Глава 7 Узбекский прорыв

Глава 7

Узбекский прорыв

Придя к власти, Хрущев намеревался уже в ближайшие годы удивить страну и мир новыми экономическими рекордами (они позволили бы Никите Сергеевичу утвердить себя во власти). В частности, Узбекистану предстояло значительно увеличить сдачу государству «белого золота» (почти до 70 % от общего объема производства в СССР), шелковичных коконов (до 50 % от общего объема производства), каракульских смушек (35 % от общего объема производства), а также добычу газа (увеличение в два раза), производство цемента (увеличение в два раза) и т. д.

Отметим, что по своим экономическим показателям Узбекистан в ту пору уверенно входил в первую пятерку республиканских лидеров СССР (из 15 существовавших республик). Причем он был не только главным поставщиком «белого золота» в стране (следом шли Таджикистан, который тогда выдавал «на гора» 450 тысяч тонн хлопка, Туркмения – 350 тысяч, Азербайджан – 300 тысяч, а в хвосте – Киргизия и Казахстан – по 40 тысяч тонн), но и считался одним из развитых промышленных районов страны. По выпуску промышленной продукции Узбекистан находился на 4-м месте в стране (после РСФСР, Украины и Казахстана), причем половину выпускаемого давала тяжелая индустрия. Узбекистан экспортировал свою продукцию (сельскохозяйственные машины, химическое оборудование, компрессорные установки и др.) в 44 страны мира.

Однако мало кто догадывался, что за всем этим внешним благополучием скрывались и серьезные недостатки. Например, со сдачей хлопка государству в Узбекистане не все обстояло благополучно. Собственно, в 1955 году Москва и поменяла республиканское руководство именно потому, что оно так и не сумело выправить ситуацию, когда в течение последних пяти лет Узбекистан не справлялся с выполнением планов хлопкозаготовок. Хотя в сравнении с другими странами урожайность узбекского хлопка была неплохой. Так, она была больше по сравнению с США на 1,9 ц с га, с Египтом и Мексикой – на 2,2 ц, с Пакистаном – на 4,5 ц.

Чтобы нацелить республику на более высокие показатели, Москва пошла навстречу Узбекистану, повысив цену за сдачу хлопка, после чего республика в год стала получать 3 миллиарда рублей чистого дохода. В целях повышения трудового энтузиазма людей во время сбора хлопка с августа 1956 года в республике был учрежден праздник «Пахтама-байрами», который отныне станет проводиться ежегодно в воскресенье и понедельник последней недели августа.

Однако, продолжая ориентировать Узбекистан исключительно на хлопководство, Москва в то же время сдерживала другие отрасли – например угольную. Так, в 1956 году дефицит электроэнергетических мощностей в Узбекистане составил 250 тысяч кВт, в то время как гидроэнергетические ресурсы республики определялись в 40–45 млрд. кВт. Учитывая, что в Узбекистане имелись огромные запасы угля (более 2 млрд. тонн), республика могла самостоятельно, развивая собственную угольную промышленность, регулировать свои энергетические мощности. Но Москва предпочитала этот уголь в Узбекистан завозить из других регионов (например, из Украины), причем не в достаточных количествах (в 1956-м его завезли 2 млн. тонн), что и вызывало дефицит электроэнергетических мощностей.

В том же году было принято решение о дальнейшем освоении Голодной степи, что предполагало достаточно большие государственные затраты – около 4,5 млрд. рублей. На эти деньги предполагалось освоение 300 тысяч гектаров для посева хлопка и других культур, а также создание 34 совхозов и 34 хлопкоочистительных заводов. Создание последних ясно указывало на то, что Центр собирается и дальше использовать Узбекистан не только в качестве сырьевой базы, но и сделать регионом, перерабатывающим у себя хлопок-сырец и производящим из него нити, ткани и всю остальную продукцию – то есть, и дальше двигать республику в сторону аграрно-индустриального развития.

Правда, это движение имело свои определенные рамки. Когда узбекское руководство чуть позже (уже при Рашидове) попытается на землях центральной Ферганы образовать новый район – Кызылтепинский – чтобы ускорить там развитие совхозов и на базе местных источников заложить курорт республиканского значения, Москва ответит отказом, видимо, опасаясь предоставлять узбекам лишнюю возможность заиметь альтернативные источники финансовых доходов.

Отметим также, что после смерти Сталина продолжала расширяться взаимозависимость советских республик друг от друга. В экономике это выражалось в том, что Узбекистан, к примеру, поставлял во все регионы хлопок (80 % его экспорта), но вынужден был ввозить из других республик зерно, мясо, уголь и т. д. Все это было целенаправленной политикой Центра, который таким образом накрепко привязывал республики не только к себе (все управление этими процессами велось из Москвы), но и друг к другу.

