Очень срочно в номер

Очень срочно в номер

Не успели известинцы осознать, что долгожданная независимость наступила, как уже надо было держать экзамен на профессиональную пригодность в условиях этой самой независимости.

Ефимов был снят около 10 часов утра 22 августа и сразу встал вопрос: что печатать в вечернем выпуске, который необходимо подписать через пять часов — в 15.00? Ясно было одно: в запасе нет ни строчки, пригодной для сегодняшней публикации, все до единого материалы для всех шести полос должны быть абсолютно свежими.

В принципе, так должно быть каждый день: что в газете — то всё свежее. Но на практике этого никогда не происходило, причем во всех советских газетах. Из-за устаревшей технологии большинство материалов, особенно крупных, набиралось в типографии заранее, они шли в так называемый запас и уже из него ставились на полосы. А все, что не пробивалось в номер, пополняло запас. В «Известиях» с нашим огромным штатом существовала острейшая конкуренция материалов. Я как-то подсчитал и ужаснулся: вся пишущая часть редакции может отдыхать четырнадцать дней — на столько номеров газеты накопилось набранных текстов. В подавляющем большинстве они не имели привязки ко времени. Это вообще была отличительная особенность советской прессы, в том числе «Известий»: публикации без оперативных поводов. Очень многие журналисты не любили, а часто и не умели писать быстро, в номер, о чем еще будет разговор дальше.

Вот все это вышесказанное и беспокоило нас (это Надеин, Друзенко и я) утром 22 августа: сможем ли сделать с белого листа шестиполосный номер, который был бы достоин завоеванного нами сегодня нового статуса? Ведь огромнейший запас одномоментно и навсегда устарел. Вчера была одна страна, под путчем — сегодня другая, свободная. Вчера была подневольная газета — сегодня она независимая. Что и как будем делать?

Сейчас этот номер передо мной. Прошло двадцать с лишним лет. И на столько же я молодею, начав смотреть его с последних строчек. «Московский выпуск. По графику — 15.00». Да, вспоминаю, как я бежал тогда на выпуск, чтобы сэкономить какие-то минуты. Но мы так и не смогли уложиться в график, опоздали, хотя не очень намного, на час. «Сдан в печать — в 16.00». Все остальное тогда — получилось. Разумеется, весь номер посвящен главному событию планеты: попытке государственного переворота в СССР. Новейшие факты, сенсационные подробности, неожиданные комментарии.

С самого верха первой полосы смотрит только что вернувшийся из крымского плена Михаил Горбачев. На фоне самолета и сопровождающих лиц он вместе с российским премьером Иваном Силаевым. Здесь же его заявление, что он полностью владеет ситуацией. Здесь же начало большого репортажа Александры Луговской >— о том, как в машине Силаева она неслась по улицам Москвы в аэропорт; как оттуда вместе с ним, вице-президентом РСФСР Александром Руцким и бойцами ОМОНа на специальном самолете летели в Крым освобождать Горбачева. Первое интервью с Президентом СССР. Быстрое и опасное возвращение в Москву. Здесь же и отчет наших парламентских корреспондентов Игоря Елистратова, Геннадия Шипитько, Сергея Чугаева с Чрезвычайной сессии Верховного Совета России, осудившей ГКЧП. Под заголовком «Вздох облегчения во всем мире» пресс-служба «Известий» сообщает о реакции на провалившийся путч Генерального секретаря ООН, президента США, премьер-министра Великобритании, канцлера ФРГ, премьер-министра Японии…

Четыре колонки сверху донизу занял материал об организаторах и исполнителях путча, о том, как делался государственный переворот. Репортеры Николай Бурбыга, Валерий Руднев, Сергей Мостовщиков смогли получить информацию из самых что ни на есть компетентных источников — от высокопоставленных чинов в КГБ, Московском военном округе, милиции, в Генеральной прокуратуре СССР, от министра внутренних дел РСФСР Баранникова, Генерального прокурора России Степанкова, председателя Гостелерадиовещательной компании СССР Кравченко, сообщившего много любопытнейших сведений о роли своего ведомства в оболванивании советского народа.

