§ 4. Заграница нам поможет?

§ 4. Заграница нам поможет?

В плане специфики формирования доказательственной базы защиты второй судебный процесс над Ходорковским и Лебедевым отличался привлечением определенного числа иностранных граждан. По нашим замыслам, они должны были служить источником существенной для установления истины информации в форме свидетельских показаний, протоколов адвокатских опросов, заключений и выступлений в суде специалистов.

Объяснялся такой подход как минимум двумя причинами. Группа «ЮКОС», имея разветвленную и многопрофильную структуру, обладала сетью компаний, работавших в ее интересах за пределами Российской Федерации. Кстати, часть таких компаний была в ходе следствия заклеймена как орудия преступлений, с помощью которых осуществлялись хищения и отмывания, и поэтому, чтобы докопаться до правды, сложно было обойтись без осведомленных в реальном положении дел иностранцев.

Помимо этого, определенное число западных специалистов высокого уровня работали в различных подразделениях ЮКОСа внутри России. Достаточно сказать, что на такой высокой должности, как финансовый директор ОАО «НК “ЮКОС”», сначала трудился француз Мишель Сублен, а затем американец Брюс Мизамор.

Профессионалы с большим опытом в западном бизнесе избирались и в Совет директоров ОАО «НК “ЮКОС”», чтобы помогать его руководству повышать эффективность и прозрачность работы компании.

Приглашение защитой в числе специалистов, понадобившихся для опровержения обвинения, иностранных знатоков нефтедобычи, экономики, бухгалтерского учета было связано с тем, чтобы продемонстрировать суду полное соответствие деятельности ЮКОСа стандартам и условиям, в которых трудились и иные нефтяные компании мирового уровня. С другой стороны, это была некоторая гарантия отсутствия давления на таких специалистов со стороны отечественных правоохранительных структур.

Скажу сразу, что в деле приглашения в Россию бывших иностранных юкосовцев для дачи показаний в Хамовническом суде защита особенно не преуспела. И тому были совершенно естественные объяснения. Все они были либо непосредственными, либо сторонними наблюдателями разгрома ЮКОСа и преследования его руководителей и сотрудников. Всем без исключения было известно, что попытка нескольких менеджеров компании выручить нефтедобывающие «дочки» ЮКОСа от финансового краха из-за ареста приставами их банковских счетов в качестве ответной реакции вызвала возбуждение уголовного дела против уже упомянутого Брюса Мизамора, а также Дэвида Годфри, Стивена Тиди, Тима Осборна. Глядя на то, как легко органы российского следствия криминализуют обычную предпринимательскую практику, разъехавшиеся по своим странам легионеры – экс-юкосовцы прекрасно понимали, что повернуть в случае необходимости острие уголовной репрессии против них не составит никакого труда.

Поэтому существенная часть наших переговоров с бывшими членами Совета директоров ОАО «НК “ЮКОС”» или профессионалами различного профиля завершалась вежливым отказом с указанием причин: плотная занятость, опасения за имеющийся бизнес в России, а главное – нежелание стать объектом для преследования со стороны спецслужб. Хорошо помню свою встречу в Вашингтоне с бывшим в 2000–2004 годах членом совета директоров Сарой Кэри – авторитетнейшим юристом. Запомнились ее испуганные глаза, когда я заговорил о возможности приезда в Москву для выступления на суде. Моим «мандатом» было обращение к своей коллеге и единомышленнице от Михаила Ходорковского. Он с большим уважением к этой женщине писал:

«Дорогая Сара,

Извините, к сожалению, совсем забыл английский язык, поэтому вынужден писать Вам по-русски в надежде на адекватный перевод.

Наша “эпопея” продолжается. В отличие от первого процесса, мы решили дать бой, и даём.

В первый раз мы с Платоном верили в адекватность общества, поэтому не считали нужным подробно разъяснять очевидные глупости и фальсификации обвинения. Ошиблись…

С другой стороны, я знал, что всё решено, суд – полная фикция, Путин еще в декабре 2003 сказал дать мне 8 лет.

Сегодня всё по-другому. Судья пока команды не получил, и, очевидно, пока никто не решается такую команду дать. Хотя в декабре 2008, до передачи дела в суд, прокурорские чиновники говорили о 16 годах, а в феврале 2009 судье сказали “не возиться” и дать от 16 до 20, но потом ситуация стала меняться.

Причем изменение связано не только с общеполитическими процессами, но и, похоже, с началом осознания нашей властью глубокой неприличностью сложившегося положения. А это осознание возникло за счет гораздо более внятной позиции общества. Во всяком случае, его образованной и “продвинутой” части.

Очень многие, кто опасался приходить в суд на первый процесс, приходят сегодня, сидят в зале, дают комментарии, активно тиражируемые Интернетом и некоторыми печатными СМИ.

В общем, драться есть смысл, и мы деремся.

Именно поэтому я обратился через СМИ к людям, ранее связанным с ЮКОСом, с просьбой прийти и дать свидетельские показания о том, что идея о похищении у ЮКОСа всей нефти – абсолютный бред и фальсификация.

Дорогая Сара,

Вы давно меня знаете и много лет наблюдали за ростом компании. Я знаю, что Вам сейчас не очень легко пересечь океан и приехать в Москву. Я прошу Вас всесторонне и правильно взвесить Ваши силы и пойму, если вы решите не ехать. Но если такая возможность у Вас всё же будет, если Вы сочтете, что можете здесь, в открытом судебном процессе, в доступной для Вас (с учетом Вашего состояния здоровья) форме подтвердить свои письменные показания, то я и Платон будем Вам очень признательны, поскольку Вы будете услышаны многими.