Тем временем не менее важная роль отводилась Узбекистану и во внешней политике СССР, а именно – на центральноазиатском направлении. В те годы начался распад колониальной системы, который подвиг большинство освободившихся стран так называемого «третьего мира» определить свои позиции в начавшейся холодной войне между Востоком (СССР и страны социалистического лагеря) и Западом (США и их союзники в лице Англии, Франции, Италии, ФРГ). В итоге «третий мир» избрал позицию нейтралитета, которую на Конференции по вопросам отношений между странами Азии, состоявшейся в 1947 году в Дели, провозгласил премьер-министр Индии Джавахарлал Неру. Как пишет историк П. Кальвакоресси:

««Третий мир» отвергал понятие мира, разделенного надвое, в котором только Соединенные Штаты и СССР имели вес, а остальные страны должны были встать на ту или другую сторону. Этот мир боялся мощи супердержав, воплощенной в ядерном оружии и приумноженной им. Он не доверял их намерениям, завидовал (особенно в случае с Америкой) их огромным богатствам и отвергал их настойчивые утверждения о том, что они открыли – в одном случае в демократическом капитализме, а в другом в коммунизме – образ жизни, который другим нужно просто копировать. Националистические лидеры, хотя и настроенные антиевропейски по природе вещей, имели, по крайней мере, одну характерную черту, общую с уходящими хозяевами, – прагматизм. Жесткий коммунистический догматизм Москвы и все более жесткий антикоммунизм Вашингтона вызывали у них раздражение. Они совершенно не чувствовали себя обязанными ни Соединенным Штатам, ни Советскому Союзу своей независимостью от европейского владычества, которой они добились так неожиданно быстро и легко…».

Однако ведущие державы не собирались так просто отпускать страны третьего мира в «свободное плавание», поскольку были кровно заинтересованы в них. Например, СССР это сулило хорошие перспективы как экономического (экспортный и импортный рынок), так и политического толка (там находились сырьевые источники промышленности Западной Европы и Америки и, контролируя этот регион, СССР мог диктовать Западу свои условия). Таким образом, борьба за третий мир была не менее важна для сверхдержав, чем соревнование в области ракетно-ядерных вооружений. В итоге этой борьбы уже в первой половине 1950-х годов ряд государств Азии, ставя свои экономические и стратегические потребности выше нейтрализма, подписали торговые и даже оборонительные договоры с США или СССР. Так, Индия заключила торговое соглашение с Советским Союзом и мирное соглашение с Китаем, а Афганистан стал первой некоммунистической страной, получившей советскую помощь. В то же время Пакистан, Таиланд и Филиппины заключили военное соглашение с США (был создан военный блок СЕАТО, куда, кроме упомянутых стран, также вошли Англия, Франция, Австралия и Новая Зеландия).

Между тем главная борьба сверхдержав в этом регионе развернулась за Индию. Как весьма откровенно выразился в 1951 году на страницах журнала «Лук» известный американский юрист Вильям О. Дуглас: «Ключом к Азии теперь является Индия. С потерей Индии будет потеряна и Азия». Ему вторил бывший госсекретарь США Джордж Макги, который 24 июля того же года в комиссии по иностранным делам палаты представителей заявил следующее: «Индия чрезвычайно важна для Запада как в смысле населения, так и из-за ее минеральных и других ресурсов».

Поскольку главный соперник Индии Пакистан избрал сторону США, а сами американцы вместе со своими союзниками выступили против развития в Индии тяжелой промышленности, не желая преобразования аграрно-сырьевой периферии мировой экономики, Индия, которая жаждала хозяйственной независимости, устремила свои взоры в сторону СССР. И тот с охотой согласился оказать Индии содействие в данной сфере. Тем более, что до этого СССР уже оказывал этой стране помощь и в других ее проблемах. Так, еще в 1951 году он поставил в эту страну, переживавшую тогда страшный голод, 100 тонн пшеницы.

Тем временем именно Узбекистану отводилась на индийском направлении особая роль, поскольку он считался самой влиятельной азиатской республикой в составе СССР и на этом поприще еще в 40-е годы установил связи с рядом стран Центральной Азии, Африки и Ближнего Востока. Но наиболее тесными были контакты Узбекистана с Индией, поскольку истоки этой дружбы уходили в далекое прошлое. Приведу по этому поводу слова самого Д. Неру:

«Некоторые люди утверждают, что подлинные дружба и сотрудничество возникли у нас с Узбекистаном после провозглашения независимости Индии в 1947–1950 годах. На самом деле в прошлом накоплен огромный опыт добрососедства, дружбы и братства между народами Индии и Средней Азии. Не знать об этом или тем более игнорировать это – значит подрубать корни и предавать забвению деятельность наших великих предков.

