Глава 10 Туман войны[218]

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 10

Туман войны[218]

Пока войска Союзников с боями пробивались через Северную Европу, создавая тем самым иллюзию скорого – не позднее Рождества – наступления мира, администрация Рузвельта составляла планы послевоенного устройства Германии. И сам президент Рузвельт, и его бессменный министр финансов Генри Моргентау-младший были ярыми противниками нацизма и не слишком уважали немцев как народ. На протяжении месяцев они обдумывали план создания демилитаризованной Германии, неспособной когда-либо вновь развязать войну. Для этого страну следовало разделить на южную и северную зоны, полностью «деиндустриализованные» и занятые исключительно сельским хозяйством, чтобы только прокормить немецкий народ. Говоря словами Рузвельта, «нет причин, по которым Германия не могла бы вернуться в 1810 год, когда немцы жили в благополучии, но без роскоши».[219] Рурский промышленный район должен был стать областью под международным управлением, а его продукция поступала бы в распоряжение стран, пострадавших от действий нацистов.

16 сентября 1944 г. план Моргентау был представлен Уинстону Черчиллю на 2-й Квебекской конференции. В ненависти к нацистам Черчилль не уступал никому, однако, интуитивно чувствуя закономерности исторических процессов, он отверг это драконовское повторение Версальского договора как «неестественное, нехристианское и ненужное». Впрочем, он согласился рассмотреть несколько измененный вариант этого плана, когда министр финансов США повысил сумму предоставленного Британии займа до 6 млрд долларов.

Довольно скоро план Моргентау во всех деталях[220] оказался в руках и советской разведки, и абвера. Москва была поставлена в известность немедленно, поскольку автором плана был доктор Гарри Декстер Уайт,[221] помощник Моргентау и советский шпион под оперативным псевдонимом «Юрист». Превращение Германии в немощную аграрную страну сделало бы ее бессильной перед коммунистической экспансией в ближайшем же будущем. Адмирал Канарис получил ту же самую информацию окольными путями. По его приказу в Швейцарии с 1940 года действовали двое агентов абвера[222] – «Аввакум» в министерстве иностранных дел и «Иаков» в швейцарской секретной службе. Обе эти организации получали большие объемы ценных разведданных через посла Швейцарии в США доктора Чарльза Брюггманна. Однако сам он не был шпионом: источником информации ему служил Генри Уоллес – его шурин и одновременно вице-президент Соединенных Штатов. Уоллес был известным либералом, сторонником «Нового курса»,[223] посвященным во многие самые важные государственные тайны, и при этом отличался болтливостью.

К осени 1944 г. Канарис уже был отстранен от должности начальника абвера и находился под домашним арестом по подозрению в участии в июльском покушении на Гитлера. Тем не менее, как патриота его ужасала перспектива того, что после безоговорочной капитуляции страна будет преднамеренно ввергнута в крайнюю нищету, поэтому известные ему детали плана Моргентау он быстро передал Мартину Борману и Йозефу Геббельсу. Рейхсминистр пропаганды использовал эту информацию, чтобы встряхнуть немецкий народ и призвать его к еще более активному сопротивлению перед лицом угрозы превращения Германии, по его собственным словам, в «картофельное поле».[224]

Вскоре после этого подробности плана появились на страницах газеты Wall Street Journal. Эта огласка вызвала серьезный раскол в администрации Рузвельта и американских деловых кругах, чьи инвестиции в промышленность Германии оказались теперь под еще большей угрозой. Генералы Маршалл и Эйзенхауэр горько сетовали на то, что сопротивление немецких войск ощутимо окрепло, что с приближением зимы привело к стабилизации фронта по Линии Зигфрида. Как выразился Томас Дьюи, соперник Рузвельта на президентских выборах в ноябре 1944 года, для врага план Моргентау оказался равносильным получению подкрепления «из десяти свежих дивизий».[225] Аллен Даллес в телеграмме из Берна едва мог сдерживать негодование[226] по поводу того, насколько предложение министра финансов США оказалось ценным для нацистов:

[Среднестатистический немец] теперь дрожит от одной мысли о том, что могут сделать иностранные рабочие и военнопленные, когда настанет хаос и все эти освобожденные миллионы чужаков ринутся разорять и грабить города и деревни… Солдаты на фронте, рабочие на заводах по изготовлению боеприпасов и жители в городах под бомбежками держатся до конца, поскольку знают, что у них нет выбора и на кону стоит само их существование. Нацисты успешно используют это состояние умов в собственных целях… До сих пор Союзники не оказывали оппозиции [внутри Германии] никакой серьезной поддержки. Наоборот, публикуя такие заявления, они снова и снова сплачивают народ и нацистскую партию – то ли по недоразумению, то ли с какой-то целью.

