Наркомат связи СССР и «сарафанная почта» (1939–1955): Вести и слухи о смерти поэта
Наркомат связи СССР и «сарафанная почта» (1939–1955):
Вести и слухи о смерти поэта
1
Вестницей смерти cтала овестка в почтовое отделение у Никитских ворот. Почтовая барышня вернула Надежде Яковлевне посланный во Владивосток перевод, пояснив: «За смертью адресата». Это произошло 5 февраля – в тот самый день, когда газеты опубликовали огромный список писателей, награжденных орденами[768]. Надежда Яковлевна поехала к Харджиеву в Марьину Рощу и вызвала туда Эмму Герштейн, а Евгений Яковлевич поехал в тот праздничный день в Лаврушинский переулок, чтобы сообщить горестную весть Шкловскому. Тот был внизу, кажется у Катаева, где писатели отмечали награды. «Это тогда Фадеев пролил пьяную слезу: какого мы уничтожили поэта!.. Праздник новых орденоносцев получил привкус нелегальных, затаившихся поминок», – вспоминала Н.М.[769]
Весть о смерти О.М. разлетелась довольно быстро и широко. Надежда Яковлевна написала в Воронеж Наташе Штемпель, а Эмма Герштейн – в Ленинград Рудакову и Ахматовой.
В «Листках из дневника» Анны Ахматовой есть такое место: «В начале 1939 года я получила короткое письмо от московской приятельницы. “У подружки Лены родилась девочка, а подружка Надя овдовела”, – писала она».[770]
Московская приятельница – это Эмма Григорьевна Герштейн, подружка Лена – Елена Константиновна Гальперина-Осмеркина, девочка – дочь Осмеркиных Лиля, родившаяся 30 января 1939 г. «Подружка Надя» – Надежда Яковлевна Мандельштам[771].
Встретив в скверике у Казанского собора Тынянова, Ахматова поделилась новостью с ним: «Осип умер», – только и произнесла[772].
«Слыхали ли Вы, что умер О. Мандельштам?» – спрашивал 9 марта 1939 г. литературовед А.Б. Дерман А.Г. Горнфельда[773].
19 февраля об этом же М.М. Шкапская спрашивала Е.Г. Полонскую: «Знаете ли Вы, что умер Мандельштам?»[774]
В тот же день Л.В. Шапорина записала в своем дневнике: «19 февраля 1939 г. Умер Мандельштам в ссылке. Кругом умирают, бесконечно болеют – у меня впечатление, что вся страна устала до изнеможения, до смерти, и не может бороться с болезнями»[775].
Спустя месяц, 20 марта, – запись о том же самом в дневнике Л. Андреевской (жены Б.М. Энгельгардта):
Умер Мандельштам. Потеря для поэзии непоправимая. Скольких их не стало – поэтов моего времени и поколения: Блока, Гумилева, Маяковского, Есенина, Кузмина, а теперь Мандельштама![776]
Двадцать седьмого марта об этом же А.В. Звенигородскому писал Е.А. Архиппов[777].
Две записи о смерти О.М. есть в дневнике Э.Ф. Голлербаха за 1939 год:
Умер О.Э. Мандельштам, – как рассказывают, смерть застигла его в ста верстах от концлагеря, куда он был отправлен из Москвы. Он был амнистирован, но амнистия уже не застала его в живых…
Всеволод Рождественский, обедая вместе со мной в «Метрополе», сообщил мне о смерти поэта Клюева (умер, возвращаясь из очень дальней ссылки[778]) и Баршева (умер тоже в изгнании)[779] . Очень удивился, узнав от меня о смерти Мандельштама [780] .
25 июля 1944 года, как о чем-то общеизвестном, говорил о смерти О.М. Михаил Зощенко, причем не где-нибудь, а в беседе с сотрудником Ленинградского управления НКГБ[781].
Данный текст является ознакомительным фрагментом.