. Он собирается на свадьбу подарить нам стихи. На днях он чуть не умер и чуть не ожил. Бог знает, чем и зачем он живет!»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.