Министерство финансов Генри Моргентау также стало инициатором операции «Тихая гавань». Бреттон-Вудское соглашение, подписанное в июле 1944 г., имело целью установление по окончании войны в промышленно развитых странах капиталистической экономической системы, основанной на принципах либерализма. Оно также призывало нейтральные страны прекратить перемещение капиталов внутри оккупированной Европы. Чтобы положить конец вывозу капитала из Третьего рейха, 14 августа Великобритания и США оказали жесткое давление на Швейцарию, принудив ее подписать торговое соглашение, сокращающее объемы ее сделок с нацистской Германией. Теперь, когда военная удача оказалась на стороне Союзников, швейцарцы были рады подчиниться, однако на деле процесс отмывания денег[227] оказался настолько всепроникающим, что для его прекращения удалось сделать немного. Более того, почти две трети внешнеторговых операций Швейцарии составляли сделки с нацистской Германией, и в разгар мировой войны сложно было определить, какие из них законны, а какие нет.

Операция «Тихая гавань»[228] была развернута 6 декабря 1944 г. с целью отследить перемещения финансовых средств нацистов и награбленных ими ценностей по всему миру, а также найти то, что уже было спрятано ими в нейтральных государствах. Однако планы Рузвельта и Моргентау, связанные с этой операцией, шли гораздо дальше. Им были необходимы конкретные подтверждения незаконности сделок крупных американских корпораций с нацистской Германией и теми лицами в политическом истеблишменте, которые симпатизировали нацистам, – такими людьми были скрытый нацист Генри Форд, бывший посол США в Лондоне Джозеф Кеннеди-старший и Джон Рокфеллер-младший, сын Джона Рокфеллера-старшего, основателя компании Standard Oil и сторонника евгеники. Некоторые из этих компаний и частных лиц в 1930-х гг. пытались помешать реализации программы «Нового курса» и дестабилизировать администрацию Рузвельта.

Эта амбициозная операция имела своей целью преследование как военных преступников всех, кто руководил как самой военной машиной нацистов, так и поддерживавшими ее промышленными компаниями. Банкиры и промышленники, такие как Абс, Шахт, Шрёдер, Круп, Флик, Шмитц и целый легион прочих, должны были попасть на скамью подсудимых международного трибунала и понести наказание за свою деятельность. Предстань они перед открытым судом, Моргентау обнародовал бы горы перехваченной документации, прослушанных телефонных разговоров, расшифровок телеграмм и шифровок Банка Швейцарии, любезно предоставленных МИ-6. Чтобы искупить свои грехи, ответчики должны были бы раскрыть подробности своих сделок с такими корпорациями, как Ford Motor Company, General Motors и Standard Oil. Все компании и банки, уличенные в сотрудничестве с вражеской стороной, сполна бы ответили перед законом Соединенных Штатов. Это был изящный план мести, освященный и узаконенный победой добра над злом на поле боя.

Поскольку Моргентау не доверял ни Министерству юстиции США, ни Государственному департаменту, проведение операции «Тихая гавань» было поручено горстке избранных из числа сотрудников Федерального экономического управления[229] (англ. Federal Economic Administration, FEA) Министерства финансов США. Через FEA президент приказал новому подразделению службы контрразведки Х-2, созданной в рамках Отдела специальной разведки УСС, выявлять и собирать улики, свидетельствующие об операциях с золотом нацистов и награбленными ими ценностями, – особенно в нейтральных странах. Однако эти усилия требовали сотрудничества с агентами УСС на местах, что в Швейцарии было проблематично, так как одним из подозреваемых в рамках операции «Тихая гавань» оказался сам Аллен Даллес – из-за его широких корпоративных контактов и связей с различными нацистскими группировками. Несмотря на эту трудность, расследование сосредоточилось на операциях с золотом, проводимых швейцарскими банками. Это стало серьезным беспокойством для посла Швейцарии Брюггманна, как только он узнал об операции «Тихая гавань» от своего неосмотрительного шурина, вице-президента США Генри Уоллеса. Выявление явных связей между швейцарскими банками и нацистской Германией стало бы серьезной проблемой для швейцарского правительства[230] по окончании войны, поэтому Швейцарская секретная служба, в свою очередь, тоже предупредила Аллена Даллеса о расследовании его деятельности в рамках операции «Тихая гавань».

