Семейный союз народов

Семейный союз народов

До создания единого имперского государства русских, в период т. н. «монгольского» завоевания (которого, скорее всего, не было в буквальном смысле, т. к. современные генетические исследования почти не находят ни у русских, ни у татар следов монгольского генотипа), русские вовсе не были цивилизационно уничтожены или «перецивилизованы», покорены. Они существовали в цивилизационном общении с монгольским (по принятому историческому определению) государством. По существу, подчинение русских состояло в уплате дани – ясака, а также получении русскими князьями вассального «мандата» на правление – ярлыка.

Русские не утратили ни своей культуры, ни своей религии, ни своей социальной организации. Они не должны были скрывать их и прятать. Русских не уничтожили (и не уничтожали) как народ. Русские восприняли от «монголов» (напрямую или через народы-посредники) лидерские цивилизационные идеи: идею большого государства – вместо мелких разрозненных княжеств, освоения большого континентального пространства – онтологию «степи».

«Монголы» подчинили и Китай, который тоже остался при своей культуре. Они были безусловными цивилизационными лидерами. Именно «монголы» показали, что «человек на лошади» может определяться не в локальных границах города или небольшой страны, а на континенте в целом, рассматривая его как пространство своей жизни и деятельности. Чингисхан ненавидел города, он не просто перемещался в пустых просторах, он в них жил и действовал. И вывел в них большой народ. Степи и пустыни стали не препятствием, а возможностью для продвижения на континентальные (планетарные) расстояния: ведь лес и горы это серьезные препятствия. Степь и пустыня для «монголов» стали тем же, чем океан для европейцев, причем на триста лет ранее. Именно «монгольской» («татарской») школе мы отчасти обязаны последующим приобретением 1/6 части суши. «Монголы» привили нам и нашу пресловутую «морозостойкость». Ведь они двигались, жили и действовали в условиях суровых континентальных зим, когда 50-градусные морозы держатся месяцами.

В процессе распада «монгольского» государства русские выделились из него вместе с несколькими другими этносами, объединившимися в одно государство вместе с Московией. Имевшие место военные конфликты не были войной народов. Они были не более чем борьбой за власть в одном общем пространстве нового государства. Государство русских сложилось с полноценным участием других народов без их завоевания, колонизации, покорения или тем более истребления. Московия вместе с Астраханским, Казанским и Сибирским ханствами образовали крайне жизнеспособное государство – Россию, основанное на семейном союзе народов, подлинном братстве, отсутствии какого-либо расизма и этнической неприязни. С 1654 года Российское государство строится совместными усилиями русских, белорусов и украинцев. Все они – ветви одного многоэтнического русского народа.

В России не был уничтожен ни один, даже самый малый этнос или народ. Каждый народ сохранил и «внутреннее» пространство, самоуправление. Каждый народ мог делать «карьеру» в империи в целом. За такую «большую» Родину имело смысл бороться и умирать.

Принцип братства был реализован в конструкции Российского государства задолго до того, как он появился на знаменах и в геральдике Запада, в ходе Великой французской революции. И где он никогда не был реализован, включая самые последние концепции «мультикультурализма», предназначенные для удержания в узде как натурализованных, так и нелегальных эмигрантов, используемых для старой доброй Марксовой эксплуатации труда.

Русское государство исторически защищало Православную Церковь. При этом другие вероисповедания, прежде всего ислам, не чувствовали себя ущемленными. Напротив, мусульманам, отличившимся на государственной и военной службе, полагались специальные награды. Русское государство традиционно защищало ценности, являющиеся общими для православия, мусульманства, иудаизма. Так называемое светское, а тем более антиклерикальное государство к этим ценностям безразлично или даже враждебно. Русская держава должна сохранить эту традиционную опору на межконфессиональный консенсус, а сам консенсус должен стать предметом для институционального проектирования.