К ПРОБЛЕМЕ ЛИТЕРАТУРНОГО КАНОНА В НЫНЕШНЕЙ РОССИИ 78 (тезисы)

К ПРОБЛЕМЕ ЛИТЕРАТУРНОГО КАНОНА В НЫНЕШНЕЙ РОССИИ78

(тезисы)

1. Если не углубляться в древнюю историю (Александрийский канон и другие опыты нормативной – по преимуществу жанровой – кодификации средств символического выражения), то проблема литературного канона – это прежде всего проблема канона национального, канона национальной литературы. Она обозначается, обсуждается, становится предметом конкуренции и борьбы в определенной социально-исторической ситуации, когда инициативные культурные группы, кандидаты в элиту мобилизуются для строительства национального государства, репрезентации национального целого, для развития, упорядочения, кодификации национальной культуры. А это для Европы ситуация середины и второй половины XVIII в., в полной мере развернувшаяся еще позднее – после Французской революции, Наполеоновских войн, демократизации систем образования и книгоиздания, секуляризации. Здесь собственно и складываются национальный институт литературы, композиция основных ролей (писатель – издатель – критик – учитель – читатель и т.д.), формы и каналы взаимодействия между ними (журналы, газеты), подсистемы репродукции (обучение литературе в школе, общедоступные библиотеки разного уровня). Соответственно, при этом находят свое функциональное место и литературные элиты – доминирующие и подчиненные, радикальные и консервативные, первичные (инноваторы, носители новых ценностей и значений) и вторичные (группы их поддержки, воспроизводства норм и образцов). Всякая сколько-нибудь серьезная подвижка в композиции элит, а тем более их смена – чаще всего спровоцированная более широкими социальными и культурными процессами, обычно приводит к новой проблематизации литературного канона и к тем или иным подвижкам внутри него; это относится к набору образцовых авторов и произведений, критериям их «правильной» интерпретации, интегральным образам «истории словесности». Иными словами, проблема канона – это проблема определенных групп элиты и институционализации их ценностей. Институциональными контекстами канонизации и воспроизводства канонического состава литературы выступают прежде всего литературная критика, школа и книгоиздание. Соответственно, проблема канона принимает форму либо эксплицированной традиции (отсылок к предшественникам в критических статьях, обзорах, рецензиях), либо учебного курса и подручных материалов к нему (антология, хрестоматия), либо издательской серии (библиотечки).

2. За последнее десятилетие литературный канон – национальный корпус классиков отечественной и мировой литературы вместе со стандартами их истолкования – дискутировался писательским и литературно-критическим сообществом России достаточно вяло и эпизодически. Государственно-державные рамки темы потеряли определенность, социального заказа сверху на что-нибудь подобное «национальной идее литературы» не поступало, поэтому общего и острого интереса, напряженного и принципиального спора в интеллектуальной среде уже не возникало. Обычно вопрос поднимался в одной из трех ценностных и институциональных перспектив (сама «литература» при этом всякий раз понималась несколько иначе, хотя участниками дискуссий этот момент чаще всего не подчеркивался):

– «литература» в историях литературы (как писать историю / истории русской литературы, прежде всего – литературы ХХ в., после снятия идеологической цензуры на там– и самиздат, признания «второй» и других альтернативных литератур и литературных традиций – литератур подполья, эмиграции, русскоязычных диаспор и проч.); здесь сталкивались позиции более консервативных институтов и групп (история для них равна «наследию») и более радикально настроенных групп, для которых история – синоним исторической относительности;

– литература в системе школьного преподавания (хронологические границы, корпус имен, подходы к интерпретации – эклектический синтез и рутинизация наиболее стереотипных подходов литературной критики, рецептов академического литературоведения, риторики неотрадиционализма, русской исключительности, православной соборности, духовности и проч.);

– противопоставление литературы высокой («хорошая», «настоящая») и массовой (рыночная, коммерческая).

