2001

2001

К весне 2001 года я начала освобождаться от панического страха перед будущим и освободилась окончательно от кошмара температуры.

И тут, стараниями Лени, у меня возник офис. Не просто работа, куда надо ходить каждый день, а для этого вылезать из дому, одеваться и красить лицо, что тоже было самоценно. А шикарное место – две комнаты в красивом бизнесцентре в Трехпрудном переулке. У меня появился сотрудник Вовка, который работал со мной еще в Центральном банке. По мановению волшебной палочки пришла в мою жизнь секретарь Нюша. Эта замечательная женщина, моя ровесница, сказала: “Мое имя Инна. Но если вы будете называть меня Нюшей, у нас с вами все будет хорошо”. У меня получилось. Ню-ю-юша! Подарки судьбы сыпались на меня. Занимаясь одним большим нефтяным пиаровским проектом, мы связались с фирмой, оттуда на переговоры пришла Маша Голованивская. Выпускница филфака, остроумная и расслабленная, она манерами и стилем жизни напоминала мою подружку по первому курсу университета, тоже филологиню Ленку С Машей в мою жизнь снова вошло ощущение умеренного пофигизма, юношеской легкости… стихи, разговоры про книжки, премьеры. И почти девчоночий треп за полночь под бутылочку белого винца. Это была первая дружба моей новой эры.

К лету стало еще лучше. Удалось реализовать мою давнишнюю мечту – созвать Клуб региональной журналистики. Я об этом думала с 1997 года, с того времени, когда в ЦБ проводили деноминацию рубля. Разъяснительная кампания, за которую я отвечала, получилась простой и убедительной. Лучшее доказательство ее удачности – это то, что про нее забыли. Вышло бы плохо – помнили. Тогда очень большую роль сыграли журналисты провинциальных газет. Общалась я с ними по телефону, а называлось это действо громким словом – селекторная конференция. Провела я их штук шестьдесят. Ребята писали очень дельно, четко, а поскольку это было не тупое размещалово за деньги одного и того же текста, вышло очень здорово – их статьи были живые. Вот с тех пор мне и хотелось собирать этих замечательных ребят и рассказывать им про экономику. И выступали чтобы перед ними умные и увлеченные эксперты. И чтобы наше российское население, прочитав, или послушав, или посмотрев грамотный материал, просвещалось и вело бы себя осмысленно и адекватно. Не сразу, конечно… Маниловщина? Нет. Я до сих пор если во что и верю, то в просвещение.

Ходорковский дал денег! На год, по два семинара в месяц, по пятьдесят человек каждый семинар. Причем я по-честному предупредила его, что никакую заказуху через моих семинаристов я размещать не позволю. Что значит “не позволю”? Метод один – сразу уйду. Он согласился. Пообещал. Слово сдержал. Потом многие ребята писали про дело ЮКОСа. Особенно когда Мишу арестовали. Но это всегда было их личное желание.

Собственно, знаю я Ходорковского, если мне не изменяет память, года с 1994-го. Впрочем, первые годы просто видела, что-то писала, не более того. Впервые он появился на моем горизонте полноватым и усатым новорусским банкиром, стоящим рядышком с такими же, как он, Александром Смоленским и Владимиром Гусинским. В здании мэрии была какая-то туса уполномоченных банков правительства Москвы. Обслуживающие московский бюджет банкиры внешне ничем не отличались друг от друга. Думаю, что и внутренне тоже не отличались. В следующий раз Ходорковский и я столкнулись на залоговых аукционах. Не прямо на них, конечно. Просто написала я в газете “Финансовые известия” на следующий день после покупки ЮКОСа вполне неприятную для Ходорковского статью. Про то, что куплен этот лакомый кусочек неким АО “Лагуна”, зарегистрированным за две недели до покупки в городе Талдом Московской области. И т. д. Пафосная была статья. Подписала я ее не псевдонимом, а своей фамилией. А папочка-то мой был тогда министром экономики. Не политкорректно получилось. Встреченные мной случайно через несколько дней после аукциона конкуренты Ходорковского предложили защиту. “Если че”.

То есть для меня Ходорковский был вполне обычной акулой нашего капитализма. Я не знала, отличается ли он от других зубастых. Потом оказалось, что отличается. Он пошел какой-то другой дорогой. Я помню, как он рассказывал о своих первых встречах с коллективом “Юганскнефтегаза”. Про чувство ответственности, про правду и большую собственность, которая может сделать человека лучше.

Мне потом стало понятно, что чем-то он от себе подобных отличался всегда. Как минимум, более пренебрежительным отношением к сфере потребления. К новорусским понтам, говоря проще. Помню, как спросила Невзлина, что он дарит Мише на 40 лет.

– Часы. Новая модель.