37

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

37

Почему шеф не засвечивается в историях болезни – понятно. За ним не один грешок, и он боится в очередной раз ошибиться. Одно дело читать лекции студентам и внушать, как следует ставить диагнозы и лечить, и совсем другое – самому принимать решения у постели сложных в диагностическом плане и тяжелых больных.

Как-то входит Салават Зарифович в доцентскую. На нем лица нет. Он говорит:

– Из Набережных Челнов в первом блоке кардиоревматологического отделения, в третьей палате лежит девушка восемнадцати лет. Это не мой блок. Его консультирует Саяр Файзыллович, но меня попросила посмотреть больную лечащий врач. Девушка болеет системной красной волчанкой несколько лет, поступила с обострением. В ряду прочего, у нее на правой голени трофическая язва размером с пятак. Я расценил язву как проявление воспаления сосудов вследствие волчанки, поэтому и произошло нарушение кровоснабжения тканей. Свое мнение я в истории болезни записал, расписал лечение. Для снятия обострения увеличил дозу преднизолона. После меня смотрит больную Саяр Файзыллович. С моим мнением он не соглашается, уменьшает дозу преднизолона, назначает антибиотики. Обо всем этом меня никто не ставит в известность. Больной становится хуже, вокруг трофической язвы появляется краснота. Больную показывают шефу. Он думает так же, как Саяр Файзыллович, и ставит диагноз: рожистое воспаление нижней трети правой голени.

– И об этом есть запись в истории? – спрашиваю я.

– Сам видел. С его слов записала лечащий врач. Понимая, что дело пахнет керосином, она, надо полагать, дала ему историю на подпись, и ему некуда было деться – расписался. Дозировку преднизолона не увеличили, продолжили прием антибиотиков.

– А твою запись в истории они не видели?

– Проигнорировали. Дальше – больше: краснота пошла вверх, язва быстро стала увеличиваться.

– Раз лечение не помогает, они должны были созвать консилиум, пригласить тебя, дерматолога, инфекциониста. Рожистое воспаление кожи – это их стезя.

– По логике – да. Но у нас ведь как: раз шеф больную посмотрел, то остальным – нечего соваться. У всех к тому же психология мужика, для которого пока гром не грянет, он не перекрестится. В считанные дни краснота дошла до бедра. Созвали консилиум. Опять же не пригласили меня. Из терапевтов был Саяр Файзыллович и три хирурга: заместитель главного врача по хирургии, заведующий отделением гнойной хирургии и доцент, консультирующий гнойную хирургию.

– А заведующий кардиоревматологическим отделением Рифкат Джаудатович?

– Был, но он ведь в таких вопросах как китайский болванчик.

– Волчанка от хирургии отстоит очень далеко. Хирурги в ней ничего не смыслят. А шеф, надо полагать, обо всем знал, но специально не принял участие в консилиуме. Он избегает ситуаций, где нужно брать ответственность на себя. Профессора у нас прежде всего дипломаты, – сказал я.

– Саяр Файзыллович хирургам сказал, что у больной гангрена конечности, а волчанка здесь ни при чем. Хирурги возражать не стали. После консилиума доктора поговорили с матерью больной, получили от нее согласие на операцию, отвезли девушку в операционную и, чтобы краснота не распространялась дальше, ампутировали ей ногу по бедро. После операции, когда мать и дочь осознали, что же произошло, то с ними была истерика.

– Если бы этот случай произошел в одной из европейских клиник или в США, то родственники бы подали на докторов в суд и отсудили бы кругленькую сумму, а у нашего шефа и Саяра Файзылловича, возможно бы вдобавок ко всему и отобрали врачебный диплом.

– Наверняка. Они даже не предприняли попытки спасти ногу. Раз не было отклика на антибиотики и вокруг трофической язвы стала распространяться краснота, знать, это не рожа. Нужно было пересмотреть диагноз, и назначить на фоне антибиотиков большие дозы преднизолона. А хирургам что: им сказали, что это не от волчанки, и они, недолго думая, отрезали ногу. И, что характерно, после операции температура у больной не спала. Все равно пришлось идти на высокие дозы преднизолона. Только ноги-то уж нет! Я думаю, и шеф, и Саяр Файзыллович впоследствии осознали, что произошло, да близко локоть, а не достанешь.

– А как вел себя в дальнейшем шеф? Как ко всему этому отнеслись в отделении доктора? – спросил я.

– Все спустили на тормозах. На пятиминутке больную не обсуждали. Для большинства наших докторов, главное – заполнить историю болезни. От этой работы они уже давно отупели. Никто и не задавал себе вопросов: почему и отчего это произошло. Правда, одна наша умная девушка-ординатор спросила у меня: можно ли было спасти ногу? Когда я ей пояснил что к чему, у нее стали круглыми глаза. Поступила ведь в клинику больная с трофической язвой размером с пятак! Как случай ни поверни – никаких оправданий! Шеф, понимая, что от матери и родственников больной может быть жалоба, несколько раз подходил к матери и проводил с ней профилактические беседы.

Кстати сказать, при повторных госпитализациях шеф к больной уже не подходил. К сожалению, у шефа и Саяра Файзылловича это не первый завальный случай. У того и другого – тяжелая рука, а между тем оба они, что удивляет Салавата Зарифовича и меня, в корифеях ходят среди докторов. Секрет их авторитета прост: берут позой.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.