Репортерами в этот день стали признанные очеркисты, публицисты, обозреватели. Оперативно сработали внутренние и зарубежные собкоры. Чем дольше вчитываюсь в пожелтевшие страницы, тем больше нахожу подтверждений, что очень многое не появилось бы в этом номере, если бы над ним нависало, как вчера, цензорское око снятого сегодня главного редактора. Ну разве мог он допустить публикацию, к примеру, Юры Орлика под заголовком «Подлог А. Лукьянова»? Конечно же нет, тогда как этот материал убедительно доказывал, что Председатель Верховного Совета СССР действовал заодно с путчистами. Вместе с их первыми официальными документами было опубликовано и его заявление о невозможности подписать намеченный ранее на 20 августа Союзный договор, ставшее идеологическим зонтиком для заговорщиков. Как и документы ГКЧП, оно датировано 18 августа, но в нем глава парламента не высказал никакого отношения к захвату власти. Обеспечивать ему алиби помогал не кто иной, как главный редактор «Известий». Около 16 часов 19 августа Ефимов собственной рукой внес в заявление Лукьянова, стоявшее в номере, всего одно поправку: вместо 18 августа под ним появилась другая дата — 16 августа. Расчет был на то, что раз текст датирован числом за три дня до начала путча, значит, в нем и не могло быть слов осуждения свершившегося антиконституционного действа. Если и не полное алиби для автора, то почти алиби. Расследование Орлика иллюстрировала ксерокопия заявления, написанного рукой Лукьянова, с датой под ним: 18 августа 1991 года.

Только благодаря тому что газета теперь ни от кого не зависела, она уже в первом свободном номере, о котором сейчас речь, напечатала материалы с такими мнениями, какие еще вчера были бы запретными, вычеркнутыми. К примеру, Альберт Плутник:

Среди тех лиц, которые несут ответственность за то, что этот путч вообще стал возможен, без тени сомнения я бы также назвал Михаила Сергеевича Горбачева… Он сам подбирал свои кадры. Вспомните, как яростно отстаивал Горбачев отвергнутую Верховным Советом СССР кандидатуру Янаева на пост вице-президента. Вспомните, как энергично, опять же отвечая на вопросы народных депутатов, он доказывал, что видит только Язова в роли министра обороны. Вспомните, наконец, своеобразную репетицию антипрезидентского путча на закрытом заседании Верховного Совета страны, где с программными заявлениями выступили министры из числа будущих заговорщиков. Президент не однажды демонстрировал традиционное и непоколебимое доверие к «своим людям». По-прежнему в цене те, кого, если пользоваться принятой наверху терминологией, «знает партия».

Отто Лацис. Когда Политбюро двое суток молчало по поводу захвата своего Генерального секретаря, избранного съездом, ясно стало, что это вообще больше не партия (здесь я повторяю фразу, написанную еще вчера для «Известий», но вычеркнутую по цензурным соображениям).

Юрий Феофанов. Против спланированного и до зубов вооруженного мятежа поднялась стихия демократии, против танков вышли люди. Однако ни один государственный правовой институт не встал автоматически на защиту Конституции… В сущности, мощное с виду, все еще жесткое к своим подданным государство мгновенно сдалось кучке заговорщиков…

В многолетней подшивке «Известий» это далеко не лучший по внешнему виду номер, но для тех, кто его делал, он особенно дорог — он открывал новую эпоху в истории газеты, эпоху независимости. Нас очень радовало, что в профессиональном отношении первый блин не вышел комом. Понятно, что этого мы смогли добиться только при активной поддержке работников типографии, выжавших из своей ветхозаветной техники максимально возможную производительность.

Наступал новый день, 23 августа, когда мы сработали на 15 минут лучше — сдали газету в печать уже с меньшим опозданием, чем накануне: в 15.45. При том, что в этот день были проведены еще и два судьбоносных для «Известий» общих собрания, о которых я уже рассказывал.

