Глава 3 Бегство в Америку

Глава 3

Бегство в Америку

«Гласность» в действительности означает ложь, а ложь – первый шаг к воровству и убийству. В тот памятный день 22 июля 1978 года президент Румынии Николае Чаушеску прошептал мне на ухо: «Я х-хочу, чтобы Ноэль был уб-бит». Чаушеску заикался, когда был возбужден и взволнован. «Вам не надо будет докладывать мне об этом, – добавил он. – Я узнаю из з-западной п-рессы, когда он сдохнет».

Ноэль Бернар работал директором румынского отдела радиостанции «Свободная Европа» и в течение многих лет занимался очернением тщательно возводимого культа личности Чаушеску.

Чаушеску продолжил: «А через несколько дней взорвите все это ос-синое г-гнездо!» «Осиным гнездом» являлась мюнхенская штаб-квартира радиостанции «Свободная Европа». «При помощи чемоданчика с «с-семтексом», – завершил свой инструктаж Чаушеску, со знанием дела определив взрывчатое вещество, разработанное в коммунистической Чехословакии для использования в акциях международного терроризма. – Мы д-должны п-покончить со всем этим дерьмом!»

На протяжении всех двадцати семи лет, которые я прослужил в разведывательном сообществе стран советского блока, я жил с жутким ожиданием того, что рано или поздно на меня свалится задание убить кого-нибудь. В 1951 году, когда я стал офицером разведки в сообществе КГБ, я поклялся самому себе избегать участия в любых операциях, способных привести к гибели кого-либо. Возможно, в течение всех этих лет я сделал много предосудительных вещей, но своему решению оставался верен. До последнего времени я мог чувствовать себя в безопасности, пока за «мокрые операции», как на жаргоне сообщества КГБ называли убийства и похищения политических противников за границей, отвечал генерал Николае Доикару, давний руководитель внешней разведывательной службы Румынии Департамента внешней информации.

В июне 1977 года Чаушеску назначил меня на новую должность – главы его Президентского дома, и я никак не мог избежать грядущего вовлечения в политические убийства, которые превратились в главный инструмент внешней политики в странах советского блока.

Должность главы Президентского дома была, по существу, схожа с должностью главы администрации президента США. Чаушеску создал этот пост в апреле 1978 года, после триумфального визита в Вашингтон, во время которого я сопровождал его. В функциональные обязанности главы своего Президентского дома он также включил повседневное руководство разведывательными службами Румынии. Это было все равно что в США одновременно сочетать посты главы администрации Белого дома, советника по национальной безопасности, директора ЦРУ и министра внутренней безопасности.

С 1972 года, когда я поднялся достаточно высоко, то есть готовился войти в ближний круг руководства стран советского блока, я пришел к пониманию, что рано или поздно должен буду собрать все свое мужество и порвать с обществом зла, которое, я был уверен, в конечном счете либо без лишнего шума потерпит крах, либо станет причиной международного катаклизма. Впрочем, как оказалось, осуществить на практике такой шаг было намного труднее, чем планировать его теоретически.

Причиной трусости могут явиться привилегии, что и произошло в моем случае. Коммунистические правители всегда были весьма щедры к руководителям шпионских служб, пока те им не надоедали – и тогда с ними «завязывали». Мне оказалось нелегко отказаться от своей безмерно роскошной жизни элиты румынского общества, от бухарестской виллы с плавательным бассейном и сауной, парка автомобилей с водителями, дачи на Черном море и охотничьих домиков в Карпатских горах. Слово «невозвращенец», которое использовалось американским правительством в отношении чиновников стран советского блока, избравших свободу на Западе, также привносило ощущение колодок каторжанина и по значению пугающе приближалось к слову «предатель».

Перспектива вовлечения в политические убийства стала каплей, наконец переполнившей чашу моей нерешительности. В воскресенье 23 июля 1978 года я вылетел в Бонн, где должен был передать послание Чаушеску канцлеру ФРГ Гельмуту Шмидту. Советский руководитель Леонид Брежнев попросил Чаушеску помочь выкрасть чертежи и технологию создания военного самолета вертикального взлета и посадки, разработанного корпорацией «Фоккер», основным производителем авиационной техники в ФРГ. В Кремле полагали, что смогут использовать «независимого» Чаушеску для обеспечения строительства совместного с корпорацией «Фоккер» предприятия по производству гражданского самолета «Фоккер-614». Этот шаг предоставит прекрасные возможности выкрасть технологию производства самолета вертикального взлета и посадки. Немецкий канцлер не одобрил идею создания совместного предприятия, справедливо опасаясь, что в этом случае секретные военные технологии могли бы оказаться в Москве.

