16 октября 1942 года

16 октября 1942 года

Зарядили осенние дожди. Дороги фронтовой полосы, развороченные танками, превратились в топь. Даже «джип» не может пройти. Навстречу идут пленные немцы, они подняли воротники шинелей, с пилоток течет вода. Год тому назад немцы лихо шли по этой дороге к Калинину и к Москве. Правда, они проклинали русские дороги, но тогда им казалось, что перед ними только одна преграда — дорожная грязь. Год тому назад суматоха царила на московских вокзалах. Гитлер готовился к въезду в Москву. Теперь он говорит об обороне.

А немцы готовятся к зиме. Они увеличивают накаты на блиндажах, углубляют пути сообщения. Пленные говорят, что солдатам обещали выдать ватники, теплые шапки, маскировочные халаты. Бесспорно, на этот раз германское командование готовится к зиме. Но все же немцы говорят о предстоящих морозах со страхом. Оборона Сталинграда нарушила планы Гитлера. Немцы собирались в сентябре взять Ленинград и Грозный. Но сентябрь они положили на несколько улиц Сталинграда. Теперь зима на носу. Еще нет морозов, но фрицы уже мерзнут. Зима как будто будет поздняя, и все же она будет слишком ранней для немцев: им не удалось обезвредить русскую армию. Ведь все немецкие газеты полгода кричали, что в разгроме немцев под Москвой виновата русская зима. Геббельс создал миф о непобедимости русской зимы. Неудивительно, что немецкие солдаты с ужасом думают о надвигающихся морозах.

Я пробыл на фронте десять дней, Я не видел людей, сомневающихся в нашей победе. Усталые лица. Меньше слов. Что и говорить — наш народ устал от войны. Но эта усталость стала новой силой. Ведь все понимают, что борьба идет за самое простое: за право дышать. Так усталость переходит в ожесточение. «Противно мне здесь спать, лучше пойду на улицу, — говорит в избе одной освобожденной деревни солдат-сибиряк, он поясняет: — Немца еще не выветрили». «Устал я — нет, сил нет, хочу бить немцев», — бормочет другой солдат, москвич, рабочий, отец четырех детей.

Я видел, как наши части уничтожили 87-ю немецкую дивизию и очистили северный берег Волги от немцев. Атака прошла на редкость удачно, и наши потери ничтожны. А в наших руках трофеи — и вся артиллерия дивизии, и полковое знамя, и даже штаны немцев — фрицы поскидали портки, чтобы переплыть реку. Успех операции в значительной степени объясняется инициативой младшего лейтенанта Рашевского, нарушившего приказ: он повел свою роту вперед в 12.00, а атака была назначена на 13.00. Немцы знали, что артиллерийская подготовка еще не закончена, и отсиживались в блиндажах. Они не успели добежать до пулеметов. За ротой Рашевского двинулись другие. 87-я дивизия, первая прошедшая в 1940 году по Елисейским полям Парижа, была разгромлена. Что двинуло вперед Рашевского и его бойцов? Ожесточение, тот климат непримиримости, который стал климатом России. Его, а не морозов должны страшиться немцы.

В решении лейтенанта Рашевского сказалась инициатива. За год войны наши командиры многому научились. Нельзя научиться плавать на берегу. Нельзя научиться воевать в Нью-Йорке или в Шотландии. Когда немцы напали на нас, у них был боевой опыт. Год не прошел для нас зря.

На фронте теперь бросается в глаза большое количество бойцов различных национальностей: красавцы узбеки, приземистые крепкие казахи, смышленые татары. В царской армии многих из этих народов не было: цари опасались дать оружие угнетенным. А вот теперь узбеки или казахи соревнуются с русскими: кто застрелит больше немцев? Разгадка проста: Советская Россия не знает граждан второго разряда. Узбеки или казахи защищают не мачеху, а мать.

В чем остается превосходство немцев? В моторах, особенно в авиации. Превосходство машин (за исключением штурмовиков). Американцы и англичане послали нам весьма незначительное количество самолетов, да и не лучших из тех, что у них имеются.

«Зачем с таким трудом везти устаревшие машины?» — спросит читатель. Мне трудно ответить на этот вопрос, я сам себе его не раз ставил. Я пригласил во время этой поездки в мою машину американского журналиста Леланда Стоу, я хотел показать ему будничную борьбу нашей армии. Стоу тщательно и почти всегда тщетно искал признаков Америки вокруг Ржева. Ему отвечали: «Нет, это наши отечественные самолеты, нет, это русские грузовики, нет, это наши узбекские консервы…» Наконец-то он напал на один американский танк. Откровенно рассказали ему русские танкисты о недостатках американских машин: легко воспламеняются, высоки — мишень для врага, резиновая гусеница.

Остается преклониться перед советской индустрией: потерявшая значительную часть сырья, боевыми действиями согнанная с места и отодвинутая на восток, она продолжает снабжать огромный фронт вооружением и боеприпасами. А стоит побыть сутки у Ржева, чтобы понять, сколько огнеприпасов пожирает один участок фронта.

Ожесточенная работа тыла помогает Красной Армии отстаивать страну. Если есть вдоволь снарядов у Ржева, то только потому, что девушки Урала день и ночь не отходят от станков. Если бойцы едят досыта (много хлеба, жирные щи), это потому, что в трудных условиях женщины Сибири убрали хлеб. Моральная крепость тыла облегчает сердце бойца. Почта каждый день приносит сотни коллективных писем — от крестьянок, работниц, служащих. И командир пишет в ответ какому-нибудь калмыцкому колхознику, что его сын, солдат такой-то, показал себя в бою героем.

Моральной силой, единством объясняется упразднение института комиссаров, вернее, замена его офицерами, которые будут руководить политическим воспитанием бойцов и которые будут подчинены старшим командирам. Декрет правительства санкционирует создавшееся положение, и он увеличивает число боевых командиров.

Нет теперь бойца, который не понимал бы, с кем он воюет и за что он воюет. Пожалуй, единственный вопрос, который задают бойцы, — это вопрос о союзниках и втором фронте. Право, мне было жалко Леланда Стоу: он повсюду подвергался шквальному огню таких вопросов. О втором фронте его спрашивали и генералы, и рядовые бойцы, и крестьянки в прифронтовой полосе. «Как бы вы слишком поздно не пришли», — по-дружески предостерегал Стоу гвардии генерал-майор Чанчибадзе. «В операции важно не пропустить часа», — говорил Стоу генерал-майор Зыгин. «Говорить — довольно уже говорили, пора воевать», — добродушно наставляли Стоу бойцы, запыленные, только что вышедшие из боя. Леланд Стоу видел в своей жизни виды, побывал на пяти или шести войнах, но даже он не мог выдержать такого обстрела. В вопросах русских были не обида, не горячность новичка, в них звучал боевой опыт Лейтенант Рашевский знает, что значит выступить раньше на сорок минут. Стоу теперь знает, что значит опоздать на полгода.

В блиндаже, под грохот снарядов, близ самого Ржева грузин Чанчибадзе угостил нас бутылкой кавказского вина. Я вспоминаю о нашей ночной беседе, и мне хочется сказать: вино со временем становится крепче. Однако и вино нельзя выстаивать бесконечно — вино, как говорят виноделы, «умирает», если пропустить срок, оно превращается в бесцветную окрашенную воду. Пора распить это вино!