Много чего было в долгой истории «Известий», но такого, чтобы газета уволила только что назначенного министра обороны, раньше не случалось, и теперь уже вряд ли когда-нибудь повторится. А произошло это все в тот же день, 23 августа. История удивительная, достойная политического триллера.

Началась она в Хабаровске 19 августа. Собственный корреспондент «Известий» Борис Резник выступает по местному радио с осуждением путча. Среди тех, кто его слушает, военнослужащий Дальневосточного военного округа, назовем его «старший офицер Н.».

Борис знает, что его выступление вызвало недовольство местной власти, силовых структур, у которых накопилось за последние годы немало на него злости из-за критических статей в «Известиях». Ранее с их стороны предпринимались неоднократные попытки найти какой-нибудь повод для его компрометации, но зацепиться было не за что. В тот вечер Борис чувствовал, что к нему могут прийти нежелательные гости. А в ночью позвонили в дверь…

На пороге стоял незнакомый офицер, назвавший свою фамилию и место службы — ДВО. Далее он сказал, что слушал выступление Бориса по радио, раньше читал его материалы в «Известиях». Зная, таким образом, гражданскую позицию журналиста, хотел бы ознакомить его с важными секретными документами, представляющими опасность для общества.

Не исключая, что это провокация, Борис все же соглашается встретиться с Н. на следующий день в центре города. К месту встречи офицер пришел в гражданской одежде, в руках держал кейс. Открыв его, передал Борису небольшую пачку бумаг. Это были копии военных директив из Генерального штаба, относящихся к путчу. Даты — 19, 20 августа.

Борис искал возможность удостовериться в том, что это не подделка. Тем временем в Москве путч сворачивался…

Аэропорт Внуково, вечер 21 августа. Среди встречающих освобожденного из плена Горбачева нет министра обороны Язова, одного из главных заговорщиков. Он дома, скоро за ним придут — арестуют. Вместо него здесь присутствует начальник Генерального штаба СССР генерал армии Михаил Моисеев. Увидев его, сошедший с трапа Президент СССР спрашивает:

— Ты не участвовал в этом ГКЧП?

— Никак нет! — по военному четко отвечает генерал армии.

— Ничего не подписывал?

— Никак нет!

— Хорошо, — говорит Горбачев, — будешь министром обороны.

Сутки спустя, вечер 22 августа. Пушкинская площадь, «Известия». По телетайпу поступает из ТАСС президентский указ о назначении Моисеева М. А. временно исполняющим обязанности министра обороны СССР. Мы не успеваем его опубликовать — газета уже вышла. Переносим в очередной номер.

Утро 23 августа. Поскольку это уже не большая новость, я прошу выпускающего ставить указ о Моисееве не на первую, а на вторую полосу — вместе с указами о назначении и. о. министра внутренних дел В. П. Трушина, а также и. о. председателя КГБ Л. В. Шебаршина.

Хабаровск, 23 августа. В корпункт Резника звонит офицер Н. и просит о новой встрече. Теперь он уже в военной форме. Сказал, что в войска поступила устная директива руководства военно-политического управления ДВО срочно уничтожить все совершенно секретные документы, относящиеся к путчу.

Наконец Борису удается при содействии командующего Дальневосточным военным округом генерал-полковника Виктора Ивановича Новожилова получить возможность сверки предоставленных копий с оригиналами. Все сходится, включая регистрационные номера в конце каждого документа. Теперь у нашего корреспондента все сомнения отпали, появилась стопроцентная уверенность, что назначенный вчера и. о. министра обороны СССР Моисеев поддерживал ГКЧП — это его подпись как начальника Генштаба значится на главной военной директиве. Борис связывается с редакцией…

«Известия». Получив по факсу в первом часу дня документы из Хабаровска, мы часть из них ставим на третью полосу, а основной, за подписью Моисеева — на первую. Выдержки из него:

Заместителям министра обороны СССР, главнокомандующим войсками направлений и Дальнего Востока, командующим военных округов, флотами, командующему воздушно-десантными войсками, начальникам главных и центральных управлений Министерства обороны СССР.

