Александр Федорович Воейков (1778–1839)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Александр Федорович Воейков

(1778–1839)

Журналист и стихотворец. Вместе с Жуковским воспитывался в московском университетском Благородном пансионе, в 1806 г. выступил в печати со стихами «Послание к Сперанскому об истинном благоденстве», – выдвинувшими его как поэта. В 1812 г. во время так называемой Отечественной войны был на военной службе. В 1815 г. женился на племяннице Жуковского, Александре Андреевне Протасовой. Это была исключительно обаятельная девушка, красавица, умница, талантливая, очень веселая и жизнерадостная. Жуковский посвятил ей свою балладу «Светлана», и это имя «Светлана» навсегда осталось за ней. Непонятно, чем мог прельстить восемнадцатилетнюю девушку пожилой, истасканный, некрасивый и малосимпатичный Воейков, но она полюбила его. Мать ее Воейков уверил, что у него имеется две тысячи душ, и она охотно дала согласие на их брак. Поженились. Оказалось, никаких двух тысяч душ у Воейкова нет. Жуковскому удалось выхлопотать для него кафедру русской словесности в дерптском университете, к чему по знаниям своим Воейков совершенно не годился. Молодые поселились в Дерпте. Воейков был человек очень грубый, злой и подлый, пьяница, развратник. Над женой он издевался и всячески ее притеснял, жизнь ее превратилась в сплошной ад, она в одиночку переживала свое горе, скрывая его от всех. Среди товарищей-профессоров Воейков не пользовался уважением, они все больше начинали его сторониться. И не без причины. В 1820 г. приехал в Дерпт вновь назначенный попечитель университета, князь К. А. Ливен. Профессора явились представиться ему. Каждому из представлявшихся он передавал по какой-то бумаге, приговаривая:

– Вот донос на вас.

Подошел Воейков, Ливен побледнел и закричал:

– Вон отсюда! Господа, все эти гнусные доносы написаны этим мерзавцем. Убирайся!

Обиженный Воейков подал в отставку и писал Жуковскому: «Как благородный человек, я не смог снести гласного оскорбления и принужден выйти. Я писал не доносы, а благонамеренные советы».

Жуковский устроил Воейкова в Петербурге – сотрудником гречевского журнала «Сын отечества», с жалованьем в 6000 руб. Устроили ему еще и казенную службу. Все это делалось из-за его жены. К прекрасной и несчастной этой женщине с горячей симпатией, кроме Жуковского, относились В. А. Перовский, А. И. Тургенев. Последний, кажется, по-настоящему любил ее. Мужу ее он доставил место в своем департаменте. Греч рассказывает: «Воейков обязан был всем своим существованием несравненной жене своей, бывшей его мученицею и жертвою. Всяк, кто знал ее, кто только приближался к ней, становился ее чтителем и другом. Воейков торговал и промышлял не прелестями, а кротостью своей жены. Например, приедет Александр Тургенев и идет, по обычаю, в ее кабинет. Двери заперты. «Что это?» – спрашивает он у Воейкова. – «Она заперлась, – отвечает Воейков, – плачет». – «Плачет! О чем?» – «Как о чем? В доме копейки нет, не на что обедать завтра. Заплачешь с горя… Дай пятьсот рублей». – «Возьми!» Отпирают дверь кабинета. Тургенев находит Александру Андреевну действительно в слезах, но вследствие огорчений, претерпенных ею от мужа».

С Гречем Воейков вскоре рассорился и ушел из «Сына отечества». Редактировал «Русский инвалид», потом еще некоторые издания, но успеха они не имели. В 1829 г. умерла от чахотки его жена. Прежние друзья от него отвернулись. Он все больше озлоблялся от неудач и подлел. Был он среднего роста, сутуловат, голова покрыта густыми вьющимися черными волосами; на носу огромные черепаховые очки. Прихрамывал и потому всегда ходил с палкой. Обыкновенный костюм его был темно-серый сюртук с голубой ленточкой в петличке от медали 12-го года. Говорил немного в нос. И. С. Тургенев характеризует его так: «Хромоногое и как бы искалеченное, полуразрушенное существо, с повадкой старинного подьячего, желтым, припухлым лицом и недобрым взглядом черных крошечных глаз». Слабый критик и публицист, плохой поэт, Воейков пользовался большой известностью у современников и вошел в историю русской литературы как автор сатиры «Сумасшедший дом», в которой он едко, зло и часто очень остроумно вывел всех современных ему писателей, включая и самого себя. Например:

Вот на розовой цепочке

Спичка Шаликов в слезах,

Разрумяненный, в веночке,

В ярко бланжевых чулках,

Прижимает веник страстно,

Кличет граций здешних мест

И, мяуча сладострастно,

Размазню без масла ест.

Вот Жуковский: в саван длинный

Скутан, лапочки крестом,

Ноги вытянуты чинно,

Черта дразнит языком;

Видеть ведьму вображает;

То глазком ей подмигнет,

И кадит, и отпевает,

И трезвонит, и ревет.

– Ты ль, Хвостов, – к нему вошедши,

Вскрикнул я, – тебе ль здесь быть?

Ты – дурак, не сумасшедший,

Не с чего тебе сходить!..

и т. д.

Пушкин относился к Воейкову без уважения за его бесцеремонность, наглость и литературное мародерство, считал его способным на всякую гадость; в качестве наибольшего порицания Булгарину писал, что «Булгарин хуже Воейкова»; о рецензиях Воейкова отзывался, что при чтении их ему кажется, будто он подслушивает у калитки литературные толки девиц из веселого дома. Постепенно, однако, Пушкин стал относиться к Воейкову мягче, поместил в его журналах целый ряд своих произведений, с большим сочувствием отзывался о полемических статьях Воейкова, об их «оригинальной веселости»; в журнале своем «Современник» дал место статье, где писалось, что Воейков оставил на полемическом поприще следы неизгладимые и что ряд его статей является «в своем роде классическими». В войне, поднятой вокруг «Литературной газеты» против «литературной аристократии», Воейков выступал в защиту пушкинского кружка против журнальных своих врагов – Полевого, Булгарина и других. Он же сочувственно приветствовал выход «Современника» Пушкина и писал по этому поводу: «Журнал Пушкина – чистое золото. Спешите, любезные соотечественники, спешите на него подписываться!»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.