Для меня “на кону” стоит не только тюремный срок, но и репутация ЮКОСа, которой я очень дорожу.

Нам ведь с Вами удалось обогнать время! Создать лучшую, на тот момент, российскую нефтяную компанию!

Многие люди в “наших” регионах, в том числе рабочие, до сих пор вспоминают то время, как лучшее время в их профессиональной деятельности, и пишут мне об этом.

Жаль, что Россия сделала настолько большой шаг назад, но то, что получилось у нас, многим сегодня помогает не сдаваться. Хотелось бы (если возможно, то и с Вашей помощью) отстоять эту Репутацию в глазах возможно большего числа людей.

Желаю Вам здоровья и всего наилучшего.

С глубоким уважением,

Михаил 29 апреля 2010».

Сара Кэри обещала подумать над возможностью прибытия в Москву и с готовностью согласилась ответить на интересующие защиту вопросы с оформлением подлежащего представлению в суд протокола адвокатского опроса. К сожалению, в дни процесса пришла печальная новость о ее смерти, что крайне прискорбно…

Тем не менее подавляющее большинство тех, с кем приходилось встречаться, безбоязненно давали согласие на оформление адвокатских опросов и в случае необходимости прилагали к ним копии имеющихся у них документов, подтверждающих излагаемые сведения.

Но судья Данилкин едва ли не на все ходатайства защитников о приобщении к делу доказательств невиновности Ходорковского и Лебедева отвечал стандартной и короткой фразой, ничего общего не имеющей с требованиями закона: «Суд не усматривает законных оснований». Какой-либо обстоятельной мотивировки такой суперлаконичный вердикт не содержал. Относительно адвокатских опросов это касалось отказов в приобщении их к делу, а в других, если получалось присовокупить как приложения к ходатайствам, – оглашения содержания.

Сложно удержаться от того, чтобы не продемонстрировать те имевшиеся в протоколах опросов доводы и высказывания, выслушивать которые категорически отказался судья Данилкин, в очередной раз неприкрыто продемонстрировав свою солидарность со стороной обвинения. Оценки работы нефтяной компании – с одной стороны, и методов ее разгрома – с другой, из уст бывших иностранных юкосовцев стоят того, чтобы с ними познакомились читатели в дословном изложении.

Уже упоминавшаяся Сара Кэри (США):

• Новые обвинения меня шокировали своей полнейшей абсурдностью. Исходя из учетной финансовой документации компании и ее регулярного информационного обмена с внешними аудиторами, PWC, просто невозможно представить, чтобы мажоритарный или иной акционер занимался хищением у компании каких-либо значительных денежных сумм. Объективно говоря, по финансовой отчетности ЮКОСа можно без труда проследить, что денежные средства в компании учитывались посредством сравнения сумм доходов с поддающимися проверке суммами расходов, например, суммы на уплату налогов, реинвестирование капитала, выплату дивидендов и производство операционных расходов, а также суммы свободных средств. Более того, как только ЮКОС перешел на консолидированную отчетность и особенно после перевода его «дочек» в 100-процентную собственность компании, поступления от продажи нефти на устье и от экспорта стали полностью отражаться в этой же консолидированной финансовой отчетности. И последнее. Любой систематический увод денег был бы выявлен в ходе ревизионных проверок и действующими в компании органами контроля.

• В том, что касается заявлений Следственного комитета о хищении нефти при покупке у добывающих предприятий на устье скважины, эти заявления в равной степени необоснованны. Хотя Совет не рассматривал ситуацию на данном уровне детализации, он был в курсе положения дел и полагался на аудиторов и консультантов, которые занимались анализом деятельности и заверяли оперативное руководство и Совет директоров компании в том, что отчетность компании ведется в надлежащем порядке и с соблюдением действующих в налоговой сфере нормативных актов. Я знаю, что методами трансфертного ценообразования пользовались многие из российских компаний в целях минимизации налогов, но не слышала о каких-либо случаях уголовного преследования других компаний за это. Обвинив господ Ходорковского и Лебедева в преступлениях за совершение указанных действий, Следственный комитет не только квалифицирует добросовестную предпринимательскую деятельность как криминал, но еще и применяет закон в избирательном порядке. Более того, поступая подобным образом, он создает впечатление, что мотивировка действий Следственного комитета лежит вне правового поля применения уголовного законодательства.

Финансовый директор ОАО «НК “ЮКОС”» (2001–2005 гг.) Брюс Мизамор (США):

• На мой взгляд, Генеральная прокуратура РФ пытается представить преступной принятую в «ЮКОСе» вполне здравую деловую практику, которая позволила «ЮКОСу» превратиться из компании, работающей в составе государственной отрасли, в компанию, которая конкурирует на международных рынках и которая сумела пережить трудности конца 1990-х годов, когда произошел обвал цен на нефть, а российская экономика развалилась, и сумела стать наиболее эффективно управляемой компанией в России. Так называемое присвоение и отмывание денег является простым распределением выручки и капитала в рамках вертикально интегрированной компании, подоплекой деятельности рентабельного и эффективного коммерческого предприятия.

Рисунки Павла Шевелева

• Заседание Мещанского суда (2005)

• Противная сторона – прокуроры Архипов и Шохин, представитель МНС РФ Нагорная (1.3.2005 г.)

• Судья Ирина Колесникова (9.5.2005 г.)

• Прокурор Шохин (2005)

• Лебедев в Хамовническом суде (2010)

• Чтение уголовного дела (2009)

• Свидетель Герман Греф (2010)

• Два прокурора – Лахтин и Шохин (17.8.2010 г.)

• Допрос свидетеля (2009)

• Охрана (2010)

• Прокуроры Смирнов и Ибрагимова (1.06.10 г.)