Иначе говоря, проблемами всякий раз оказывались воспитательная роль литературы (работа институтов социального и культурного воспроизводства) и стандарты идеологической оценки литературного качества.Обе названные проблемы связаны с самоопределением литературно образованной интеллигенции, сегодняшними напряжениями в системах интеллигентской самоидентификации, эрозией и распадом привычной социальной роли интеллигента (образованного сословия).

3. Сегодня можно говорить о парциальном существовании (сосуществовании) нескольких социальных контекстов, в которых так или иначе задаются представления о литературе, оценки новых литературных образцов, поддерживаются, трансформируются, распадаются представления о национальной и мировой литературной классике. Укажу на наиболее выраженные (обсуждение проблем литературы на российском радио и телевидении ведется нерегулярно и вяло, в любом случае литературная проблематика вторична для данных медиа):

– школа (разные типы школ с относительными различиями литературных программ – государственные и частные, общие и специализированные, столичные и периферийные и проч.);

– литературная критика толстых журналов;

– литературное рецензирование и реклама «глянцевых» (например, «Афиша») и тонких (например, «Еженедельный журнал») журналов, Интернета («Русский журнал» и др.);

– жюри литературных премий и «тусовка» литературных презентаций – лауреатов и кандидатов на публичное внимание;

– общедоступные книжные киоски и прилавки в крупных городах – как центра, так и периферии страны – с их стандартным набором образцов литературных сенсаций и жанровой словесности массового спроса (боевик и детектив; любовный роман; исторический роман и биография, нередко сенсационная и даже скандальная; научная фантастика и фэнтези; детская литература).

Соответственно, можно говорить об устойчиво воспроизводимом, институциональном каноне (школа); актуальном каноне (литературная критика) и модном каноне (издательские стратегии в расчете на новую образованную, околоуниверситетскую публику).

Перечисленные контексты бытования литературы фактически сосуществуют друг с другом, могут даже частично пересекаться, но в принципе тяготеют к изоляции: они редко взаимодействуют, а, соответственно, еще реже рефлексируется проблема их взаимодействия. Фактически едва ли не единственным органом такой рефлексии (постановка вопросов о разных подходах к литературе, о различных ее функциональных типах, попытки предложить инструментарий социологии культуры, рецептивной эстетики, истории идей и т.п.) выступает сегодня журнал «Новое литературное обозрение». Причем сама его уникальность, отсутствие полноценных партнеров, оппонентов, конкурентов снижает результативность подобных попыток «НЛО».

4. Сегодняшнюю читательскую аудиторию тоже можно типологически представить как сосуществование и крайне вялое взаимодействие нескольких читательских контингентов:

– публика толстых журналов и «проблемной» литературы, читатели привычных авторов, получивших признание в 1970 – 1980-х гг. (В. Маканин, Л. Петрушевская) или даже ранее (Ф. Искандер) и, как правило, сначала печатающихся сегодня в толстых журналах, а затем выпускающих книги, собрания сочинений. Чаще всего это люди старше 40 или даже 50 лет. Проблема классики, канона, «ядра», «высокого уровня», противостояния «диктату рынка» и «массовой культуре», собственно говоря, значима – как идеологическая! – только для этой группы, входит в ее самоопределение, так или иначе обсуждается. На эту публику, ее представления о литературе (литературную критику, из толстых журналов иногда выходящую в газеты, иногда попадающую на радио, ТВ и в Интернет), отобранные и оцененные ею литературные образцы так или иначе ориентируются школы и, в определенной мере, библиотеки (последние вынуждены учитывать вкусы массовой публики, о которой ниже);

– более молодая и образованная среда (20 – 35-летнего возраста), тяготеющая к университетам, литературным клубам и публичным литературным мероприятиям, пользующаяся в качестве рекомендации, что читать, Интернетом, заглядывающая для этого же в глянцевую прессу. Чтение для нее включено в контекст модного поведения (кино, клубы, выставки, концерты и проч.). Эта публика ориентирована на моду, интегрирована механизмами моды, и канон здесь – это модный канон. В него входят несколько сенсационных и «раскрученных» российских писателей примерно того же возраста и, в большей степени, переводная новейшая литература, прежде всего – западноевропейская и американская, плюс японская и еще одного-двух «модных» регионов (Турция, Югославия, скандинавские страны);

– массовый читатель жанровой литературы – серийных и сравнительно дешевых книг карманного формата в мягких обложках, которые продаются на улицах и вокзалах городов по ходу движения и в местах скопления оседлого и приезжего городского населения. Для них литературный канон если и существует, то лишь в виде общей ценностной рамки, полученной при обучении в школе и демонстрируемой «другим», более образованным в ситуациях культурной неполноправности (как удостоверение своей грамотности, нормальности, культурности и проч.).