Знаете ли вы, что у нас в Кашмире, откуда родом моя семья, 4300 лет назад прибывшие туда из Средней Азии люди начали осваивать землю, создавать хозяйство, проводить орошение, внедрять культуру и привнесли сокровища высокой цивилизации? Об этом на основе глубоких исследований ученые опубликовали обширные труды… Далее. Когда 2300 лет назад Александр Македонский вторгся в Индию и захватил несколько провинций, народ во главе с Ашокой поднял восстание, вынудил Александра отступить, а потом и уйти со своей армией из Индии. Он ушел дальше, завоевывать Вавилон.[1] Так вот, тогда и в последующие периоды индийцы чувствовали поддержку народов и крупнейших государств Средней Азии. Достаточно вспомнить древнее Кушанское государство на берегах Амударьи.

Или взять знаменитого правителя Средней Азии Бабура (основатель государства Великих Моголов, потомок Амира Тимура, жил в 1483–1530 года. – Ф.Р.). Он, вынужденно оставив родину в 23-летнем возрасте, примерно с двумястами своих родных и друзей переправился через Амударью, имея при себе лишь посох. Двадцать лет жил в Афганистане, создал там государство. Затем совершил поход в Индию и образовал здесь свое государство, а себя провозгласил шахом. Однако правил он страной всего лишь пять лет, управлял примерно 30 провинциями из более чем 100. К тому же и его государство, и армия были чисто мусульманскими. Тем не менее, мы высоко ценим и чтим его, народ уважает память о нем. Я писал о нем как об умном, дальновидном, высокообразованном правителе, который, захватив часть Индии, создав здесь свое государство, затем оставил его самому индийскому народу, а не присоединил к Средней Азии.

Из шести поколений Бабуридов, царствовавших у нас, всеобщей любовью народа пользуется внук Бабура Акбар. Он в отличие от своего деда и отца Хумаюна царствовал у нас в стране 50 лет из 63 прожитых им. Объединил все провинции и образовал мирным путем могущественное государство. В больших странах, как наша и ваша, исключительное значение имеют два фактора – религиозные и национальные чувства людей. В Индии множество наций и народностей, этнических групп, которые говорят на своих языках. Акбар, не игнорируя, а, наоборот, уважительно относясь к религиозным и национальным чувствам, нашел пути, чтобы сплотить народы в масштабах большой страны.

Более того, Бабур женился пять раз – один в Ташкенте, четыре – в Афганистане, а из восемнадцати его детей 16 родились в Афганистане, и все были мусульманами. А Акбар имел трех жен: Султан Таги – мусульманку, узбечку, Джо Дова – индианку, исповедовавшую индуизм, Марию – христианку. Так он породнился и стал зятем почти всего населения Индии, поскольку главными ее религиями являются индуизм, ислам и христианство. Конечно, у нас есть и другие мощные религиозные учения – буддизм, брахманизм, джайнизм. Но в данном случае я говорю о другом – о мудрости, дальновидности Акбара.

Если вспомнить новую и новейшую историю, то можно привести множество фактов добрососедства, взаимопонимания и сотрудничества между нашими народами. Конечно, английское господство всячески ограничивало связи индийского народа с соседями и дружественными ей странами, но и в этих условиях разные люди – ученые, торговцы, интеллигенция – находили пути для дружбы…».

Эти слова выдающегося индийского политика и мыслителя легли на благодатную почву. Когда в первой половине 1950-х между СССР и Индией началось активное экономическое и культурное сотрудничество, именно Узбекистан оказался в авангарде этого процесса.

В декабре 1953 года между СССР и Индией было подписано первое торговое соглашение сроком на 5 лет. В феврале 1955 года на свет родился новый совместный документ: договор о строительстве в городе Бхилаи первого в Индии металлургического завода. В этом строительстве самое активное участие принимал и Узбекистан: первенец индийской металлургии помогали строить около 30 предприятий республики, отгрузивших более 500 тонн различного оборудования. Кроме этого Узбекистан тогда наладил поставку в Индию текстильных машин, ворохоочистителей, канавокопателей, хлопкоуборочных машин «Узбекистан» и т. д.

