ИЗ ДВИНСКА – В АМЕРИКУ!

ИЗ ДВИНСКА – В АМЕРИКУ!

В 1902 году сенатор Уильям Эванс-Гордон, член парламента Великобритании, решил выяснить для себя проблемы эмиграции евреев в Америку. Он начал свое путешествие из Санкт-Петербурга, откуда поездом приехал в Двинск.

Для английского джентльмена открытие другого мира было совершенным потрясением. В путевых заметках он написал о том, что в Двинске железнодорожная станция была маленькой и грязной, еду невозможно было есть. Обслуживание было «ниже всякой критики». Однако не все вызвало отрицательную реакцию почтенного господина. Он восхищался красотами природы, широким течением реки Двины, а также нарядной воскресной толпой. Мужчины-евреи все красиво одеты, их жены зачастую очень хорошенькие. Однако сам городок показался очень маленьким, заштатным, который блестящий джентльмен оставил «без всякого сожаления».

Вот в таком городке 26 сентября 1903 года и родился Марк Роцко.

Он был четвертым, младшим ребенком в семье Якова и Екатерины Роцкович. Это была интересная семья, о которой стоит рассказать подробнее. Екатерина была родом из Северной Пруссии, и в доме говорили по-немецки. Из дома она вынесла страсть к порядку и аккуратному ведению хозяйства. Она была расчетлива, экономна, суховата в общении. Яков родился в маленьком штеттл на севере Латвии – Михалишек. Молодые познакомились в Петербурге, где учились в гимназиях.

«Наша семья была читающая, – вспоминает Соня Роцко. – Мы часто собирались вечерами и читали книги вслух. Читали по-немецки, идиш. Я помню, когда мы уезжали в Америку, то взяли с собой много книг».

Традиция семейных вечеров сохранимась и в Америке. Яков Роцкович всегда был главой стола. Он с удовольствием читал вслух всей семье, собирая взрослых и детей за большим столом. «Яков – это голова!» – говорили о нем, и это, наверное, соответствовало действительности.

Отец стремился дать хорошее образование не только мальчикам, но и девочкам, и впоследствии его дети тепло вспоминали о нем как о человеке, наделенном житейской мудростью.

Маркус рос чрезвычайно болезненным, замкнутым ребенком. Он был чересчур чувствительным, мог легко расплакаться из-за ерунды. Любимым занятием Маркуса было рисование. Он водил карандашом по чистому листу бумаги, фигуры, которые выходили из-под его карандаша, были причудливыми, непохожими ни на что, возможно, это была предтеча его будущего творчества. Двинск – нам он более знаком как Даугавпилс – не был так подвержен погромам, как города Украины или Белоруссии, однако антисемитские настроения были и там. Дети семьи Роцковичей испытывали это на себе. В семье не раз обсуждался вопрос об эмиграции. «У нас уже больше родственников в Америке, чем в России», – говорили родители. Обстановка в городе была тревожная. Слухи о погромах не давали спокойно жить. Постоянный страх присутствовал во всем. На очередном семейном совете было решено отправиться в далекую Америку.

Младший брат Якова, Сэм Роцкович, раньше его эмигрировал в Америку. 19-летним он приехал в Портленд, штат Орегон. Спустя восемь лет он женился на богатой американке, поменял фамилию Роцкович на Вайнштейн и стал совладельцем большой фирмы, торговавшей одеждой. У него родились двое детей, которые чувствовали себя полноправными американцами и не хотели иметь ничего общего с «голодранцами», приехавшими из России.

«Никто из вас не в состоянии представить чувства десятилетнего мальчика, приехавшего из России в Америку в старом коротком пальто, в стоптанных башмаках и, к тому же, не понимающего ни слова по-английски», – говорил Марк Роцко, будучи богатым и знаменитым, в интервью журналу «Тайм». Таким он и остался в душе до конца своих дней – застенчивым, чувствующим свою неполноценность десятилетним мальчишкой.

Спустя пару летних месяцев по приезде Марк в сентябре пошел в школу. Дети иммигрантов были помещены в один класс. С ними никто не занимался. Предполагалось, что они сами научатся языку, попросту слушая его. В первый же день Марк вернулся весь избитый, в ссадинах. Так началась наука в суровой школе жизни.

Как и все мальчишки, Марк продавал газеты. Это было хоть и небольшим, но подспорьем для семьи. Марк ненавидел это занятие. В своих воспоминаниях он рассказывает: «У нас была настоящая борьба за угол. Занять угол – означало заработать. Каждая продажа газет заканчивалась потасовкой. Черные кровоподтеки, разбитые носы – все это было в порядке вещей». Марку доставалось больше, чем другим. Он был слабее, чувствительнее, доверчивее. Однако жизнь научила его быть выносливым.

Дела в школе шли неплохо. Как и многие дети иммигрантов, Марк оказался более развитым и подготовленным к учебе в школе. Поэтому он, еще недавно не зная ни слова по-английски, заканчивает школу за три года, сдавая экзамены экстерном. Его называли «еврейской гордостью». После успешного окончания средней школы Марк продолжил обучение в Линкольн хайскул, где тоже добился значительных успехов. Он запомнился ученикам и педагогам как «неординарная личность». Марк играл на пианино и мандолине, ловко подбирая популярные мелодии. Довольно бойко писал стихи, был любимцем и душой компании. Видя его желание учиться, администрация школы и попечительский комитет выхлопотали для него стипендию в Йельском университете.