Константин Алексеевич Охотников (1789–1824)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Константин Алексеевич Охотников

(1789–1824)

Бывший лубенский гусар, участвовал в наполеоновских войнах, был в плену у французов. С 1821 г. – капитан 32-го егерского полка (дивизии М. Ф. Орлова в Кишиневе), состоял адъютантом при Орлове и до переезда в Кишинев В. Ф. Раевского заведывал кишиневской ланкастерской школой. Был членом «Союза благоденствия», вместе с Орловым в качестве делегата 16-й пехотной дивизии принимал участие в январском московском съезде союза в 1821 г. Уже в 1818 г. занимал в рядах «Союза благоденствия» настолько видное место, что к нему был направлен для ознакомления с задачами союза В. Ф. Раевский, только что принятый в Тульчине в Тайное общество. Вышел в отставку в 1822 г. и вскоре умер от чахотки. В «Алфавите декабристов» сказано, что он был одним из деятельнейших членов союза. Охотников был человек умный, очень образованный и начитанный, так что даже давил друзей ученостью и иногда докучал им своим педантизмом. Реакционер Вигель называет его изувером и демагогом, сообщает, что он вместе с В. Раевским «с жаром витийствовал» на вечерах у генерала Орлова. В общем, однако, Охотников не любил без нужды говорить и на дружеских собраниях больше молчал. Однажды собралось у Липранди человек десять. Пушкин вступил в ярый спор с В. Раевским. Охотников сидел на диване и молча читал Тита Ливия во французском переводе. Пушкин и Раевский обратились за разрешением спора к Охотникову. Он им в ответ стал читать речь к сенаторам из Тита Ливия и начал: «Pe?res consents! (Patres coscripti – обычное обращение к римским сенаторам)». Пушкин и Раевский прервали его и продолжали наседать с требованием его мнения. Но Охотников невозмутимо предлагал им выслушать эту знаменитую речь и опять начинал: «Peres consents!» Однако далее этих слов пойти не мог из-за шума. Пушкин его прозвал после этого «pe?re consent». Генерал Орлов отзывался об Охотникове так: «Не знаю ничего несноснее этого воплощенного нравственного совершенства, которое оговаривает всякий чужой поступок и берет на себя роль ходячей совести своих друзей. В сущности, он прекраснейший и достойнейший человек, и я люблю его от всей души, но у него привычка говорить другому в лицо самые грубые истины, не догадываясь, что каждая из них бьет того словно обухом по голове». Иначе оценивал эту нравственную непреклонность Охотникова В. Ф. Раевский, сам не знавший в жизни никаких компромиссов. Он пишет об Охотникове: «Этот человек, получая несколько тысяч в год от отца, тратил на себя одно жалованье. Получаемые же деньги были принадлежностью бедных; все несчастные в Кишиневе знали его. Я сам был свидетелем, когда Охотников, не имея денег, продал последний бриллиантовый перстень, подарок короля прусского, дабы обеспечить участь одного израненного и бездомного офицера, служившего с ним вместе в турецкую и французскую войну. Он купил ему виноградный сад и дом близ Кишинева… Самоотвержение Охотникова для общей пользы, строгая жизнь и чистая добродетель без личных видов глубоко врезались в груди моей. Я тайно завидовал, что человек почти одних со мною лет так далеко ушел от меня в совершенстве нравственном – и поклялся истребить последние недостатки в себе самом».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.