• Выдвигаемые Генеральной прокуратурой РФ обвинения в хищении и отмывании денег полностью противоречат фактам, поскольку в «ЮКОСе» использовались многочисленные средства для предотвращения таких видов преступной деятельности: контрольно-ревизионное управление и другие системы внутреннего аудита; ревизионная комиссия; внешний аудит, проводимый одной из самых авторитетных аудиторских компаний; политика прозрачности, включая финансовую отчетность по ОПБУ США, регулярное представление консолидированной финансовой отчетности в КЦББ и обязательной отчетности в ФКЦБ; независимый Совет директоров и его комитеты, включая Комитет по аудиту, сторонние юридические советники.

Бернар Лозе – член Совета директоров ОАО «НК “ЮКОС”» (Франция):

• Первоначально, после ареста г-на Ходорковского и объявления о налоговых претензиях к компании, Совет продолжал целенаправленно работать, пытаясь предложить и реализовать стратегию, которая позволила бы компании выжить… Однако со временем стало очевидно, что российская власть стремилась положить конец существованию ЮКОСа и экспроприировать его активы.

• Вынужденная продажа «Юганскнефтегаза» на фиктивном аукционе за непристойно низкую цену указывает на то, что российское правительство в действительности не руководствовалось принципами объективного применения налогового законодательства, обвинив ЮКОС в налоговых нарушениях и предъявив г-ну Ходорковскому уголовные обвинения…

• Я прочитал краткое изложение обвинений, выдвинутых 29 июня 2008 года Следственным комитетом Генеральной прокуратуры Российской Федерации против г-на Ходорковского и г-на Лебедева… Читая обвинения, сначала я был потрясен тем, как российские власти пытаются представить в качестве преступных нормальные основополагающие практические методы осуществления хозяйственной деятельности (такие, например, как централизованное управление), которые г-н Ходорковский и его коллеги внедрили в ЮКОСе. Российские власти пытаются сделать неверные и неблагоприятные выводы из действий руководства ЮКОСа, в то время как правильно было бы сделать как раз обратное. Эти действия не содержат признаков преступной деятельности, будь то со стороны г-на Ходорковского и г-на Лебедева или «организованной группы». Скорее, является неопровержимым фактом то, что, по любым объективным меркам, г-н Ходорковский и руководство ЮКОСа взяли компанию, которая в 1996 году была, по сути, банкротом, и к 2003 году, действуя со всей тщательностью и в рамках закона, превратили эту компанию в образцовую вертикально интегрированную нефтегазовую компанию.

Франк Ригер – вице-президент по экономике и финансам ЗАО «ЮКОС-

РМ» (Германия):

• Единственной целью использования руководством ЮКОСа в 1998–2003 гг. практики продажи нефти через нефтетрейдеры, зарегистрированные в государствах и на территориях со льготным режимом налогообложения, являлась налоговая оптимизация. Без нее невозможно было бы конкурировать с другими ВИНК, использовавшими аналогичную налоговую оптимизацию. Такая оптимизация подразумевала деятельность исключительно в рамках закона, что подтверждается имеющимися у ЮКОСа решениями судов, выводами аудиторов и налоговых органов того периода. До 2003 года никто в ЮКОСе не рассматривал структуру ЗАТО или позже структуру трейдеров, расположенных на территориях с налоговыми льготами, как что-то выходящее за рамки законной схемы оптимизации налогов.

• Практика так называемых трансфертных или внутрикорпоративных цен является одним из самых распространенных управленческих приемов, применяемых в целях законной оптимизации налогов. С управленческой точки зрения, важным условием для правильного применения таких цен является то, что ценообразование в обязательном порядке должно проводиться с учетом реальных издержек на производство и воспроизводство основных фондов (текущие издержки с учетом образования источников на проведение планово-предупредительных ремонтов и инвестиций). Так написано в учебниках, так учат в университетах, это мировой стандарт и общепринятая практика. Любой руководитель планирует, в каком объеме нужно оставить прибыль, учитывая проекты, социальные платежи и налоговое бремя. Если бы этого не делалось, то тогда можно было бы говорить об ущербе, что, собственно, я наблюдал, когда власти арестовали имущество ЮКОСа и перекрыли все денежные потоки. Как результат таких беспрецедентных мер давления чиновников добывающие предприятия ЮКОСа стали наблюдать спад производства. Как видно из консолидированный отчетности ЮКОСа и его финансовых результатов, производство и добыча в компании все время росла с 1998–2003, что еще раз подтверждает правильность и эффективность выбранной и используемой ЮКОСом управленческой схемы и приемов, в том числе использование нефтетрейдеров и трансфертных цен.

• В тот момент, в сентябре или октябре 2004 года, я понял, что власти не занимают активной позиции в целях реструктуризации и урегулировании налоговой задолженности ЮКОСа, а все это, казалось было связанным с политикой и желанием властей отобрать ЮКОС у акционеров.

Финансовый директор ОАО «НК “ЮКОС”» (1998–2001 гг.) Мишель Сублен (Франция):

В силу того, что я являлся членом Совета директоров ЮКОСа, я имею подробное представление о налоговых претензиях, которые РФ предъявила ЮКОСу, а также об обвинениях, выдвинутых государственным обвинением в рамках первого уголовного дела против Михаила Ходорковского и Платона Лебедева в связи с продажей «Апатита» и уклонением от налогов. И PwC, и Akin Gump, приглашенные в качестве специальных юридических консультантов Совета, сообщили Совету, что выдвинутые против Ходорковского и Лебедева уголовные обвинения в уклонении юридического лица от налогообложения, а также налоговые претензии к ЮКОСу в гражданско-правовом порядке представляли собой применение положений российского Налогового кодекса с обратной силой и составляли избирательное преследование ЮКОСа и связанных с ним физических и юридических лиц. Они также сообщили, что эти обвинения противоречат букве и духу положений российского налогового законодательства, действовавшего в России в соответствующие периоды времени.