Представленное разграничение – типологическое. Элементы, характеризующие поведение того или иного типа публики, могут встречаться у читателей другого типа, но как временные или вторичные, фоновые. Кроме того, здесь описана лишь «головка» каждого типа. У него есть шлейф эпигонов, «опаздывающих» читателей – на географической периферии, в менее образованных контингентах, более старших возрастных группах и т.п. Круг их чтения значительно уже, уровень разнообразия образцов – ниже. Отдельный круг вопросов о границах и содержании понятий «литература», «канон», «авангард», «массовость» и проч. возникает в связи с созданием и бытованием русской (русскоязычной) литературы за геополитическими пределами России – в эмиграции (Европа, США, Израиль), в бывших республиках СССР (Прибалтика, Украина и Белоруссия, отдельные локусы в Средней Азии – «Ферганская школа» и др.).

5. В целом сегодня можно говорить о «закате» журнального периода русской литературы 1950 – 1980-х гг., конце монополии журналов в системе организации литературной культуры, а значит – о конце периода текстов, и об эрозии, запаздывании, эпигонизации нынешней журнальной литературной критики. Ситуация серьезно отягчается тем, что все процессы группообразования (какими бы вялыми они ни были в советской литературе после 1930-х гг. и как бы они ни были деформированы властью и официальной идеологией) шли исключительно вокруг толстых журналов; так что нынешний период характеризуется глубоким кризисом самостоятельных групп и группообразования в обществе, в том числе – в литературном сообществе. Вместе с тем, литература и литературное сообщество в сегодняшней России потеряли связь с процессами и идеями общественных перемен (традиционные для самоопределения «серьезной» литературы и писателя в России и в СССР), утратили привычную общественную функцию, а значит, и систему ролей, каналы коммуникации и проч.: перемен сегодня не хочет никто, никто не готов и не собирается рисковать тем немногим, что получил или сумел удержать за последние годы. Популистская власть и массовая литература манипулируют символами порядка и стабильности. Они не нуждаются в критическом посреднике между собой и «массами», а требуют лишь технологов public relations (не важно, политический ли это пиар или литературно-издательский менеджмент). Эти социальные обстоятельства если не вовсе отстраняют «серьезную» литературу от ее общественного воздействия, то кардинально меняют структуру литературной общественности (?ffentlichkeit, по терминологиии Ю. Хабермаса), композицию всей публичной сферы в российском обществе. Запоздалой и «смещенной» реакцией на эту деполитизацию выступают попытки «антибуржуазного» эпатажа, провокации и скандала со стороны анархистских фигур и группировок (публичное поведение Э. Лимонова, ситуация вокруг романа А. Проханова «Господин Гексоген» и т.п.).

6. Литературные образцы сегодня все чаще приходят к более молодым читателям в крупных университетских городах как книги и книжные серии (в том числе библиотечки переводной литературы). Соответственно, на первый план в процессах организации литературной культуры выдвигаются такие фигуры (роли), как издатель с его имиджем и набором проектов (сериализация книгопроизводства); литературный менеджер; успешный и профессиональный писатель-«звезда» со своим именем-брендом («маской») и книжно-издательским проектом; сетевой обозреватель, рекламист новинок.

