Конвойные войска Внутренних войск НКВД СССР (1938): Мандельштамовский эшелон Списки попутчиков[481]

Конвойные войска Внутренних войск НКВД СССР (1938):

Мандельштамовский эшелон

Списки попутчиков[481]

1

Чье сердце не обливалось кровью и не переполнялось состраданием к несчастным чернокожим, проданным в рабство жестоким плантаторам и бросающим последний взгляд на родимые пальмы какой-нибудь Гвинеи или Берега Слоновой Кости, прежде чем провалиться, под свист бичей, в ужасное жерло трюма? Вот картинка из школьного учебника, которая так и стоит перед глазами, не давая погаснуть здоровому пламени классовой ненависти. Наворачиваются слезы, и сжимаются кулаки. Нет, никогда и ни за что не простит простой советский человек эксплуататорским классам их жестокости, их подлости, их вероломства, ничто не вытравит из разгневанных сердец картины нечеловеческих условий, в которых содержались и перевозились эксплуатируемые народные массы – что при рабовладении, что при феодализме и капитализме!

СССР, хоть и морская, на три океана распластанная, держава, но в еще большей степени страна сухопутная. Рабства и прочей эксплуатации в СССР, по определению, нет и быть не может, а если кого и перевозят на работу группами, – бывает, конечно, что и в трюмах, но всё больше вагонами, – то именно самих этих проклятых эксплуататоров: разных буржуев, кулаков, прихвостней-эсеров, троцкистов, гнилых интеллигентов и прочую сволочь. Условия там, конечно, не очень, тесновато бывает, но все-таки ничего. И то – хватит им нашу пролетарскую кровь пить – пусть помучаются, поработают!..

А все-таки: как в СССР, в частности, из Москвы, перевозили заключенных?

Местом погрузки в Москве, как правило, были запасные пути недалеко от Казанского вокзала[482]. Черные вороны, перегороженные внутри так, чтобы двое конвоиров оказывалось сзади, доставляли заключенных из разных тюрем, в основном, из Бутырок и из Таганки. Построение перед вагонами, перекличка – сверка с эшелонными списками, затем погрузка в длинные вагоны с зарешеченными окнами.

С лязгом и скрежетом их сцепляют. И вот, встряхиваясь на стыках, эшелон медленно пополз на восток…[483]

В деревянных товарных вагонах[484], с учетом груза несколько переоборудованных, сооружались нары в два этажа – неструганый настил в два яруса. Рассчитывалось на 40 человек, точнее койко-мест. Но в каждом таком вагоне их было до 60, а случалось, что и до сотни человек. Пройтись, размяться места нет, разместиться можно только лежа.

Советские вагонзаки (арестантские вагоны) совершенно напрасно назывались «столыпинскими»: в тех еще были окна, пусть и зарешеченные, а в советских «столыпиных» наружных окон не было, решетчатые окна были только в коридорах, куда зэков без нужды не пускали. Кстати, о нужде: туалетом служили или параша у двери или очко в полу, ничем не огороженное, всеми обозреваемое[485].

Из атрибутов обычного железнодорожного путешествия зэка были оставлены лишь акустические эффекты: надрывные и щемящие паровозные свистки, или гудки. В России они были традиционно мощнее и красивее, чем в Европе: на сигнал подавался пар рабочего давления в 12 или 14 атмосфер, а звук состоял из трех-пяти тонов.

На площадках – бдительные наряды энкаведэшников, молчаливых, злых и жестоких (их способ путешествовать немногим отличается от того, каким едет охраняемый ими контингент; свободный от дежурства конвой находился в первом и последнем вагонах).

Перед отправкой раздают инвентарь: по одному котелку на двоих. Суточный паек в дороге – 400 граммов хлеба, миска баланды с рыбьими головами. Кипятка – одна кружка и к ней два кусочка сахара. Но и этот рацион выдавался не весь: конвой разворовывал. Одним словом – голод и жажда.

Умывальников – да и воды – не было. Правда, некоторым эшелонам везло: их ожидала баня в Омске[486].

Обычно состав с 2–3 тысячами арестантов днем отстаивался в тупиках, двигались же главным образом ночью. Так что неудивительно, что по времени такой этап на восток занимал от одного до полутора месяцев. За это время многие стремительно приближались к состоянию классического доходяги…