Они также сообщили, что все действия, которые теперь объявляются противозаконными, (а) были либо напрямую разрешены, либо не запрещены по российскому налоговому законодательству, (Ь) применялись многими российскими компаниями, которым недоначислялись налоги в таких же объемах, как ЮКОСу, и (с) относились к некоторым из годовых налоговых периодов, в отношении которых российские федеральные органы напрямую заявляли об отсутствии у ЮКОСа дополнительных налоговых обязательств.

Майкл Хантер – руководитель компании «Дарт Мэнэджмент», затем глава коалиции миноритарных акционеров ЮКОСа (США):

Похоже, что у российских органов власти был скрытый мотив для возбуждения налоговых дел против ЮКОСа, а также для предъявления господам Ходорковскому и Лебедеву прошлых и нынешних уголовных обвинений, в которых они стремятся приравнять законные методы предпринимательской деятельности к преступлению. Как постановили многочисленные независимые суды стран, к которым Россия обратилась за международной правовой помощью (например, Швейцарии, Лихтенштейна, Кипра, Литвы и т. д.) или за выдачей бывших руководителей ЮКОСа (Великобритании, Италии, Кипра и т. д.), все это дело представляется политически и экономически мотивированным и не преследует целей законного применения уголовного права.

Приведенные фрагменты опросов – лишь малая часть того, что пытались донести до суда бывшие юкосовцы-иностранцы, рассказывая о подробностях своей работы, организации контроля за подразделениями компании и ее финансовыми потоками, о взаимоотношениях с аудиторами, консолидации активов, привлечении инвесторов, новых приобретениях, налогообложении, способах поддержки и развития нефтедобывающих предприятий, целях и особенностях функционирования зарубежной части группы «ЮКОС». Их устремления были проигнорированы, и в обвинительном приговоре нет даже таких слов, как «адвокатский опрос».

И все же усилия адвокатов отчасти увенчались успехом, когда было получено согласие от трех иностранных граждан приехать в Москву и дать показания в Хамовническом суде в качестве свидетелей со стороны защиты. Это, безусловно, радовало, поскольку люди, о ком пойдет речь дальше, были глубоко осведомленными в тех сферах юкосовской деятельности, которыми им пришлось заниматься.

Жак Косьюшко-Моризе. Сначала речь пойдет о гражданине Франции. Это уже немолодой человек, родившийся в 1943 году. Обозначая свой нынешний род деятельности, он указал, что является отставным банкиром. Биография его очень познавательна. У Косьюшко-Моризе есть дипломы Парижской политехнической школы, Национальной школы гражданской авиации, Парижского института политологии и Массачусетского технологического института, Национального института восточных языков. Какое-то время он имел портфель заместителя министра по внешней торговле в одном из составов правительства Франции. В банковском бизнесе достиг высокого уровня, став руководителем Международного отделения в банке Credit Lyonnais. Именно в таком качестве он познакомился с Михаилом Ходорковским в 1998 году в связи с решавшимися вопросами о выдаче кредитов российским компаниям, которые он представлял. А потом принял его предложение стать членом Совета директоров ОАО «НК “ЮКОС”».

В Совете директоров Ж. Косьюшко-Моризе возглавил комитет по аудиту, занимавшийся разработкой рекомендаций по отчетности, по внутренним и внешним мерам контроля, а также по проверке хозяйственной деятельности нефтяной компании. Естественно, что такой осведомленный человек стал большой удачей для защиты, согласившись выступить свидетелем.

Косьюшко выступал в суде 8 и 9 июня 2010 года с помощью переводчика. Он отлично владел английским, на котором решил давать показания, а также весьма неплохо русским: без ошибок в падежах и склонениях, но с забавным французским прононсом. Например, фамилию прокурора, пытавшегося сбить его с толку и заподозрить во всяческих прегрешениях, называл так: «Ляхтин».

Свидетель, подробно рассказав об обстоятельствах своей работы в Совете директоров ЮКОСа, не смог удержаться от того, чтобы не высказать свое мнение об обвинениях, выдвинутых против Ходорковского и Лебедева, сказав, что они кажутся ему абсурдными, как с физической точки зрения возможности, так и с финансовой, и даже с точки зрения финансовой заинтересованности обвиняемых. Он подчеркнул, что эти обвинения противоречат его личной логике, здравому смыслу и фактам, которые он наблюдал в течение четырех лет знакомства с ЮКОСом в качестве банкира, а затем в течение еще такого же срока, когда он имел честь быть членом Совета директоров ЮКОСа.

Задавать основную часть вопросов от стороны обвинения пришлось мне, поэтому сложно сейчас делиться впечатлениями от услышанного, не будучи сторонним наблюдателем. Но журналисты в своих репортажах отразили такой диалог, периодически прерываемый неугомонным прокурором:

«Известна ли вам суть обвинения, по которому Ходорковского и Лебедева предали суду?» – спросил адвокат. «Да. Я читал обвинение по-русски, они обвиняются, если говорить коротко, в хищении в 1998–2003 годах нефти практически в полном объеме, добытом группой ЮКОС. И также они обвиняются в отмывании своих доходов в особо крупных размерах». – «Понимаете ли вы, что те действия, которые инкриминированы Ходорковскому и Лебедеву, происходили, в частности, в тот период, когда вы были членом совета директоров?» – «Понимаю». – «Могли ли вы в этой связи высказать свое мнение по этому обвинению, согласны вы с этим, не согласны? Я бы попросил суд разрешить свидетелю высказать это в форме свободного рассказа». – «Защита инициирует правовую оценку от свидетеля! Так я понимаю?» – был на острие всяческого парирования Валерий Лахтин. «Как всегда, не так!» – заметил адвокат Клювгант. «Нет, об этом адвокат не говорил. Я не слышал об этом», – заметил судья. Косьюшко-Моризе стал отвечать. Перед этим судья попросил свидетеля воздержаться от правовых оценок. Он и воздержался. «Чтобы подытожить свои впечатления, я хотел бы воспользоваться выражением, которым, возможно, пользовался Федор Достоевский. Это обвинение для меня бред, – перешел свидетель на русский язык, – бред сивой кобылы».