Началось активное сотрудничество Узбекистана и Индии и в других областях, в частности – в культуре. Так, в 1951 году состоялся первый приезд в СССР деятелей индийского кинематографа, которые посетили Москву, а также Ташкент. Три года спустя по этому же маршруту отправилась еще одна представительная индийская делегация, в которую вошли такие деятели кино, как: Ходжа Ахмад Аббас (глава делегации), Радж Капур, Наргис, Балрадж Сахни, Нирупа Рой, Дев Ананд и др.

Осенью того же 1954 года в Узбекистане (в Ташкенте) состоялся первый фестиваль индийского кино на котором демонстрировались следующие фильмы: «Бродяга», «Два бигха земли», «Ураган», «Байджу Бавра», «Ганга». В состав индийской делегации вошли: Радж Капур (глава), Наргис, Балрадж Сахни, Димп Кумар и др. В одном из своих тогдашних интервью Р. Капур так оценил узбекское гостеприимство:

«Ташкент всегда отличался необыкновенным радушием и гостеприимством. Можно сказать, что столица Узбекистана для нас, индийцев, стала местом паломничества. Здесь многое напоминает мою родину – прежде всего, ваши люди, мои старые добрые друзья и знакомые. Они всегда приветливы и дружелюбны. Больше всего меня радует, когда ко мне обращаются: «Товарищ «Бродяга»!»…».

Отметим, фильм Раджа Капура «Бродяга» стал первым индийским фильмом, вышедшим в широкий советский прокат в 1954 году. Он стал фаворитом киносезона, собрав на своих сеансах гигантскую по тем временам аудиторию в 63 миллиона 700 тысяч зрителей (3-е место за всю историю советского кинопроката!). Львиную долю этих зрителей составили жители Средней Азии, для которых индийское кино с этого момента стало одним из самых любимых видов зрелищ.

Кстати, «Бродяга» был одним из любимых фильмов и Шарафа Рашидова, который в те годы, по долгу службы (будучи президентом Узбекистана), активно участвовал в узбекско-индийских контактах. Он неоднократно выезжал в Индию, а также принимал индийские делегации в Ташкенте. При его активном участии в конце 1955 года в Индию отправилась представительная делегация деятелей искусства Узбекистана во главе с известным писателем Абдуллой Каххаром. 19 декабря узбекские артисты дали свой первый концерт на Национальном стадионе в Дели для 5 тысяч зрителей. Среди которых был и глава страны Джавахарлал Неру. После индийской столицы узбекские артисты выступали в Бомбее, Калькутте, Мадрасе и других городах страны (всего состоялось 45 концертов).

Активная деятельность на индийском направлении отразилась и на литературном творчестве Рашидова: в 1956 году свет увидела его повесть «Кашмирская песня», в которой речь шла о борьбе индийского народа за свое освобождение.

Отметим, что помимо Индии Узбекистан в те годы открыл свои двери и для других зарубежных государств, представители которых буквально зачастили с визитами в республику. Например, только за полтора года (1955 – первая половина 1956) в Узбекистане побывали гостившие в СССР высокие деятели из Китая, Сирии, Индонезии, Египта, Норвегии, Голландии, США, Англии, Уругвая, Аргентины, ГДР, Чехословакии и других стран. Кроме этого, республику посетили парламентские делегации Швеции, Ирана, ГДР, Дании, Пакистана, Норвегии, КНДР.

Однако вернемся к Рашидову.

По мере расширения его политической и общественной активности росло и число его недоброжелателей в республиканской элите. Ведь даже невооруженным глазом было видно, что с ростом авторитета президента растет и вероятная возможность того, что именно он сможет в скором времени претендовать на главный пост в республике – должность 1-го секретаря ЦК, вернув тем самым самаркандскому клану бразды правления, которые были у него отобраны еще в начале 30-х годов.

Эти опасения имели под собой весьма реальные основания, поскольку на фоне большинства руководителей республики Рашидов выглядел наиболее выигрышно: это был человек поистине энциклопедических знаний. В то время как многие его коллеги по руководящей работе кроме партийных документов практически ничего больше не читали, Рашидов постоянно штудировал самую разную художественную и историческую литературу, знал наизусть множество стихов, в том числе и классиков, начиная от Алишера Навои и заканчивая Омаром Хайямом и Александром Пушкиным. Как уже говорилось, он также обладал отменной памятью, которую постоянно тренировал, запоминая массу фактов и событий, которые происходили с ним на президентском посту.

