Киев – наш город

Киев – наш город

Знову цвітуть каштани,

Хвиля дніпровська б›є,

Молодість мила,

Ти щастя моє…

Мы ненадолго расстаемся, и встречаемся с Эммой уже в Киеве. Я предусмотрительно выписал отпускной билет в Киев тоже. Меня без всяких препон принимают в большое общежитие военной гостиницы «Звезда», – она находится совсем рядом с площадью Калинина, – теперь это знаменитый по Оранжевой революции «Майдан Незалежності». Эмма поселяется на прежнем месте – у «тети» Лизы.

Мы бродим вдвоем по прекрасному городу, по его паркам и набережным. Толпы народа позволяют чувствовать себя в уединении. Еще хорошо – сидеть на скамейке в парке. Чтобы совсем уединиться – мы садимся в такси. Комфортабельные «Победы», у которых нет избыточного остекления, прячут нас в своем уютном чреве. Мы общаемся на каком-то подсознательном уровне. Наверное, мы разговаривали и вслух о чем-нибудь, шутили и смеялись, но это было несущественным и второстепенным…

С первого сентября Эмма начинает посещать институт, и мне приходится забирать ее от тети Лизы, которая меня люто ненавидит. Но, боится – значит уважает. Стоит мне посмотреть на нее, как она немедленно ретируется. «Воздыхатели» Эммы не появляются: тетя Лиза их, наверное, напугала моей мрачной персоной тоже…

Мы не можем не касаться нашего будущего, хотя оно видится в очень далеком тумане. Главная наша нерешаемая беда: нам негде жить. И тут мне в голову приходит одна идея.

– Слушай, Малыш (наверное, я обратился к Эмме как-то по-другому, но я в дальнейшем буду использовать именно это обращение: оно закрепилось у нас окончательно за долгие годы). Слушай, Малыш, дай мне в руки одно оружие для борьбы за наше будущее. Мой малыш вопросительно смотрит на меня. Я поясняю:

– Одинокого холостяка никто ни в какую очередь на жилье ставить не будет. Давай распишемся, получим об этом «бумагу». Для нас ничего-ничегошеньки не изменится. Для всех близких и для себя тоже, – мы просто друзья, а не муж и жена. Но, вооруженный такой бумагой, я смогу обратиться к отцам-командирам: «Ребята, я теперь – женатый человек. Почему бы вам не подумать о жилище для семьи своего офицера?» Вопросы жилья в Ленинграде решаются даже не годами, а десятилетиями. Так эти два года нашей разлуки хотя бы вычтутся из них…

Обсуждаем вопрос со всех сторон. Мой Малыш отважно соглашается «сочетаться со мной законным браком» немедленно, без согласия родителей. Уже потом она мне рассказала, что принять это нелегкое решение ей помогла бабушка Юзя.

О бабушке Юзе, матери Марии Павловны и нашем добром ангеле, стоит рассказать особо. Она жила в Виннице. С первой нашей встречи мы понравились друг другу. Эмма делилась с ней всеми своими заботами и мыслями. Бабушка говорила, что я «хороший хлопець, але, на жаль, в мене буде дві жінки, бо на бороді я маю ямку».

Перед отъездом в Киев Эмма рассказала бабушке, что папа и мама не разрешают ей выходить замуж, пока не окончит четыре курса института.

– А ти плюнь на їх заборони (запреты) і розпишись! А то загубиш (потеряешь) хорошого хлопця!

– Бабушка, какой же он «хороший», если у него две жены будет: на бороде-то ямочка!

– Яка дурна баба тобі про це казала? Плюнь на всі забобони (предрассудки, приметы, поверья), і розписуйся!

– Бабушка, идти против воли родителей?

– А вони мене дуже питали (спрашивали)? Пішли вдвох, тай розписалися!

Так что у моей малышки тайное благословение все же было. У меня – его не было, но я уже давно был в «автономном плавании» и «судьбоносные решения» принимал сам.