«Его об этом не спрашивают! Ни о Достоевском, ни о Чехове», – вскочив, возмутился начитанный Валерий Лахтин. Публика смеялась. «У меня просьба. Вы объясните! Это суд! Это суд! Поэтому…» – попросил переводчика судья. «Объясните ему, что он оскорбляет и сторону обвинения, и суд такими заявлениями! – не мог молчать Лахтин. – Это недопустимо в любом европейском суде. Тем более в российском суде». – «Я уже объяснил!» – усадил прокурора судья.

«Я иностранец. Считаю для себя честью быть в этом суде и давать показания. Лично себя считаю другом этой страны, что, мне кажется, я неоднократно продемонстрировал в ходе своей жизни. В силу тех функций, которые я выполнял в банке, в силу тех функций, которые я выполнял в качестве члена Совета директоров ЮКОСа, я обладаю знанием фактов, которые, как я надеюсь, помогут данному суду установить истину. Я хочу оставаться предельно вежливым по отношению ко всем сторонам процесса, как находящимся внутри этого суда, так и за его пределами. В то же время мой долг как свидетеля говорить искренне и прямо. Это я и собираюсь делать не оскорбительным образом, – отвечал Моризе. – Я прочитал весь текст обвинения и на русском языке, и на английском. Вынужден сказать, что с какой бы стороны я ни пытался взглянуть на эти обвинения, они мне кажутся одним и тем же – ерундой! Будь то с финансовой точки зрения…» – «Я прошу прекратить анализ обвинения! Свидетель – не прокурор, не адвокат, не специалист! Он никто! – снова возмущался Лахтин. – Не понятно, что он читал! Это пустая трата времени! Опять защитники инициируют анализ обвинительного заключения!» – «Валерий Алексеевич! Валерий Алексеевич!» – пытался перекричать прокурора судья. «Вероятно, пользуясь каким-то его профессиональным реноме! – Жестикулировал в воздухе прокурор. – Любое его мнение не будет мнением компетентного специалиста! Он не специалист в области юриспруденции!» – «Вы за суд отвечаете?! Или за себя?!» – возмутился Данилкин.

Вниманию Косьюшко-Моризе были представлены некоторые выкладки из обвинительного заключения, чему очень сильно противился прокурор. Практически во всех случаях свидетель опроверг криминально окрашенные выводы следствия. Кроме того, он дал пояснения по поводу содержания некоторых из приобщенных к делу документов ЮКОСа. Обратимся опять к помощи прессы:

«Константин Ривкин спросил об указанной в протоколе заседания сумме распределенной прибыли в 40 млрд 700 млн 666 рублей и спросил, “откуда ЮКОС такие деньги взял, если у него все было украдено?”. “Я не понимаю вопроса! Он предполагает определенный ответ!” – кажется, тоже знал ответ Валерий Лахтин. Публика засмеялась. “Пускай защитники корректируют! Что украдено, где украдено?! Непонятно!” – возмущался прокурор. “А вы не знаете до сих пор?!” – съязвил Ривкин. “При чем здесь свидетель?! – спрашивал Лахтин. – Я считаю, что он не свидетель!” – “А я считаю, что Лахтин не прокурор”, – сообщил Ривкин. “Тогда Ривкин не адвокат! Надо корректнее задавать вопросы. В соответствии с полученным юридическим образованием и тематикой расследования и рассмотрения этого дела в суде!” – делился мудростью Валерий Лахтин. Публика неотступно сопровождала этот милый монолог прокурора смехом. “Вы высказались, Валерий Алексеевич?! Валерий Алексеевич!!!” – пытался быть замеченным судья Данилкин. Наконец прокурор сел на место и вернулся в компьютер».

Рассказав далее о своем взаимодействии с аудиторской организацией «Прайсвотерхаус Купере» и подтвердив полную ее осведомленность во всех значимых делах ЮКОСа, Косьюшко-Моризе успешно отбил очередные атаки Лахтина, а заодно и подключившегося ему в помощь «потерпевшего» по фамилии Демченко. Судья Данилкин не особенно активно пытался усмирять разбушевавшуюся сторону обвинения, недовольную правдой, услышанной от свидетеля. По этому поводу протокол судебного заседания сохранил реакцию Платона Лебедева: «Ваша честь, возражение на Ваши действия. Вы допускаете и создаете условия, Ваша честь, для наглого и хамского поведения Лахтина. Более того, он продолжает, и Вы ему это позволяете, комментировать практически каждый ответ свидетеля, практически выступая в прениях, и вместе с ним в этих прениях участвуете. Это, Ваша честь, недопустимо».

В восемь часов вечера 6 июня судебное заседание было закончено после того, как Лахтин заявил, что у него припасена еще масса вопросов к свидетелю, а Косьюшко-Моризе огорчил его сообщением о том, что улетает во

Францию и в ближайшее время прибывать в суд для продолжения беседы с прокурором не планирует…

Прошло время. Мы вновь встретились с Жаком, теперь уже в его уютной квартире, расположенной в районе Сант-Симон, когда я был в апреле 2012 года в Париже. Он бодр, энергичен, разносторонен в своих интересах: имея техническое образование и преуспев в бизнесе, занимается китаистикой и по два часа каждый день музицирует на рояле. Следит за происходящими в мире событиями, принимает участие в некоторых проектах.