Стратегии литературной критики все больше трансформируются в различные варианты актуального рецензирования, синтезируясь с тактиками прямого социального заказа, маркетингового «продвижения образца» (promotion), литературной игры (псевдонимы, мистификации, пародии и автопародии). Разрыв между литературным сообществом и «большим» обществом, населением, провинцией усиливается в связи с параличом процессов распространения книг, журналов, информации о них по стране (дороговизна подписки, нерегулярность доставки, общее ощущение разрыва между Москвой и страной). Самим литературным сообществом воздействие всех названных процессов осознается как делитературизация культуры, ее массовизация под влиянием телевидения, экономического давления рынка. Оценки этого в разных фракциях образованного слоя могут быть как сдержанно позитивными (редко), так и (гораздо чаще) резко негативными.

Приложение

РУССКИЕ ПИСАТЕЛИ В ШКОЛЕ, СОЗНАНИИ ЛИТЕРАТУРНЫХ КРИТИКОВ И МАССОВЫХ ОЦЕНКАХ ЧИТАТЕЛЕЙ

I. ШКОЛА

(границы национальной культуры – от Екатерины до Брежнева)

Программы по русской литературе (9 – 11-й классы)

Древнерусская литература

«Слово о полку Игореве»

XVIII век

Фонвизин

Державин

Карамзин

Радищев

XIX век

Жуковский

Грибоедов

Пушкин

Лермонтов

Гоголь

А. Островский

Тургенев

Гончаров

Лесков

Некрасов

Достоевский

Л. Толстой

Тютчев

Фет

Салтыков-Щедрин

Чехов

ХХ век

Куприн

Л. Андреев

Горький

Бунин

Блок

Маяковский

Есенин

Ахматова

Цветаева

А. Толстой

Булгаков

Шолохов

Твардовский

Солженицын

Астафьев

Распутин

Шукшин

Значимо отсутствуют: Марлинский, Одоевский, Вельтман; Хлебников, Мандельштам, Пастернак, Бабель, Зощенко, А. Платонов; Набоков; военная проза; Шаламов, Гроссман; городская проза («молодежная», Трифонов).

II. КРИТИКА

Результаты подсчета упоминаний писателей – предшественников и современников – в рецензиях на новые книги, опубликованных в толстых литературных журналах 1997 – 1998 гг. (общее количество упоминаний, приводятся данные только по отечественным авторам)79:

Достоевский 41

Бродский 36

Мандельштам 30

Набоков 29

Пушкин 28

Блок 25

Гоголь 20

Лермонтов 19

Л. Толстой 19

Цветаева 17

Булгаков 17

Чехов 16

Пастернак 16

Солженицын 16

Ахматова 15

Тургенев 14

Маяковский 14

А. Платонов 14

В. Хлебников 13

В. Сорокин 13

Тютчев 12

Кузмин 12

Розанов 11

Тарковский 11

Брюсов 10

Белый 10

Ходасевич 10

Пелевин 10

III. ПУБЛИКА

Данные общероссийских опросов «Левада-центра» (ранее ВЦИОМ), в процентах к числу опрошенных (N)

Крупнейшие русские писатели ХХ века

1998 г., N = 1600 человек (вопрос «без подсказок»)

Шолохов 7

Солженицын 7

Булгаков 4

Л. Толстой 4

Горький 2

В. Пикуль 2

43 % не ответили на вопрос

Самый любимый поэт

1998 г., N = 1600 человек (вопрос «без подсказок»)

Пушкин 16

Есенин 13

Лермонтов 3

Блок 3

Цветаева 2

Ахматова 2

50 % не ответили на вопрос

Лучшие русские романы ХХ века

1998 г., N = 2400 человек (ответы по заданному списку из 20 романов, приводятся лишь самые популярные)

М. Шолохов. «Тихий Дон» 34

А. Иванов. «Вечный зов» 30

М. Булгаков. «Мастер и Маргарита» 27

И. Ильф, Е. Петров. «Двенадцать стульев» 25

К. Симонов. «Живые и мертвые» 12

Н. Островский. «Как закалялась сталь» 11

А. Рыбаков. «Дети Арбата» 10

А. Фадеев. «Молодая гвардия» 10

Б. Пастернак. «Доктор Живаго» 5

Л. Леонов. «Русский лес» 4

В. Пикуль. «Слово и дело» 3

2003

Данный текст является ознакомительным фрагментом.