К осени 1944 года Даллеса все больше стали раздражать политические решения Вашингтона, которые, по его мнению, только затягивали войну. Главной его заботой теперь стало расползание Красной Армии по Западной Европе, а лучшим способом предотвратить его было прекращение войны – как можно скорее и любыми средствами.

Даллес по-прежнему много работал, и его последним успехом стало получение в сентябре 1944 года информации о создании немцами некой «Цитадели нации»[231] в Баварских Альпах, где нацистские лидеры смогли бы укрыться и откуда их фанатичные последователи смогли бы вести партизанскую войну даже после военного поражения Германии. Эта информация поступила от офицера австрийского отделения СД, штурмбаннфюрера СС Вильгельма Хёттля при посредничестве Курта Грима, австрийского адвоката, проживавшего в Швейцарии. Благодаря своей частной юридической практике Гримм имел обширные связи по всей оккупированной Европе; у его конторы и фирмы Даллеса Sullivan & Cromwell была общая клиентура, а сами они пользовались услугами одного и того же портного. По словам одного сотрудника британской разведки, Гримм был «одним из трех основных источников Аллена Даллеса, обеспечивших успех миссии Даллеса в Берне». Даллеса же особенно привлекало то, что Хёттль работал под началом главы РСХА обергруппенфюрера СС Эрнста Кальтенбруннера, который был вторым человеком в иерархии СС после Генриха Гиммлера. Таким образом, Хёттль был еще одной ниточкой, ведущей к нацистскому руководству.[232]

Сомневаясь в достоверности слухов о создании «Цитадели нации», Даллес тем не менее прилежно переслал эту информацию в Вашингтон. К тому времени система связи с Берном работала гораздо более четко благодаря очередной ловкой сделке Даллеса, заключенной с директором Швейцарской секретной службы генералом Роджером Массоном. Члены экипажей тех самолетов Союзников, которые были вынуждены совершить посадку на территории Швейцарии, содержались в лагерях для интернированных лиц; к концу войны там находилось около 1,5 тыс. американских летчиков. Теперь же ежедневно до 12 служащих ВВС США отпускались на работу в американскую дипломатическую миссию с условием не содействовать военным действиям и вечером возвращаться в лагеря. Они приносили огромную пользу Даллесу и УСС; и хотя это было нарушением правил ведения войны, но в то время точно так же поступали и немцы, нанимая на работу моряков с крейсера «Адмирал Граф Шпее» в нейтральной Аргентине. Надежные каналы связи необходимы для быстрого поступления разведданных к тем, кто принимал решения, однако между разведслужбами США и администрацией Рузвельта всегда существовали незримые барьеры. Часто оперативные и своевременные доклады разведчиков игнорировались в угоду предрассудкам и политическим установкам; типичным тому примером были непрекращающиеся попытки умиротворения Сталина. Сколько бы Даллес ни твердил о растущей угрозе коммунистической экспансии в Восточной Европе, его предупреждения оставались без внимания.

Даллес являлся объектом внимания и немецкой разведки, в том числе элитного подразделения люфтваффе по дешифровке и радиоперехвату,[233] скрывавшегося под невинным названием «Управление исследований в области аэронавтики» (нем. Luftfahrtforschungsamt). Когда в абвере через агента «Аввакум» узнали об операции «Тихая гавань», там предприняли меры по ее срыву, особенно в Швейцарии, где такая деятельность Союзников представляла бы наибольшую опасность для перемещений немецкого капитала. Поэтому агенты абвера поставили Даллеса в известность о том, что все его каналы связи контролируют и англичане, и американцы – этим занимались и сами немцы, пока эта их деятельность не была раскрыта и пресечена. Немцы также сообщили Даллесу, что он сам стал объектом внимания Министерства финансов в рамках операции «Тихая гавань». Даллес немедленно сменил свои методы шифрования и перешел на более надежную систему одноразовых блокнотов; теперь его каналы информации были надежно защищены. Шифрование отправляемых сообщений шифром Вернама[234] и обратная расшифровка полученных посланий осуществляется вручную – это кропотливый и трудоемкий процесс, для которого Даллесу и потребовались услуги интернированных пилотов ВВС США.