Конечно, я не мог удержаться, чтобы не спросить о впечатлениях, оставшихся у него от участия в хамовническом процессе через полтора года после визита в Москву. Косьюшко напомнил, что это был первый случай в его жизни, когда ему предстояло выступать перед судом. По этой причине он предварительно внимательно ознакомился с содержанием сайта khodor-kovsky.ru в части, касающейся обстановки на процессе и поведения его участников. Особое внимание при этом он уделил персонажу, вновь обозначенному в нашем разговоре как «Ляхтин».

Получив по прибытии в Москву разъяснения адвокатов о правилах поведения в российских судах, он вошел в зал судебного заседания достаточно подготовленным и ничего не боявшимся. Как ему показалось, поделился наблюдениями Жак, судья Данилкин ему даже симпатизировал, поскольку снял несколько вопросов прокурора и даже сделал тому замечание.

Возвратившись к теме содержания обвинения, Косьюшко искренне недоумевал, как в чью-то прокурорскую или в еще более высокопоставленную голову пришла мысль обвинить Михаила Ходорковского в хищении у самого себя всей без исключения нефти, добывавшейся ЮКОСом. По этой причине, в совокупности с поведением «Ляхтина» и зная печальные результаты хамовнического разбирательства, он охарактеризовал случившееся как продолжение сталинских репрессий. Однако для объективности все-таки отметил, что во времена Сталина людей в России расстреливали, а сегодня только сажают в тюрьму…

На этой оптимистической ноте мы и расстались.

Стивен Уилсон. Еще один профессионал высочайшего уровня, которого жизненные пути свели с ЮКОСом. Уроженец Шотландии, гражданин Великобритании. Окончил Политехнический институт Ковентри в Англии, получив диплом бакалавра гуманитарных наук по экономике. Его квалификацию подтверждают звания присяжного налогового консультанта и ассоциированного члена организации корпоративных казначеев. Специализировался на международном налогообложении и работал в таких авторитетных организациях, как «Делойт» в подразделениях в Лондоне и Сингапуре, а затем в «Прайсвотерхаус Купере» в Сингапуре и Москве. В апреле 2002 года принял предложение занять должность директора по международному налогообложению в ОАО «НК “ЮКОС”».

В быстро растущей и активно выходящей на международный рынок компании «ЮКОС» Уилсон занимался тем, что помогал разрабатывать эффективную с налоговой точки зрения офшорную корпоративную структуру, включая направление по торговле нефтью и нефтепродуктами. Еще одной задачей было создание также выгодной в налоговом плане корпоративной холдинговой структуры для хранения долгосрочных стратегических вложений в акционерный капитал.

Меня Уилсон подкупил тем, что был способен очень доступно объяснить экономическую целесообразность размещения тех или иных компаний, входящих в группу «ЮКОС», в различных странах, будь то Кипр, Великобритания, Армения или Нидерланды. Особенно наглядно это было видно на схемах, которые Стив рисовал с истинным увлечением. Из его рассказов и пояснений прямо следовало, что целесообразность выстраивания схем движения финансов ЮКОСа заключалась в налоговом управлении и снижении затрат, а вовсе не в намерениях легализовать средства, добытые противоправным путем, как это утверждали следственные органы.

К тому же он мог как очевидец и участник событий рассказать суду о степени доверительности между ЮКОСом и его аудитором «Прайсвотер-хаус Купере», поскольку вынужденные действия последнего по отзыву аудиторских заключений активно трактовались обвинением в свою пользу.

Далеко не сразу Стив Уилсон согласился на мои и коллег уговоры оказать помощь защите, за что я ему по сей день премного благодарен. Особенно учитывая, сколько нервных клеток ему стоила эта поездка.

Его допрос состоялся 12 августа 2010 года. Очень полно ответив на все вопросы защитников, Михаила Ходорковского, Платона Лебедева, а также усиленно пытаясь понять витиевато, а порой и просто неприлично спрашиваемое прокурором Валерием Лахтиным, Уилсон простоял за свидетельской трибуной около 10 часов с небольшими перерывами.

Он продемонстрировал несколько заранее заготовленных слайдов, на которых в упрощенном для наглядности виде была изображена структура ВИНК ЮКОС, и пояснил целевое назначение отдельных групп компаний и принципы их взаимодействия. Эта схема затем позволила Уилсону ответить на вопрос о том, известно ли ему обвинение, выдвинутое в отношении Ходорковского и Лебедева, и что он может сказать о возможностях совершения такого масштабного хищения и последующего отмывания средств. Он ответил, что эти обвинения не соответствуют его пониманию того, что в реальности происходило с компанией: «Ни обвинение в хищении, ни обвинение в отмывании не имеют никакого смысла в свете моих знаний и моего опыта работы с ЮКОСом». Указывая на схему, Уилсон пояснял далее: «В некоторых случаях верно как раз противоположное – целью структуры, о которой я уже говорил, было установление контроля со стороны НК ЮКОС над всеми поступлениями. В той структуре я не усматриваю никаких возможностей для хищения как физических объемов нефти, так и выручки от ее продажи. Я не могу понять, откуда берутся незаконно полученные средства, как они формируются. Не могу понять, как можно утверждать, что имеет место отмывание незаконно полученных средств».