Шестого сентября 1956 года мы пришли в бюро ЗАГС Сталинского района города Киева, – по месту временной прописки Эммы, и заявили миловидной усталой женщине, что мы хотим «сочетаться» законным браком. Ради торжественного случая мы приоделись: я был при эполетах, Малыш в самой эффектной черной блузке. Женщина (это была заведующая) оглядела нас:

– Да, конечно. Подавайте заявление и приходите через две недели со свидетелями.

Мы переглянулись. Это был удар, нами не предусмотренный и неотразимый. Постояли, подумали. Я пытаюсь переломить ход событий. Достаю отпускной билет, показываю его женщине:

– Смотрите. Отпуск у меня кончается. Через пять дней я должен быть уже в Ленинграде. Моя невеста остается в Киеве. Неизвестно, когда и где мы сможем найти целых две недели: я ведь человек военный…

Глаза женщины наполняются сочувствием и жалостью. Она говорит, что ее сын – тоже военный, и судьба бросает его по всем углам нашей большой Родины. Еще раз глядит на нас. Мы смотрим на нее честными глазами. Видимо, осмотр ее удовлетворяет, и она решается:

– Хорошо, дети, я оформлю ваш союз сразу и без свидетелей…

Начинает выписывать свидетельство о браке, и тут мы спотыкаемся на одном вопросе: фамилия жены после вступления в брак. Для Эммы наш брак – тайный. Она говорит, что ей надо оставить прежнюю фамилию, чтобы в институте все осталось по-прежнему. И тут женщина делает нам еще один огромный подарок, который мы смогли оценить гораздо позже:

– Доченька, не надо тебе оставлять свою фамилию: потом у тебя будут большие сложности и хлопоты. Смотри: новую твою фамилию я записываю на дальней странице паспорта, маленькими буквами. Никто и знать не будет! А твой паспорт до обмена будет с прежней фамилией на первой странице…

К сожалению, мы не знаем ни имени, ни адреса нашего доброго ангела, чтобы сказать ей спасибо. Союз, который она скрепила, формально нарушив закон, оказался прочнее многих, совершенных с многолюдными и многодневными ритуалами и с пышными свадьбами. Найти эту женщину сейчас невозможно: места нашей юности уже в другом государстве. Если она жива – дай Бог ей здоровья и радости. Если умерла – надежда только на наши торсионные поля: пусть они донесут к ее бессмертной душе нашу благодарность…

Мы теперь семья (06.09.1956)

Посещаем фотографию, где нас увековечивают в нашу главную дату. Праздновать свою свадьбу – только вдвоем – мы отправляемся в ресторан «Спорт» на Красноармейской площади (?), которая рядом с Бессарабским рынком и Крещатиком. У моей Малышки и у меня – пол-Киева друзей, но мы не можем и не хотим никого звать и видеть. Сообщаем, что у нас свадьба, только молоденькой официантке. Она изумленно ахает при виде столь многолюдной свадьбы и проникается к нам сочувствием. Сажает нас в уютное обособленное местечко, где могут сидеть только двое. Советует нам, что выбрать в меню, все наши желания исполняет быстро. Правда, мы никуда уже не торопимся…

Окруженные заботой нашей официантки, мы очень хорошо празднуем нашу свадьбу с минимальным количеством гостей, равным нулю. Впрочем, бывают и отрицательные величины. Из общего зала некое «лицо кавказской национальности», с лоснящейся рожей и усиками, непрерывно пялит глаза на мою супругу. Затем «лицо» не выдерживает и подходит, чтобы пригласить ее на танец. «Нет, не хочу» – отказывает ему жена. На второе и третье настойчивое приглашение говорю ему «нет» уже я, после умоляющего взгляда Эммы.

– Ну, почему? – вопрошает «лицо». У нас считается честью, когда твою девушку приглашают на танец другие…

– А у нас за это морду бьют, – знакомлю я соискателя с обычаями своей страны, после чего межнациональный обмен культурными ценностями как-то сам собой угасает.