Кроме того, Даллес выявил, что именно Генри Уоллес был тем источником,[235] от которого швейцарскому послу Чарльзу Бруггманну – и, в конечном итоге, немцам, – стало известно и о «Плане Моргентау», и об операции «Тихая гавань». Президенту Рузвельту не оставалось другого выбора, кроме как выгнать Уоллеса и назначить Гарри Трумэна, сенатора штата Арканзас, своим кандидатом на пост вице-президента на предстоящих президентских выборах. Будучи убежденным противником коммунизма, Трумэн устраивал Даллеса гораздо больше. В то же время, 6 декабря 1944 г., в ответе на полученные инструкции по операции «Тихая гавань» Даллес отметил с небрежным безразличием:

Работа над этим проектом требует тщательного планирования, поскольку может привести к провалу самих разведывательных операций и перекрыть важные каналы информации… Сегодня нам приходится ловить рыбу в мутной воде и поддерживать контакты с личностями, подозреваемыми в сотрудничестве с нацистами… Чтобы действовать эффективно… необходим специально обученный персонал под новым прикрытием… В настоящее время у нас нет должным образом подготовленных сотрудников ни для успешного выполнения заданий в этой области, ни для удовлетворения иных потребностей.[236]

Среди «иных потребностей», которые могли бы отнимать время Аллена Даллеса и его сотрудников, было создание в УСС 21 ноября 1944 г. Подразделения по поиску похищенных произведений искусства (англ. Art Looting Investigation Unit). Оно имело тот же круг обязанностей,[237] что и Служба защиты памятников культуры, искусства и архивов (MFA&A), уже сотрудничавшая с действующей армией, но, имея поддержку всего аппарата УСС, новая структура располагала гораздо бо?льшими ресурсами.

Помимо своей непосредственной обязанности – защиты памятников – организация Monuments Men занималась каталогизацией всех произведений искусства, найденных на освобожденных от немецкой оккупации территориях с целью определения их настоящих владельцев и, если произведения были украдены, возвращения их прежним хозяевам. Капитан Уолкер Хэнкок из MFA&A, в мирной жизни известный скульптор, теперь был прикомандирован к 1-й армии США. 15 декабря 1944 г. он прибыл в деревушку Ла-Глейз на востоке Бельгии, недалеко от границы Люксембурга. Селению посчастливилось невредимым перенести наступление союзных войск, и теперь оно мирно грелось под неярким зимним солнцем, а вдалеке угрюмо темнел Арденнский лес. Уолкеру непременно хотелось увидеть знаменитую и почитаемую деревянную статую Мадонны из Ла-Глейза XIV века,[238] что стояла в одном из нефов деревенской церкви. Для него эта статуя была образцом безупречного произведения искусства, которое, казалось, доминировало над всем своим окружением, поэтому он испытал огромное облегчение, увидев, что статуя осталась нетронутой. Прекрасно перекусив в сельском трактире, Хэнкок продолжил изучать местность.

В 5:30 утра, в предрассветных сумерках наступающего дня, начался артобстрел, и 1 600 немецких орудий буквально нашпиговали снарядами позиции Союзников. Вслед за этой стеной огня продвигались семь бронетанковых и девять пехотных дивизий 5-й и 6-й танковых армий вермахта, в то время как с юга в западном направлении прорывались соединения 7-й армии. Началась операция «Стража на Рейне» (нем. Wacht am Rhein) – последняя авантюра Гитлера с целью вырвать победу на Западном фронте. План был таков: бросить все оставшиеся бронетанковые части через Арденны и реку Мёз (Маас) на Антверпен, чей стратегически важный порт 28 ноября наконец в полную силу заработал на пользу Союзников. В случае успеха Гитлеру удалось бы вбить клин между американской и британо-канадской армейскими группировками. Менее реалистичной была перспектива выиграть этим наступлением время для массового поступления на вооружение новых образцов «чудо-оружия» – реактивных самолетов и дизель-электрических подводных лодок типа XXI. 11 декабря фюрер отправился на личном поезде в полевой штаб «Адлерхорст»[239] (нем. Adlerhorst – «Орлиное гнездо») под городом Бад-Наухайм в южной части Центральной Германии, чтобы лично руководить операцией.

История наступления в Арденнах подробно рассказана многими авторами. Среди снега и тумана, которые на первых порах приковали к земле авиацию Союзников, появление немецких войск стало полной неожиданностью. Те американские дивизии, что встретились на их пути первыми, либо отдыхали в этом спокойном секторе после тяжелой битвы в Хюртгенском лесу, либо только что прибыли из США. Впрочем, сложный рельеф местности и плохая погода были препятствием и для танков вермахта. В июне 1940 г., в разгар лета, когда прорыв вдоль той же самой линии успешно разъединил основные части французской армии и Британский экспедиционный корпус, немецким танкам, весившим тогда не более 20 тонн, было довольно непросто преодолеть узкие лесные дороги Арденн. Теперь же дороги были покрыты льдом и снегом, и танкам, весящим как минимум вдвое больше прежнего, продвижение вперед давалось неизмеримо труднее.