Стив, на мой взгляд, был настолько убедителен, и вероятно, сторона обвинения заведомо располагала сведениями об уровне его профессиональной квалификации, что еще до начала дачи показаний прокурор Лахтин потребовал не допускать его к свидетельской трибуне в связи… с явной заинтересованностью в исходе дела! Когда же это не удалось и Уилсон уже многое успел рассказать присутствующим в судебном зале, был предпринят следующий, еще более оригинальный с правовой точки зрения демарш. Прокурор заявил суду, что следует незамедлительно прервать допрос свидетеля стороной защиты и дать возможность обвинению задавать вопросы. Несмотря на признание Лахтина, что такое действо не предусматривается законодательством и его ссылки на затягивание процесса адвокатами, он был усажен судьей на свое место без какого-либо реагирования на выдуманное процессуальное новаторство.

Тем временем Уилсон разделывался с «легализацией», объясняя, что выручка не могла легализовываться, а просто передвигалась из одной точки группы «ЮКОС» в другую, например при инвестиции средств. Она тратилась на приобретение стратегических активов или использовалась для предоставления займов.

Реакцию на такие убедительные доводы со стороны самого активного прокурора, готовившегося к своей части допроса, описали журналисты: «В течение всего пятиминутного перерыва Лахтин, злобно откидывая стул, бросался то из зала номер семь, то назад в зал, в совещательную комнату к судье». Когда метания закончились, присутствующим пришлось ознакомиться со сферой прокурорских интересов, направленных на свидетеля. Тот пожелал выяснить у Уилсона длительность его рабочего дня, в чем состояла польза от его деятельности, где он получал оплату за работу, почему именно там, естественно – размер заработной платы. Большинство такого рода вопросов либо по протестам защиты, либо по инициативе суда снимались. Но стремление залезть в чужой карман и произвести там инвентаризацию было у Лахтина неудержимым. Когда он выудил из дела документ, где значилось, сколько заработал Уилсон в рублях и в долларах, нужно было видеть выражение лица прокурора: казалось, что еле скрываемая ненависть перемежается с осознанием им простой, но запоздалой мысли – не на того я учился!

А поскольку учился он явно неважно, то продолжил задавать вопросы, никакого отношения не имеющие к существу предъявленного Ходорковскому и Лебедеву обвинения, перемежаемые с неподобающими намеками вроде сокрытия доходов от налоговых органов или получения Уилсоном заработков за счет похищавшихся средств.

Вновь из описания происходившего в зале суда:

«“Вопрос снят!” – заявил судья. Завязался спор. Наконец судья объявил Лахтину замечание с занесением в протокол. “Мы просим принять меры в отношении прокурора, иначе вопросы о том, как заполнялась декларация, мы будем слушать до ночи!” – заявил адвокат Ривкин. “Валерий Алексеевич не является специалистом в области налоговых вопросов!” – заявил

Лебедев. “Это кто вам сказал, Лебедев?” – обижался универсальный специалист в любых областях Лахтин. “Он строит сейчас свои умозаключения из собственных представлений о том, как удерживают налоги с прокурора. И у нас не налоговое дело! Мы уже просто не туда уходим!” – сказал Платон Лебедев. “Мы дождемся сегодня ответа или нет?! – исподлобья глядел на всех прокурор. – А то ведь ему, может, придется и перед судом отвечать!” – впрямую угрожал он. Зал от возмущения гудел. “Валерий Алексеевич! – закричал судья. – Ну вы понимаете вообще человеческие слова или нет!!! Я вам сейчас еще одно замечание объявлю! Если нет вопросов, так и скажите об этом!”».

Измученного вконец свидетеля отпустили около 21 часа. Он выглядел жутко уставшим и стремился поскорее выбраться из здания, где ему пришлось провести столько трудных, а благодаря Лахтину и неприятных минут. Но не тут-то было!

Я несколько задержался в зале и, спускаясь на первый этаж к проходной, услышал шум и возбужденные голоса. Оказалось, что незадолго до завершения заседания в суд прибыли два следователя из бригады Следственного комитета, которым была дана команда вручить Стивену повестку. В ней было сказано, что Уилсону надлежит прибыть 13 августа 2010 года в 10 часов 00 минут в Главное следственное управление Следственного комитета при Прокуратуре РФ в кабинет № 403 к заместителю руководителя отдела ГСУ советнику юстиции Русановой для допроса в качестве свидетеля по уголовному делу № 18/41-03. Один из следователей пытался что-то говорить о необходимости явки на неважном английском, но Стив стоял и глядел на все происходящее отрешенно, а выражение глаз его говорило: и черт меня дернул согласиться приехать в эту Россию!

Нужно было что-то делать, и поскольку я никого не знал из этих следователей, да и не они принимали решения, то я предложил им соединить меня с Татьяной Русановой, чтобы разобраться в происходящем. Мы были знакомы, поскольку она входила в число первых следователей группы, начинавших вместе с Салаватом Каримовым «материнское» дело № 18–41/03, а затем была принята в штат федерального следственного аппарата. По телефону Русанова заверила, что оснований для беспокойства нет, это просто обычный допрос, который запланировано провести, пользуясь случаем, что Уилсон в Москве. Он может по своему усмотрению воспользоваться помощью адвоката, переводчика, сообщить о вызове в консульство.

Когда я передал ожидающему на улице у здания суда и явно продолжающему нервничать Стиву содержание состоявшегося разговора и сказал, что готов завтра сопровождать его в Следственный комитет, в ответ на родном языке Шекспира и Байрона была произнесена фраза, в которой, судя по эмоциональной окраске, цензурным был только восклицательный знак.

Резко повернувшись, Уилсон быстро удалился в сторону гостиницы. Наутро я узнал, что он спешно убыл к себе на родину.