Кроме этого, как уже говорилось ранее, у Рашидова был феноменальный дар легко сходиться с людьми, что объяснялось не только его широким кругозором и умением поддержать разговор любой направленности, но и врожденным чувством такта и уважения к собеседнику (Рашидов умел слушать людей, чего, увы, многие руководящие деятели делать не умеют). Практически в любой аудитории Рашидов чувствовал себя как рыба в воде. А аудитория у него, президента республики, была самая разная: начиная от простых дехкан и директоров заводов и заканчивая народными артистами и выдающимися спортсменами. Не случайно поэтому именно Рашидов был председателем комиссии по подготовке первой Декады узбекского искусства в Москве, а также одним из инициаторов создания узбекской футбольной команды «Пахтакор».

Деятельность Рашидова-президента во многом напоминала времена правления знаменитого государственного деятеля Узбекистана, одного из внуков Амира Тимура Мирзо Улугбека, который правил Самаркандом в 1409–1449 годах. Улугбек вошел в мировую историю не только как крупный государственный деятель, но и как ученый и просветитель. Так, в годы своего правления он построил около Самарканда одну из наиболее значительных обсерваторий средневековья (Расад). Главный труд, который был выполнен в обсерватории – «Новые астрономические таблицы» («Зидж-и-джедит-и Гурагони») – содержал изложение теоретических основ астрономии и каталог положений 1018 звезд, определенных с большой точностью.

К сожалению, судьба Улугбека в итоге сложилась трагически: он был убит по приказу собственного сына Абдуллатифа, рвавшегося к власти, а его обсерватория полностью разрушена (ее остатки нашел в 1908 году археолог В. Вяткин). По сути, Рашидов и в этом повторит судьбу Улугбека: конец его жизни тоже окажется во многом трагическим и клевета станет спутницей его имени на протяжении нескольких лет. Но, как и в случае с Улугбеком, история очень быстро расставит все по своим местам, воздав Рашидову должное за те деяние, которые он совершил в годы своего руководства республикой.

Как уже говорилось, просветительская деятельность Рашидова в годы его президентства была весьма многогранной. Так, будучи писателем, он стал одним из инициаторов и участников Международной конференции писателей стран Азии и Африки, которая состоялась в Ташкенте (отметим, что на этом же поприще активно трудилась и жена его покойного дяди Хамида Алимджана поэтесса Зульфия (Исроилова), которая в 1959 году будет удостоена ордена Ленина). Он же выступил активным инициатором упомянутой выше Декады в Москве, которая ставила своей целью значительно расширить авторитет узбекских литературы и искусства в масштабах всей страны.

Отметим, что по давно установившейся традиции, каждая советская республика имела почти равные возможности в деле пропаганды своих свершений. Происходило это по нескольким каналам: через прессу (там регулярно публиковались материалы о жизни в союзных республиках), через радио и телевидение (трансляции торжественных мероприятий, посвященных союзным республикам; концертов их творческих коллективов и т. д.), через кинематограф (по всему Союзу каждый год в прокате демонстрировались от 3 до 5 фильмов союзных республик), через литературу.

Если взять Узбекистан, то его авторитет в широких кругах советского населения в первую очередь зиждился на именах известных людей, представлявших массовые искусства: кино, музыку, литературу. Например, из узбекских оперных артистов это была певица театра оперы и балета имени А. Навои Халима Насырова, которая за свои успехи на сцене была награждена званием народной артистки СССР (в 1937 году), а затем дважды становилась лауреатом Сталинской премии (в 1942 и 1951 годах).

Из актеров узбекского кино в СССР в 1940-е – 1950-е годы был хорошо известен Раззак Хамраев, который сыграл главные роли в таких популярных фильмах, как «Тахир и Зухра» (1945), «Похождения Насреддина» (1947) и «Алишер Навои» (1948).

Среди узбекских литераторов особенно выделялись Гафур Гулям (Сталинская премия в 1946 году) и Абдулла Каххар (Сталинская премия в 1952 году). В 1950-е годы к этим именам прибавилось и имя Шарафа Рашидова, романы и повести которого начали издаваться в большинстве советских республик, в том числе и в РСФСР.

Среди узбекских эстрадных артистов, пользующихся большой популярностью как в СССР, так и далеко за его пределами, в первую очередь следует назвать танцовщицу Тамару Ханум. Она родилась в 1906 году в Фергане и была наполовину армянкой (ее отцом был Артем Саркисович Петросян). Танцевальной деятельностью Тамара начала заниматься в 13-летнем возрасте, причем ее карьера могла завершиться самым трагическим образом, едва успев начаться. Поскольку юная артистка начала выступать на сцене с открытым лицом, это вызвало гнев правоверных мусульман, которые однажды стали забрасывать Тамару камнями и палками. От неминуемой гибели ее спас знакомый.