– Убедитесь, что смогли вбить в его толстый немецкий череп следующую мысль: Москва никогда ничего не получит, – проинструктировал меня Чаушеску после того, как закончил диктовать послание западногерманскому канцлеру. – И обещайте ему все, что он только пожелает.

В то воскресенье на моем рейсе румынской авиакомпании “TAROM” в Вену, где я должен был для продолжения поездки пересесть на австрийский самолет, внезапно стихла музыка, и женский голос сделал плохо различимое объявление на румынском и немецком языках: «Дамы и господа, наш самолет через несколько минут совершит посадку в аэропорту Швехат. Командир корабля Георгеску и экипаж желают вам приятного пребывания в Вене и надеются, вы скоро вновь воспользуетесь услугами авиакомпании “TAROM”».

Не успела дверь самолета открыться, как на его борту появился посол Румынии в Вене Думитру Аниною, чья жена была офицером под прикрытием Департамента внешней информации Румынии.

– Добро пожаловать в Вену, товарищ государственный секретарь, – громко поприветствовал он меня, упомянув должность прикрытия, и потянулся за моим портфелем. – Нам предстоит совместный обед.

Когда мы направлялись в зал для VIP-пассажиров, я последний раз бросил через плечо взгляд на белый лайнер BAC 1–11 с румынским флагом на хвосте. Я знал, что летел рейсом авиакомпании “TAROM ” последний раз.

* * *

Спустя два дня черное такси высадило меня перед посольством Соединенных Штатов в Бонне. Как только я вступил на тротуар, у меня учащенно забилось сердце и резко запульсировало в висках. Во рту пересохло, как от «заморозки» у дантиста, ладони стали непривычно влажными. Несколькими быстрыми шагами я пересек тротуар и вошел внутрь.

Небольшая комната для посетителей была переполнена. Когда я вошел, статная женщина, втиснутая в шикарный костюм «сафари» цвета хаки и увешанная несколькими фунтами драгоценностей из золота, которая небрежно прислонялась к стене рядом с входной дверью, резко прервала разговор со своим собеседником. Она долго разглядывала меня с ног до головы, как и ее компаньон, невысокого роста пухлый мужчина в плохо сидевшем на нем костюме из светло-серого шелка. Некоторые другие посетители также обернулись посмотреть на меня. Даже старомодно одетый бюрократ с черными нарукавниками за окошком, похожим на окошко кассы, поднял глаза, чтобы взглянуть на меня. Короче говоря, вся комната, казалось, внимательно изучала меня.

Конечно же, я знал, что это в порядке вещей, когда присутствующие в комнате ожидания внимательно изучают каждого вновь вошедшего. Тем не менее в тот день я не мог спокойно размышлять о том, что было в порядке вещей, а что нет.

Я подошел к офицеру морской пехоты. Он стоял, как статуя, расставив ноги и скрестив на груди руки, преграждая единственную дверь во внутреннюю часть посольства. Понизив голос, насколько только это было возможно, я сказал ему: «Я – двухзвездный генерал разведки советского блока и хочу перейти на сторону Соединенных Штатов».

Я стал свободным человеком 27 июля 1978 года. В связи с тем, что я занимал в советском блоке чрезвычайно высокое положение, только президент США мог принять решение о предоставлении мне политического убежища. Таким образом, Пит, офицер ЦРУ, собеседник из американского посольства, назначил мне еще одну встречу тремя днями позже в 22.00 в отеле “Dom-Hotel” в Кельне, на которой мне должны были дать ответ. Прошло три очень долгих дня.

Когда я пришел в отель “Dom-Hotel” в тот судьбоносный вечер в среду, первое, что я сделал, – нашел мужской туалет. Только я открыл дверь, как сразу увидел там Пита. Судя по всему, мой организм не был уникален в реакции на экстремальную ситуацию.

Пит смутился ровно на мгновенье. Затем он вынул из нагрудного кармана конверт и протянул его мне. В нем была телеграмма, подписанная адмиралом Стэнсфилдом Тернером, директором Центральной разведки и главой ЦРУ, в которой говорилось, что президент Джимми Картер предоставлял мне политическое убежище, безопасность и помощь для начала новой жизни в США. В ней также было сказано, что на авиабазе «Рейн-Майн» меня ждал присланный из Вашингтона самолет ЦРУ.

Вновь и вновь перечитывая эту телеграмму, я испытывал огромное чувство облегчения. Даже в самых дерзких мечтах я не мог представить себе, что когда-либо, находясь в туалете, узнаю о собственном свободном статусе.