…Будучи уверенным в том, что описанное пребывание Стива в России вряд ли вызывает у него приятные воспоминания, как, возможно, и люди, с этой поездкой ассоциирующиеся, я долго не решался его побеспокоить. Но потом, воспользовавшись подступающим праздником Нового года, отправил поздравление по электронной почте. Он любезно ответил.

Спасибо тебе за помощь, Стив! И за мужество.

Франк Ригер. Следующий герой нашего рассказа немец, гражданин ФРГ, проживает в Берлине. В 1963 году родился в бывшей ГДР, в 1987 году окончил с красным дипломом Харьковский инженерно-экономический институт. Хорошо владеет русским языком. Не один год работал консультантом по вопросам корпоративных финансов и экономики в разных городах Европы. Часто приезжал в Россию и на Украину в командировки, а с 1998 года вместе с семьей переехал работать в Москву, участвуя во многих проектах для новой российской экономики.

Судьба свела его с ЮКОСом в середине 2000 года, когда он пришел в ЗАО «Юкос-РМ», чтобы стать вице-президентом по экономике и финансам. После двух лет работы ему было предложено занять вновь созданную должность вице-президента по планированию и контроллингу «Юкос-Москва», которая еще называлась «Финансовый контролер группы компаний Юкоса». На этом посту Франк Ригер пробыл до весны 2006 года.

Естественно, что такой свидетель был очень ценен для защиты. Тем более что Ригер, с которым я встречался в Лондоне, подтвердил свою готовность рассказать о том, чем он занимался на разных должностях в ЮКОСе. Это было планирование и бюджетирование всех организаций, входящих в сферу функциональной ответственности «Юкос-РМ»: предприятий по торговле нефтью, нефтепродуктами, предприятий по нефтепереработке, а также оказание сервисных услуг. В его же функциональные обязанности как вице-президента по экономике и финансам также входило руководство процессами подготовки, оптимизации процессов составления управленческой финансовой и бухгалтерской отчетности, а также оценка целесообразности и эффективности осуществления предлагаемых к реализации инвестиционных проектов.

Франк Ригер был также в курсе зарубежной хозяйственной деятельности ЮКОСа, поскольку с целью обеспечения сквозного финансового контроля за работой предприятий холдинга занимал еще и должность председателя Совета директоров компании «Petroval S.A.» (г. Женева), через которую ЮКОС реализовывал экспортные поставки нефти и нефтепродуктов.

А как финансовый контролер Франк, в частности, руководил процессом создания консолидированной финансовой отчетности в соответствии со стандартами ЕААП США, поскольку в вертикально интегрированную компанию «ЮКОС» входило более 500 предприятий, из них около 300 консолидировались в соответствии с общими правилами указанных норм стандартизации.

Из перечисленного послужного списка становится ясно, что Ригер находился в самой гуще событий, которые затем благодаря прокурорскому воображению будут названы масштабными хищениями и легализацией.

Он, естественно, знал детали механизма ценообразования на нефть и нефтепродукты, очень плотно контактировал с аудиторами из «Прайсвотерхаус Купере», был в курсе использовавшихся методов налоговой оптимизации.

Но и это еще не всё. Ригер готов был сообщить суду о том, какими методами велось расследование и как на него оказывалось неприкрытое давление. Его рассказ зафиксирован в протоколе адвокатского опроса, представленного затем в Хамовнический суд:

«После моего ухода из Юкоса в марте 2006 года я ушел в короткий отпуск. После отпуска я нашел себе новую работу в качестве консультанта. В начале мая я должен был выехать из Москвы в Лондон в командировку по своей новой работе. При прохождении паспортного контроля в московском аэропорту Шереметьево я был задержан.

При задержании у меня забрали паспорт, и мне предложили проехать с двумя вооруженными сотрудниками в главный офис следственного комитета на Техническом переулке. Я тут же связался с посольством Германии в Москве и юридической службой Юкоса. В следственном комитете меня встретила следователь Татьяна Русанова, которая мне объяснила, что поскольку я буду допрашиваться как свидетель, то у меня нет права на адвоката или на встречу с представителем моего посольства. Русанова посоветовала мне не нанимать адвокатов Юкоса. Как я потом выяснил, представителю посольства в следственном комитете все время давали неправильные сведения о моем местонахождении. Ни адвокат, вызванный для меня Юкосом, ни представитель посольства так и не смогли пройти на встречу со мной и ждали меня на улице.

Все вопросы, которые мне задавала следователь Татьяна Русанова, были на тему того, могу ли я подтвердить, что Михаил Ходорковский похитил большую сумму денег. Русанова показывала мне заготовленные ответы на свои вопросы и просила меня подтвердить написанное. Например, Русанова попросила подтвердить, что Ходорковский украл несколько миллиардов долларов. После нескольких часов допроса она опять попросила подтвердить, что Ходорковский украл миллиарды.

Через 1,5–2 часа допроса я спросил Русанову, могу ли я уйти. Она сказала, что должна пойти спросить у своего начальника. Вернувшись, она сказала, что начальник Хатыпов не удовлетворен моими ответами и отпустить меня они не могут. Я еще раз попытался объяснить Русановой, что повода для ее предположений о том, что Ходорковский украл миллиарды, нет и не может быть и что если она не понимает меня, то надо пригласить переводчика. Однако она сказала, что я все понимаю и говорю по-русски достаточно хорошо, чтобы обойтись при допросе без переводчика.

…После 8 часов допроса Русанова объявила мне, что на сегодня я свободен и при необходимости они со мной свяжутся. Во время допроса Русанова мне не раз напоминала, что пока меня допрашивали не как подозреваемого, а только лишь как свидетеля. Ее слова я воспринимал как явную угрозу моего ареста в случае отказа от дачи показаний, которых она от меня упорно добивалась.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.