В 1921 году Тамара поступила в русскую балетную труппу в Ташкенте. Вскоре после этого вместе с ансамблем Кари-Якубова она начинает гастрольную деятельность – разъезжает по республике. Три года спустя Тамара отправляется в Москву и поступает в Театральный техникум на хореографическое отделение. Именно там она окончательно берет себе тот творческий псевдоним, с которым до этого к ней обращались лишь близкие люди и сослуживцы – Тамара Ханум (Ханум в тюркском языке имеет значение уважительного отношения к женщине). Услышав за кулисами это прозвище, один из администраторов зала, где она должна была выступать, написал на афише: «Концерт с участием Тамары Ханум» – с тех пор так и повелось.

Уже во второй половине 1920-х годов слава Тамары Ханум шагнула далеко за пределы Узбекистана. Как гласит легенда, ее мастерству поклонялась даже знаменитая танцовщица Айседора Дункан, которая однажды пришла за кулисы к Ханум и попросила разрешение у нее… пересчитать шейные позвонки и ощупать кисти рук. Дункан никак не могла поверить, что у человека может быть столь гибкое тело. Почти то же самое случилось с Ханум во время ее гастролей в Париже. Как вспоминала позднее она сама: «По улицам ходить было очень трудно, нас всегда окружала толпа. Я крепко держалась за руку Кари-Якубова. Увидев улицы Парижа, я поняла, что выйти в моем узбекском платье нельзя, неудобно. Я попросила Кари-Якубова купить мне европейскую одежду. В магазине меня окружила толпа продавщиц, моментально подобрали мне туалет и детали к нему, и тут же стали просить продать им мою одежду. Они так восхищались моим халатом, шитыми золотом туфлями, ханатласным платьем и особенно украшениями. Я разрешила примерить свой костюм – они встали в длинную очередь. Тогда я решительно надела свои вещи, а купленные понесла в картонке».

Тамара Ханум стала настоящим полпредом советского Узбекистана за его пределами. Ведь искусство доступно почти каждому человеку и редко у кого вызывает чувство отторжения (как это, к примеру, часто бывает с политикой). Поэтому Ханум с ее изумительным искусством восточного танца и пением (а танец она удачно совмещала с вокалом) была понятна практически каждому человеку в любой точке земного шара. Неудивительно, что где-нибудь в Англии или Австралии при одном упоминании Узбекистана миллионы людей тут же немедленно реагировали: «Тамара Ханум».

Придя в 1926 году в Узбекский этнографический ансамбль в качестве рядовой танцовщицы, спустя десятилетие Тамара Ханум стала создателем и руководителем Государственного музыкального драматического театра. Ее артистический диапазон буквально поражал воображение: она играла Ширин в «Фархаде и Ширин», Лейли в «Лейли и Меджнун», Халиму в музыкальных драмах, исполняла вокальные партии, танцевала в балете «Ференджи» классическую партию, играла в комедии Н. Гоголя «Женитьба», а также рисовала эскизы костюмов, оформляла собственную инсценировку хорезмского вокально-танцевального представления. Отныне без нее не обходился ни один правительственный концерт в Кремле, поскольку Тамара Ханум – одна из любимых артисток самого Сталина. В 1941 году за свои успехи в пропаганде узбекского (а значит, и советского) искусства она была удостоена звания лауреата Сталинской премии.

В годы войны Тамара Ханум много гастролирует за рубежом, а все средства от концертов передает в Фонд обороны. Выступает она и на фронте, за что ей в конце войны присваивают звание капитана Советской Армии.

В 50-е годы Тамара Ханум по-прежнему находилась в ореоле славы, являясь самой яркой звездой культуры Узбекистана. Именно поэтому в 1956 году она удостаивается высокого звания народной артистки СССР.

Рашидов познакомился с Ханум еще в 1940-е годы, когда работал журналистом. Став президентом республики, он стал покровительствовать артистке уже как государственный деятель, прекрасно понимая, что ее слава служит на благо всего Узбекистана.

