Очередь против страны Советов

Очередь против страны Советов

В Советском Союзе главная проблема очередей состояла в том, что государство не признавало их существования. За мясом и маслом можно было простоять два-три часа. За импортными сапогами — часов шесть. За холодильником или стиральной машиной очереди растягивались на месяцы, и надо было приходить к магазину, отмечаться в списках и дежурить денно и нощно, чтобы не появилось альтернативного списка и альтернативной очереди. Чтобы купить автомобиль, люди и вовсе ждали годами, не вполне понимая, производятся ли вообще эти вожделенные транспортные средства, и если производятся, то сколько, и как распределяются, и откуда поступят, и долго ли ждать.

Очереди в Советском Союзе были непостижимы. Дирекция продуктового магазина не сообщала покупателям, когда именно появится на прилавках колбаса и много ли ее будет. В обувном магазине не сообщали, когда и сколько попадет на склад итальянских сапог и каких размеров. Невозможно было прийти в магазин бытовой техники, узнать, что ты пятьсот девяносто шестой в очереди за холодильниками и твой холодильник приедет, например, через два года, двадцатого апреля. Каждый вечер магазины закрывались, людей, не достоявшихся в очереди, просто выгоняли на улицу, и назавтра все начиналось снова — живая очередь, переклички, номера, которые люди записывали шариковой ручкой прямо на ладони. Очередь самоорганизовывалась, но ни дирекция магазина, ни милиция, следившая за тем, чтобы не собиралось слишком большой толпы, ни государство, владевшее всей промышленностью и всей торговлей, не признавали самоорганизации очереди. Все эти правила, которые вырабатывались очередью на глазах молодого ученого, все эти списки, все эти дружинники, десятники, сотники и тысячники, порожденные логикой советских очередей, имели значение только по эту, покупательскую сторону прилавка, а по ту сторону не признавались. И так было до тех пор, пока очередь не принялась жестоко мстить игнорировавшему ее государству.

1982 год, когда молодой экономист Александр Аузан стоял в памятной очереди за елкой, был годом смерти Леонида Брежнева, очень долго возглавлявшего коммунистическую партию и советское правительство. Место Брежнева сначала во главе партии, а потом и во главе правительства занял Юрий Андропов, бывший шеф КГБ. Два года правления Андропова ознаменовались последней и отчаянной попыткой правительства заставить работать неработающую советскую экономику. Официально эта попытка называлась повышением дисциплины. Люди с удостоверениями КГБ в рабочее время останавливали граждан на улицах, врывались в кинотеатры и кафе, проверяли документы и спрашивали, на каком основании гражданин бездельничает, тогда как нужно работать. Отсутствие работы называлось в то время тунеядством и считалось преступлением. К андроповскому «повышению дисциплины» люди относились со свойственной советскому человеку покорностью. Но кроме одного случая. Кроме очередей.

«Почему вы стоите в очереди в рабочее время?» — спрашивал человек с удостоверением КГБ у гражданина, стоявшего в очереди.

«Потому что, — в кои-то веки советский гражданин огрызался, — иначе мне жрать будет нечего».

«Но почему в рабочее время?»

«Потому что в нерабочее время магазины не работают».

Теперь, тридцать лет спустя, профессор Аузан говорит, что на стол Юрия Андропова ложились секретные статистические данные, согласно которым три часа каждый день проводил в очереди средний советский гражданин. Три часа каждый день в рабочее время, ибо в нерабочее время и магазины тоже были закрыты. Получался замкнутый круг: чем меньше было товаров, тем больше времени люди проводили в очередях и, стало быть, тем меньше производили товаров, увеличивая дефицит, удлиняя очереди и сокращая свою способность работать и производить что-нибудь.

Бог уж знает, что бы еще придумал бывший глава КГБ, дабы разорвать этот замкнутый круг. Но в 1984 году Андропов умер. Еще через год умер и его преемник Константин Черненко. К власти пришел Михаил Горбачев, в лексиконе которого довольно скоро появились три новых словечка: «ускорение», «перестройка» и «гласность».