24 января 1942 года
24 января 1942 года
Широкая дорога Москва — Минск. День и ночь ее расчищают от снега. Еще недавно дорога обрывалась возле самой Москвы: немцы стояли в дачных поселках. С начала декабря до десятого января фронт на Можайском направлении оставался неподвижным. Наши части начали наступать десятого. Девять дней спустя они заняли Можайск. Одиннадцать дней спустя они уже были в тридцати километрах западнее Можайска. Я еду по широкой дороге — она теперь ведет далеко…
Повсюду сожженные немцами деревни. Отступая, гитлеровцы оставляют особые команды, составленные предпочтительнее из СС, которые взрывают и сжигают населенные пункты. От деревень остаются трубы и скворечники. В Можайском районе я насчитал 47 сожженных немцами деревень. Крестьяне остались без крова. В деревне Семеновское я видел семью крестьян. Они пришли на пепелище: искали, не пощадил ли огонь утвари. Замерзли и грелись возле дымящихся головешек, а эти головешки — все, что осталось от их дома. Отступая и сжигая дома, гитлеровцы отбирают все у жителей: овчины, одеяла, валенки. В деревне Шаликово среди сожженных домов — обгоревший труп немца-поджигателя. Крестьяне с ненавистью говорят о фашистах, зовут их «паразитами». Вот ведут пленного. Выбегает женщина, кричит: «Ты коров наших ел? Ел. Кур ел? Ел. Почему ты дом сжег?» И пленный лопочет: «Nichts», — а потом просит переводчика защитить его от женщин.
Некоторые деревни уцелели: немцы отступили настолько поспешно, что не успели сжечь дома. И это подгоняет наших бойцов. Они говорят: «Нужно торопиться»… Они видят погорельцев и, ожесточенные горем соотечественников, идут вперед.
В Можайске гитлеровцы не успели выполнить свой план уничтожения города. Все большие здания были заминированы, но взорвали только малую часть: Николаевский собор, Вознесенскую церковь, кинотеатр, гидростанцию. В Можайске немцы взорвали сто своих раненых.
Жители Можайска плачут от радости, спешат рассказать о трех месяцах фашистского ига: «Вот здесь виселица — повесили нашего…» Учителю математики, Николаеву, 62 года. Он шел по улице и вынул носовой платок. Его расстреляли за «сигнализацию русским летчикам». Вот мать двенадцатилетней девочки Шуры. Шуру изнасиловали и убили…
Можайск для москвичей был символом. Как в 1915 году парижане говорили: «Les bodies sont ? Noyan» («Боши в Нуаяне»), — москвичи повторяли: «Они в Можайске». Для немцев Можайск был последней маленькой остановкой перед Москвой. Взятие Можайска стало большим событием. Город взяли обходным движением: с юга, от Вереи, и с севера. У нас мало жертв. Зато улицы Можайска, его подвалы и чердаки изобилуют немецкими трупами.
Взяв Можайск, наши части быстро погнали немцев на запад. Немцы подготовили оборонительный рубеж в историческом районе Бородина, памятном по грандиозной битве 1812 года. Однако наши части обошли Бородино с севера. Фашисты успели только совершить свое проклятое дело уничтожения. Село Бородино и все деревни вокруг сожжены. За десять километров пахнет гарью. Когда я подъехал к музею Бородина, здание еще горело, подожженное гитлеровцами. Три месяца в музее гитлеровцы гадили: здесь находились их скотобойни. Уходя, они подожгли музей. Огненные языки лижут фронтон, на котором еще можно прочесть; «Нашим славным предкам»… Немцы хотели, чтобы мы забыли о нашем прошлом. Но Бородино увидело славных потомков, не посрамивших своих предков, и торжественно было погребение трех советских бойцов рядом с памятником герою 1812 года — Кутузову.
Мы едем дальше по широкой дороге. Сворачиваем на санках. Вот идут целиной бойцы. Снег глубокий, часто по пояс. Мороз сегодня лютый — тридцать пять. Зимнее розовое солнце. Бойцы идут не останавливаясь. Они проходят по пятнадцати километров в день. Они торопятся — еще далеко до Смоленска. Но они идут по дороге наступления, и они не остановятся.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.