Между тем на поприще пропаганды узбекского искусства во второй половине 50-х появились и более молодые дарования – те, кто станет гордостью Узбекистана в следующем десятилетии. Одним из них был эстрадный певец Батыр Закиров – по сути, первопроходец в легком песенном жанре в Узбекистане. Как пишет музыковед И. Волков:

«Батыр Закиров не мог не стать певцом. Бывает, что приход человека в искусстве определяет случайность, счастливое стечение обстоятельств. Если бы Луи Лепле не услышал на улице голос нищей девчонки, мы, по всей видимости, не знали бы Эдит Пиаф. У Батыра Закирова все было предопределено заранее. Первого своего появления на большой сцене он сам, конечно, не помнит, потому что дебютировал, если можно так выразиться, еще в грудном возрасте: на сцену Узбекского Государственного театра оперы и балета имени Алишера Навои его выносил отец – народный артист Узбекской ССР певец Карим Закиров, – как то и требовалось по ходу действия оперы «Гульсара». Так что «запах кулис» был знаком Батыру Закирову буквально с пеленок (он родился в апреле 1936 года. – Ф. Р.). Известной певицей, солисткой Ташкентского музыкального театра драмы и комедии имени Мукими была и его мать – Шоиста Саидова. Их шумный гостеприимный дом посещали многие выдающиеся узбекские артисты и певцы того времени: Тамара Ханум, Муккарам Тургунбаева, Мухитдин Кара-Якубов, Халима Насырова, Мухтар Ашрафи. Так что Батыру, его сестре Луизе, братьям Фарруху, Джамшиду и Ноуфалю некуда было деваться – атмосфера искусства, музыки, поэзии, живописи, импровизаций, творческих находок питала их с раннего детства. Вот так и сформировалась в Ташкенте музыкально-артистическая династия Закировых…»

Закончив школу-восьмилетку в 1951 году, Батыр поступил на подготовительное отделение Ташкентской консерватории. Окончив его, он становится студентом по классу вокала. В середине 1950-х, когда благодаря хрущевской «оттепели» в советском искусстве начинаются активные поиски новых средств и форм самовыражения, новый импульс получает и эстрадная музыка. Эта волна доходит и до Узбекистана, где Батыр Закиров создает первый в республике эстрадный ансамбль под названием «Юность». Как пишет все тот же И. Волков:

«До этого момента эстрады в ее нынешнем понимании в Узбекистане практически не существовало. А это значит, что не было ни традиций исполнения, ни манеры сценического поведения, ни репертуара, ни авторов – поэтов и композиторов, пишущих для эстрады. Все это нужно было создавать, придумывать, искать – словом, начинать с нуля.

Правда, был надежный фундамент – неисчерпаемая сокровищница узбекской народной песенной культуры с ее яркой, многоцветной поэтикой, богатейшей ритмикой, тесной связью со сценическим действием, танцем (узбеки говорят не «спой песню», а «сделай песню», подразумевая и песню, и танец как неразрывное целое). Но процесс перехода народной песни, народных песенных традиций на эстрадные подмостки – процесс трудоемкий, сложный и не всегда оправданный и, конечно, требующий большого такта исполнителя и аранжировщика. А это все приходит со временем. Пока же Батыр с сестрой Луизой с успехом исполняют популярные песни из индийских кинофильмов.

Это была хорошая школа. Индийские песни очень непросты в вокальном отношении – непривычное построение мелодии, трудная артикуляция, переходы на фальцет. Кроме того, исполнение заведомо популярных песен требует и особого контакта с публикой, и умения воссоздать национальный колорит, и мастерства стилизатора. Но чтобы не получилась пустая, никому не интересная копия, нужно еще сделать песню своей, как говорят, артисты, «пропустить ее через себя», вложить в нее свои мысли, свои чувства, свое понимание мира…».

Ансамбль «Юность» достаточно быстро завоевал популярность у ташкентской молодежи. Однако это была, так сказать, узкая слава. Все изменилось летом 1957 года, когда «Юность» приезжает в Москву на Всемирный фестиваль молодежи и студентов. Там Батыр исполняет несколько песен, однако самой знаменитой суждено будет стать не индийской (хотя индийское кино в СССР пользовалось большой популярностью), а арабской на слова древнего поэта Дариз Эль Атташа. Песня так и называлась – «Арабское танго» («О, светоч грез моих»). Она была настолько интересна и оригинальна, что ее записывают на Всесоюзном радио и отныне транслируют на всю страну, сделав имя Батыра Закирова известным на весь СССР (именно с этой песней его тогда же впервые показали по всесоюзному телевидению).

Еще один прорыв на «узбекском направлении» во второй половине 1950-х происходит на спортивном поприще. И вновь руку к этому прикладывает Шараф Рашидов. Будучи страстным футбольным болельщиком, он давно вынашивал идею, чтобы узбекский футбол был допущен к играм в высшей лиге.

Отметим, что история узбекского футбола брала свое начало еще до установления там советской власти, а если быть точным – с 1912 года. Именно тогда в Фергане был официально организован первый на территории Узбекистана футбольный клуб под названием «Общество скобелевских футболистов». Чуть позже (через несколько месяцев) свои футбольные команды были образованы в Ташкенте, Самарканде и Коканде, Андижане.