В целях консолидации всех здоровых сил общества по сохранению Союза министр обороны СССР приказал:

В целях перекрытия каналов поступления информации и агитации, направленной против мер, принимаемых ГКЧП, учесть и при необходимости взять под охрану все объекты технических средств передачи информации независимо от ведомственной принадлежности (телевидение, радио, звуковещательные станции, средства связи МПС, гидрометеослужбы, диспетчерские пункты метрополитена, таксопарков и другие).

Максимально использовать все средства и методы работы по разъяснению правильности проводимых ГКЧП мер по стабилизации обстановки в стране, а также воспитанию личного состава в духе патриотизма и их ответственности за судьбу Советского Союза. Постоянно поддерживать высокую степень боевой готовности частей и подразделений к решению задач и в условиях ЧП, и в экстремальных ситуациях.

М. Моисеев

312 27

20.8.91 г.

Этот текст заверстываем вместе с коротким пояснением Резника и фотографией Моисеева в общий блок под крупным заголовком: «Михаил Моисеев поддерживал ГКЧП. А ныне — во главе Министерства обороны?».

Но триллер продолжается.

Москва, Кремль. Пока в редакции еще делается номер, об идущей в нем публикации каким-то образом уже становится известно в Кремле. Там легкая паника: не прошло и суток, как генерал стал министром, а теперь его снимать?

Хабаровск. В корпункте «Известий» раздается звонок из Кремля. На проводе — архитектор перестройки, ближайший соратник президента Александр Николаевич Яковлев. Они знакомы с Резником, он сразу на ты и по имени:

— Боря, это правда — насчет Моисеева?

— Сто процентов! — отвечает Боря.

Москва, «Известия». Первая полоса уже подписана к печати, как кто-то из наших двух военных корреспондентов — Николай Бурбыга или Виктор Литовкин — звонит мне по местному телефону:

— Слух-молния из Минобороны. Моисеев будто бы снят, в кабинет министра направляется маршал Шапошников, он, наверное, и назначен министром.

Задерживать номер? Но пока это слух, нет подтверждения. Вдруг я соображаю, что сам смогу быстрее других получить точную информацию — у меня ведь на столе кремлевский телефон-вертушка. Хватаю справочник, но куда, кому звонить? На какую букву его открывать? Репортерская интуиция подсказывает: надо звонить в кабинет министра, значит, на букву «я» — то есть Язову. Он уже в тюрьме, но телефоны министра наверняка еще прежние.

Откликаются сразу:

— Шапошников слушает.

Я знал имя-отчество маршала, человек известный. Представляюсь, спрашиваю:

— Евгений Иванович, извините, вы в этом кабине по должности?

— Да, — в ответ.

— Поздравляю! То есть «Известиям» вы можете подтвердить, что назначены министром?

— Да, только что. Я подтверждаю, что назначен министром обороны СССР. Вообще вы первый, кто мне сюда позвонил.

Мы вернули первую полосу и дали крупный заголовок: «Евгений Шапошников: “Я подтверждаю, что назначен министром обороны СССР”». А внизу под ним обычным текстовым шрифтом вбили одну длинную строку: «23.8.91., 15.43., после того, как была подписана к печати, но в этой связи задержана эта страница газеты».

Через десятилетия и века историки при изучении нашего времени, в том числе по страницам «Известий», будут ломать голову: что за чудные кадровые дела вершились в России в августе 1991 года! В одном и том же номере газеты первая страница утверждает, что министром обороны назначен Шапошников, а вторая сообщает, что министром обороны стал Моисеев. И как они делили кабинет?

Жизнь изобретательнее любого триллера. Эпилог нашего сюжета:

Хабаровск. Глубокая ночь на 5 декабря 2011 года. В краевой избирательной комиссии завершается подсчет голосов по состоявшимся накануне выборам в Государственную думу Российской Федерации Шестого созыва. Обработаны почти все бюллетени. По региональному списку партии власти «Единая Россия» места в Думе получают не пять-шесть кандидатов, как ожидалось, а всего два. Это уроженец Амурской области, председатель Общероссийской общественной организации ветеранов Вооруженных сил РФ генерал армии Михаил Моисеев и бывший собкор «Известий» по Хабаровскому краю Борис Резник.

