Антон Орехъ Я знаю, что мы делали прошлых 25 лет

Антон Орехъ

Я знаю, что мы делали прошлых 25 лет

Первый раз я совершенно отчетливо осознал, что работаю тут вообще-то уже довольно давно, когда у нас на «Эхе» появилась одна чудесная студентка. Помимо чудесности была у нее одна важная для меня особенность, про которую я узнал абсолютно случайно. Она родилась 10 апреля 1992 года. И тогда я сказал ей: «Голуба моя, в тот день, когда ты родилась, я первый раз вышел в эфир на нашей радиостанции».

И вот она родилась, росла, ходила, наверное, в садик и совершенно точно ходила в школу, в студентки подалась, выучила два иностранных языка (а я до сих пор только по-русски, и то со словарем) – а я, стало быть, все на «Эхе» и на «Эхе». И при этом никак не могу назвать себя ветераном, потому что навскидку перечислю десятка полтора товарищей и подруг, которые пришли в редакцию еще раньше.

Что мы тут делаем все? Так долго и упорно! За те полтора десятка «дедов» ответить не возьмусь, а за себя попробую.

Ну, во-первых, на радио работать очень легко. Это вам не телек. На телеке масса всяких геморроев, сложной техники, свет, грим, пятьсот согласований с дюжиной начальников. Там пока до эфира допустят – годы пройдут.

Да и в газете с журналом тоже хуже, чем на радио. Потому что в газете и журнале какой-никакой, а текст требуется. А на радио – что? Пришел, сел в прямой эфир – и безо всякого текста говоришь, что в голову придет. К тому же тебя не видно! Ты можешь появиться небритым. Можешь ходить в одном свитере две недели. Можешь быть в принципе некрасив – но от тебя, кроме голоса, ничего не требуется. Даже после того, как к нам подключили – дай бог ему здоровья – «Сетевизор». Все равно: «Сетевизор» – это замочная скважина и видно в нем как в обычной замочной скважине.

Поэтому работать на радио мне понравилось сразу, а потом как-то уже привык. «Часть корабля – часть команды», врос в палубу и в борт. Теперь, чтобы уйти отсюда, нужны какие-то очень веские аргументы. И как ни крути, лучшие годы жизни – здесь. Можно сказать, что «лучшее, конечно, впереди», но какие же они еще, годы с 19 до 43, если не лучшие?

Нет, минусы тут тоже имеются. Обогатиться сказочно на «Эхе» трудно. Говоря откровенно, вообще невозможно тут никак обогатиться. Знали бы вы, с какой горькой ухмылкой слушаем мы проклятия наших благодарных слушателей, которые кричат, что мы разваливаем Россию на деньги Госдепа. Господи! Где эти деньги уже? Когда, наконец, дойдут до нас?! Что же мы все разваливаем и разваливаем, как дураки, забесплатно?

К тому же, скажу я вам по секрету, наш предводитель – редкой души человек. Лучшая похвала от Алексеича – это когда он спокойно пройдет мимо тебя и скажет: «Привет». Но не дай бог налажаешь! Каска и бронежилет, а заодно беруши в такие моменты – твои основные гаджеты. Правда, если бы он убивал нас всякий раз, когда грозился это сделать, в эфире уже давно была бы тишина, а коридорах на Арбате – пустыня. Так что пережди атаку – и отправляйся исправляться, шанс тебе дадут.

Вот вы можете спросить меня: а действительно ли у вас там прямо-таки образовался Уникальный Журналистский Коллектив? Правда ли, что вы все – как одна семья?

Про семью отвечу – нет. Семья у человека все-таки должна быть дома, а не на работе. Хотя некоторые на работе бывают чаще, чем с семьей, а коллег видят больше, чем родственников.

А вот коллектив действительно очень славный. Насколько он уникален – судить не берусь, поскольку по вышеизложенным причинам иных коллективов в моей биографии и не было. Но что народ на «Эхе» всякий раз подбирается из поколения в поколение хороший и дружный – это правда. В коллективе, конечно, бывает всякое, но откровенных мерзавцев, подлецов, карьеристов и тому подобных отрицательных персонажей я так навскидку и не припомню. Бывали, наверное, и такие, но в памяти не отложились. Потому как надолго и не задерживались.

Что будет с нами в будущем? Отметим ли мы, допустим, 50-летие? Загадывать глупо. Но чую я, что главный выбор в своей жизни я уже сделал. Хотя бы чисто математически. 23 года из 25 «эховских» – я здесь. Чтобы перекрыть этот показатель на другой работе, надо или прожить очень долго, или убегать отсюда поскорее. Прожить подольше – не откажусь. А убегать пока как-то не хочется. Где еще найдешь такую легкую и приятную работу, сами посудите.