После установления в Узбекистане советской власти футбол там получил свое дальнейшие развитие. И вот уже к 1922 году там насчитывалось несколько десятков команд. Причем если до революции в эту игру в основном играли не коренные жители, то теперь в нее стали втягиваться молодые люди местной национальности – узбеки, таджики и др. В середине 1920-х в Узбекистане начали проводиться футбольные чемпионаты в отдельных городах, а с 1927 года – первенство республики. Спустя год сборная Узбекистана по футболу уже участвовала во Всесоюзной спартакиаде в Москве и добилась значительного успеха: заняла 7-е место из 23.

С 1936 года в СССР стали проводиться регулярные чемпионаты страны по футболу, а уже на следующий год во второй лиге в группе «Г» играла команда ташкентского «Динамо», которая заняла 8-е место. После этого вплоть до 1946 года узбекские футболисты не принимали участия в чемпионатах страны.

После войны чемпионат страны был возобновлен и сразу три узбекские команды – «Динамо», «Спартак» и «ОДО» (Окружной Дом офицеров) из Ташкента были включены в состав команд, игравших в классе «Б» (вторая группа, Среднеазиатская зона). Эта зона насчитывала девять команд и кроме вышеперечисленных в нее входили: алма-атинские «Динамо» и «Спартак» (Казахстан), ашхабадский «Локомотив» (Туркмения), сталинабадское «Динамо» (Таджикистан), фрунзенские «Динамо» и «Спартак» (Киргизия). Узбеки там выступали не плохо: например, в 1946-м «ОДО» взяло 2-е место, в 1947-м «Динамо» – 3-е, в 1948-м «ОДО» – 1-е (с переходом в более высшую подгруппу).

В 1948 году высшие футбольные власти страны хотели включить среднеазиатские команды в высшую лигу первенства, но в последний момент эта затея сорвалась. Два года спустя эти команды были включены в класс «Б» и узбеки в том году заняли там 5-е место (в 1951-м уже 13-е, в 1952-м – 16-е).

Тем временем во второй половине 1950-х популяризация футбола в стране заметно пошла в гору. Матчи высшей лиги стали транслировать по телевидению, а в прессе, помимо газеты «Советский спорт», регулярно освещавшей все аспекты футбольной жизни, вопросы футбола стали находить свое отражение в новом издании – журнале «Спортивные игры», первый номер которого вышел в 1955 году. Естественно, на этом фоне среднеазиатские футбольные власти стали с новой силой стремиться в высшую лигу, поскольку это служило поднятию престижа их республик, причем не только в спорте, но и в государственной политике. Перед Москвой все чаще стал подниматься вопрос о коллективном включении республиканских команд в состав высшей лиги. В итоге Москва согласилась, пообещав сделать это уже в ближайшие годы.

Именно тогда (весной 1956 года) в Узбекистане была сформирована общенациональная команда «Пахтакор» (Ташкент), которая должна была стать республиканским клубом-флагманом. В качестве тренера был приглашен из Москвы опытный динамовский тренер Валентин Бехтенев, который собрал в «Пахтакоре» лучших ташкентских игроков из разных клубов. Правда, первые два «блина» у клуба-новичка вышли «комом»: в сезоне-1956 «Пахтакор», выступая в турнире среди команд второго эшелона класса «Б», занял всего лишь 13-е место, в следующем – 10-е. Однако в последующие годы спортивные показатели клуба заметно улучшились – ташкентцы целых два сезона (1958–1959) занимали 4-е места.

Рашидов внимательно следил за судьбой «Пахтакора» и, при любой возможности, старался помочь ему всем, чем возможно. Конечно, команде помогал не только он один, но и другие тогдашние республиканские руководители (1-й секретарь ЦК Н. Мухитдинов и премьер-министр С. Камалов), однако именно Рашидов чаще всего выступал в роли «толкача» новорожденной команды. По его ходатайствам ей выделялись все необходимые средства, в том числе и денежные (как на содержание игроков, так и на другие нужды). В 1956 году команда заимела в Ташкенте свой собственный стадион республиканского значения «Пахтакор» вместимостью 60 тысяч зрителей.

Отметим, что именно в 1956 году в СССР была проведена 1-я Спартакиада народов СССР, на которой сборная Узбекистана заняла всего лишь 15-е место, завоевав три медали: одну серебряную и две бронзовые. Однако уже на 2-й Спартакиаде три года спустя у республики оказалось куда более престижное место – 8-е.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.