С Борей мы дружим. Я спросил его: ну как генерал? За старое, за то, что по твоей инициативе газета его сняла из министров обороны, не в обиде?

— Хороший мужик, — сказал Боря. — Отношения у нас отличные!

Ну а мне уже пора вернуться к моменту, когда они заочно познакомились — в 23 августа 91-го.

В номере за это число на второй полосе напечатана небольшая статья Лациса. Комментируя вчерашнюю, первую после путча пресс-конференцию Горбачева, Отто пишет, что наблюдавшие ее многие телезрители места себе не находили от досады и жалости.

Досадовали на Михаила Сергеевича, и жалко было его же. Он был в тот час не на высоте своего долга, и, наверное, не могло быть иначе. Изолированный путчистами, он не владел информацией и не был готов к откровенному разговору со страной и с миром. Не разобравшись по-настоящему в том, что произошло с обществом за последние три дня, как радикально изменились его настроения и запросы, президент заговорил старыми словами о роли КПСС, о проекте программы партии, об идеях социализма…

Как всегда, Лацис написал четкий, емкий по мысли материал, но заголовок ему в этот раз не удавался — он дал вариантов пять, и сам был ими недоволен. Я взялся помочь ему, пробежал еще раз глазами текст, остановился на конце одного из абзацев. Как он писал там, Горбачев говорил, «опираясь на знания бесконечной давности — трехдневной. Он вернулся в незнакомую ему страну — не зря оговорился встречавший во Внукове телекорреспондент, поприветствовав его “на советской земле”. За три дня страна прожила годы и стала другой настолько, что надо сначала разобраться что к чему, — иначе вести разговор президенту со страной нельзя».

В «Известиях» традиционно была высокая культура заголовков. Считалось, что удачный заголовок обеспечивает половину читательского успеха материала, а плохой способен убить интерес к отличной публикации. От автора, от дежурных по отделам иной раз требовали многие десятки вариантов. В памяти каждого известинца есть собственные заголовки, которыми он гордится. Есть такие и у меня. Один из них — к большому репортажу в 1974 году с борта советского тральщика, который разминировал Синайский залив, где оставалось много мин после арабо-израильской войны 1967 года. Раньше в газетах тысячекратно мелькал заголовок «Проверено: мин нет». Я дал тот, что соответствовал увиденной мною опаснейшей работе наших моряков: «Проверено: мины есть». В последующие десятилетия он попадался мне в других газетах великое множество раз. Это, конечно, не значит, что каждый раз кто-то заимствовал его у меня. Просто само это словосочетание стало одним из газетных штампов.

Основным стражем качества заголовков в «Известиях» был секретариат, и мне нравилось иногда поучаствовать в их придумывании, в случае успеха беря с автора в качестве вознаграждения пять копеек, а то и все десять. Друзенко за это в шутку просил «стакан красного». Я вино не пью. Поняв в случае с Лацисом, что удачу я изловил, запросил с него рюмку водки. Он кивнул, и я выписал авторучкой над его статьей заголовок: «Горбачев вернулся в другую страну. Понимает ли он это?». Судя по телевизионным и радиообзорам, откликам, интерес к статье был очень велик, а конструкция названия и его смысл стали использоваться в СМИ в самых разных вариантах, причем не только в газетных заголовках, но и в текстах, передачах, дискуссиях.

В течение многих лет нашего знакомства находилось немало поводов для общения с Лацисом за рюмкой, а в тот раз было не до этого ни мне — весь номер шел с колес плюс два собрания, ни ему — он спешил на свою основную работу, в журнал «Коммунист». Но короткий разговор с ним запомнился. Я завел речь о том, что было бы хорошо для «Известий» и для него самого, если бы он перешел к нам на постоянную работу. Отто знал, что сегодня предстоят выборы главного редактора, что наверняка им станет Голембиовский, с которым у него были давние дружеские отношения. Сказал, что он готов думать на эту тему, но в любом случае нужны две встречи: с Игорем и главным редактором «Коммуниста» Наилем Биккениным.