Несмотря на то, что атака вызвала замешательство и многие части были разбиты, американцам удалось сформировать очаги упорного сопротивления, а военные инженеры предпринимали героические попытки подорвать мосты на пути немцев – ведь именно от наличия мостов и горючего зависел успех их наступления. С разрушением мостов ударная группировка немецких войск была вынуждена отклониться на север от запланированного курса – к деревне Ла-Глейз. Однако небо к этому времени прояснилось, и длинная колонна немецких грузовиков и бронетехники попала под огонь с бреющего полета истребителей-бомбардировщиков ВВС США, что остановило продвижение немецких войск. 20 декабря, когда в этот район к американцам прибыло подкрепление, немецкая ударная группа была окружена. После жестокого сражения, длившегося два дня, остатки группы вырвались из окружения в пешем порядке, оставив раненых, с небольшим отрядом ваффен-СС в арьергарде, прикрывавшим отступающих. Последним пристанищем отступавших стало здание церкви в деревне Ла-Глейз,[240] которое, попав под непрекращающийся артобстрел Союзников, превратилось в руины, и 24 декабря немцы были здесь окончательно разгромлены. В тот же день начальник Генерального штаба сухопутных войск генерал Гейнц Гудериан советовал фюреру остановить наступление, поскольку продвижение на других направлениях было незначительным и малополезным.

В некоторых американских частях замешательство, вызванное внезапным наступлением, переросло едва ли не в панику. 4 января даже генерал Паттон сделал в личном дневнике такую запись: «Мы все еще можем проиграть эту войну».[241] Уныние возрастало по мере удаления от фронта, и в Вашингтоне глава штаба армии США генерал Маршалл размышлял: «Если немцы победят нас, нам придется пересмотреть свое отношение к войне в целом. Придется занять оборонительные позиции по всему немецкому фронту. Граждане Соединенных Штатов должны будут решить, настолько ли они хотят продолжать войну, чтобы вновь вооружать большие армии».[242] В войсках теперь горько шутили: «Война все еще может закончиться к Рождеству… к Рождеству 1950 года». Отголоском наступления в Арденнах стала операция «Боденплатте» (нем. Bodenplatte – опорная плита, основание), начавшаяся на рассвете 1 января 1945 г., в ходе которой люфтваффе нанесло удары по многочисленным аэродромам Союзников в Бельгии, Франции и Голландии, уничтожив 439 боевых самолетов, большинство из них – на аэродромах.[243] И хотя эти потери Союзников в технике было нетрудно восстановить, в то время как найти замену многим сбитым и погибшим немецким летчикам было гораздо сложнее, союзное командование посчитало эту операцию знаком способности вермахта продолжать боевые действия.

В общей сложности отражение наступления в Арденнах обернулось для американцев потерей 89 тыс. человек, в том числе 14 872 погибшими, став для армии США самым кровавым сражением за всю войну. В то же время потери немецкой армии составили 130 тыс. человек, из которых 19 тыс. погибли; кроме того, вермахт безвозвратно потерял почти 400 танков. В течение нескольких недель на европейский театр военных действий прибыло девять свежих американских дивизий. Последняя авантюра Гитлера на Западном фронте[244] закончилась провалом, и теперь границы Германии были открыты для вторжения Союзников.

Сотрудник организации «Monuments Men» капитан Уолкер Хэнкок вернулся в Ла-Глейз 1 февраля 1945 г. Издали деревня выглядела полностью разрушенной. От церкви, в которой оборонялись бойцы отряда ваффен-СС, остался лишь каменный остов; крыша провалилась, повсюду валялись упавшие балки, нефы были по колено занесены снегом, и ледяной ветер задувал сквозь бреши в стенах. Церковные скамьи были свалены в баррикады и изрешечены пулями, на полу валялись консервные банки, окровавленные бинты и коробки от боеприпасов. Но в центре всего этого хаоса Уолкер обнаружил нисколько не поврежденную статую Мадонны из Ла-Глейза:

Она стояла там же, где он видел ее два месяца назад, в середине нефа; одна рука была прижата к груди, другая – вознесена в благословляющем жесте. Казалось, она едва замечала происходящее вокруг – ее внимание было сосредоточено на чем-то отдаленном и божественном. Но на фоне этого разрушения она выглядела гораздо более чудесно и обнадеживающе, чем прежде. Ее красота словно торжествовала над смертью даже среди разорения и отчаяния.[245]

Данный текст является ознакомительным фрагментом.