Было уже заполночь, когда наша колонна из четырех автомобилей, ревя моторами, подъехала к воротам американской авиабазы «Рейн-Майн». Меня приятно удивила стопка одежды, приготовленная для меня в самолете, так как на мне в тот момент были только рубашка и брюки.

За все мучительные годы в Румынии я совершенно точно знал единственное: я не умру при коммунистическом режиме и вне зависимости от того, как высоко заберусь по коммунистической карьерной лестнице, начну новую жизнь в Америке без бремени своего прошлого. Именно поэтому, когда я покидал в Кельне свой номер в отеле «Интерконтиненталь», чтобы сесть на самолет ЦРУ, я взял с собой лишь паспорт, личные записи, фотоаппарат с несколькими снимками моей дочери Даны и наручные часы с автографом короля Иордании Хусейна на циферблате. Я недавно получил их от короля за то, что, как он считал, спас ему жизнь во время попытки покушения на него, организованного лидером Организации освобождения Палестины Ясиром Арафатом.

После того как нам подали обед, Пит решил – на сегодня довольно. «Предлагаю поспать несколько часов», – сказал он, проводив меня в спальный отсек самолета. Достав из своего складного саквояжа пижамную пару и комплект путешественника, он через несколько секунд спокойно положил все это обратно и, как был, в одежде, свернулся на своей кровати под одеялом. Возможно, усталость не свалила бы Пита так стремительно, если бы он не понял, что у меня не было ни пижамы, ни зубной щетки. У него не появилось причин для смущения, и через несколько минут он уже спокойно дрых, похрапывая.

Конечно же, я был опустошен и с немалым трудом мог поверить, что все уже закончилось. Весь тот четверг я пытался выглядеть так, словно готовился к обычному возвращению в Бухарест, а не к поездке, на которую решался всю жизнь. То утро я провел в акустически защищенном отсеке румынского посольства, так называемом «пузыре для доносов», в компании резидента Департамента внешней информации генерала Стефана Константина. В полдень я снова встретился в Бонне в здании канцелярии федерального канцлера Германии с федеральным министром Хансом-Юргеном Вишневски для получения ответа канцлера Шмидта на послание Чаушеску. По блеску в его глазах и теплому рукопожатию я понял, что он, должно быть, знал о моем решении, и данный факт ободрил меня. Я испытал огромное доверие к этому человеку с внешностью бульдога.

Позже я вылетел в Бремен, где провел встречу с представителями корпорации «Фоккер», а вечером вернулся в Кельн, чтобы встретиться с Фредериком В.Смитом, основателем и председателем американского грузоперевозчика «Федерал-Экспресс», который хотел приобрести сто коммерческих самолетов «Фоккер-614», планируемых к производству в Румынии в сотрудничестве с корпорацией «Фоккер». Затем я был в посольстве Румынии на официальном обеде, данном в мою честь румынским послом Ионом Moрега. Я смог даже отпустить несколько шуток на этом мероприятии.

Теперь я также рухнул в постель, хотя все равно не смог бы сомкнуть глаз. Уверяю, той ночью я максимально измотался, и это невозможно было выразить никакими словами. Мои мысли возвращались к грядущим событиям в Бухаресте. Я помнил, что произошло несколькими месяцами ранее, когда я доложил Чаушеску о попытке советской разведки завербовать генерала Николае Милитару, командующего бухарестским военным гарнизоном. Услышав об этом, Чаушеску содрал с себя рубашку. Затем он заперся с женой на летней резиденции «Нептун-Олимп», окружил ее кордонами из бронетехники и войск безопасности и выплеснул весь свой гнев на министра внутренних дел и на меня.

Мое положение в румынском руководстве было намного выше положения генерала Милитару, и я внезапно почувствовал на своих губах злорадную улыбку. Слава богу, подумал я, теперь я по крайней мере лишен удовольствия наблюдать истерики Чаушеску.

* * *

Стоял великолепный солнечный день, когда самолет ЦРУ приземлился в президентском аэропорту на территории авиационной базы ВВС «Эндрюс» вблизи Вашингтона, округ Колумбия. Это только усиливало радость в моей душе. В течение многих лет я учился скрывать чувства: этого требовал тот образ жизни в обществе, где правительство повсюду имело осведомителей и где микрофоны прослушивали вас везде, куда бы вы ни пошли. Но в тот незабываемый день у меня было непреодолимое желание пуститься в пляс.

Я стал свободным человеком! Я знал, будет нелегко начать жизнь с нуля, имея при себе лишь одежду, но хотел предпринять такую попытку. Ведь я был инженером с хорошим образованием, а Америка, в конце концов, и есть страна возможностей, не так ли?