В «Известиях» Отто уже работал — с 1964-го по 1971 год. Преуспевал как талантливый журналист в области экономики, но сам задумывался еще и о многом в политике. Он был из тех коммунистов, чья гражданская и профессиональная позиции сформировались под влиянием развенчавшего сталинизм ХХ съезда КПСС и Пражской весны 1968 года, уничтоженной советской агрессией. В 1971 году Отто переходит в редакцию международного журнала «Проблемы мира и социализма», находящуюся в Праге. Здесь и завершает начатую несколько лет назад свою тайную книгу о том, как в 1927–1929 годы в СССР под руководством Сталина утверждался репрессивный экономический строй, заложивший основы исторического отставания Страны Советов. Один из экземпляров машинописной рукописи хранился у друга, известного публициста-шестидесятника Лена Карпинского. И когда к Лену в 1975 году нагрянуло с обыском КГБ, то рикошетом был нанесен удар и по Лацису. Его возвращают из Праги и не допускают на прежнее место работы, в «Известия». Отлученный от журналистики, он уходит в сферу, где был известен своими прежними аналитическими публикациями и пользовался уважением — в экономическую науку, конкретно — в Институт экономики мировой системы социализма АН СССР. Здесь становится кандидатом, затем доктором экономических наук. В 1987 году Горбачев назначает его первым заместителем главного редактора журнала «Коммунист», который поддерживает перестройку, а среди партийных ортодоксов называется «гнездом ревизионизма».

С этого времени Отто начинает часто печататься и в «Известиях». Злободневность, яркий и точный язык, глубокие познания в области экономики, смелые демократические взгляды — все это отличает его статьи, способствует росту авторитета и популярности газеты. Его имя как журналиста и общественного деятеля заслуженно входит в число тех немногих людей, кого называют властителями дум. Конечно, он нуждается в другой, отличной от «Коммуниста» — в более широкой и влиятельной — трибуне, какой были «Известия», и принимает решение вернуться на Пушкинскую площадь.

Забегая вперед, скажу, что уже 27 августа, всего лишь на второй день своего пребывания в качестве главного редактора, Голембиовский предложил редколлегии открыть дополнительную должность политического обозревателя и назначить на нее Отто Лациса. Это ни в коем случае не была дружеская протекция — это был во всех отношениях правильный, нужный кадровый шаг в интересах газеты. Мы все его с радостью одобрили. Скорее всего, этот шаг мог состояться и без моей подсказки, но мне приятно вспомнить, что я первым заговорил о нем. Не жалел об этом и тогда, спустя годы, когда в критический момент для «Известий» Отто изменил образу хладнокровного журналиста-аналитика, борца за правое дело.

Следующий номер «Известий» должен был выйти в понедельник, 26 августа. Но мы решили выпустить его раньше, вечером в субботу, 24-го. Шел огромный поток важных новостей и заявлений, связанных с путчем, его последствиями, и желательно было опубликовать их своевременно. Плюс ко всему, в редакции царил такой эмоциональный подъем, она была охвачена таким энтузиазмом, что прерываться на двое суток не хотелось.

Это был уже третий номер без главного редактора-цензора, сделанный при полной творческой свободе, третий номер без единой строки из запаса, весь с чистого листа — и он тоже получился удачным, шел нарасхват. Я не буду его пересказывать, выделю лишь один материал, публикация которого стала возможной только с обретением независимости от власти, кто бы ее ни возглавлял. Уже один заголовок этой публикации в обстановке всеобщего восхищения Ельциным вызвал удивление на грани шока: «Закрыв газеты, Ельцин совершил ошибку. Он должен сам ее исправить». Знаю по реакции своих друзей, далеких от журналистики, как они были поражены тем, что статья с таким названием напечатана не где-нибудь, а в демократических «Известиях». Критиковать Ельцина всего через три дня после того, как он спас страну от катастрофы? Да что случилось с «Известиями»? Эти вопросы возникали едва ли не у каждого, кто открывал вторую страницу субботнего вечернего выпуска газеты от 24 августа.

Владимир Надеин начал статью с того, что президент РСФСР издал вчера, в пятницу, указ, фактически прекративший выход ряда коммунистических изданий с многомиллионными тиражами. Обоснован он был тем, что эти средства массовой информации вели активную кампанию клеветы против представителей законной власти, дезинформировали народ и, по сути, явились соучастниками государственного переворота. Как издания КПСС были приостановлены выпуски газет «Правда», «Советская Россия», «Гласность», «Рабочая трибуна», «Московская правда», «Ленинское знамя». Пересказав и ту часть документа, где говорилось об агентствах ТАСС и «Новости», о передаче их имуществ государственным органам РСФСР, освобождении от должностей руководителей, о поручениях прокуратуре и Совету министров, Надеин пишет:

Этот указ имеет немало аналогов в мировой истории. Такими действиями неизбежно сопровождались перевороты, но никогда — демократические преобразования… Право власти судить, где информация «фактически» правдива, а где «фактически» ложна — первый шаг к диктатуре. Свобода, отнятая у одних, обязательно обернется свободой, отнятой у всех. Оценка газет — дело читателей, а не президентов.

В статье дается слово руководителям нескольких демократических газет, запрещенных к выходу главарями ГКЧП. Им задается один вопрос: как вы относитесь к запрету «Правды» и ей подобных изданий?

Егор Яковлев, главный редактор «Московских новостей». Эти издания призывали к путчу задолго до путча. Однако я хотел бы, чтобы закрытие проходило безукоризненно конституционным образом.

Владислав Фронин, главный редактор «Комсомольской правды». Я считаю, что это — неправильный шаг. Это нужно было делать в рамках Закона о печати.

Павел Гусев, главный редактор «Московского комсомольца». Я никогда не был приверженцем этих газет. Но в этой ситуации нахожусь на демократических позициях. И не считаю нужным принимать драконовские меры.

И. Захаров, зам главного редактора «Независимой газеты». В данных обстоятельствах закрытие этих газет и возможно, и нужно. У нас еще нет конституционного правового государства. Идеалы цивилизации, конечно, замечательны, но не всегда уместны.

Таковы мнения тех, — пишет Надеин, кто не склонил головы перед путчистами, несмотря на запрет. Запрещенные газеты тогда вышли, но — в урезанном формате со статьями-призывами, похожие больше на листовки… Редакторам «Правды», «Гласности», «Рабочей трибуны», не говоря о профашистских изданиях вроде журнала «Молодая гвардия», и в голову не придет выпускать подпольные издания своих газет, — продолжил Володя. — Вне своих полированных кабинетов эти люди беспредельно трусливы, в чем мы имели счастье убедиться на примере бывшего главного редактора нашей газеты Ефимова.

И в заключение:

Эпоха наших мудрых, всеведающих и безошибочных правителей на этой неделе пришла к концу. Отныне нами руководят люди, не застрахованные от ошибок. Мы начинаем чувствовать то, что во многих странах является естественным: личное, ничем не понуждаемое согласие со своими лидерами. Они — наши. Они руководят нами с нашего согласия, а потому всегда открыты для требований. Должны быть открытыми.

Президент России избежит требования, если он сам отменит свое решение о закрытии коммунистических газет. Решение закрыть их его недостойно.

Согласно указу, запрет на коммунистические издания носил временный характер, но снят был очень уж быстро. Мы не знаем, повлияла на это каким-нибудь образом наша публикация или нет, хотя имелось достоверное свидетельство, что она горячо обсуждалась в ближайшем окружении Ельцина. Но ее значение в глазах известинцев выходило далеко за рамки конкретного президентского документа. Статьей Надеина газета как бы заявляла всей власти и всему обществу, что для нее нет ни одной запретной темы, ни одного вне критики государственного чиновника, включая самого популярного в России.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.