Справа от нашего самолета стояли «Боинг-707» и «Боинг-727» с американским флагом и президентским знаком, что укрепило во мне чувство, будто бы я попал в уже знакомое место. Эти «Боинги» были моими старыми друзьями. Меня привлекли к организации визитов президентов Никсона и Форда в Румынию, поэтому я летал на «борту номер один» ВВС США, который был предоставлен Чаушеску президентом Картером для его поездки по Соединенным Штатам. Надпись «Добро пожаловать!» на большом баннере за ними предназначалась для президента Картера, однако у меня появилось ощущение, будто я вернулся домой.

Меня ожидала вереница машин и группа людей, один из которых стоял перед красной ковровой дорожкой. «Добро пожаловать в Соединенные Штаты, генерал, – сказал он, пожимая мне руку. – Отныне вы – свободный человек!»

Спустя многие годы после того незабываемого дня я подружился с одним из выживших узников холокоста. На его глазах появлялись слезы, когда он рассказывал о том, как один из американских солдат, освободивших его из концентрационного лагеря, сказал: «Теперь вы – свободный человек!» То же происходит и со мной всякий раз, когда вспоминаю торжественные слова, сказанные мне.

Мой первый обед в качестве свободного человека – закончившееся далеко за полночь празднество при свечах – отчетливо сохранился у меня в памяти вплоть до мельчайших деталей. Меня чествовали как единственного главу службы шпионажа стран советского блока, когда-либо попросившего политического убежища. Я поднялся наверх, но уже наступал новый день. Меня переполняли чувства. Я испытывал радость от того, что окончательно стал частью этой великодушной свободной земли, где не было ничего невозможного, и при этом выжил. В тот незабываемый день 28 июля 1978 года мне оставалось ровно три месяца до моего юбилея, пятидесяти лет, и я более чем когда-либо сожалел, что так долго откладывал этот судьбоносный шаг.

Когда я добрался до спальни, то тщательно запер дверь изнутри, достал из кармана небольшой камешек и пылко поцеловал его. Это был камешек, поднятый мною с земли на авиабазе «Эндрюс». С 1973 года я завел привычку скрытно целовать американскую землю каждый раз, когда вступал на нее. Я всегда незаметно подбирал маленький камешек где-нибудь рядом с аэропортом и укладывал его поглубже в карман, чтобы позже той же ночью преданно поцеловать его в темноте и спокойствии своей комнаты.

Еще раз поцеловав камешек, я открыл окно и бросил его, чтобы он вновь оказался на земле, которой принадлежал. Опустившись на колени, я впервые за более чем четверть века помолился вслух. Этот процесс занял некоторое время, поскольку я с трудом мог найти правильные слова, которые выразили бы мою огромную радость и благодарность Господу. В завершение молитвы я попросил простить меня за прошлое, сохранить свободу для дочери и дать силы для моей новой жизни.

Уже наступил день, когда я закончил писать письмо любимой дочери Дане. Вот отрывок из того письма, где я объяснял, почему оставил ее сиротой:

«…В течение двадцати злосчастных лет я был вовлечен в кражу технологий Запада, которые, наряду с демократией и свободой, являются самым большим предметом уважения и гордости. Я участвовал в этом, но всегда устраивал так, чтобы не быть втянутым в убийства… В 1978 году я получил задание организовать убийство Ноэля Бернара, директора румынского отдела радиостанции «Свободная Европа», который своими комментариями приводил Чаушеску в бешенство. В конце июля, когда я получил это задание, я должен был окончательно решить: оставаться мне достойным отцом или стать политическим преступником. Зная тебя, Дана, я твердо убежден, что ты предпочтешь не иметь никакого отца, чем отца-убийцу».

Это письмо неоднократно передавалось радиостанцией «Свободная Европа», оно публиковалось во французской газете «Монд». К сожалению, Ноэль Бернар в 1981 году все же был убит Секуритате, политической полицией Чаушеску. В том же году в штаб-квартире радиостанции «Свободная Европа» в Мюнхене взорвали двадцатифунтовую бомбу с пластидом. Бомбу подложил Карлос «Шакал» (Ильич Рaмирес Санчес), которого, согласно недавно опубликованным документам Секуритате, румынская сторона снабдила четырьмястами фунтами пластиковой взрывчатки, семью автоматами и миллионом долларов, чтобы убить меня в Соединенных Штатах и взорвать штаб-квартиру радиостанции «Свободная Европа» {32}. К счастью, Карлос не смог найти меня. Тем не менее восемь сотрудников штаб-квартиры радиостанции «Свободная Европа» в Мюнхене были тяжело ранены в результате взрыва. Пять румынских дипломатов, аккредитованных в Западной Германии, выслали из страны за причастность к этой кровавой операции {33}.